Храм Илии пророка - <
Выделенная опечатка:
Сообщить Отмена
Закрыть
Наверх

Липаков Е. В. АРХИПАСТЫРИ КАЗАНСКИЕ


 Архипастыри Казанские 1555-2007


Архипастыри Казанские

 

 

 

Предисловие.

 


 

На территории Республики Татарстан, границы которой совпадают с границами Казанской епархии, христианс-тво появилось уже в первые века нашей эры, тогда же, когда и во всей Европе. В период Великого переселения народов – в III-VII вв., оно было уже достаточно широко известно. Об этом свидетельст-вуют находки нательных крестиков и других христианских предметов в захоронениях, городищах и селищах разных археологических культур этого периода.

 


В 922 году официальной религией Волжской Булгарии, государства, располагавшегося в южной части нынешнего Татарстана, стал ислам, проживали здесь и христиане. Так, согласно летописям, в 990 году киевский князь Владимир послал к булгарам миссионера Марка Македонянина; по летописному известию, крещение приняли четыре булгарских князя с семьями. Один из археологических памятников города Болгара получил название «Греческая палата» – это была, скорее всего, Православная Церковь.

После монгольского нашествия территория нынешнего Татарстана вошла в состав Золотой Орды. С 1261 года века в Золотой Орде действовала Сарская и Подонская епархии Русской Православной Церкви, кафедра правящего архиерея располагалась в столице – городе Сарае. Ему подчинялись и храмы, располагавшиеся в Волжской Булгарии.

Казань впервые упоминается в летописи в 1276 году в связи с тем, что хан Менгу-Тимур отдал «Булгарскую и Казанскую землю» в удел своему зятю, князю Феодору (канонизирован как Феодор Ярославский Чудотворец). Возникновение Казанской епархии было обусловлено присоединением в середине XVI века к Российскому государству территории Среднего и Нижнего Поволжья.

Казанская епархия Русской Православной Церкви была учреждена соборным определением при Московском митрополите Макарии 3 апреля 1555 года, первым святителем земли Казанской определено было быть игумену Тверского Селижарова монастыря Гурию (Руготину), отправившемуся в Казань с архимандритами Варсонофием и Германом и “наказной памятью”: в крещение неволею не приводить, обращаться с иноверцами кротко, с умилением, жестокостей им не чинить, а при необходимости освобождать их от суда воевод и наместников. В иерархическом отношении Казанская епархия, относившаяся к Московской митрополии, заняла среди восточно-русских епархий третье место после Москвы (митрополии) и Новгорода (архиепископии). Первоначально она включала территорию Казанского ханства и окрестных районов, завоеванных в 1552 г., и Вятскую землю. В 1556 г., после завоевания Астрахани, в нее вошли все земли Среднего и Нижнего Поволжья, во второй половине XVI – начале XVII вв. – вновь присоединяемые территории Урала и Сибири.

В дальнейшем территория Казанской епархии сокращалась В 1602 были отделены земли Нижнего Поволжья (Астраханская епархия), в 1620 – Сибирь (Тобольская епархия), в 1657 – Вятская земля (Вятская епархия). В первой половине XVIII века территория Казанской епархии включала, в основном, территории созданных Петром I Казанской и Уфимской губерний. В 1780-е гг. границы епархий стали приводиться к границам новых губерний, созданных Екатериной II, и к середине 1790-х Казанская епархия включала новые Казанскую и Симбирскую губернии, учрежденные в 1789 году, с 1832 г., после создания Симбирской епархии – только Казанскую губернию.

Значительная часть территории нынешнего Татарстана в XIX – начале XX вв. входила в состав других епархий: Вятской (Елабужский, Менделеевский и Агрызский районы), Самарской (Бугульминский, Лениногорский, Альметьевский, Бавлинский, Ютазинский районы,) Симбирской (Буинский, Дрожжановский районы), Уфимской (Набережные Челны, Тукаевский, Мензелинский, Сармановский, Азнакаевский районы).

В первой половине 1920-х гг. границы Казанской епархии были приведены в соответствие с новым административно-территориальным делением Поволжья, в ее состав вошли Татарская, Чувашская, Марийская АССР. В 1946 году открыта новая Чебоксарская и Чувашская епархия, в 1993 году – Йошкар-Олинская и Марийская, и с этого времени Казанская епархия включает только территорию Республики Татарстан.

В дореволюционное время архиереи, управляющие Казанской епархией, носили титул «Казанские и Свияжские», кроме митрополита Гермогена, титулованного как «Казанский и Астраханский», митрополита Иоасафа – «Казанский и Болгарский», в 1795-1831 гг. казанские архиереи носили титул «Казанские и Симбирские». В советское время до 1950 года архиереи именовались «Казанскими и Свияжскими», в 1944-58 – «Казанскими и Чистопольскими», с 1958 – «Казанскими и Марийскими», с 1993 года, в связи с образованием самостоятельной Марийской епархии, титул правящего архиерея – «Казанский и Татарстанский».

С 1732 года Казанской епархией управляли архиепископы, а с 1738 по 1762 гг. – епископы: известный излишним рвением в насаждении христианства епископ Лука (Конашевич) и епископ Гавриил (Кременецкий). После миссионерских трудов Казанских просветителей процесс христианизации Казанского края почти прекратился, и только митрополит Тихон (Воинов), пребывавший на Казанской кафедре с 1699 по 1724 г., продолжил эту деятельность: с 1701 по 1795 гг. добровольно крестились 3683 черемиса, для новокрещенных было открыто 7 церквей и инородческая школа. Много потрудился на ниве духовной миссии иеромонах Алексий (Раифский), позже – настоятель Свияжского Успенского монастыря. В 1718 году была открыта школа для детей духовенства, преобразованная в 1732 году в Казанскую духовную семинарию. За время существования новокрещенской конторы (1731-1764 гг.) было крещено 406792 инородца, всего же к началу XIX века в Казанской епархии насчитывалось 575 тысяч крещенных чуваш, мордвы, черемис, татар и вотяков. Частично это объясняется правительственными льготами, которые привлекали иноверцев к крещению. Насильственные же меры, бывшие большей частью частной инициативой отдельных архиереев, приводили к массовым отпадениям от христианства.

 С 1744 года казанский архиерейский приказ преобразовался в Казанскую духовную консисторию. По штатам 1764 года Казанская епархия была причислена ко 2-му классу. Штатных монастырей в Казанской епархии стало 11: один – первого класса (Свяжский Успенский мужской монастырь), два – второго класса (Спасо-Преображенский мужской и Казанско-Богородицкий женский), восемь – третьего класса, другие монастыри были оставлены заштатными (то есть существовали без казенных дотаций, только на епархиальные средства). В 1782 году в Казанской епархии насчитывалось 1117 церквей (для сравнения: Московская епархия имела только 814).

Кроме епархиальных архиереев в управлении Казанской епархией участвовали викарные епископы. Первым возникло Свияжское викариатство в 1799 году (но в 1822 году было отменено), затем – Чебоксарское (1853 г.), Чистопольское (1899 г.), Мамадышское (1907 г.). Все викарные епископы проживали в Казани, Чистопольский был ректором академии, Чебоксарский – настоятелем Кизического монастыря, Мамадышский – Спасо-Преображенского, в ведении их находились «инородческие» приходы и миссионерская деятельность.

Важнейшими событиями в жизни Казанской епархии были обретение в 1579 году Чудотворной Казанской иконы Божией Матери, участие казанцев в ополчении Минина и Пожарского по благословению патриарха Ермогена, бывшего Казанского митрополита, и всероссийское прославление Казанской иконы Божией Матери. Именно святителю Ермогену принадлежит заслуга составления описания чудесного обретения Казанской иконы Божией Матери (в чем он сам участвовал) и чудес от этой иконы. Казанская икона Божией Матери была обретена 8 июля 1579 года (при архиепископе Иеремии) десятилетней девочкой Матроной. Новообретенная икона крестным ходом была перенесена в храм священником Николо-Гос-тинодворской церкви Ермолаем (впоследствии – св. Патриархом Ермогеном), и очень скоро через этот образ были явлены мно-гочисленные чудотворения.

После святителя Ермогена Казанскую кафедру возглавил митрополит Ефрем, пославший в 1612 году ополчению Минина и князя Пожарского список с Казанской иконы Божией Матери. Именно этой иконе впоследствии приписывалось чудесное избавление Москвы от поляков (память этого события совершается в Русской Православной Церкви 22 октября по старому стилю (4 ноября по новому стилю). В 1613 году митрополит Казанский и Свияжский Ефрем венчал на царство избранного Земским собором царя Михаила Федоровича Романова, первого из Дома Романовых; подпись митрополита Ефрема стоит первой под Уложенной грамотой. В 1654 (по другим данным в 1656) году избавлением Казани от эпидемии чумы прославилась Седмиозерная икона Смоленской Божией Матери, в 1660-е гг. Свияжск и Казанский край прославила заступничеством от морового поветрия  икона Грузинской Божией Матери.

В 1723 году была открыта Казанская славяно-латинская школа, преобразованная в 1732 году в Казанскую Духовную Семинарию. В 1731-1764 гг. в епархии действовала Контора новокрещенских дел, занимавшаяся миссионерской деятельностью, благодаря чему в Православие была обращена основная часть чувашей, удмуртов и марийцев, правда, при этом применялись меры явно принудительного характера и приобщение к православной вере часто имело формальный характер, в быту этих народов сохранялись не только пережитки язычества, но и вера в многобожие, жертвоприношения животных и другие языческие обряды. В 1798 году в Казани была открыта Духовная Академия, но первая попытка ее создания не удалась, и в 1818 году она вновь была преобразована в Духовную Семинарию. Вновь Духовная Академия была открыта в 1842 году. Это была четвертая и последняя по счету духовная академия в России. Выпускниками и преподавателями академии были многие многие выдающиеся ученые, среди самых известных – философ Виктор Иванович Несмелов, церковный правовед Илья Степанович Бердников, историк Петр Васильевич Знаменский, ученый-ориенталист, историк, исламовед Гордий Семенович Саблуков.

При архиепископе Григории (Постникове) (1848-1856 гг.) в фонды Казанской Духовной Академии поступает древняя библиотека Соловецкого монастыря, в 1851 году учреждается “Православный Собеседник”, вокруг которого впоследствии сплотилась целая плеяда известных ученых: историки Е.А. Будрин, Ф.А. Курганов, А.А. Царевский, П.А. Юнгеров, Л.И. Писарев, В.А. Керенский, А.П. Щапов, правовед И.С. Бердников, этнографы, ориенталисты и миссионеры Н.Ф. Катанов, М.А. Машанов, Н.И. Ильминский, протоиерей Евфимий Малов, философ В.И. Несмелов и другие. Газеты “Известия по Казанской епархии” существовала с 1867 по 1919 гг., “Церковно-общественная жизнь” – с 1905 по 1917 гг. Расцвету духовного образования способствовало ректорство с 1895 по 1900 гг. епископа Антония (Храповицкого), будущего первоиерарха Русской Православной Церкви за границей. Помимо названных журналов в Казани в разное время издавались: “Миссионерский противомусульманский сборник”, “Миссионерское обозрение”.

Более 80 выпускников Казанской академии стали архиереями. 

Многим из тех, кто закончил Казанскую Духовную Академию в XX веке, архиерейский сан принес не почет и власть, а тяжкие испытания и мученическую смерть за православную веру. Среди канонизированных в 1990-е годы новомучеников и исповедников и последний ректор академии митрополит Анатолий (Грисюк), и выпускники архи-епископ Афанасий (Малинин), архиепископ Варсонофий (Лузин), архиепископ Виктор (Островидов), архиепископ Гавриил (Аболымов), архиепископ Герман (Ряшенцев), архиепископ Гурий (Степанов), епископ Иоасаф (Удалов), епископ Иоанн (Поярков), епископ Иов (Рогожин), епископ Ириней (Шульмин), епископ Иувеналий (Масловский), епископ Симеон (Шлеев), епископ Феодор (Поздеевский) и другие.

При архиепископе Амвросии (Протасове) (1816-1826) было открыто Казанское отделение Библейского общества для переводов Священного писания на местные языки. В 1814 году на татарский язык был переведен Новый Завет, а в 1819 году – первая из ветхозаветных книг (Бытие). С 11 апреля 1830 года при архиепископе Филарете (Амфитеатрове) (1828-1836), ставшем впоследствии Киевским митрополитом, была учреждена особая инородческая миссия. В 1847 году при Казанской Духовной Академии открывается переводческий комитет, в 1854 году – три миссионерских отделения. Для поддержки миссионерского образования 4 октября 1867 года было учреждено православное Братство святителя Гурия. Именно в это время развивается деятельность известного миссионера и переводчика, “апостола казанских инородцев” Н.И. Ильминского, трудами которого были открыты Центральная крещено-татарская школа (1864 год) и Казанская учительская семинария (1872 год).

Во второй половине XIX века в Казанской епархии сформировалась и развивалась миссионерская и просветительская система Николая Ивановича Ильминс-кого. Созданное по его инициативе Братство святителя Гурия стало центром переводов Священного Писания и духовной литературы на языки народов России, а Казанская учительская семинария, Центральная крещено-татарская школа сформировали кадры национальной интеллигенции и духовенства чувашей, татар-кряшен, марийцев, удмуртов, мордвы. В «инородческих» приходах стали совершаться богослужения на родных языках прихожан. Все это привело к подлинной христианизации народов Поволжья, преодолению пережитков язычества.

В 1909 году православных в Казанской епархии насчитывалось 1546844 человека, церквей соборных – 18, приходских – 636, домовых – 37, всего с монастырскими храмами – 739. Часовен насчитывалось 336. Духовенства: протоиереев – 33, священников – 770, диаконов – 279, псаломщиков – 770; церковно-приходских попечительств – 609, церковных школ двуклассных – 7, одноклассных – 470, школ грамоты – 225. Всего учащихся церковных школ – 27983. В Казани действовало 5 мужских и 2 женских монастыря. К 1917 году в Казанской епархии насчитывалось: церквей – 794, монастырей – 27, часовен 419, духовенства белого (женатого) – 1554 человека, черного (монашествующих): монахинь – 202, монахов – 1601. Единоверческого духовенства – 26 человек. С мая 1917 по 1918 гг. Казанская консистория преобразуется в епархиальный совет, а затем – в епархиальное управление.

В советское время Казанская епархия, как и вся Русская Православная Церковь, пережила тяжелые времена. Уже в 1918 году были расстреляны более 20 священников. Митрополит Кирилл (Смирнов) только дважды, в 1920 и 1921 гг., смог побывать в Казани, проведя все остальные годы в тюрьмах и ссылках, вплоть до мученической смерти. Мученическую кончину приняли и все остальные архиереи, управлявшие епархией в 1918-1937 гг., кроме архиепископа Афанасия (Малинина). В 1937 епархиальное управление перестало существовать. В 1929 году были закрыты все монастрыри, в том же году начались массовые закрытия церквей и репрессии против духовенства. Всего в 1929-1931 и в 1937-1938 гг. были расстреляны свыше 100 священнослужителей и монашествующих, более 700 осуждены к заключению в лагерях, жертвами репрессий стали многие сотни прихожан, выступавших против закрытия храмов. К 1939 году в Татарской АССР остались только два действующих храма, в Казани и Мензелинске.

В течение 10 лет кафедральным собором была единственная действовавшая в Казани церковь Ярославских чудотворцев (на Арском кладбище). В 1947 году при архиепископе Гермогене (Кожине) кафедральным собором стал Николо-Покровский храм.

С 1944 года началось возрождение церковной жизни, к 1948 на территории Татарстана действовали около 15-20 приходов, было восстановлено и епархиальное управление. Среди послевоенных Казанских иерархов следует особо отметить очень почитавшегося верующими архиепископа Сергия (Королева), бывшего епископа Пражского, вернувшегося в 1950 году из эмиграции и занимавшего Казанскую кафедру в течение двух лет (1950-1952 гг.). Но в первой половине 1960 годов наступление властей на Церковь возобновилось. В 1960 году архиепископ Иов (Кресович) был осужден по надуманному обвинению к трем годам лишения свободы. Количество приходов сократилось до 15 в Татарстане и 8 в Марийской республике.

Другим уважаемым иерархом послевоенного периода стал архиепископ Михаил (Воскресенский) (1960-1975 гг.), известный тем, что вместе с еще шестью иерархами подписал в 1961 году известное письмо архиепископа Гермогена (Голубева) с требованием пересмотра Положения об Управлении Русской Православной Церкви (принятого под давлением светских властей) и проведения церковных реформ. Несмотря на тяжелейшие годы, архиепископ Михаил не допустил закрытия ни одного храма епархии.

С 1975 по 1989 год епархией руководил архиепископ Пантелеимон (Митрюковский). При нем были зарегистрированы три прихода в крупных районных центрах. Появилась возможность проводить реставрационные работы в действующих храмах. К концу 1988 года в епархии действовали по Татарской АССР – 16 приходов, по Марийской АССР – 11 приходов.

В 1988 году на Казанскую кафедру решением Священного Синода был назначен настоятель Никольского кафедрального собора, секретарь епархиального управления архимандрит Анастасий (Меткин). Хиротония его во епископа состоялась в Богоявленском кафедральном соборе г. Москвы 11 декабря 1988 года. 

В Казани до 1989 года действовало три храма, когда епархии был возвращен Петропавловский собор. В 1991 году был передан Раифский монастырь, в 1994 году – Варваринская и Софийская церкви города Казани, в 1996 году – Макарьевский монастырь, Тихвинская церковь, Седмиезерная пустынь, Свияжский Успенский монастырь, Евдокиинская церковь. Подобный же процесс постепенного возвращения некогда насильственно отчужденных храмов наблюдается по всей республике.

В настоящее время в Казанской Епархии совершают служение 307 священников и 57 диаконов. Епархия поделена на 22 благочиннических округа, в которых действует 190 приходов, из них городских – 62, сельских – 128, приписных – 28. В епархии восстановлено 8 монастырей, из которых 6 мужских и 2 женских.

 

 

 

Святитель Гурий архиепископ Казанский и Свияжский с 7 февраля 1555 года по 5 декбря 1563 года.

 


 

Биография первого казанского архиепископа изложена в Житии святителей Гурия и Варсонофия, составленном примерно через 30 лет после смерти свт. Гурия и пересказана, по словам ее автора, священномученика Гермогена, со слов людей, хорошо знавших святителя Гурия. Вполне вероятно, что и сам священномученик Гермоген был рукоположен во священники Казанской Николо-Гостинодворской церкви самим святителем Гурием. В целом история его жизни выглядит достаточно достоверно, она много раз пересказывалась в разных редакциях[1].

 


Вместе с тем, в Житии есть фрагменты, вызывающие сомнения, разобраться в которых поможет обращение к генеалогическим справочникам и другим опубликованным документам. Согласно Житию, Григорий родился в городке Радонеже, то есть был земляком преподобного Сергия. Даже приблизительная дата его рождения не названа, но по контексту Жития святители Гурий и Варсонофий были сверстниками, а дата рождения последнего вычисляется довольно точно – около 1495 года [2]. Очевидно, что и первый казанский архипастырь родился в последнее десятилетие XV века.

По рождению Григорий принадлежал к сословию служилых по отечеству (дворян). Есть все основания предполагать, что род Руготиных уходит корнями в середину XIV века и происходит из Можайска[3]. Родственник святителя Гурия Феогност (Руготин) был постриженником Волоколамского монастыря, а впоследствии – игуменом Троицкого Селижаровского монастыря[4].

Согласно Житию, Григорий, хотя и происходил из дворянской семьи, еще в юности оказался в холопах («в услужении») у князя Ивана Пенькова, проявил себя верным, трудолюбивым и добросовестным слугой, которому хозяин доверял свое имущество и деньги. Далее в Житии излагается история несправедливого обвинения в прелюбодеянии с женой хозяина, решения князя убить Григория, заступничества сына князя и двухлетнего заточения, во время которого Григорий питался только овсом в снопах, сбрасываемым в подземную темницу. При этом стражи передавали заключенному бумагу и краски, Григорий переписывал азбуки, а вырученные от их продажи деньги передавал в помощь бедным. Через два года двери темницы по молитвам Григория чудесным образом открылись, он вышел и отправился в Иосифо-Волоколамский мо-настырь, где и произошло его пострижение.

Эта история является достоверной, составлявший Житие священномученик Гермоген опи-сывал события со слов или самого святителя Гурия, или людей, которым святитель Гурий рас-сказывал историю своей жизни. Но все же запись производилась через тридцать лет после смерти святителя, и в ней оказались неточности. Благодаря исследованиям Александра Александровича Зимина, который поименно представил всю русскую аристократию первой половины XVI века и многие элементы биографий конкретных ее представителей[5], мы можем исправить эти неточности.

Князья Пеньковы принадлежали к Ярославской ветви Рюриковичей, были потомками старшего сына Владимира Мономаха Мстислава Великого (как и смоленские князья, из которых происходил святитель Герман) и его потомков, ярославских князей Давида и его сына Феодора, канонизированных как Ярославские Чудотворцы. Их семья не была многочисленной, к ней принадлежали всего пятеро: Даниил, основатель этой ветви князей Ярославских (его в документах называют «князь Даниил Пенко»), трое его детей и один внук, на котором род и пресекся. Среди князей Пенковых было два Ивана, но по возрасту на роль хозяина Григория Руготина подходит только один. Князь Иван Данилович Хомяк Пенков (ум. 1540) занимал достаточно высокое место при дворе великого князя Василия III. Он женился в 1527 году (первым браком) на княжне Марии Васильевне Глинской, родной сестре великой княгини Елены Глинской, и в 1534 году стал боярином[6]. Но князь Иван Пенков не оставил потомства, во всяком случае, у него не было взрослого сына, который, согласно Житию, спас святителя Гурия от смерти. Кроме того, описанные в Житии святителя Гурия события явно происходили значительно раньше 1527 года, когда князь Иван Хомяк вступил в брак.

Скорее всего, имя «Иван» в Житии указано ошибочно и Григорий был холопом у другого князя Пенькова. Князь Даниил Александрович Пенков умер в 1501/02 году и явно не подходит по возрасту. Старший из его сыновей, Александр, погиб в 1506 году в походе на Казань, был бездетным и, скорее всего, не был женат. А вот другой брат, Василий Данилович (ум. между 1527 и 1530), вполне подходит на роль хозяина будущего святителя. Он был женат на некоей Арине (Ирине), имел сына Ивана, который около 1557 года стал боярином[7]. Именно князь Иван Васильевич Пеньков, на котором этот княжеский род и пресекся, мог в начале 20-х гг. XVI века вступиться за Григория и спасти его от смерти.

В литературе неоднократно высказывалась мысль, что Григорий оказался в монастыре еще при жизни преподобного Иосифа Волоцкого, то есть до 1515 года, и был им пострижен, хотя в Житии об этом не сказано. На это якобы указывает запись в Синодике Казанского Кафедрального Благовещенского собора, где преподобный Иосиф записан под заголовком «род Святителя Гурия». Но, вероятнее всего, пострижение Григория Руготина в Иосифо-Волоколамском монастыре произошло через несколько лет после смерти Иосифа Волоцкого, а то, что святитель Гурий записал его в Синодик кафедрального собора, является свидетельством отношения святителя Гурия к преподобному Иосифу.

В 7051 (1542/43) году святитель Гурий стал игуменом Иосифо-Волоколамского монастыря, четвертым со времени основания обители, после преподобного Иосифа, будущего митрополита Даниила Рязанца и Нифонта (Кормилицына). Он пробыл во главе знаменитой обители около девяти лет. Имя святителя Гурия часто упоминается в сохранившихся монастырских документах. При нем были построены каменные оборонительные стены с башнями (позже, в 1676-1685 гг. на их месте сооружены сохранившиеся до наших дней кирпичные стены), вырыт самый большой монастырский пруд, который и сейчас называется Гурьевским. Монастырь продолжал расширять земельные владения не только пожалованиями, но и покупками. Совершенствовалось делопроизводство, была заведена Книга ключей. Под руководством святителя Гурия продолжалась работа по переписке книг, в 1545 году была составлена опись монастырской библиотеки. Уже в это время святитель Гурий был хорошо знаком с царем Иваном IV, «почасту» беседовал с ним. В 1551 году святитель Гурий оставил должность и жил в Иосифо-Волоколамском монастыре на покое (в декабре 1551 года во главе монастыря стоял уже другой игумен, Галактион[8]. В 1554 году святитель Гурий стал игуменом Троицкого Селижарова монастыря, в Житии священномученик Гермоген утверждает, что такова была воля Ивана IV.

2 октября 1552 года после долгой осады и штурма была взята Казань, Казанское ханство перестало существовать, его территория оказалась в составе Российского государства. Более четырех с половиной лет, до весны 1557 года, в крае про-должались военные действия – так называемая «Казанская война», но церковь уже стала укрепляться на новых землях. Еще в 1551 году в Свияжске был основан Троицкий монастырь. В 1552 году Троицкий же монастырь появился в Ка-занском Кремле, а в семи верстах от города появился Успенский мо-настырь (будущий Зилантов).

В середине 1550-х гг. во главе края стояло правительство Избранной Рады во главе с Алексеем Федоровичем Адашевым и протоиереем Сильвестром, большую роль в политике играл и митрополит Московский и Всея Руси Макарий. Создание новой епархии было делом не только церковным, но и политическим. На церковном соборе в начале 1555 года было принято решение о создании новой, Казанской и Свияжской епархии. Было постановлено, что архиепископ Казанский и Свияжский по своему положению считается выше архиепископа Ростовского и равным архиепископу Новгородскому и, таким образом, стоит ниже только митрополита Московского и Всея Руси.

В Житии и летописях описывается избрание святителя Гурия из четырех кандидатов по жребию, но это сообщение вызывает сомнения – по контексту тех же летописей понятно, что именно святителя Гурия царь Иван IV хотел видеть в Казани. 7 февраля 1555 года (по другим данным – 3 февраля) в Успенском соборе святитель Гурий был рукоположен митрополитом всея Руси святителем Макарием, которому сослужили девять архиереев (весь собор духовенства состоял из 76 лиц). Поставление нового архиепископа совершалось с небывалой пышностью. На нем присутствовали Иван IV, его брат князь Юрий Васильевич, двоюродный брат князь Владимир Андреевич Старицкий, «казанский» царь» (бывший казанский хан) Симеон (Едигер), все бояре и окольничие, волошские (молдавские) послы, афонские старцы из монастыря Хилендар.

Вместе со святителем Гурием в Казань были отправлены вновь назначенные архимандриты двух еще не основанных монастырей, которые должны были стать главными в епархии, – будущие святители  Варсонофий и Герман. Варсонофий, игумен Николо-Песношского монастыря, был указан царем Иваном IV как знаток татарского языка, он должен был создать Преображенский (Спасо-Преображенский) монастырь в Казани. Святитель Герман был избран святителем Гурием, под руководством которого много лет подвизался в Иосифо-Волоколамском монастыре.

26 мая 1555 года святитель Гурий вместе с архимандритами Варсонофием и Германом торжественно отбыл из Москвы. Царь и митрополит провожали их до Фроловских ворот Кремля, епископ Крутицкий Нифонт (Кормилицын), предшественник святителя Гурия по настоятельству в Иосифо-Волоколамском монастыре, – «до судов», а бояре, архимандриты и игумены – до Симонова монастыря. По дороге святитель Гурий останавливался в Чебоксарах, где заложил Введенский собор (впоследствии в нем хранилась Владимирская икона Божией Матери, которой святитель Гурий благословил чебоксарцев), и в Свияжске, где остался святитель Герман и был основан Свияжский Успенский монастырь. В Казань святитель Гурий прибыл 27 (по другим данным – 31) июля.

К моменту прибытия святителя Гурия обстановка в Казанском крае  была непростой, да и вообще Казань с трудом можно было назвать городом. «Казанская война» продолжалась. Это было движение коренного населения Казанского края: татар, марийцев, удмуртов и чуваш – против присоединения к России. Фактически на Луговой стороне вплоть до весны 1555 года русские власти контролировали только Казань. К моменту прибытия святителя Гурия в Казань ситуация изменилась к лучшему, но весной 1556 восставшие во главе с Мамич-Берды угрожали Казани и Свияжску. Только к маю 1557 года восстание было окончательно подавлено.

Святитель Гурий приехал не в одну из российских епархий, а в осажденную крепость, в которой находилось военное руководство и сами войска, направлявшиеся отсюда на подавление очагов сопротивления. В город ежегодно назначалось не менее шести воевод, трое «на вылазку», то есть для походов, и трое «в город» – для обороны. Воеводы менялись каждый год, в мае. Повстанцы ни разу не пытались штурмовать город, но угроза его захвата существовала постоянно. Поэтому участки стен и башни татарского «города» (Кремля) и посада, разрушенные во время осады и штурма 1552 года, были восстановлены, на них была поставлена артиллерия. Не случайно большинство ворот в ограде города и посада надолго сохранили татарские названия. В двух бывших каменных мечетях («у царского старого двора», «против Благовещенья») и двух «палатах» (Муралеевой и «против Благовещенья нового переделу», палатами тогда называли любое каменное здание) ханского дворца разместились склады «зелья» (пороха), свинца и ядер. В 1565 году там же были сложены 50 пушек («затинных пищалей»), очевидно, снятых со стен в мирное время.

Гарнизон Казани состоял из дворян, направляемых сюда со всех концов Российского государства, и стрельцов. Дворянская служба в Казани продолжалась один год, «годовальщики» прибывали вместе с новыми воеводами. Дворяне поселялись, в основном, в Кремле. Именно они стали первыми застройщиками разрушенного города. Годовальщик силами своих холопов строил двор, а через год, по окончании службы, продавал его одному из сменщиков. Сохранились некоторые акты сделок по продаже дворов.

Так, уже весной или летом 1553 года Неустрой и Суторма Бессонов продали за пять рублей свой двор «в Казани на Большой улице у мосту, едочи в Спасские ворота», своему родственнику, новому «годовальщику» Якову Бессонову: «На дворе хором: изба земляная, да изба рубленая, да клеть, да наверх избы чердак». Кухня («поварня») была общей с соседним двором Потапа Викентеева. Тогда же Гаврила Михайлович Кондырев продал Владимиру Васильевичу Радилову и Моисею Никитичу Телегину за восемь рублей «в Казани у Сергея у Чудотворца на земле внутри города». «А хором во дворе: изба дощаная, а на избе чердак да анбар дощатой, да поварня, да конюшня». Через год, когда Радилов и Телегин, уезжая из Казани, пожертвовали двор Троицкому монастырю, к ним добавились «изба земляная» и «чуланец стоячий».

В это беспокойное, опасное время, еще до создания епархии и приезда архиепископа Гурия, в Казани начинают быстро устраиваться и церковные дела. Уже в первые дни после захвата города здесь был построен первый храм. В качестве мест, где он был поставлен, назывались те, где позже были построены Спасская башня или Благовещенский собор, но, скорее всего, это церковь Киприана и Иустины. Первым из монастырей в захваченном городе обосновался Троицкий монастырь, основанный иноками Троице-Сергиевой обители. В этом не было ничего необычного. Самый почитаемый и богатый в России монастырь имел подворья или приписные монастыри в большинстве уездов России, а в Свияжске Троицкое подворье появилось еще до взятия Казани. Первого февраля 1553 года Троицкий монастырь получил грамоту на двор в «городе» Казани (то есть в Кремле) и на загородное место для клеймения лошадей. Летом 1553 года монастырь получил место в Кремле,  около Тезицкого оврага, «едучи к Спасским воротам», там были построены церковь Сергия Радонежского и зимняя Троицкая церковь. Очевидно, места для монастыря было мало, и летом следующего 1554 года монастырь получил в качестве вклада или купил по крайней мере восемь расположенных рядом дворов дворян-годовальщиков.

Уже через несколько дней после приезда святителя Гурия было выделено место в центральной части Кремля для архиерейского дома, а 13 августа архиепископ получил от воеводы князя Петра Ивановича Шуйского грамоту на место для архиерейской слободы на посаде и обширные земли в Казанском уезде. Архимандрит Варсонофий основал Спасо-Преображенский монастырь по левую сторону от нынешнего парадного входа в Кремль, тогда он находился вне стен крепости. К 1555 году русская Казань полностью повторяла границы прежней татарской крепости, которая была меньше по площади.

Тем же летом 1555 года в Казань прибыли псковские мастера Пост-ник Яковлев и Иван Ширяй «с товарищи». Традиционно именно они считаются строителями новых, каменных стен Казанского Кремля. Но в 1555 году еще шла «Казанская война» и сносить старые стены и начинать строительство новых было невозможно. Вместо этого были спланированы новые стены. Существенно, более чем на 100 метров, Кремль был расширен в сторону нынешних площади Первого Мая и улицы Кремлевской. На этом направлении «старая татарская стена» оказалась внутри новой. На левой стороне нового отрезка главной улицы («Большой») было выделено место монастырю, а на правой – воеводскому двору. Постник Яковлев и Иван Ширяй построили новый небольшой участок стены со Спасскими воротами и соответствующей башней. Вообще, представляется сомнительным, что эти известные в Казани зодчие построили все кремлевские стены. По писцовой книге Борисова и Кикина, и в 1565 году значительная часть стен «города» была не каменной, а дубовой.

В 1555-1562 гг. Постник и Иван, работавшие и на светские, и на церковные власти, построили такие выдающиеся памятники архитектуры, как кафедральный Благовещенский собор, Успенский собор монастыря в Свияжске и, к сожалению, утрачен Преображенский собор Спасо-Преображенского монастыря (от него остались только подвальные помещения).

Церковная жизнь в новой епархии постепенно налаживалась, и архиепископу Гурию пришлось проявить себя настоящим иосифлянином, то есть умелым хозяйственником и администратором, заботящимся об экономическом процветании монастырей и архиерейских домов.

О том, что Казанский архиерейский дом и монастыри новой епархии получат значительные земельные владения, речь шла еще в Наказной памяти царя Ивана IV, врученной святителю Гурию при отъезде в Казань: «…Волостей пустых да гожих, сколько пригоже, оные возьмите; а коли увидите, что мало, ино пишите ко мне, а я на доброе время не пожалею и не откажу… только попомни ты, что есмя почасту рекл, когда был игуменом, еже не добро монастыри богатеи через потребу и велики вотчины давать, они бе сим более пустуют, пьянствуют и ленятся, а праздность на всякое зло влечет, а коли убоги, то более трудятся, како бы достати хлеба и одежду, а другое в голову ему не пойдет»[9].

Основным итогом «Казанской войны» стало опустошение самых густонаселенных земель Казанского ханства вокруг Казани и по берегам больших рек. В мае 1557 года, сразу после окончания «Казанской войны», в Казанском и Свияжском уездах воеводы организовали по указу Ивана IV массовую раздачу этих опустевших земель. Владения получили дворцовое ведомство, Казанский архиерейский дом, монастыри, русские дворяне и сохранившие лояльность новой власти представители мест-ной татарской знати. При этом надо иметь в виду, что раздавались совершенно пустые земли, население которых покинуло свои деревни. Именно земли, полученные архиерейским домом и монастырями Казанской епархии в мае 1557 года, стали основной собственностью церковных учреждений Казанской епархии вплоть до секуляризации в 1764 году.

Казанский архиерейский дом благодаря святителю Гурию стал крупнейшим земельным собственником в Казанском крае, получил земли не только плодородные, но и находящиеся в перспективных местах (Камское Устье, берега пригородного озера Кабан, где вставали на причалы торговые суда и т. д.). В дальнейшем эти земли обеспечили доходы не только от земледелия, но и от богатых рыбных ловель, сдачи в аренду берегов. Уже при Гурии эти земли были, в основном, заселены, в том числе две слободы в Казани и три пригородных села, фактически являвшихся частью города. В Москве (в Зарядье, в приходе храма Николы Мокрого) было выстроено подворье Казанского архиерейского дома.

Все это позволило казанским архиереям решать сложные задачи. На средства архиерейского дома строились приходские церкви, снабжались книгами и колоколами, чего в других епархиях не было.

К концу правления святителя Гурия Казань превратилась в один из крупнейших городов России, в котором сложилась достаточно густая сеть приходских храмов[10]. Большинство приходов центральной части города, которые мы можем видеть на карте начала XX века, существовали уже в то время. Деревянные храмы стояли на местах нынешнего Петропавловского собора, Николо-Гостинодворской церкви, Никольского кафедрального собора (церковь Николы Боровского), Пятницкой церкви (церковь Николы Зарайского). Там, где сейчас расположено здание Академии наук Татарстана, уже была Николо-Ляпуновская церковь, в районе нынешнего угла улиц Джалиля и Островского – Николо-Вешняковская церковь, на левой стороне Булака под Кремлем (около сегодняшней «Пирамиды») – Успенская церковь. Вблизи Казанки стояла церковь Николы Тульского, а в квартале, где сейчас находится первое здание КГТУ (КАИ) – Крестовоздвиженская церковь.

Если в Кремле почти все храмы были «строения государевы», то есть построены и оснащены иконами, колоколами, книгами за казенный счет, то приходские церкви на Посаде были «строения мирского», – инициатива открытия приходов, постройки храмов, их оборудования принадлежала прихожанам. Духовенство шести приходов тоже содержалось исключительно за счет прихожан, в трех других получало дополнительную ругу (жалованье от казны).

Столь быстрое возникновение сети приходских храмов объясняется не политикой властей и не какой-то особой религиозностью новых жителей Казани. В те времена посещение храмов было не только обязанностью, но и повседневной потребностью подавляющего большинства людей. Естественно, горожане хотели, чтобы приходская церковь была поближе к дому, и согласны были раскошелиться и приложить свой труд: наверное, как и в деревнях, большинство первых городских церквей было построены методом народной стройки, без подрядчиков.

В Свияжске приходских храмов к 1566 году было уже шесть, действовали церкви в крепостях Арск, Алаты, Лаишев, Малмыж. Около 20 храмов было в селах Свияжскогои около 25 – Казанского уездов.

Немалую роль сыграл в создании приходов и святитель Гурий. Уже с 1555 года по всей России, по его письменным просьбам к архиереям, собирались и высылались в Казань богослужебные книги и колокола. Святитель Гурий же рукополагал всех священников.

В центре Кремля рядом с Благовещенским собором вырос комплекс жилых и хозяйственных построек архиерейского дома.

В последние два года жизни святитель Гурий тяжело болел, но продолжал часто служить. Он скончался 5 декабря 1563 года и был похоронен снаружи алтаря Преображенского собора Спасо-Преображенского монастыря. Его мощи были обретены в 1595 году. В этом же или в следующем году указом патриарха Иова святитель Гурий был канонизирован[11]. Мощи его хранились в соборе Спасо-Преображенского монастыря, а в 1630 году были перенесены в кафедральный Благовещенский собор.

В сентябре 1918 года, после закрытия Благовещенского собора, мощи перенесены в собор Казанского Богородицкого монастыря, а после его закрытия в 1929 году – в церковь Ярославских Чудотворцев на Арском кладбище, где они находятся и сейчас в раке. В 2005 году часть мощей, тоже помещенная в раку, перенесена в реставрированный Благовещенский собор, а другая частица мощей была передана Иосифо-Волоцкому монастырю.

До 1918 года в кафедральном Благовещенском соборе хранилась принадлежавшая святителю Гурию икона – Святцы строгановского письма, седло для езды на осле во время празднования входа Господня в Иерусалим и угловая часть гроба, в котором тело святителя Гурия было похоронено, во Введенском соборе города Чебоксары – Владимирская икона Божией Матери, которой святитель благословил чебоксарцев. В Национальном музее Республики Татарстан хранится так называемое Ефремово Евангелие, рукописное, 1478 года, переписанное по заказу тверского епископа Вассиана (Стригина-Оболенского). Святитель, скорее всего, привез его из Селижарова монастыря и пожертвовал Благовещенскому собору. В храме Ярославских Чудотворцев города Казани хранится посох святителя (ранее находился в Седмиозерной пустыни).

В 1841 году при строительных работах по расширению кафедрального Благовещенского собора под правым Борисоглебским приделом была обнаружена маленькая келья, в которой святитель Гурий уединенно молился, упоминавшаяся в Житии святителей Гурия и Варсонофия: «обнощное стояние присно в молитвах выну принося к Богу, во келии близ… Бориса и Глеба» .

На каменной стене находился выполненный, вероятно, самим святителем Гурием, минеральными красками, образ Христа-Спасителя. Над кельей в 1840-е гг. была выстроена часовня, она стала объектом паломничества. В советское время келья была завалена старой мебелью и практически забыта. В 1998 году при реконструкции собора келья была очищена, выяснилось, что образ Спаса сохранился, но сильно выцвел и был едва заметен. Но с этого времени с каждым годом краски на рисунке проявляются все ярче.

Память святителя Гурия празднуется 5 декабря в день кончины, 4 октября (обретение мощей святителей Гурия и Варсонофия и Собор Казанских святых), 20 июня (перенесение мощей в Благовещенский собор).

 

1. Елисеев Г.З. Жизнеописание Святителей Гурия, Германа и Варсонофия, Казанских и Свияжских Чудотворцев. – Казань, 1847; Григорий (Постников). Житие Святителей и Чудотворцев Гурия, Архиепископа Казанского и Варсонофия Тверского – СПб., 1853; (Анонимно) Житие Святителя Гурия, Первого архиепископа и Чудотворца Казанского. – Казань, 1890; (Анонимно) Святитель и Чудотворец Гурий, первый архиепископ Казанский // Известия по Казанской епархии. – Казань, 1890. – № 7. – С. 184-195; Кремлевский А. Святитель Гурий, первый архиепископ Казанский // Известия по Казанской епархии. – Казань, 1905. – С. 817-827, 886-899, 953-959, 990-996, 1016-1019; Святители и Чудотворцы Казанские свв. Гурий, Варсонофий, Герман. – Казань, 2005 и др.

2. Набег на Серпухов Бурнаш-Гирея, во время которого святитель Варсонофий был захвачен в плен крымскими татарами, известен по летописям – 1512 год, святитель Варсонофий провел в плену 3 года и вернулся домой в 1515 году двадцатилетним юношей.

3. Беляев Л.А. Русское средневековое надгробие. М., 1996. С. 328.

4. Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV – первой трети XVI вв. – М., 1988. – С. 346.

5. Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV – первой трети XVI вв. – М., 1988. – С. 192-193.

6. Полное собрание русских летописей. – СПб., 1855. – Т. 8. – С. 272; 346.

7. Зимин А.А. Указ. соч. – С. 93; Скрынников Р.Г. Царство террора. – СПб., 1992. – С. 120.

8. Акты феодального землевладения и хозяйства. – М., 1960. – Ч. 2. – С. 233.

9. Акты археографической экспедиции. – Т.1 . СПб., 1836. – С. 260.

10. Приводимые ниже сведения из Писцовой книги Борисова и Кикина относятся к 1565-1566 гг.

11. подробнее об этом см. в статье о сщмч. Гермогене.

 

 

 

Святитель Герман архиепископ Казанский и Свияжский с 12 марта 1564 по 6 ноября 1567 года.

 


 

Будущий казанский cвятитель по происхождению был знатным человеком. Род Полевых происходил из Рюриковичей, смоленских князей. Герман – потомок Рюрика в 24-м или 25-м колене. Его предком был Мстислав Владимирович, сын Владимира Мономаха и правнук Ярослава Мудрого, последний киевский князь (1125-1137), при котором Киевская Русь как государство еще существовала. Московские князья и цари происходили от младшего брата Мстислава, Юрия Долгорукого.

 


Ростислав Мстиславич, предок Полевых, четвертый сын своего отца, получил в удел Смоленск. Род смоленских князей был весьма многочисленным, и уделы его представителей становились все мельче. В XIV веке они вместе со всей Смоленской землей оказались подданными великого князя Московского, многие из них выехали в Московское княжество.

Княжеский титул утратил прадед  cвятителя Германа, Дмитрий Александрович Полев, поступивший на службу к волоцкому князю Борису Васильевичу, брату великого князя Ивана III. В то время это было обычным делом. Мелкие князья поступали на службу к другим князьям, и вплоть до конца XV века это означало для них утрату княжеского титула, так как в Удельной Руси считалось, что князь должен иметь удел или, во всяком случае, претендовать на него. Среди российского дворянства довольно много Рюриковичей без княжеских титулов – Еропкины, Заволжские, Рожественские и т. д.

Полевы имели вотчины в Волоцком и Рузском уездах еще до основания Иосифо-Волоколамского монастыря и вместе со своим патроном князем Борисом Васильевичем Волоцким оказались среди тех, кто принимал участие в его создании. Почти все жертвовали монастырю часть своих земель «на помин души» и имели свой участок на монастырском кладбище.

Отец cвятителя Германа Федор (Садырь) упоминается как свидетель в грамоте о продаже деревни Иосифо-Волоколамскому монастырю. В 1530/31 г. он пожертвовал Волоколамскому монастырю свою деревню Редькино[1] и примерно в то же время принял в обители монашеский постриг с именем Филофей. Он занимал в монастыре должности келаря (1544/45-1546/47), казначея (1547/48 и 1552/53). В 1553/54-1554/55 гг. был одним из соборных старцев и участвовал в совершении земельных сделок[2]. В 1553 году он возглавил суд над Матвеем Башкиным.

А его сын Григорий постригся в Иосифо-Волоколамском монастыре еще в ранней юности, намного раньше отца. По словам князя А.М. Курбского, «…был тои Герман светла рода человек, еже Полевы нарицаются, та шляхта по отчине и бе он яко телом великой муж, так и разума многого, и муж честного и воистину святого жительства, и Священных Писаний последователь, и ревнитель по Бозе в трудех духовных многих. И к тому же Максима Философа мало нечто отчасти учения причастен был, а и от иосифлянских мнихов произыде, но отнюдь обычая лукавого и обыкновенного их лицемерия не причастен был, но человек истинный … был в разуме и велик помощник был в … бедах объятым, также и ко убогим милостлив зело»[3].

Упоминание «Максима Философа» указывает на то, что cвятитель Герман, вероятно, находился в монастыре уже до 1530 года, когда там содержался Максим Грек. Герман занимался, в частности, перепиской книг. В описи 1545 года упоминаются две книги его письма[4].

В начале 1551 года cвятитель Герман стал игуменом Успенского монастыря в городе Старице. В 1553 году он присутствовал на суде над еретиком Матвеем Башкиным, которым руководил его отец, и сопровождал осужденного Башкина в Иосифо-Волоколамский монастырь, где и остался. В монастырских документах его называли «бывший старицкий игумен Герман». В 1554 году он упоминается как казначей монастыря.

В 1555 году cвятитель Герман был назначен архимандритом еще не открытого Свияжского Успенского монастыря (об обстоятельствах создания Казанской епархии см. в статье о святителе Гурии). Он прибыл в Казань вместе с cвятителями Гурием и Варсонофием и сразу отправился в Свияжск. Уже через год после своего основания монастырь занимался сельским хозяйством и даже судился из-за спорной земли со Свияжским собором[5].

Как уже говорилось в статье о cвятителе Гурии, в 1557 году в Казанском крае производилась массовая раздача земель, запустевших во время Казанской войны 1552-1557 гг. Свияжский Успенский монастырь, возглавляемый Германом, приобрел значительное количество земель как в Свияжском уезде, так и в Казанском. Уже через 10 лет эти земли были густо населены.

Главный монастырь Казанской епархии – Спасо-Преображенский в Казанском Кремле – стал обладателем не меньших по площадям, но, очевидно, менее перспективных владений, и только в Казанском уезде. С этого времени и на протяжении 200 лет именно Свияжский, а не Казанский Спасо-Преображенский монастырь был самым богатым в епархии. Видимо, архимандрит Варсонофий, возглавлявший Спасо-Преображенский монастырь, будучи выдающимся подвижником и молитвенником, в отличие от cвятителя Германа, не имел иосифлянской хозяйственной «закваски».

До секуляризации 1764 года Свияжский монастырь был крупнейшим землевладельцем Казанского края, уступавшим только Казанскому архиерейскому дому. В монастырских вотчинах возникло свыше 60 сел и деревень, в том числе Нижние Вязовые, Исаково, Большое Ходяшево (Зеленодольский район), Соболевское, Тихий Плес (Верхнеуслонский район), Мамадыш (ныне город) и другие. К моменту конфискации церковных земель Свияжскому монастырю принадлежали 8 тысяч ревизских душ, то есть около 16 тысяч человек, что более чем вдвое превышало владения Спасо-Преображенского монастыря.

В основанной cвятителем Германом обители уже в первые годы развернулось строительство. Те же псковские мастера Постник Яковлев и Иван Ширяй «с товарищи», которые строили кафедральный Благовещенский собор в Казани и стены Кремля, в Свияжске возвели Успенский собор, сохранившиеся до наших дней. Оба храма были очень похожи, но, в отличие от Благовещенского собора, Успенский почти не перестраивался и выглядит почти так же, как при cвятителе Германе. Внутри собора сохранились росписи XVI века, выполненные еще при святителе Германе или вскоре после его кончины.

Но архимандрит Герман занимался не только хозяйственными делами. Свияжский монастырь стал крупным миссионерским центром, в нем приняли крещение тысячи местных жителей. Архиепископ Гурий официально поручил архимандриту Герману управление и суд над всеми приходами в Свияжском уезде, таким образом миссионерская деятельность архимандрита Германа распространялась на обширную территорию Правобережья Волги.

В отличие от миссионерской практики последующих столетий, при cвятителе Германе крещение не рассматривалось как формальный акт. Перед его принятием будущие православные подолгу жили в монастыре на полном обеспечении, участвовали в службах и проходили катехизацию. Монастырская библиотека к 1568 году имела 152 книги, в том числе восемь пергаменных.

В Казани архимандрит Герман выстроил подворье Свияжского монастыря, оно упоминается в Писцовой книге 1565 года, к концу XVI века это подворье стало самостоятельным Иоанно-Предтеченским монастырем.

Заслуги cвятителя Германа в христианском просвещении Казанского края достаточно велики и не нуждаются в преувеличении и приукрашивании. В последние годы в казанской печати были опубликованы и многократно пересказаны утверждения, согласно которым Иван Федоров не в Москве, а именно в Свияжском монастыре под руководством cвятителя Германа напечатал свою первую книгу «Апостол», что в Свияжске cвятителем Германом был составлен знаменитый Лицевой свод для наглядного обучения детей. Эти утверждения не соответствуют действительности.

12 марта 1564 года cвятитель Герман, как сообщается в летописи и Житии, был «соборно избран» архиепископом Казанским и Свияжским. Это произошло на соборе, состоявшемся после смерти митрополита Макария, избравшем 24 февраля нового митрополита Афанасия. Святитель Герман участвовал в соборе как архимандрит Свияжского монастыря. Вскоре после рукоположения (его дата точно не известна) cвятитель Герман отбыл в Казань. Пребывание святителя на Казанской кафедре было недолгим и пришлось на тяжелое время. В декабре 1564 года Иван IV уехал в Александрову слободу, а еще через два месяца началась «опричнина», запомнившаяся, в первую очередь, массовыми репрессиями, в том числе против деятелей Церкви.

Официальное Житие cвятителя Германа сообщает, что в июле 1566 года он выехал в Москву на собор для избрания нового митрополита, где и жил почти полтора года на подворье Казанского архиерейского дома и умер от «морового поветрия».

Князь Андрей Михайлович Курбский в «Сказании о великом князе Московском» излагает совсем другую историю. Царь предложил cвятителю Герману стать митрополитом: «умолен был от князя великого... да будет архиепископом Руские митрополии: он же аще и много возбраняшесь от тое вещи, так от него, яко и соборне, принужден к сему». Два дня cвятитель Герман уже «нареченным митрополитом» жил в митрополичьих покоях в Кремле и в это время имел беседу с царем, в которой убеждал его вернуться к праведной жизни. На cвятителя Германа «вознегодоваху» опричники во главе с Басмановым, которые убедили царя, что в лице cвятителя Германа он увидит «нового Сильвестра».

В результате назначение cвятителя Германа было отменено, а через два дня его нашли «во дворе своем мертв... овыи глаголют удушенна его тайне, за повелением его (царя), овы же ядом смертоносным уморенна»[6].

Согласно Житию митрополита Московского и всея Руси Филиппа, насильственная смерть cвятителя Германа случилась позже, когда Филипп уже стал митрополитом. Святитель Герман был единственным из архиереев, кто поддержал митрополита Филиппа в его борьбе против введения опричнины, выступал в защиту. Вскоре казанский архиерей погиб в своей келье от руки опричника, который ударами топора отсек ему голову[7]. О том, что cвятитель Герман был «нареченным митрополитом», в Житии сщмч. Филиппа ничего не сообщается.

А.А. Зимин высказал пред-положение, что cвятитель Герман был убит в ходе репрессий, последовавших после низложения митрополита Филиппа, то есть после 9 ноября 1568 года.

Наиболее достоверной вы-глядит версия Жития сщмч. Фи-липпа. Рассказу Курбского проти-воречит то, что, согласно летописям, cвятитель Герман участвовал в избрании митрополита Филиппа 25 июля и присутствовал на его поставлении. Эта версия противоречит официальной дате смерти cвятителя Германа и тому, что преемник cвятителя Германа на Казанской кафедре, архиепископ Лаврентий, был рукоположен уже 9 февраля 1568 года. Кроме того, Житие сщмч. Филиппа составлялось всего через двадцать лет после описываемых событий, а князь Курбский, находясь в эмиграции, мог просто составить неверное представление о том, что произошло, по отрывочным сведениям.

Причиной убийства cвятителя Германа могло стать не только осуждение им опричнины и защита митрополита Филиппа, но и то обстоятельство, что он, будучи настоятелем Старицкого Успенского монастыря, оказался связан с двоюродным братом Ивана IV князем Владимиром Андреевичем Старицким. С.Б. Веселовский, изучая и анализируя состав жертв опричного террора, сделал вывод, что в ходе опричнины целенаправленно уничтожались все родственники и близкие знакомые семьи князей Старицких [8].

Версия о насильственной смерти cвятителя Германа подтверждается актом осмотра его мощей в Свияжске в 1888 году (тогда на главу святителя налагали новую митру). Оказалось, что «голова его отрублена, и притом способом, необычным при обыкновенной казни, а двумя ударами – одним спереди, отсекшим нижнюю часть, а другим сзади по шее»[9].

Но согласно официальной версии, смерть cвятителя Германа была естественной, поэтому он был похоронен в ближайшей к подворью казанских архиереев церкви Николы Мокрого в Зарядье (этот храм был снесен при строительстве гостиницы «Россия»). Отпевали его преемник cвятителя Германа в Свияжском монастыре архимандрит Иродион и вновь назначенный cвятителем Германом архимандрит Спасо-Преображенского монастыря Иеремия. В 1591 году при перестройке церкви Николы Мокрого мощи были обретены, от них начали совершаться чудотворения. По просьбе Казанского митрополита Гермогена царь Феодор Иоаннович и Патриарх Иов[10] разрешили перенести мощи архиерея в Свияжский Успенский монастырь. Торжественная встреча святыни в Свияжске митрополитом, братией и горожанами состоялась 25 сентября 1592 года. Мощи святителя были помещены в алтаре Успенского собора с правой стороны.

Священномученик Гермоген, составивший Житие святителей Гурия и Варсонофия, почему-то не сделал этого относительно святителя Германа. Вероятно, дело было в том, что писать правду о смерти святителя Германа Гермоген не мог, а излагать в Житии явно ложную версию не хотел. Вплоть до середины XVII века святитель Герман почитался, в основном, жителями Свияжска. Житие святителя Германа было составлено в середине XVII века, при митрополите Лаврентии. Оно малоинформативно, содержит, в основном, сведения, почерпнутые из Жития святителей Гурия и Варсонофия, и особенно прославляет cвятителя Германа за основание Свияжского монастыря. Служба святителю Герману была составлена, вероятно, самим митрополитом Лаврентием. В службе (5-я песнь канона) содержатся свидетельства митрополита Лаврентия об исцелении по молитвам к святителю Герману.

Мощи святителя Германа в Свияжском монастыре много раз перекладывались в новые раки. 23 июля 1714 года по указу митрополита Тихона мощи были перенесены из алтаря на середину храма, где они открыто почивали до 1918 года, второе перенесение мощей тоже стало праздноваться.

В 1888 году, когда была установлена насильственная смерть святителя, настоятель Свияжского монастыря архимандрит Вениамин внес изменения в службу и написал акафист, в котором святитель назывался страстотерпцем. Но в 1889 году постановлением Синода эти тексты были запрещены к публикации и службам. Главной причиной запрещения было упоминание в акафисте о насильственной смерти cвятителя Германа.

Под колокольней Свияжского Успенского монастыря вплоть до его закрытия сохранялась келья, где cвятитель Герман проводил время в молитвах, около трех квадратных аршин с печкой и окном, менее аршина в высоту, с иконой Богоматери в переднем углу и фонарем из слюды. В Успенском соборе хранились иглы, нитки, наперсток, которыми он пользовался в келейных занятиях.

В 1923 году, во время очередной атаки советской власти на Церковь, состоялось официальное вскрытие мощей святителя Германа. По местному преданию, в момент вскрытия по Волге прошел смерч, присутствовавшие при вскрытии разбежались. Мощи сохранялись в Свияжском Успенском монастыре и бесследно исчезли после его закрытия в 1925 году.

В 1918 году был закрыт Свияжский Успенский монастырь, в котором мирно почивали мощи cвятителя Германа. После разорения монастыря дальнейшая судьба святых мощей была довольно таинственна. Мощи исчезли, и о месте их нахождения никто ничего не знал. Существовало предание, что святые мощи были сокрыты под престолом кладбищенского храма Ярославских Чудотворцев г. Казани, но это тщательно скрывалось. После падения богоборческой советской власти, в 2000 году, на 2-й седмице Великого поста, во время уборки престола под ним был обнаружен ковчежец из красного дерева. Об этом сразу было донесено архиепископу Казанскому и Татарстанскому Анастасию, управляющему Казанской епархией. По его прибытии во время богослужения ларец был открыт и после долгого забвения были вновь обретены многоцелебные мощи cвятителя Германа.

Часть мощей была перенесена во вновь открытый Казанский Иоанно-Предтеченский мужской монастырь и положена в раку, которая сейчас располагается в левой стороне храма.

Остальная часть мощей была торжественно перенесена в 2000 году в Свияжский Успенский мужской монастырь, который был вновь открыт после долгих лет запустения в 1999 году. Там святые мощи покоятся и ныне.

В Казани центром почитания святителя Германа был основанный им Иоанно-Предтеченский монастырь. В 1849 году сюда была перенесена из Свияжска частица его мощей. Монастырь тоже был закрыт в 1929 году, но эта частица мощей уцелела в храме Ярославских Чудотворцев. Сейчас частицы мощей имеются в обеих восстановленных обителях – Казанском Иоанно-Предтеченском и Свияжском Успенском монастырях.

 

1. Акты феодального землевладения и хозяйства. – М., 1960.Т. 2. – С. 95, 110-114.

2. Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. – М., 1966. – С. 158.

3. Сочинения князя Курбского. – СПб., 1914, – Т. 1.  – Стб. 318.

4. «Евангелие в десть Германова письма Садырева», «Богородичник в десть Германова письма Садырева».

5. Документы по истории Казанского края из архивохранилищ Татарской АССР (вторая половина XVI – XVII вв. ). – Казань, 1990. – С. 30-31.

6. Русская историческая библиотека. – Т. 31. – Стб. 317-318.

7. Тверской Патерик. – С. 105.

8. Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. – М., 1963. – С. 17 и др.

9. Тверской Патерик. – С. 106.

10. Как известно, первый Патриарх Русской Православной Церкви Иов с детства воспитывался в Успенском монастыре в городе Старице. Он находился там и в 1551-1553 гг., когда настоятелем монастыря был святитель Герман. Иов стал монахом между 1552 и 1555 гг., вполне вероятно,что его постриг именно святитель Герман.

 

 

 

Лаврентий Архиепископ Казанский и Свияжский с 9 февраля 1568 года по 1573 год.

 


 

Происхождение, мирское имя и биография архиепископа Лаврентия неизвестны. В 1564 году он стал игуменом знаменитого Иосифо-Волоколамского монастыря. Скорее всего, он был пострижеником этого же монастыря, но в многочисленных сохранившихся монастырских документах его имя до игуменства не упоминается.

 


Уже через четыре года митрополит Московский и всея Руси Филипп (Колычев) рукоположил игумена Лаврентия во архиепископа Казанского и Свияжского. Это произошло за восемь месяцев до низложения знаменитого  святителя. Архиепископ Лаврентий был уже третьим по счету Казанским архиепископом и третьим же выходцем из Иосифо-Волоколамского монастыря. Перед отъездом в Казань архиепископ Лаврентий пожертвовал Иосифо-Волоколамскому монастырю Минеи (12 томов), которые представляют значительную худо-жественную ценность, часть хранится в Третьяковской галерее, другая – в Русском музее в Санкт-Петербурге.

В ряде публикаций содержатся утверждения, что владыка Лаврентий очень скоро ушел на покой и вернулся в Иосифо-Волоколамский монастырь. Это не так, 7 октября 1573 года он еще был в Казани[1]. Но вскоре действительно оставил кафедру и уже в феврале 1574 года находился в Иосифо-Волоколамском монастыре.

В описи монастырской библиотеки сохранилась запись: «Лета 7082-го февраля в 21 день дал в Дом Пречистыя Богородицы в Иосифов монастырь Казанский архиепископ Лаврентий книг: Евангелие в десть печатное, поволока камка дымчата, застежки заметные медены, Апостол печатный же в в десть тетр., Псалтирь с следованием в десть, две заставицы обычные, застежки заметные и жуки медны; да Ермолой в полдесть полон, заставицы и строки большие, писано золотом; Иван Дамаскин, писан на золоте, застежки заметные и жуки медены. А все те книги новы, а письмо доброе, принято при хранителе Пафноте Рыкове»[2].

Эти книги, вероятнее всего, сохранились, но не идентифицированы как принадлежавшие архиепископу Лаврентию. Но известны еще две книги, на которых сохранились владельческие записи архиепископа Лаврентия, –  Лествица и Служебник, они оказались в монастырской библиотеке уже после смерти архиепископа Лаврентия.  Лествица хранится в Государственном историческом музее (Единица хранения 84/144), а Служебник – в Российской государственной библиотеке (Отдел рукописей Ф. 113 № 87).

Архиепископ Лаврентий скончался 13 июля 1574 года и был похоронен в Успенском соборе монастыря, у алтаря, с правой стороны. При перестройке собора в конце XVII века останки были перенесены и сейчас находятся в нижнем храме собора, у западной стены слева от входа.

В монастыре хранилась и Духовная грамота (Завещание) архиепископа Лаврентия, которая, к сожалению, не сохранилась.

 

1. Ермолаев И.П. Казанский край во второй половине XVI – XVII вв. (Хронологический перечень документов). – Казань, 1980. – С. 21.

 


2. Книжные центры Древней Руси. Иосифо-Волоколамский монастырь как центр книжности. – Л., 1991. – С. 96.

 

Вассиан Архиепископ Казанский и Свияжский с 14 февраля по 21 мая 1575 года.

 


 

Происхождение, мирское имя и история жизни архиепископа Вассиана неизвестны. Первые сведения о нем относятся к 1558 году, когда он стал игуменом Костромского Ипатьевского Троицкого монастыря, который позже стал знаменит пребыванием в нем в Смутное время будущего царя Михаила Федоровича Романова. Именно в игуменство отца Вассиана были построены сохранившиеся до наших дней зимняя Богородице-Рождественская церковь и трапезная Троицкого собора. В Ипатьевском монастыре во второй половине XIX – начале ХХ вв. хранился пожертвованный Вассианом в сентябре 1562 года се-ребряный позолоченный напрестольный крест, укра-шенный жемчугом и кам-нями, с соответствующей надписью.

 


В 1569 году, в разгар опричнины, отец Вассиан стал архимандритом Московского Новоспасского монастыря. При нем монастырь был окружен валом с мощной деревянной стеной, эти укрепления в 1591 году сыграли важную роль в отражении набега крымского хана Казы-Гирея. Как архимандрит Новоспасского монастыря, принимал участие в Соборе 1572 года, избравшего митрополита Антония и одобрившего четвертый брак Ивана IV.

14 февраля 1575 года митрополитом Московским и всея Руси Антонием архимандрит Вассиан был рукоположен во архиепископа Казанского и Свияжского. На должности архимандрита Новоспасского монастыря его заменил Иов, будущий первый Патриарх Московский и всея Руси.

 Архиепископ Вассиан прибыл в Казань 23 апреля 1575 года и уже через четыре недели скончался. Он был похоронен у северной стены Кафедрального Благовещенского собора, это было первое захоронение в соборе.

 

Тихон Архиепископ Казанский и Свияжский с 15 июля по 14 июля 1576 года.

 


 

По происхождению Тимофей Иванович Хворостинин принадлежал к той же группе служилых людей, что и второй казанский архиепископ святитель Герман. Семья Хворостининых (не путать с князьями Хворостиниными, это совсем другой род) владела вотчинами в Рузском и Волоколамском уездах. Хворостинины во второй половине XIV века служили Можайским князьям и были связаны с Иосифо-Волоколамским монастырем с первых лет его существования. Из опубликованных документов монастыря выясняется, что Иосифо-Волоколамскому монастырю жертвовали вотчины и отец будущего казанского архиерея Безобраз, и дед Иван, и прадед Константин [1].

 


Сам Тимофей постригся в Иосифо-Волоколамском монастыре ранее 1568/69 (7077) года. Именно в этом году его братья совершили еще одно земельное пожалование: «Се яз, Сувор да Михайла Безобразовы, дети Хворостинина дали есми в дом Пречистые Богородицы в Осифов монастырь игумену Леваниду з братьею или хто по нем иной игумен будет, Пречистые Богородицы в монастырь вотчину свою, куплю деревню Высокое в Рузском уезде в Локшинском стану по реке реке Локшице... А игумену и старцам пожаловать за ту нашу деревню занести во вседневный список, в Синодик брата нашего старца Тихона...»[2].

В 1572 году отец Тихон (Хворостинин) стал игуменом Николо-Угрешского монастыря, а через год вернулся в Иосифо-Волоколамский монастырь, уже в качестве игумена. 5 июля 1575 года митрополитом Антонием был рукоположен во архиепископа Казанского и Свияжского.

Но архиепископ Тихон управлял епархией лишь один год и скончался 14 июля 1576 года. Он был похоронен в Троицкой церкви Троицкого монастыря в Казанском Кремле, стоявшего на том месте, где в 1840-х годах было построено здание военного училища (ныне трехэтажный корпус дирекции музея-заповедника). 15 ноября 1700 года по указанию митрополита Тихона (Воинова) останки архиепископа Тихона перезахоронены в Борисоглебском приделе кафедрального Благовещенского собора, позже они были перенесены в подвал под алтарем храма.

 

1. Акты феодального землевладения и хозяйства. – М., 1960. – Т. 2.

 


2. Там же. – С. 360-361.

 

Иеремия Архиепископ Казанский и Свияжский с 1576 по 1581 год.

 


 

Об архиепископе Иеремии известно совсем немного, да и те сведения, которые излагаются в литературе, вызывают сомнения. По преданию, архиепископ Иеремия происходил из «московских купцов». С одной стороны, в XVI-XVII вв. понятие «купец» еще не употреблялось для обозначения сословия, а «московский» или «москвич» в это время чаще применяли не к жителям города Москвы, а к сельскому населению столичных окрестностей. Отсутствие фамилии косвенно свидетельствует о том, что будущий казанский архиерей по происхождению не принадлежал к сословию служилых людей.

 


Достоверно известно, что владыка Иеремия был пострижен в Иосифо-Волоколамском монастыре[1]. В 1567 году, когда архиепископ Казанский и Свияжский Герман находился в Москве, основатель Казанского Спасо-Преображенского монастыря святитель Варсонофий был назначен Тверским епископом. На его место святитель Герман избрал знакомого ему по Иосифо-Волоколамскому монастырю игумена Иеремию и вызвал его в Москву. Здесь новый архимандрит в ноябре 1567 года хоронил своего жестоко убитого архипастыря. Скорее всего, в Казань отец Иеремия прибыл вместе со своим товарищем по Иосифо-Волоколамскому монастырю, новым архиепископом Лаврентием, весной 1568 года.

В качестве архимандрита Спасо-Преображенского монастыря отец Иеремия встречал в Казани еще одного бывшего насельника Иосифо-Волоколамской обители, архиепископа Тихона (Хворостинина). Казанский Спасо-Преображенский монастырь уже считался одним из самых важных в России. Поэтому архимандрит Иеремия присутствовал на соборе 1572 года, избравшем нового митрополита Антония и разрешившем Ивану IV четвертый раз вступить в брак, и на следующем соборе 1573 года.

Точная дата рукоположения архимандрита Иеремии во архиепископа Казанского и Свияжского неизвестна, но это произошло вскоре после смерти владыки Тихона (Хворостинина), во второй половине 1576 года. Главным событием, которое произошло во время правления архиепископа Иеремии, было чудесное обретение Казанской иконы Божией Матери.

Согласно «Повести об обретении Казанской иконы Божией Матери», составленной священномучеником Гермогеном, девочка Матрона, которой трижды являлась во сне Богородица, вместе с матерью приходила к архиепископу Иеремии, но «архиепископ не внял ее словам, отослав ее ни с чем». Но 8 июля, получив известие о чудесном обретении иконы, «архиепископ повелел звонить в колокола и пошел крестным ходом со всем освященным собором с воеводами и множеством народа на то место, где обрели чудную Икону Пречистой. Увидев Образ Пречистой как новый пречудно светящийся дар, сильно удивился, потому что такого извода Образа нигде не видел. Недоумевая, охваченный страхом и радостью, он стал молиться с плачем, прося милости и прощения своего неверия».

Именно архиепископ Иеремия приказал нести обретенную икону в церковь Николы Тульского, а потом, в этот же день – в Благовещенский собор. По приказу владыки Иеремии список с иконы был отослан в Москву, он же по указу царя Феодора Иоанновича руководил строительством храма и созданием женского монастыря на месте обретения иконы.

Архиепископ присутствовал при описанном в повести священномученика Гермогена «четвертом чуде», когда прозрел слепой младенец, именно он приказал показать ребенку красное яблоко; когда тот потянулся к яблоку, все удостоверились в чуде обретения зрения.

Архиепископ Иеремия принимал участие в соборе 1580 года, но на следующем соборе, состоявшемся через год и избравшем митрополита Дионисия, владыки Иеремии уже не было (следующий Казанский архиепископ, Косма, был рукоположен 29 декабря 1581 года). Владыка Иеремия ушел на покой и уехал в Иосифо-Волоколамский монастырь. Это соответствует действительности, в Иосифо-Волоколамском монастыре точно известно и место его первого захоронения в Успенском соборе (сейчас оно находится под правой стороной алтаря нижнего храма), и то место, где сейчас покоятся его останки, перенесенные при расширении собора в конце XVII века (у западной стены того же нижнего храма).

В описях монастырского имущества XVII века упоминаются и многие иконы, пожертвованные архиепископом Иеремией в родную обитель. Называемая в литературе дата смерти – тот же 1581 год – не подтверждается документами и другими источниками. Впервые ее упоминает архим. Архимандрит Платон (Любарский)[2], в руках у которого не было никаких документов XVI века, скорее всего, он просто перепутал дату ухода на покой с датой смерти. Вполне вероятно, что на самом деле архиепископ Иеремия прожил на покое значительно дольше.

 

1. Ни в одном из многочисленных опубликованных документов монастыря он не упоминается до 1581 года.

 


2. АрхимандритПлатон (Любарский). Сборник древностей Казанской епархии – Казань, 1868. –  С. 86.

 

Косма Архиепископ Казанский с 29 декабря 1581 года по 1583 год.

 


 

 

 

Об архиепископе Косме известно совсем немного. До архиерейства, с 1572 года, он был игуменом Кирилло-Белозерского монастыря. 29 декабря 1581 года митрополит Дионисий рукоположил отца Косму во архиепископа Казанского и Свияжского. В Казани архиепископ Косма пробыл недолго. Его уход на покой в биографических справках датируют уже 1582 годом. Но документ, сохранившийся в отделе рукописей и редких книг Научной библиотеки имени Н.И. Лобачевского Казанского университета, свидетельствует о том, что архиепископ Косма находился в Казани осенью 1583 года[1]. В биографических справках также сообщается, что архиепископ Косма умер на покое в Кирилло-Белозерском монастыре в том же 1583 году. Но ни дата, ни место смерти не подтверждаются документально. Первым об этом сообщил архимандрит  Платон (Любарский)[2], составивший свои очерки о казанских архиереях в 1782 году, но источники его сведений неизвестны.

 


 

1. Документы по истории Казанского края из архивохранилищ Татарской АССР (вторая половина XVI – XVII  вв.). – Казань, 1990. – С. 42.

 


2. Архимандрит Платон (Любарский). Сборник древностей Казанской епархии. – Казань, 1868. – С. 87.

 

Тихон Архиепископ Казанский и Свияжский с 1583 по 1589 год.

 


 

Происхождение, мирское имя и место пострижения архиепископа Тихона неизвестны. Около 1580 года он стал игуменом Псково-Печерского монастыря. Это было время завершения тяжелой и неудачной для России Ливонской войны. В 1581 году огромное польско-литовское войско короля Стефана Батория двинулось на Псков и осадило его. Псково-Печерский монастырь с 29 октября 1581 года тоже оказался в осаде. Его обороняли монахи и около пятисот стрельцов, обороной руководил игумен Тихон.

 


5 ноября выстрелами из пушек была разрушена стена у Благовещенского собора, поляки уже устремились в пролом. Иноки молились Чудотворной иконе «Знамение» и успешно отбили два штурма; после пятимесячной осады монастырь так и не был взят. В Псков были присланы из Печерского монастыря чудотворные иконы Божией Матери «Успение» и «Умиление». Псковский Кремль поляки за пять месяцев штурмовали более 30 раз и тоже безуспешно.

Неудачи заставили короля Стефана Батория пойти на перемирие с царем Иваном IV. Война для России в целом была проиграна, но благодаря героической обороне Пскова и Псково-Печерского монастыря условия мирного договора оказались благоприятными для России: по Ям-Запольскому перемирию 1582 года поляки отказались от претензий на Смоленск.

Точная дата рукоположения иугумена Тихона во архиепископа Казанского и Свияжского неизвестна, но, скорее всего, митрополит Дионисий рукоположил его в конце 1583 года, потому что осенью 1583 в Казани был еще Косма, а в Псково-Печерском монастыре новый игумен упоминается под 7190 (1583/84) годом [1]. Сведений о деятельности  архиепископаТихона в Казани не сохранилось. В сохранившихся документах имя владыки Тихона упоминается лишь один раз – 26 июня 1588 года, когда указом царя Феодора Иоанновича Казанскому архиерейскому была передана деревня Ягодная Поляна, раньше принадлежавшая князю Петру Булгакову (будущая Ягодная слобода города Казани)[2].

Разумеется, архиепископ Тихон участвовал в учреждении на Руси патриаршества. Уже 17 января 1589 года он присутствовал на заседании Освященного собора, 23 января – при избрании патриарха Иова. Вместе с другими архиереями он находился в Москве еще долго. Как известно, в конце января было принято решение о создании в России трех митрополий – Новгородской, Казанской и Ростовской. 30-31 января Патриарх Иов торжественно поставил в митрополиты Александра Новгородского и Варлаама Ростовского. О казанском митрополите речь почему-то не шла. Тем не менее, 22 февраля 1589 года владыка Тихон упоминается как митрополит Казанский, а 13 мая 1589 года в митрополита Казанского был рукоположен святитель Гермоген, который, как архимандрит Спасо-Преображенского монастыря, участвовал во всех предшествующих событиях. О судьбе владыки Тихона источники ничего не сообщают. Скорее всего, он ушел на покой и не вернулся в Казань.

 

1. Строев П. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви. – СПб., 1887. – С. 184.

 


2. Покровский И.М. Казанский архиерейский дом… – Казань, 1906. – Приложение. – С. 4-5.

 

 

 

Священномученик Гермоген (Ермоген) Митрополит Казанский и Астраханский с 13 мая 1589 года, Казанский и Свияжский с 1602 года по 3 июля 1606 года.

 


 

Священномученик Гермоген, безусловно, является одним из самых известных из всех казанских архиереев, он один из главных героев не только истории Русской Православной Церкви, но и истории России в целом, олицетворение героизма и мужества русских людей в Смутное время, верности Православию и родной земле.

 


Между тем  происхождение и биография сщмч. Гермогена до 1579 года неизвестны. В литературе высказывались разные точки зрения. Историки XIX – начала ХХ вв. приписывали сщмч. Гермогену происхождение из ростовских князей, родственников писавшего о нем князя Андрея Ивановича Хворостинина. Высказывались даже предположения о принадлежности сщмч. Гермогена к роду князей Шуйских, основанное на том, что царь Василий Иванович Шуйский якобы поставил в патриархи своего родственника. Наконец, бытующая в народе легенда выводит сщмч. Гермогена из предводителей донских казаков, то ли участвовавших во взятии Казани, то ли грабивших корабли на Волге.

Версии, выводящие сщмч. Гермогена из верхов общества, основаны на том, что его карьера на духовном поприще выглядит удивительно быстрой. Всего год пробыв архимандритом Казанского Спасо-Преображенского монастыря, он стал митрополитом, третьим по статусу духовным лицом в России. Неожиданным выглядит и выдвижение сщмч. Гермогена в патриархи, сделанное царем Василием. Но слабость этих предположений в том, что они опровергаются самой историей Смуты. Если бы сщмч. Гермоген приходился родственникам князьям Шуйским, то их многочисленные противники на это бы обязательно указали, да и сщмч. Гермоген на патриаршем престоле не остался бы после свержения царя Василия и был бы смещен, как Иов после Бориса Годунова и Игнатий после Лжедмитрия I.

Если бы он принадлежал к другой знатной семье, то был бы гордостью своей семьи и родственники не забыли бы об этом напомнить. Если многочисленные авторы сказаний о Смутном времени ничего не писали о его происхождении, то это означало, что либо они, в том числе и те, кто был знаком с сщмч. Гермогеном, ничего не знали о его предках и родственниках, либо, с их точки зрения, род сщмч. Гермогена не имел никакого значения.

Фольклорная версия о лихом казаке, ставшем митрополитом, тоже не выдерживает критики, она явно навеяна историей Ермака Тимофеевича и распространенными сказаниями о раскаявшихся разбойниках.

Как о чем-то само собой разумеющемся пишут, что в миру сщмч. Гермогена звали Ермолаем. Кстати в XVI веке, как и позже, монашеское имя казанского митрополита и патриарха намного чаще писали с буквы «Г» [1].

На более достоверную версию происхождения сщмч. Гермогена еще в 1895 году указал автор книги о Спасо-Преображенском монастыре Лебедев, но она осталась почти незамеченной. В июле 1579 года сщмч. Гермоген был «попом» в церкви Николы, «зовомой Гостин». В Писцовой книге города Казани 1566 года об этой церкви сказано следующее: «Церковь Никола Гостин ружная, позади Рыбного ряду, поставление и все церковное строение попа Григория да мирское. У церкви во дворех поп, дьякон, в кельях пономарь, проскурница, а в двух кельях живут старцы, питаясь от церкви»[2]. Весьма вероятным представляется, что этот «поп Григорий» и есть сщмч. Гермоген.

На основе слов сщмч. Гермогена можно определенно утверждать, что в 1579 году, во время обретения Казанской иконы Божией Матери, он был семейным священником, иначе он назвал бы себя не «попом», а «черным попом» или иеромонахом. Это опровергает часто встречающееся утверждение, что сщмч. Гермоген постригся в Спасо-Преображенском монастыре еще при архимандрите Варсонофии.

В опубликованной Писцовой книге Казани 1566 года Лебедев не заметил еще одного упоминания о Гостинодворском попе Григории, который был владельцем двора, находящегося в Кремле[3]. Между тем это достаточно важное обстоятельство. Дворы в Кремле имели чаще всего старожилы Казани, поселившиеся здесь в первые пять лет после 1552 года, когда в крае продолжалась война. Опубликованные С.М. Каштановым документы Казанского Троицкого монастыря[4] рисуют такую картину: дворяне, приезжавшие в Казань на годовую службу, строили дворы в Кремле, а после окончания срока пребывания в Казани продавали их сменщикам.

Ко времени составления Писцовой книги 1566 года Кремль перестал быть популярным местом для проживания, писцы отметили множество пустых дворов и дворовых мест, где строения уже были разобраны. Но двор попа Григория был жилым. Можно предположить, что сщмч. Гермоген был из служилых людей, прибывших в Казань на годовую службу, или в числе первых собственно казанских дворян, которых перевели сюда в 1557 году из разных мест и наделили поместьями[5]. Почти все они многие годы, пока не обустроились в поместьях, жили в Кремле и около него. Если сщмч. Гермоген и Николо-Гостинодворский поп Григорий – одно лицо, то во священники его, скорее всего, рукоположил святитель Гурий.

8 июля 1579 года сщмч. Гермоген присутствовал при обретении чудотворной Казанской иконы Божией Матери[6] и лично нес ее в церковь Николы Тульского.

Позже сщмч. Гермоген постригся в Казанском Спасо-Преображенском монастыре, когда это произошло – неизвестно. Его имя в сохранившихся монастырских документах не упоминается. Но приводимые в ряде книг утверждения, что сразу после пострижения Гермоген стал архимандритом, не соответствуют действительности. В «Повести о явлении чудотворной иконы» сщмч. Гермоген вспоминал, что долго жил в монастыре в одной келье с иноком Арсением, который получил исцеление от иконы, а позже стал настоятелем монастыря[7] (чудо 16).

В сан архимандрита отец Гермоген был возведен в 1588 году, это произошло после 15 мая, когда последний раз упоминается его предшественник архимандрит Герман. Реально архимандрит Гермоген управлял монастырем совсем недолго. Уже 17 января 1589 года он вместе с архиепископом Тихоном находился в Москве на заседаниях Думы и Освященного собора, 26 января присутствовал на церемонии поставления Патриарха Иова. В Москве же он был назначен митрополитом Казанским и Астраханским и рукоположен 13 мая 1589 года[8]. Решение о создании двух новых митрополий – Крутицкой и Казанской – было принято вскоре после поставления Иова. Казанский митрополит был поставлен выше всех прочих архиереев, кроме патриарха и Новгородского митрополита.

Имя Патриарха Гермогена известно всей России, но мы должны помнить, что он сыграл выдающуюся роль в истории Казанской епархии.

Он способствовал прославлению обретенной с его участием Казанской иконы Божией Матери. В 7102 (1593-1594) году он составил «Повесть о явлении чудотворной Иконы Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, бывшем в Казани граде», в которой глазами очевидца подробно описывалась чудесная история ее обретения и многочисленные чудесные исцеления. Уже в начале XVII века эта повесть получила широкое распространение. Сохранился оригинал, написанный рукой сщмч. Гермогена, в 1913 году его факсимиле было опубликовано. Казанская икона стала почитаться по всей России, еще до Cмутного времени в ее честь освящались десятки церквей. В том же 1594 году на месте обретения иконы был основан Казанский Богородицкий девичий монастырь. По указу царя Федора Иоанновича 14 апреля 1594 года был заложен каменный собор, который был освящен 27 октября 1595 года. Храм был построен, снабжен иконами, книгами и утварью за счет царя, а сама икона украшена на средства Демьяна Ивановича Черемисинова. В монастыре к концу XVI века жили 64 насельницы, среди них были и Мавра (в миру Матрона),  которой была обретена икона, и ее мать (версия о том, что Мавра была первой настоятельницей обители, появилась значительно позже и повестью сщмч. Гермогена не подтверждается).

8 января 1592 года митрополит Гермоген обратился к патриарху Иову с просьбой разрешить «в казанских пределах» ежегодно 2 октября, в день взятия Казани, служить службы в память убиенных при взятии Казани. Уже 3 февраля в Казань был направлен соответствующий указ патриарха. Им не только устанавливался день памяти убиенных, 2 октября, но и канонизировались (по предложению митрополита Гермогена) казанские мученики Иоанн, Петр и Стефан. В грамоте владыки Гермогена Патриарху содержались и краткие жизнеописания троих мучеников, явившиеся единственным источником для составления их Житий[9].

В том же году по инициативе владыки Гермогена были перенесены из Москвы мощи святителя Германа, 25 сентября 1592 года их торжественно встречали в Свияжске митрополит Гермоген, братия Успенского монастыря и горожане.

В 1595 году велись работы по расширению собора Казанского Спасо-Преображенского монастыря. Для этого необходимо было перенести останки первого Казанского архиепископа Гурия и бывшего настоятеля Спасо-Преображенского монастыря и Тверского епископа Варсонофия. 4 октября 1595 захоронения были открыты. Мощи святителей Гурия и Варсонофия были не просто обретены нетленными – они плавали в благоухающем мире. Уже вскоре святитель Гурий, святитель Варсонофий и святитель Герман были канонизированы, причем стали праздноваться не только дни их кончины, но и день обретения мощей.

Священномученик Гермоген составил Житие святителей Гурия и Варсонофия, которых, очевидно, знал лично. Это Житие является ценным историческим источником. Часть его составляют жизнеописания прпп. Ионы и Нектария, которые впоследствии были канонизированы как преподобные. Рукописный оригинал Жития (автограф  владыки Гермогена) хранился до 1920-х гг. в кафедральном Благовещенском соборе. То, что сщмч. Гермоген не составил соответствующего Жития святителя Германа, опровергает часто встречающиеся в литературе утверждения о том, что сам сщмч. Гермоген был учеником святителя Германа. Вероятно, казанец Гермоген редко видел настоятеля Свияжского Успенского монастыря архимандрита  Германа, а архиепископом Казанским и Свияжским святитель Герман был недолго и большую часть времени провел в Москве.

В 1594 году митрополит  Гермоген просил царя Феодора Иоанновича открыть в Казани Иоанно-Предтеченский монастырь на основе подворья Свияжского Успенского монастыря. 28 января царь своим указом приказал открыть монас-тырь[10].

В 1595 году по указу патриарха Иова владыка Гермоген освидетельствовал в Угличе обретенные при перестройке собора мощи святого благоверного князя Романа Углицкого. Очевидно, владыка  Гермоген видел находившуюся в том же соборе могилу царевича Димитрия, убитого в 1591 году, и вспоминал об этом позже, имея дело с двумя «царями Димитриями».

В 1602 году была создана Астраханская епархия, от Казанской епархии отошли земли Нижнего Поволжья, сменился и архиерейский титул.

В 1598 году митрополит Гермоген был в Москве и присутствовал на Земском соборе, избравшем царем Бориса Федоровича Годунова. Начиналось Смутное время, принесшее владыке Гермогену мученический венец. Воцарение в 1606 году Лжедимитрия I он встретил лояльно, как и почти все русские люди, поверившие в то, что свергнувший с помощью поляков Бориса Годунова молодой человек – действительно сын Ивана Грозного. Не возражал он и против низложения Иова. Владыка  Гермоген не присуствовал на соборе, избравшем 24 июня 1605 года нового патриарха Игнатия, ведь это произошло всего через 4 дня после вступления Лжедимитрия в Москву.

Но к 21 июля 1605 года владыка Гермоген был в Москве и участвовал в венчании Лжедимитрия на царство. Уже в сентябре, все еще находясь в Москве, владыка Гермоген проявил себя как архиерей, способный возражать царям. Только митрополит Гермоген и Коломенский епископ Иосиф были единственными иерархами, выступившими против венчания «царя Дмитрия Ивановича» с Мариной Мнишек без ее крещения[11] (Марина Мнишек за день до венчания лишь словесно заявила о своем присоединении к Православию и поцеловала крест, при этом многие заметили, что она избегает прикладываться к иконам Богородицы). В результате епископ  Иосиф был отправлен на покой. Уважаемого же в народе владыку  Гермогена Лжедимитрий и его Патриарх Игнатий, очевидно, не решились сместить. Ему было приказано возвращаться в Казань.

Венчание Лжедимитрия с Мариной Мнишек состоялось 8 мая 1606 года. Протестовал ли против него сщмч. Гермоген, неизвестно, скорее всего, просто не успел, ведь уже 17 мая в Москве произошел переворот, Лжедимитрий был убит, а на другой день был низложен патриарх Игнатий. Разумеется, сщмч. Гермоген, находившийся в Казани, не успел прибыть на подобие Земского собора, которым уже 19 мая был избран новый царь Василий Иванович Шуйский. Не успел он и к 26 мая, когда Василий венчался на царство, и к поспешному извлечению и перенесению мощей и канонизации царевича Димитрия. Но в конце июня он уже был в Москве и 3 июля 1606 года был «по полному чину» поставлен патриархом.

Разумеется, фактически Патриарха назначил царь Василий Иванович Шуйский. Зачем же царю нужен был именно такой Патриарх, от которого трудно было ждать послушания, компромиссов и терпимости к незаконным действиям? Положение Шуйского на престоле было достаточно шатким, что вскоре подтвердилось. В качестве Патриарха ему, не собиравшемуся, в отличие от Лжедимитрия, отступать от Православия, нужен был архиерей, не послушный во всем, а такой, который своим авторитетом позволит укрепить собственную власть. Митрополит Гермоген к этому времени уже был известен и уважаем по всей России.

А правление царя Василия Шуйского стало временем, когда Смута все шире расползалась по всей России. В 1606 году объявился воевода якобы спасшегося «царя Дмитрия» Иван Болотников, наступление которого на Москву с трудом удалось отбить, а в 1607 году объявился и сам «Дмитрий» – тушинский вор Лжедимитрий II. Гражданская война распространилась по всей России, в каждом регионе боролись сторонники Василия Шуйского и «царя Дмитрия». Твердая позиция патриарха Гермогена сыграла большую роль в том, что Василий Шуйский так долго удерживал власть. Показательно, что Казань в этой сложной борьбе всегда стояла на стороне царя Василия Шуйского – казанцы доверяли своему бывшему митрополиту Гермогену, который обменивался грамотами и с казанскими воеводами и с митрополитом Ефремом (подробнее о событиях в Казани в Смутное время см. в очерке о митрополите Ефреме).

При этом патриарх Гермоген не был послушным помощником царя Василия. Он стоял на стороне именно законного царя. Даже справедливые обвинения царя в гибели 23 апреля 1610 года Михаила Васильевича Скопина-Шуйского не заставили патриарха Гермогена отступиться. Даже во время переворота 17 июля сщмч. Гермоген до конца уговаривал восставших москвичей оставить царя Василия на престоле. Показательно, что ни у кого не поднялась рука против самого сщмч. Гермогена и он остался на патриаршем престоле и после свержения Василия Шуйского, хотя и объявил недействительным пострижение Василия в монашество. При двух предыдущих переворотах вслед за царями уходили и патриархи (патриарх Иов после свержения Бориса Годунова, патрарх Игнатий после Лжедимитрия I). Патриарха Гермогена признали и сторонники Лжедимитрия II, и Филарет, который уже был провозглашен патриархом при дворе Лжедимитрия II.

Патриарх был способен к разумным компромиссам и согласился на воцарение в России польского королевича Владислава при условии, что королевич примет Православие. Но когда он увидел, что за этим стоит завоевание России поляками, освободил россиян от присяги Владиславу. Находясь в руках поляков и русских изменников, патриарх Гермоген призывал россиян бороться с захватчиками.

Позиция сщмч. Гермогена и его воззвания сыграли решающую роль в организации земских ополчений, неслучайно и то, что казанцы, помнившие своего архипастыря, приняли посильное участие в освободительной борьбе народа.

Священномученик Гермоген умер 17 февраля 1612 года. По данным «Нового летописца» (официальной русской летописи), он был уморен голодом и «зноем», по сообщениям поляков – удавлен. Но нет сомнения, что патриарх Гермоген принял мученическую смерть как христианский праведник и верный сын своего отечества.

Священномученик Гермоген был канонизирован 12 мая 1913 года и с этого времени является одним из самых почитаемых русских святых.

 

1. Именно «Гермогеном», а не «Ермогеном», называл себя казанский митрополит в грамоте 1592 года патриарху Иову и патриарх Иов в своем ответе. См.: архим. Платон (Любарский). Сборник древностей Казанской епархии. – Казань, 1868. – С. 66-74.

 


2. Список с писцовых книг по г. Казани с уездом. – Казань, 1877. – С. 38.

3. Там же. – С. 16.

4. Каштанов С.М. Возникновение русского землевладения в Казанском крае (Документы) // Ученые записки Казанского государственного педагогического института. – Казань, 1973. – Вып. 116. –  С. 3-35. 

5. Липаков Е.В. Дворянство Казанского края в конце XVI – первой половине  XVII вв. Формирование. Состав. Служба: Дисс. канд. ист. наук. – Казань, 1990. – С. 67-68. 

6. Владелец двора, на котором была обретена чудотворная икона, Даниил Онучин, происходил из нижегородских дворян, переведенных в Казань, и святитель Гермоген мог быть его бывшим сослуживцем. Показательно, что именно  святитель Гермоген присутствовал при обретении иконы, хотя двор Онучина находился в приходе Николы Тульского, а не Николы Гостиного.

7. Действительно, во время составления святителем Гермогеном «Повести» архимандритом Спасо-Преображенского монастыря был отец  Арсений. См.: Ермолаев И.П. Казанский край во второй половине XVI – XVII вв. – Казань, 1980. – С. 43.

8. Подробнее см. статью об архиепископе Тихоне.

9. Архимандрит Платон (Любарский). Сборник древностей Казанской епархии. – Казань, 1868. – С. 66-74.

10. Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. – Казань, 1898. – Т. 14. – Вып. 6. – С. 670-672.

11. Еще в 1598 году сщмч. Гермоген категорически высказывался за крещение всех, принимавших православие из католической, лютеранской и армянской церквей.

 

 

 

 

 

Святитель Ефрем митрополит Казанский и Свияжский с июля 1606 года по 26 декабря 1613 года.

 


 

Мирское имя и происхождение святителя Ефрема неизвестны. Неизвестно и то, кем он был перед рукоположением на Казанскую кафедру. Впрочем, высказываемые в литературе догадки о том, что святитель Ефрем до рукоположения в митрополита был настоятелем Казанского Спасо-Преображенского монастыря, не соответствуют действительности. Дело в том, что архимандрит Арсений, ставший настоятелем Спасо-Преображенского монастыря в 1589 году, после сщмч. Гермогена, продолжал руководить обителью и в 1606 году[1]. Представить себе, что сщмч. Гермоген рукоположил в митрополита инока, минуя архимандрита этого же монастыря, совершенно невозможно.

 


Вероятно, святитель Ефрем был насельником Спасо-Преображенского монастыря, а потом настоятельствовал в какой-то другой обители[2]. Во всяком случае, из обстоятельств деятельности святителя Ефрема видно, что он не был в Казани чужим человеком и, совершенно определенно, митрополитом стал по воле сщмч. Гермогена.

Пребывание святителя Ефрема на Казанской кафедре пришлось на самые тяжелые годы Смутного времени. В это время история церкви, государства и народа составляли одно целое. Поэтому святитель Ефрем – не только Казанский митрополит, но и один из главных политических деятелей Казанского края и России в целом, а его правление – это история Смуты в Казанском крае.

Патриарх Гермоген рукоположил митрополита  Ефрема в Москве уже в июле 1613 года, всего через несколько дней после того, как сам стал патриархом. Когда владыка Ефрем отбыл в Казань, точно неизвестно, но в начале осени он уже был в городе.

Вскоре после воцарения Василия Шуйского в России развернулась масштабная гражданская война. «Дурной пример» самозванчества оказался заразительным. Уже летом 1606 года в Комарицкой волости появился Иван Болотников, выступивший как воевода «царя Дмитрия Ивановича», который якобы успешно бежал из Москвы. С этого времени начинается всеобщий раскол: одни города остались верными присяге Василию Шуйскому, другие – «Дмитрию Ивановичу». Позиция того или иного города и уезда зависела от многих факторов. Иногда решающей была позиция воевод, иногда – дворянских и городских общин, к которым воеводы присоединялись, в противном случае их убивали или изгоняли. Ситуацию осложняли антифеодальные выступления крестьян, а в Поволжье – освободительные движения местных народов: татар, чувашей, мордвы – также проходившие под лозунгом борьбы за «законного царя Дмитрия».

Уже в начале осени 1606 года весь Волго-Вятский район и Среднее Поволжье оказались в зоне сплошного хаоса, почти все города изменили Василию Шуйскому. Даже ближайший к Казани Свияжск на какое-то время отрекся от присяги царю Василию. Митрополит Ефрем применил крайнюю меру – своим указом отлучил восставших жителей Свияжска от Церкви. В результате свияжане присягнули Василию Шуйскому, и 22 декабря 1606 года патриарх Гермоген в своей грамоте митрополиту Ефрему приказал помиловать жителей Свияжска.

Не позднее 25 ноября 1606 года вторым воеводой в Казань был назначен Богдан Яковлевич Бельский – знаменитый опричник, племянник Малюты Скуратова, последний фаворит Ивана IV. В царствования Феодора Иоанновича и Бориса Годунова он находился в неофициальной опале (на воеводствах в отдаленных городах), при Лжедимитрии I вернулся в Москву и был пожалован в бояре. Большинство историков Cмутного времени считало, что назначение в Казань было продолжением опалы со стороны нового царя, Василия Ивановича Шуйского. Но более верной представляется другая точка зрения. Назначение в Казань было не опалой, а, напротив, высоким доверием со стороны царя Василия, которое Бельский полностью оправдал. Бельский считался вторым воеводой и при Степане Афанасьевиче Волосском, и при сменившем не позднее марта 1607 года его боярине Василии Петровиче Морозове. Но фактически именно Бельский, годившийся и Волосскому, и Морозову в отцы, с огромным опытом и государственного управления и придворных интриг, безусловно, играл первую роль в управлении Казанью. Триумвират Бельский – Морозов – митрополит Ефрем управлял Казанью и Казанским краем долгие четыре года.

В разворачивавшейся все шире войне Казань всегда была на стороне Василия Шуйского. Болотников был разбит в октябре 1606 года под Москвой, но с появлением летом 1607 года Лжедимитрия II ситуация еще больше обострилась. Гражданская война, раскол внутри страны и внутри отдельных ее регионов приняли всеобщий характер. Верность Василию Шуйскому на Волге сохраняли только Казань и Нижний Новгород, все остальные города присягнули «тушинскому вору» Лжедимитрию II. В Астрахани правили самозванные дети Ивана Грозного Иван Лавр и Осиновик. Это противостояние продолжалось более трех лет и было по своей разорительности самым страшным за все Смутное время. Казань и Казанский уезд выглядели на этом фоне редким островком ста-бильности. Если Нижний Нов-город все три года находился в осаде, то казанские воеводы эффективно контролировали не только город, но и обширный Казанский уезд, в котором не было восстаний и даже собирались налоги. Казанские дворяне, стрельцы и служилые татары успешно боролись с восставшими на Горной стороне Волги, в Свияжском уезде, участ-вовали в походе армии Федора Ивановича Шереметьева сначала под Астрахань, а потом вверх по Волге. Сама Казань ни разу не подвергалась серьезным угрозам захвата.

Причины этого, очевидно, – не только в воеводах Морозове и Бельском. В формировании «охранительной» позиции казанцев большую роль сыграл патриарх Гермоген, постоянно рассылавший грамоты с призывами к верности царю Василию. В родном городе патриарха  Гермогена, где он 16 лет был митрополитом, они были особенно действенны. Митрополит Ефрем подчинялся патриарху Гермогену и, судя по всему, был в полном согласии с воеводами.

 К осени 1609 года победа в трехлетней войне стала клониться на сторону Василия Шуйского. Его племянник князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский с войском, ядром которого были наемные шведские отряды, разгромил сторонников Лжедимитрия на севере и в центральных районах. Армия Федора Ивановича Шереметьева, значительную часть которой составляли казанцы, рассеяла повстанцев под Нижним Новгородом.

В этих условиях святитель Ефрем не забывал и о постоянных нуждах монастырей. В 1606-1607 гг. все главные монастыри Казанского края (Спасо-Преображенский, Свияжский Успенский, Казанский Троицкий, Зилантов Успенский) получили от царя Василия подтвердительные грамоты на все свои владения, в которых подробно перечислялись все деревни, мельницы, рыбные ловли, городские подворья и т. д.[3]. В условиях смуты такие гарантии были весьма важны.

В эти годы в Казани впервые в ее истории работала типография. Не совсем понятно, была ли она вновь оборудована или эвакуирована из Моск-вы. Но, во всяком случае, она находилась под управлением духовной власти. В этой типографии была напечатана служба Казанской иконе Божией Матери, сохранив-шаяся в нескольких библиотеках России.

Общероссийский кризис продолжал обост-ряться. В сентябре 1609 года Польша начала открытую войну с Россией, Лжедимитрий II, потерявший поддержку поляков, бежал в Калугу. Войска Василия Шуйского в июне 1610 года потерпели поражение от польских войск под Клушиным, а 17 июля в Москве произошел переворот: царь Василий Шуйский был свергнут, новое правительство, «семибоярщина», повело с поляками переговоры о призвании на российский престол королевича Владислава. 30 августа в Казань была направлена грамота об избрании царем Владислава с повелением привести к присяге «весь народ казанский», а 20 сентября поляки без боя, с согласия «семибоярщины» заняли Москву. Фактически, правителем России стал наместник короля Сигизмунда гетман Гонсевский, а сам польский король стал называть себя «царем Жигимонтом».

Эти запутанные события привели в замешательство не только казанцев. Воеводы Василий Морозов, Богдан Бельский, дьяки Никанор Шульгин и Степан Дичков, назначенные Василием Шуйским, а также лидеры дворянской и городской общин, пользовавшиеся влиянием в городе, были поставлены перед выбором позиции в сложной и малопонятной вдали от Москвы ситуации. В России оставалось два центра власти. Первый, в Москве, составляли поляки и явные предатели. Второй – Лжедимитрий II и его двор в Калуге – был той силой, которая тоже ассоциировалась с интервенцией и самозванчеством и против которой казанцы ожесточенно воевали три года.

7 января 1611 года в Казань приехал из Москвы дьяк Афанасий Евдокимов, рассказавший о том, что в Москве все в руках поляков, а 9 января в городе произошли бурные события. Казанцы решили присягнуть Лжедимитрию II. В «Новом летописце» дальнейшее описывается следующим образом: «Воевода ж Богдан Яковлевич Бельский нача им говорити и крепити, чтоб вору креста не целовати, а целовати б крест, кто будет государь на Московском государстве. Дьяк же Никанор Шульгин, умысля с теми ворами, повеле Богдана убити и взведоша его на башню и скинуша с башни и убиша до смерти». На самом деле в ходе народных волнений был убит не только Богдан Бельский, но и несколько его сторонников, в том числе дворяне Федор Люткин и Кармач Невельский, их сбросили со Спасской башни. Но Казань присягнула на верность самозванцу, которого в это время уже не было в живых: он был убит в Калуге еще 11 декабря.

В сохранившихся источниках ничего не говорится о позиции митрополита Ефрема. Но перед кем казанцы приносили присягу на верность «царю Дмитрию»? Скорее всего, святитель Ефрем согласился с позицией большей части дворянской и городской общин.

Некоторые историки называют эти события странными. Но представляется, что поведение казанцев в данной ситуации было естественным и вполне патриотическим. По сравнению с Сигизмундом «тушинский вор» выглядел хотя и сомнительным, но все же отечественным кандидатом на престол. Вероятно, именно А. Евдокимов привез в Казань и весть о том, что патриарх Гермоген освободил россиян от соблюдения присяги на верность Владиславу.

Во всяком случае, во главе Казани остались теперь воевода Василий Петрович Морозов, митрополит Ефрем и двое дьяков – Никанор Шульгин и Василий Дичков. Вскоре стало известно о гибели Лжедимитрия II и вопрос о присяге отпал. Насколько известно, его сыну («воренку Ивашке») казанцы не присягали.

Уже в начале 1611 года по инициативе рязанского воеводы Прокопия Ляпунова стало собираться так называемое Первое ополчение. Большую роль в мобилизации сил для отпора полякам сыграли грамоты патриарха Гермогена, который, находясь в Москве под контролем захватчиков, тем не менее выступал с призывами к борьбе. В марте 1611 года силы из Рязани, Нижнего Новгорода, Костромы, Мурома, Галича собрались в Коломне и выступили к Москве. В ополчении объединились бывшие сторонники как Василия Шуйского, которых представлял Ляпунов, так и окружение Лжедмитрия II, во главе с И.М. Заруцким и князем В.В. Трубецким. Одновременно в самой Москве вспыхнуло восстание. В конце марта ополченцы начали военные действия на территории самого города.

Небольшое количество казанцев участвовало в Первом ополчении с самого начала. Еще в феврале 1611 года из Нижнего Новгорода в Москву выступил воевода князь А.А. Репнин «с понизовыми людьми и казанцами». Очевидно, это были те, кто в 1610 году находился в составе войска Ф.И. Шереметева, освободившего Нижний Новгород от осады. Но из самой Казани сил на помощь ополченцам очень долго не отправляли. Серьезные сборы начались только после первого мая, когда в Казань «из подмосковных полков» приехали дети боярские Воин Левашов и Семен Пелепелицын, сообщившие о тяжелых боях. Но около 12 июня большой отряд, состоявший из дворян с их холопами, стрельцов, служилых татар, все же выступил под Москву. Во главе его отправился первый воевода Василий Петрович Морозов, оставив во главе города и уезда дьяков Шульгина и Дичкова. Очевидно, духовное руководство митрополита Ефрема тоже имелось в виду. Отряд Морозова с благословения митрополита взял с собой список с Казанской чудотворной иконы Божией Матери.

Прибыв под Москву, казанский отряд принял участие в штурме Новодевичьего монастыря, но Первое ополчение уже близилось к своему распаду. 22 июля Ляпунов был убит из-за конфликта между бывшими сторонниками Василия Шуйского и тушинцами. Большинство ополченцев разошлось по домам. Но Морозов вместе с отрядом и списком с Казанской иконы оставался под Москвой.

 Из двух грамот, направленных в начале сентября из Казани в Пермь, видно, что казанцы, со ссылкой на патриарха Гермогена, осудили убийст-во Прокопия Ляпунова и отказались присягать «Маринкину сыну», то есть сыну Лжедимитрия II.

В сентябре 1611 года лидер нижегородских посадских людей Кузьма Минин и князь Дмитрий Михайлович Пожарский выступили организаторами нового ополчения. Они стали рассылать по городам грамоты с призывом собираться в Нижнем Новгороде. Первыми казанцами, присоединившимися к ним, стал отряд воеводы Василия Петровича Морозова, пришедший из-под Москвы вместе с иконой Казанской Божией Матери. Судя по грамоте, посланной в начале 1612 года из Нижнего Новгорода в Вологду, уже в декабре 1611 года прибыл и отряд из Казани.

Правительство «всей земли» во главе с Мининым и Пожарским считало митрополита Ефрема временным главой Русской Православной Церкви, а Казань – временной церковной столицей. В Великом посту 1612 года Ефрем рукоположил игумена Суздальского Спасо-Евфимьева монастыря Герасима во епископа Суздальского. По просьбе Земского правительства Минина и Пожарского осенью того же года святитель Ефрем рукоположил во митрополита Крутицкого игумена Саввино-Сторожевского монастыря Исаию. Очевидно, правительство «всей земли» планировало, что митрополит Исаия будет восстанавливать систему церковного управления после освобождения Москвы.

Москва была освобождена от оккупантов в октябре 1612 года[4]. В начале 1613 года в Кремле состоялся Земский собор, который 21 января избрал царем Михаила Федоровича Романова. На собор приехал митрополит Казанский и Свияжский Ефрем вместе с настоятелями Казанского Спасо-Преображенского и Свияжского Успенского монастырей. Святитель Ефрем первым из высших духовных лиц подписал грамоту об избрании Михаила Федоровича и продолжал оставаться в Москве. Именно он в отсутствие патриарха Филарета, находившегося в плену в Польше, и новгородского митрополита Исидора, который не мог прибыть из оккупированного шведами Новгорода, был самым высокопоставленным архиереем. 11 июля 1613 года святитель Ефрем венчал Михаила Федоровича на царство.

В декабре 1613 года владыка Ефрем выехал в Казань. Причины этой поездки не совсем понятны – ведь митрополит Ефрем, как самый высокопоставленный иерарх, должен был руководить всей Русской Православной Церковью. Вероятно, святитель Ефрем беспокоился о делах Казанской кафедры. В дороге, недалеко от Казани, митрополит скончался.

Святитель Ефрем был похоронен не в кафедральном Благовещенском соборе, как казанские архиереи до него, а у алтаря собора Спасо-Преображенского монастыря, рядом с захоронением прпп. Ионы и Нектария, праведная жизнь которых была описана в Житии святителей Гурия и Варсонофия, составленном сщмч. Гермогеном. Позже над их захоронением было построено небольшое сооружение, называемое в Казани пещеркой. После закрытия монастыря и сноса всех его храмов могилы оказались под асфальтом, эта площадка использовалась воинской частью как плац и стоянка автотранспорта.

В 1995 году по благословению архиепископа Казанского и Татарстанского Анастасия мощи святителя Ефрема и других похороненных в алтаре святых были извлечены. Сейчас они находятся в нижнем Сретенском храме Петропавловского собора.

Историк Русской церкви митрополит Макарий (Булгаков) писал: «Местная церковь давно сопричислила его к лику святых: в одной из древнейших церквей г. Казани и теперь имеется старинный образ митрополита Ефрема в иконописном стенном изображении. Над могилою приснопамятного святителя сооружена его икона...»[5].

Почитание митрополита Ефрема восходит к концу XVII – началу XVIII в. В Никольской единоверческой церкви г. Казани до революции хранилась икона начала XVIII в., которую описал Алексей Андреевич Воскресенский, преподаватель Казанской учительской семинарии, соратник Николая Ивановича Ильминского. На иконе святитель Ефрем «…равночестно предстоит образу Пресвятой Троицы вместе со св. Германом, «Архиепископом и Священномучеником Казанским». Подпись на иконе была такая: «Святый Ефрем, митрополит Казанский и чудотворец»[6].

 

1. Ермолаев И.П. Казанский край во второй половине XVI-XVII вв. (Хронологический перечень документов). – Казань, 1980.

 


2. Иначе трудно объяснить, почему святитель Ефрем был погребен в “пещерке” за алтарем Преображенского собора – ведь архиереев обычно хоронили в кафедральном соборе.

3. Ермолаев И.П. Казанский край во второй половине XVI-XVII вв. (Хронологический перечень документов). – Казань, 1980.

4. Традиционно днем освобождения считается 22 октября (4 ноября) – ставшего днем осеннего празднования Казанской иконы Божией Матери.

5. Митрополит Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. – М., 1996. – Т. 10. – Кн.1. – С. 4.

6. Воскресенский А.А. Пещерка Казанского Спасо-Преображенского монастыря и исторические сведения о погребенных в ней. Изд. 2-е. – Казань, 1902. – С. 16.

 

 

 

Матфей митрополит Казанский и Свияжский с 7 февраля 1615 года по 13 января 1645 года.

 


 

Митрополит Матфей управлял Казанской епархией чуть меньше тридцати одного года, дольше всех своих предшественников и преемников.

 


Происхождение и мирское имя митрополита Матфея неизвестны. В сохранившихся источниках его имя впервые упоминается 2 июля 1606 года, когда он стал игуменом знаменитого Кирилло-Белозерского монастыря. Это произошло в разгар Смутного времени, через полтора месяца после свержения Лжедимитрия I и воцарения Василия Шуйского. Кирилло-Белозерский монастырь и его окрестности тоже стали ареной боевых действий.

События вокруг обители происходили летом и осенью 1612 года, когда Второе ополчение Минина и Пожарского успешно штурмовало Москву. Отряды поляков, захватившие к этому времени Вологду и Великий Устюг, показались у стен Кирилло-Белозерского монастыря 12 августа, но попытка захватить монастырь внезапным ударом им не удалась. 5 и 11 декабря того же года монахи и укрывшиеся в монастыре местные жители под руководством игумена Матфея отбили хорошо организованные приступы, а выстрелом из пушки был убит руководивший осадой пан Песецкий. К концу 1612 года осада была снята, но от интервентов сильно пострадали монастырские вотчины и угодья.

В феврале 1613 года игумен Матфей участвовал в деятельности Земского собора, избравшего на царство Михаила Федоровича Романова, его подпись стоит среди других под грамотой собора. На Казанскую кафедру он был рукоположен 7 февраля 1615 года, когда потрясения Смутного времени еще продолжались, патриарх Филарет находился в плену у поляков, а в Москве правило земское правительство.

Не была стабильной обстановка в Казанском крае. Уже вскоре после прибытия митрополита Матфея здесь произошло восстание местного населения, которое в масштабах всей России было лишь одним из многих эпизодов, но в Казанском крае стало самым разорительным за все Смутное время.

Уже в апреле 1613 года в Казань были назначены воеводы: боярин князь Иван Михайлович Воротынской, князь Юрий Петрович Ушатый, дьяк Федор Федорович Лихачев. Они прибыли в Казань, нормальное управление краем стало восстанавливаться. При этом не просто возобновился сбор налогов, которых «не было в сборе» три предыдущих года, но население было обложено чрезвычайными «запросными и пятинными» сборами – продолжавшиеся интенсивные военные действия требовали огромных денег. Кроме того, в наказе казанским воеводам предписывалось и «доимочные доходы по окладу, в которых годех с ково не взято … выбрать», то есть собрать налоги за предшествующие три года.

Очень обременительной была и ратная повинность. На фронты продолжающихся военных действий против Польши и Швеции направлялись не только служилые люди – дворяне, стрельцы и служилые татары, но и ясачные, по одному человеку с шести дворов. Восстание началось осенью 1615 года. Толчком стало массовое дезертирство татарских ратных людей из армии, воюющей под Орлом против поляков. Именно эти ратные люди стали основной движущей силой восстания. Во главе встал служилый татарин князь Еналей (Джан-Али) Шугуров, который до этого, в 1609-1610 гг., упоминался как один из предводителей сторонников Лжедимитрия II. Восставшие разорили множество русских сел и деревень, разрушили и разграбили множество сельских церквей[1], уже в ближайших окрестностях Казани.

Новые казанские воеводы боярин князь Владимир Тимофеевич Долгорукий и князь Семен Никитин сын Гагарин направили против них два стрелецких приказа (1000 человек) Никиты Зюзина и Севастьяна Онучина, но они были «побиты» в бою у села Высокая Гора. В конце 1615 года воеводы «… посылали на тех воров, на Еналейка с товарищи, многих ратных людей с вогненным боем и тех воров, татар и черемису, многих побили и живых поймали, а завотчика вора Еналейка Шугурова взяли ж». Для расследования и суда в Казань были направлены боярин князь Григорий Петрович Ромодановский и знаменитый Кузьма Минич Минин, получивший к этому времени чин думного дворянина. Прибыв в город 13 феврая 1616 года, они «про татарскую измену и про воровство сыскивали, …на пытках пытали, а иных за воровство и измену казнили». Был повешен и предводитель восстания Еналей Шугуров. Комиссары из Москвы рассматривали и жалобы местных жителей на произвол администрации, вымогательство и взяточничество. Был подвергнут телесным наказаниям самый богатый и влиятельный казанский дворянин Савва Тимофеевич Аристов. В наказах следующим казанским и свияжским воеводам предписывалось «… к татарам и к чуваше и к черемисе и всяким немцам ласку и привет держати; и во всяких делах татар и чувашу и черемису для своей корысти ничем не жесточити».

Восстание в Казанском уезде было одним из последних массовых волнений Смутного времени. В 1617-1618 гг. Россия возвращается к мирной жизни. После мирного договора со Швецией и перемирия с Польшей домой вернулись и казанские дворяне и служилые татары, участ-вовавшие в военных действиях.

За тридцатилетнее управление Казанской епархией митрополита Матфея в истории епархии не происходило громких событий. Продолжалось освоение края. При владыке Матфее были созданы многие новые монастыри. Среди них – известные впоследствии Раифская и Седмиозерная пустыни, основанные, соответственно, иноками-пустынножителями Филаретом и Евфимием. Основание Раифской пустыни относят к 1613 году. Но, скорее всего, это произошло несколькими годами позже, ведь в разгар Смутного времени отшельник Филарет не мог поселиться среди язычников-черемис (марийцев), которые участвовали во всех «шатостях». Основатель Седмиозерной пустыни схимонах Евфимий, выходец из Великого Устюга, определенно основал монастырь по благословению митрополита Матфея. Но слава этих монастырей была впереди. Свои первые сенные покосы Седмиозерная пустынь получила только в 1644 году, настоятелем в ней в это время был уже не схимонах Евфимий, а иеромонах («черный поп») Протасий[2].

В первые годы правления Матфея был создан Троицкий Урайский монастырь (у нынешнего села Трой-Урай Рыбнослободского района). В 1625 году была основана Спасо-Юнгинская пустынь (на территории Марий-Эл). Эти обители были ликвидированы во время секуляризации 1764 года.

Уже вскоре после Смутного времени был основан Тетюшский Покровский монастырь (в районе нынешних сел Любимовка и Федоровка Тетюшского района). На его землях было основано село Монастырское (этот монастырь в 1680-е гг. был приписан к Московскому Новоспасскому, а в конце XVII века закрыт).

При митрополите Матфее появился и Елабужский Троицкий монастырь, основанный на так называемом Каменном (или «Чертовом») городище, то есть на развалинах древнего булгарского города. К концу правления митрополита Матфея Елабужский монастырь был приписан к архиерейскому дому.

 В 1623 году владыка Матфей добился передачи архиерейскому дому дворцовых сел Рождественское (ныне Высокая Гора) под Казанью и Омары на Каме, в возмещение за отобранную еще в 1601 году «на государя» Забулацкую архиерейскую слободу в Казани.

Митрополит Матфей проявлял заботу о кафедральном Благовещенском соборе. В 1630 – 1640-е гг. (по оценкам экспертов) была построена кирпичная колокольня высотой более 50 метров, в нижнем ее ярусе была освящена церковь во имя св. мученицы Ирины. 20 июня 1630 года мощи святителя Гурия были торжественно перенесены из Спасо-Преображенского монастыря в кафедральный собор. Эта дата была внесена в церковный календарь.

Во время правления митрополита Матфея успешно развивалась хозяйственная деятельность архиерейского дома, продолжали интенсивно заселяться земли, строились мельницы. На берегах Волги и Камы организованные архиерейским домом артели занимались рыбной ловлей. По переписным книгам 1646 года за Казанским архиерейским домом в Казанском уезде было 3200 душ мужского пола крестьян, а в Свияжском уезде – 2100 душ. В 1626 году разгорелся весьма ожесточенный внутриепархиальный спор между архиерейским домом и Спасо-Преображенским монастырем из-за спорных земель у деревни Салмачи, который владыка Матфей не сумел рассудить, решение пришлось принимать гражданским властям[3].

Митрополит Матфей жил в архиерейском доме в Кремле, а его загородной резиденцией служила архиерейская усадьба на реке Казанке, близ села Савинова, которая, скорее всего, при нем и была построена.

В первые годы правления владыки Матфея в Казанскую епархию входили и присоединенные в конце XVI века территории Западной Сибири. Правда, нет сведений о том, что митрополит  Матфей рукополагал священников в сибирские приходы. В 1620 году была создана самостоятельная Тобольская епархия.

За время правления епархией митрополиту Матфею пришлось много раз ездить в Москву, для участия в Земских соборах (1633, 1642, 1645 гг.) и церковных поместных соборах (1634, 1642 гг.).

Умер митрополит Матфей 13 января 1646 года «во втором часу пополудни»[4]. Он был похоронен в Благовещенском соборе у северной стены; это второе захоронение в соборе, второе от алтаря, рядом с захоронением архиепископа Вассиана. В 1907 году профессор Казанского университета Александр Иванович Александров, в ходе реставрационных работ, видел его гроб. Скорее всего, могила митрополита Матфея сохранилась.

 

1. Опустевшие во время «татарской шатости» дворы и дворовые места, заброшенная пашня упоминались в писцовых книгах до середины 1640-х гг..

 


2. Ермолаев И.П. Казанский край во второй половине XVI-XVII вв. (Хронологический перечень документов). – Казань, 1980. – С. 100.

3. Архиепископ Никанор (Каменский). Владенные грамоты Казанского Спасо-Преображенского монастыря. – Казань, 1893. – С. 365-368.

4. Точный час смерти сообщает  архимандрит Платон (Любарский), его источники неизвестны.

 

 

 

Симон (Симеон) Митрополит Казанский и Свияжский с 7 февраля 1646 года до 20 сентября 1649 года.

 


 

Это, пожалуй, самый загадочный из всех казанских архиереев. Во всех опубликованных биографических справках о Симоне сообщается, что «он был по происхождению серб и до назначения в Казань был митрополитом Сербским». Но дело в том, что в середине XVII века не существовало Сербской Православной Церкви, Сербия состояла из множества епархий, архиереи на них назначались Константинопольским патриархом и утверждались властями Османской империи. Большинство  архиереев в южнославянских епархиях были греками, но встречались и славяне.

 


Литературы по истории Православия у южных славян и о связях восточных православных церквей с Россией довольно много. В середине XVII века многочисленные иерархи из Османской империи посещали Россию, некоторые из них оставались здесь. Но нам не удалось найти среди них архиерея Симона, не упоминается архиерей Симон и в литературе по истории Сербии и Сербской церкви.

Скорее всего, владыка Симон действительно был сербом и прибыл в Россию уже архиереем. Чаще всего так поступали те, кого по требованиям турецких властей Патриарх освобождал от управления епархиями. Судьба таких архиереев была незавидна, они не запрещались в служении и  вообще не считались в чем-то провинившимися, но, как правило, так и не получали назначений на другие кафедры и «бессрочно» жили на покое. Такие архиереи и приезжали в Россию. Указом патриарха Иосифа от 7 февраля 1646 года, менее чем через месяц после смерти митрополита Матфея, что по тем временам было весьма оперативно, владыка Симон был назначен митрополитом Казанским и Свияжским. Скорее всего, владыка Симон находился в «кадровом резерве» Патриарха, то есть ждал освобождения какой-нибудь вакансии.

В Казани в правление владыки Симона не произошло заметных событий. Во второй половине 1648 – начале 1649 гг. митрополит Симон находился в Москве, участвовал в Земском соборе, принявшем Соборное уложение – фундаментальный свод законов Российского государства. В церковных документах его называют Симоном, а в гражданских – чаще Симеоном.

 Митрополит Симон скончался 26 сентября 1649 года и был похоронен в кафедральном Благовещенском соборе, слева у северной стены.

 

 

 

Корнилий митрополит Казанский и Свияжский с 13 января 1650 года по 17 августа 1655 года.

 


 

К сожалению, документы не сохранили жизнеописания митрополита Корнилия. Его мирское имя, происхождение, даты рождения и пострижения неизвестны. Впервые имя митрополита Корнилия упоминается в 1647 году, когда он был игуменом знаменитого Макарьева Желтоводского монастыря, вероятно, он и раньше находился среди братии этого монастыря. В феврале 1649 года он стал игуменом Богоявленского монастыря в Москве, а 13 января 1650 года патриарх Московский и Всея Руси Иосиф рукоположил его в митрополита Казанского и Свияжского.

 


Скорее всего, именно по инициативе митрополита Корнилия была основана Макарьевская пустынь. Как известно, в середине XVII века из Макарьева Желтоводского монастыря в Казанский уезд пришел иеромонах Исаия, который основал монастырь на месте, где, по преданию, останавливался в 1430-е гг. преподобный Макарий Желтоводский, отпущенный из плена ордынским ханом Улу-Мухаммедом. Заслуживает внимания и то, что монастырь был основан на земле, принадлежавшей Казанскому архиерейскому дому. Скорее всего, именно владыка Корнилий, бывший насельник Макарьева Желтоводского монастыря, прекрасно знавший Житие этого очень почитаемого в Нижегородском крае подвижника, и пригласил Исаию из своей бывшей обители и выделил место.

В конце 1651 и начале 1652 года митрополит Корнилий участвовал в Поместном соборе, его имя значится в списке архиереев, участвовавших в поставлении патриарха Никона.

Если жизненный путь митрополита Корнилия остается тайной, то обстоятельства его смерти известны во всех подробностях.

Лето 1656 года принесло Казани и ее окрестностям страшное бедствие – эпидемию бубонной чумы. В средние века случались и намного более страшные эпидемии: так, в 1350-е годы от чумы погибло более трети населения всей Европы, страшные опустошения она нанесла тогда и Золотой Орде, и Руси. Эпидемия 1656 года была локальной, она охватила только Казань и ее ближайшие окрестности.

Совершенно очевидно, что источником чумы стали торговые связи Казани с Персией и Средней Азией и чуму завезли в город персидские и таджикские купцы, «тезики», как их называли в русских документах. В этих странах эпидемии чумы происходили тогда очень часто. Существуют там и природные очаги бактерий чумы, переносимые грызунами. И сейчас в государствах Средней Азии изредка случаются заболевания чумой. Чумные бактерии плохо переносят холод, поэтому в северных странах эпидемии обычно случались летом и к зиме прекращались. На факт завоза чумы из Средней Азии указывает и то, что эпидемия началась в Казани, а в немногие пораженные села и деревни попала явно из города.

Именно чума была самой страшной инфекцией. Дело в том, что чума очень заразна, смертность при ней была почти стопроцентной, болезнь протекала скоротечно, обычно два-три дня, при этом бубоны («язвы») появлялись далеко не у всех заболевших. В отличие от холеры и тифа чума была болезнью внесоциальной. От других инфекций простые, бедные люди страдали намного чаще, чем богатые и знатные. В этом играли роль и санитарные условия, и режим питания (у хорошо питающегося человека сильнее иммунитет). Риск же заразиться чумой у «начальных людей», постоянно общавшихся с большим количеством посетителей, и у духовенства, принимавшего участие в похоронах умерших от чумы, был еще больше, чем у простых горожан.

В летописях и других официальных документах о чуме в Казани сообщается кратко. Но в конце XIX века профессор Казанской духовной академии протоиерей Евфимий Александрович Малов в архиве уездного суда небольшого уездного города Курмыша Симбирской губернии обнаружил неизвестно как попавшие туда отписки (доклады) казанских воевод в Москву. В 1902 году Е.А. Малов опубликовал тексты отписок в «Известиях Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете». В них ярко представлена картина страшного бедствия. Приведем эти тексты с небольшими сокращениями.

Первая «отписка» от 11 июля не сохранилась, а в следующей, 31 июля, казанские руководители пишут:

«Государю царевичу и великому князю Алексею Алексеевичу Всея Великие и Малые и Белые России [1] холопи Ваши Ивашко Хованский, Ивашко Колтовский, Васька Ушаков, Пятунька Спиридонов [2] челом бьют.

В нынешнем государь, в 7164 (1656) году июля в 11 день писали мы, холопи ваши к тебе .… с казанцем с Сувором Мещериновым[3], что в нынешнем, государь, в 1656 году июня с 25 числа в Казани изволением Божиим учали помирать люди скорой смертью. А умерло в Казани в каменном и деревянном городе, на посаде и в монастыре Пречистые Богородицы Казанские и за городом в слободах стариц[4] и всяких чинов людей мужеского и женского полу и младенцев июня с 25 числа и июля по 10 число 59 человек, в том числе умерли 4 человека язвенной болезнью. Да в Казанском уезде в монастыре в Семиозерской пустыни умерло язвенной болезнью 5 человек старцев, да 6 человек без язв.

И Божьей милостью в Казани учало быть льготнее июля с третьего числа ж по 11 число в Казани умер язвенно 1 человек, да 32 человека без язв….

… (После 11 июля) грех ради наших учало моровое поветрие множиться. А померло июля с 11 числа по июля ж 31 число по спискам объездных голов[5] казанцев дворян и детей боярских и попов в каменном и деревянном городе[6] и в загородных слободах всяких чинов людей, мужского и женского полу и младенцев 595 человек. А лежали по полугоду 5 человек, да по 20 недель 3 человека, 10 недель 1 человек, семь недель 8 человек, по 2 недели 26 человек, 20 человек по 10 ден, по 9 ден 5 человек, по осьми ден 6 человек, а 528 человек лежали по дни, по два… и по неделе. И в том числе 46 человек умерли с язвами. А в Казанском, государь, уезде в монастыре в Седмиозерной пустыни по отпискам заставных голов померло старцев 27 человек… да в Казанском же уезде по отпискам приказных людей объявилось моровое поветрие вновь в казанском пригороде в Арском[7], в ясачном селе Чурилине[8], да в поместных деревнях казанцев детей боярских Осипа Красенского да Ефима Нудомова. И в Арском, государь, городе умерли посадского человека жена да 4 дочери девки язвенной болезнью, а в ясачном селе Чурилине померло ваших государевых ясачных крестьян 30 человек да жен и детей их 21 человек, без язв….

И ныне, государь, в Казани Божьим посещением грех ради наших моровое поветрие и на люди упадку множится, помирают люди скорой смертью и язвенной болезнью человек по десяти и по двадцати…и по пятидесяти на день и больше в разных дворах.

Роспись, сколько каких чинов в Казани и в Казанском уезде померло в нынешнем году с июля с 11 числа июля ж по 31 число.

Детей боярских 2 человека, людей их 4 человека

Подьячих и их жен и детей 7 человек

Конных стрельцов и их жен и детей 8 человек

Пеших стрельцов и их жен и детей 156 человек

(все остальные с женами и детьми)

Ямских охотников 11 человек

Иноземцев 11 человек, толмач 1 человек

Преображенского монастыря слобожан 109 человек

Митрополичьих детей боярских и всяких дворовых людей 48 человек

Казанцев посадских людей 153 человека

Гулящих людей 22 человека

Кузнецов 2 человека

Девичьих монастырей Пречистые Богородицы явления Чудотворные иконы Казанские да Успения Пречистые Богородицы[9] деловных стариц 36 человек».

Следующая «отписка» датирована 22 августа, ее первый лист утрачен, в утраченной части содержалось сообщение о смерти митрополита Казанского и Свияжского Корнилия. Далее сообщается о массовой гибели духовенства:

«…да в соборной церкви протопоп, да ключарь, да поп, да протодьякон, да подьякон ризничий умерли от язвы… А попов, государь, в Казани у церквей Божьих ныне мало, а многие, государь, попы померли, а которые, государь, остались, и те больны. А которые и здоровы, и те попы поновляют и причащают и погребать не успевают.

И ныне, государь, в Казани для вашего государева дела послать и приказывать некому: которые дворяне и дети боярские в Казани были… да и то померли, а иные разбежались за заставы и в деревнях иные померли ж. А и подъячие, государь, Приказной палаты померли ж, а иные лежат больны. Да и митрополичьи, государь, дворы и дворовых его людей в каменном городе пусты, только, государь, в каменном городе Преображенский монастырь, и в том монастыре старцы мрут.

Не токмо что, государь, в городе ночью, но и в день пусто. Только, государь, бывают на карауле стрельцы, да и то понемногу, оттого что вымерли. А в тюрьмах, государь, в каменном городе в трех местах с четыреста человек, а для береженья, государь, в прибавку в каменном городе людей взять негде. Не токмо что, государь, от морового поветрия и от духу в городе мне, холопу вашему Ивашке Хованскому и которые остались малые люди со мной, холопом вашим, жить нельзя…. За город выехать без вашего государева указу не смею ж. От мору и пустоты жить нельзя. Вели, государь, нам, холопам твоим, государев указ учинить».

Следующую отписку составлял уже второй воевода Иван Колтовский без первого воеводы.

«Государю царевичу и великому князю Алексею Алексеевичу … холопы ваши, Ивашко Колтовский, Васька Ушаков, Пятунька Спиридонов челом бьют. В нынешнем в 1656 году августа в 26 день в восьмом часу дни волею Божией боярина и воеводы князя Ивана Никитича Хованского не стало, а лежал язвами 3 дня.

 А льготы, государь, от морового поветрия нимало нет. А умирают люди скорой смертью и язвами беспрестанно, становится в Казани малолюдно. И мы, холопы ваши, ожидаем того ж. А я, холоп ваш Пятунька[10] лежу болен язвой. А померло, государь, в Казани августа с 22 числа августа ж по 27 число пять дней, всяких чинов людей с язвами и без язв 925 человек».

Другие доклады в Москву не сохранились, и о дальнейшем ходе событий известно из других документов и летописей. Эпидемия прекратилась в конце осени, как это обычно и бывало в северных районах. Общее количество жертв превысило 11 тысяч человек. Второй воевода Иван Яковлевич Колтовский выжил. Очевидно, в Москве опасались возобновления эпидемии. Новый митрополит Казанский и Свияжский Лаврентий был назначен 26 июля следующего, 1657 года. Он прибыл в Казань только 3 января 1658 года, вместе с новым первым воеводой окольничим Федором Васильевичем Бутурлиным.

Эти документы заставляют иначе взглянуть на историю прославления Седмиезерной Смоленской иконы Божьей Матери. В Сказании о ее прославлении называется 1654 год, а крестный ход с иконой, который избавил город от чумы, датируется 26 июня. В Сказании поминается дьяк Михаил Патрикеев. Такого дьяка в Казани не было, а Иван Патрикеев служил в Казани с 1650/51 по сентябрь 1653 года, во всяком случае, в январе 1654 года он уже был дьяком Посольского приказа в Москве[11]. Кроме того, сообщается, что митрополит Корнилий отсутствовал в Казани во время этой эпидемии, так как находился «с царем Алексеем Михайловичем в походе на поляков», хотя в 1654 году имя владыки Корнилия в придворных списках не значится.

С другой стороны, в летописях и других документах нет сведений об эпидемии чумы в Казани до 1656 года. Но просто механически перенести дату прославления иконы на два года нельзя. Отписки казанских воевод показывают, что в 1656 году эпидемия только началась 25 июня. Крестного хода в этом году не было – о таких событиях в Москву обязательно сообщали. Наконец, в 1656 году Казань вовсе не была «избавлена», а наоборот, очень сильно пострадала от чумы.

Исходя из очевидных фактов можно предположить следующее. Первый крестный ход с Седмиозерной иконой был не в 1654, а в 1653 году, когда митрополит Корнилий действительно отсутствовал в Казани: он был на знаменитом Земском соборе, одобрившем присоединение украинского казачества к России. Зато в Казани находился упоминаемый в Сказании дьяк Патрикеев, правда, не Михаил, а Иван. Эпидемия, вероятно, была небольшой и действительно прекратилась после крестного хода, поэтому и не попала в летописи.

Вероятно, первый крестный ход был не 26 июня, а в какой-то другой день. В следующие годы эпидемий не было, и Седмиезерная икона оставалась в монастыре. Но страшная эпидемия 1656 года заставила вновь вспомнить о чудотворной иконе. Крестные ходы возобновились не ранее 1658 года: до января 1658 года в Казани не было митрополита. Дата 26 июня, скорее всего, была установлена не по первому крестному ходу, а как память начала эпидемии 1656 года – казанские воеводы писали царю, что эпидемия началась 25 июня. Таким образом, ежегодный крестный ход с чудотворной иконой должен был предотвратить возможную эпидемию: как уже говорилось выше, страшные заразные болезни в Казань заносили среднеазиатские купцы или их товары, и эпидемии всегда начинались в начале лета.

Умерший от чумы 17 августа 1656 года митрополит Корнилий был похоронен в кафедральном Благовещенском соборе, слева у северной стены.

 

1. Царевич Алексей Алексеевич – сын царя Алексея Михайловича, номинально управлял Приказом Казанского дворца, поэтому большинство грамот из Казани адресовались ему, а не царю.

 


2. Казанские воеводы боярин и князь Иван Никитич Хованский, московский дворянин Иван Яковлевич Колтовский, дьяки Василий Ушаков, Пятой Спиридонов.

3. Казанский дворянин, гонец, направленный с грамотой в Москву.  

4.Старица – монахиня, старец – монах.

5. Объездные головы – что-то вроде временных конных полицейских, назначались из дворян по очереди на месяц.

6. Каменным городом называется Кремль, а деревянным – пространство, огороженное деревянной стеной, включало почти всю нынешнюю центральную часть города. Загородные слободы – кварталы за деревянными стенами, а также за Булаком и Кабаном.

7. Город Арск.

8. Сейчас Старое Чурилино Арского района.

9. Имеются в виду Казанский Богородицкий монастырь и Успенский женский монастырь, находившийся на берегу Булаке, на месте нынешнего культурно-развлекательного комплекса «Пирамиды», закрытый в 1764 году.

10. Дьяк Пятой Спиридонов выжил и в 1660 году служил в Тамбове (см.: Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. – М., 1975. – С. 487-488.).

11. Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. – М., 1975. – С. 400.

 

 

 

Лаврентий митрополит Казанский и Свияжский с 26 июля 1657 года по 11 ноября 1672 года.

 


 

Мирское имя, дата рождения и пострига будущего казанского архипастыря неизвестны. Но даже и в скудных данных его биографии  накопилось много путаницы. Известная история прославления Раифского списка Грузинской иконы Божьей Матери свидетельствует, что митрополит Лаврентий до того, как попал в Москву, был настоятелем или, во всяком случае, состоял в братии Важского монастыря в устье Северной Двины около села Холмогоры и только  образующегося тогда города Архангельска. Этот монастырь был закрыт после секуляризации 1764 года. Но с этими данными произошло некоторое недоразумение. Первый биограф Казанских архиереев архимандрит Платон (Любарский), видимо, не знавший о Важском монастыре, перепутал его с другим, намного более известным Вяжицким монастырем, расположенным близ Новгорода, и определенно написал о пребывании владыки Лаврентия в «Николаевском и Ефимьевском Вяжицком монастыре»[1]. Эти данные потом переписывались в других сочинениях по истории епархии – Г.К. Богословского, владыки Никанора (Каменского), попали и в известный труд владыки Мануила (Лемешевского).

 


Единственным рациональным зерном в этом заблуждении было то, что своей карьерой владыка Лаврентий явно был обязан патриарху Никону. Известно, что в 1652 или 1653 году, в начале правления патриарха Никона, отецЛаврентий стал патриаршим ризничим. Это объясняли тем, что патриарх Никон в 1648-1650 гг. был Новгородским митрополитом, где и познакомился с игуменом Лаврентием.

Но, как известно, патриарх Никон постригся и монашествовал в Анзерском скиту (в то время он был независимым от Соловецкого монастыря), потом был настоятелем Кожеезерского монастыря – а все дороги из этих обителей вглубь России проходили по Белому морю и Северной Двине, так что он мог познакомиться с игуменом Лаврентием и в Важском монастыре.

В качестве патриаршего ризничего отец Лаврентий упоминается 6 апреля 1654 года при описании перенесения мощей святителя Иакова Боровицкого в Иверский монастырь.

В 1655 году отец Лаврентий был рукоположен на Тверскую кафедру, с возведением в сан архиепископа. Здесь явно проявилась благосклонность патриарха Никона – среди тверских архиереев  владыка Лаврентий был первым архиепископом. Как тверской архиерей он в 1656 году присутствовал на соборе по вопросу об исправлении церковных книг, а 26 июля 1657 года был переведен на Казанскую кафедру. Это произошло через год после смерти от чумы митрополита Корнилия. Прибыл же митрополит Лаврентий в Казань только 3 января 1658 года[2]. При этом он был первым митрополитом, которому было дано право на белый клобук и саккос с колокольцами.

В том же году патриарх Никон одним из последних своих указов расширил пространство Казанской епархии. Симбирск, основанный в 1648 году, и быстро заселявшиеся вокруг него земли по Симбирской засечной черте, в церковном отношении до сих пор подчинявшиеся непосредственно патриарху, были переданы в состав Казанской епархии. Уже к концу 1660-х гг. митрополит Лаврентий построил в Симбирске подворье архиерейского дома. Еще одно подворье, в Свияжске, появилось в 1659 году. Теперь во время частых поездок в Свияжск архиерей мог не обременять лишними заботами братию Успенского монастыря.

Достаточно длительное пребывание митрополита Лаврентия в Казани запомнилось, в основном, в связи с прославлением двух местных икон.

Чудесный сон инокини Марфы и первый крестный ход с Седмиезерной Смоленской иконой состоялись раньше, но именно при Лаврентии произошло официальное прославление иконы как чудотворной и сложился порядок празднования, существовавший до конца 1920-х гг. и включавший ежегодный крестный ход из Седмиезерной пустыни, встречу иконы казанцами во главе с архиереем, обнесение иконы вокруг города, месячное пребывание Седмиезерной иконы в городских храмах по расписанию, составленному архиереем. Сам митрополит Лаврентий, по легенде, «красными ногами» ходил в Седмиезерную пустынь и из нее в Казань с крестным ходом.

Не только прославлением, но и самим созданием другой местной чудотворной иконы Божией Матери – Грузинской – Казань всецело обязана митрополиту Лаврентию.

Настоящая Грузинская икона была в 1622 году захвачена персами во время набега на Грузию. Ее выкупил находившийся в Персии по торговым делам приказчик ярославского купца Григория Лыткина Степан Лазарев и привез в Россию. Лыткин в 1629 году пожертвовал икону в Черногорский (Красногорский) монастырь, находящийся под Архангельском, в 20 километрах от Холмогор. Вскоре на севере икона стала почитаться как чудотворная, а в 1650-е годы, при патриархе Никоне, она была официально внесена в календарь. Патриарх Никон, бывший насельник Анзерского скита, очевидно, знал о чудесах от Грузинской иконы. Владыка Лаврентий, живший в Важском монастыре, находившемся менее чем в 100 верстах от Черногорского (по северным меркам расстояние совсем небольшое), очень почитал Грузинскую икону. Став казанским митрополитом, он направил в Черногорский монастырь иконописца, который сделал точный список с древней иконы. В 1662 году она была помещена в Раифском монастыре, скоро прославилась благодаря многочисленным чудесам и стала почитаться не меньше, чем подлинник.

Именно при владыке Лаврентии было составлено Житие святителя Германа, ему же приписывают авторство канона и стихир святителю. Со слов архимандрита Платона (Любарского)[3] митрополита Лаврентия называют составителем Жития святителя Германа, но это явно не соответствует действительности: из текста Жития видно, что его писали в Свияжском Успенском монастыре. Что касается службы святителю Герману, то ее составителем действительно, скорее всего, был митрополит Лаврентий.

При митрополите Лаврентии быстро росло число приходских храмов на вновь осваиваемых землях. К 1658 году было завершено строительство Закамской засечной черты, плодородные земли в Закамских районах нынешнего Татарстана стали очень быстро заселяться. За двадцать лет почти все земли приобрели хозяев. В эти годы было основано большинство русских, татарских, чувашских, мордовских сел и деревень на территории нынешних Спасского, Алексеевского, Чистопольского, Новошеш-минского, Нижнекамского районов. Большинство русских сел были помещичьими, и приходы возникали в них в первые же годы после основания. Еше больше новых приходов возникло на западном берегу Волги.

В 1654 году было завершено строительство Симбирской засечной черты (Симбирск основан в 1648 году), быстро стали заселяться земли, ныне составляющие Симбирскую и Самарскую области. К концу XVII века на них находилось больше половины приходов Казанской епархии.

Патриарх Никон был смещен и оказался, фактически, под арестом уже через год после назначения митрополита Лаврентия на Казанскую кафедру. Владыка Лаврентий принимал участие в официальном удалении патриарха Никона с патриаршего престола на поместном соборе 1666-1667 гг. Но это не помешало казанскому митрополиту кое в чем подражать своему покровителю. Как известно, патриарх Никон создал под Москвой Ново-Иерусалимский монастырь, понимаемый им как некое зеркало Святой Земли. Река Истра была переименована в Иордан, многие окрестные объекты получили палестинские названия.

Митрополит Лаврентий в Казани создал свой Новый Иерусалим. На берегу озера Дальний Кабан, на земле, принадлежавшей архиерейскому дому, в дачах деревни Горки была построена загородная резиденция митрополита – Новый Иерусалим. Сам он и все архиереи после него проводили в этом загородном доме много времени вплоть до конфискации Нового Иерусалима в 1918 году. Позже этот архиерейский дом называли также Возскресенским монастырем, что не совсем верно.

Поместный собор 1666-1667 гг., в котором владыка Лаврентий участвовал, окончательно оформил церковный раскол, запретив старые обряды и объявив их сторонников находящимися вне Церкви. Бороться с «раскольниками» должны были и светские, и духовные власти на местах. Нет сомнений, что в Казани и Казанской епархии старообрядцев было много.

Накануне собора 1666-1667 гг. в глазах сторонников старых обрядов митрополит Лаврентий выглядел безусловным сторонником патриарха Никона и нововведений. Один из видных противников новых обрядов, бывший патриарший «подьяк» (иподиакон) Федор Трофимов, специально для разбирательства на соборе был возвращен из сибирской ссылки. Он представил челобитную на имя Алексея Михайловича с обвинениями против патриарха Никона и других иерархов. О митрополите Лаврентии он писал: «И в нынешнем, государь, во 7174 (1665/66) году, октября в первый день по указу государя волокся я, нищий, к Москве из Сибири за приставом[4]. И в Казани будучи, бродил я, нищий, к митрополиту Лаврентию для милостыни. … А в то время он, Лаврентий, воссел на колесницу позлащенну, а перед ним неведомо какого чину старец, и сказали, что ехал он к празднику служить. А сказали тутошние люди: прежние де власти к праздникам на колеснице не езживали, ходили с кресты. …Камилавка и клобук на нем не по-старому… рукою осеняет странно некако, а то есть гордость и старому преданию нарушение. … у того митрополита Лаврентия от келий сделаны переходы на столпах каменных до соборные церкви... А ему ж приказал Никон строить таков же новый Ерусалим, и он строит деревянный тем же образом, и быть де ему в том Ерусалиме патриархом… и те его каменные переходы и светлица с чердаком явная гордость к царской державе и высости (так!), потому что прежние пастыри переходов каменных и деревянных к соборной церкви не делывали. Он же митрополит поставил у себя над поварнею светлицу, а перед ней сделал чердак тесовый, а на нем поставил крест Христов и то явно ругательство кресту Христову»[5]. Как известно, подьяк Федор был среди тех, кто персонально был осужден Поместным собором 1666-1667 гг.

Но о каких-либо действиях архиерея или воевод против старообрядцев после Поместного собора сохранившиеся источники ничего не сообщают. Единственное известие дошло до нашего времени через старообрядческие предания.

В Казани есть место, которое издавна называют «Стекольный скит». Это место, которое находится вблизи пляжа «Локомотив», и сейчас почитается казанскими старообрядцами старопоморского согласия, которые утверждают, что на этом месте находился монастырь Димитрия Прилуцкого, закрытый за приверженность монахов старым обрядам.

В 1810-е или 1820-е гг. купец-старообрядец Василий Андреевич Савинов построил на этом месте стекольный завод, отсюда и название. По другой версии, никакого стекольного завода здесь никогда не было, а Савинов под видом завода построил молельный дом. Так или иначе, но до 1847 года этот дом был основным местом, где собирались старообрядцы старопоморского согласия. В 1847 г. молельный дом был закрыт властями как незаконный. С этого времени вплоть до начала XX в. дом находился в запустении, старообрядцы продолжали его эпизодически посещать и ремонтировать, совершать рядом захоронения. В 1905 году, после объявления свободы вероисповедания, старообрядцы вновь оборудовали здесь официально разрешенный молельный дом, просуществовавший до 1937 года. Монастырь великомученика Димитрия Прилуцкого действительно существовал, он упоминается в 1648 году, а во второй половине XVII века его уже не было.

Как и многим другим казанским архиереям, владыке Лаврентию пришлось пережить сильный пожар. В 1670 году сильно горел Кремль, в результате пришли в негодность колокола Благовещенского собора. Митрополит Лаврентий просил патриарха выслать мастеров для переплавки колоколов, но мастер Харитон Иванов с четырьмя учениками прибыл только после смерти владыки Лаврентия, в 1674 году[6].

4 июня 1671 года митрополит Лаврентий пожертвовал в Успенский собор города Казани серебряный напрестольный крест с мощами. Этот крест с дарственной надписью хранился в соборе до 1921 года[7]. Сохранялась в соборе и панагия митрополита Лаврентия «из камня фиатиста, в котором вырезан образ Богородицы Печерские, на золотом окладе 6 изумрудов и 175 жемчужных зерен и вверху Нерукотворный образ на лазоревом яхонте и украшенный жемчугом»[8].

Согласно архимандриту Платону (Любарскому), владыка Лаврентий скончался в полночь с 11 на 12 ноября 1673 года; правда, неизвестно, откуда архимандрит Платон в конце XVIII века мог знать точный час смерти. Перед смертью он принял схиму с именем Левкий и был похоронен в кафедральном Благовещенском соборе, в подвале под алтарем.

 

1. Архимандрит Платон (Любарский). Сборник древностей Казанской епархии. – Казань, 1868. – С. 77.

 


2. В Твери владыка Лаврентий уже пережил страшную эпидемию чумы летом 1655 года, когда погибли две трети жителей города.

3. Там же. – С. 78.

4. «За приставом» – под охраной.

5. Там же. – С. 78.

6. Казанские губернские ведомости 1859. – № 2.

7. Малов Е.А. Исторические описания церквей г. Казани. – Казань, 1884. – Вып. 1 – С. 91.

8. Архиепископ Никанор (Каменский). Казанский сборник статей. – Казань, 1909. – С. 435.

 

 

 

Корнилий (Косма) митрополит Казанский и Свияжский с 16 марта 1673 года по 6 августа 1674 года.

 


 

Митрополита Корнилия лишь формально можно считать одним из архиереев, правивших Казанской епархией. Он происходил якобы из «московской боярской семьи», что весьма сомнительно, постригся в Троицком Зеленецком монастыре под Новой Ладогой. С 1665 года был игуменом Тихвинского Богородицкого монастыря, с 1668 года настоятельст-вовал в Зеленецком монастыре. 16 марта 1673 года патриарх Питирим рукоположил его в митрополита Казанского и Свияжского. Но владыка Корнилий не хотел ехать «на погорелое место» (имеется в виду пожар 1672 года, уничтоживший Казанский архиерейский дом и сильно повредивший кафедральный Благовещенский собор). Он полтора года жил в Москве, участвовал в похоронах митрополита Питирима, в Поместном соборе, избравшем нового патриарха Иоасафа, который 6 августа 1674 года назначил его на Новгородскую кафедру. Новгородским митрополитом Корнилий был 20 лет, 3 марта 1695 года удалился на покой в Зеленецкий монастырь, где жил в затворе и полном молчании, скончался 26 февраля 1698 года, погребен в Зеленецком монастыре, рядом с основателем обители преподобным Мартирием. Православные жители Новгородской земли почитают владыку Корнилия, получают помощь по молитвам к нему. Вполне вероятно, что вскоре он будет канонизирован.

 


 

 

 

Иоасаф митрополит Казанский и Свияжский с 6 сентября 1674 года, Казанский и Болгарский с 1682 года по 30 января 1686 года.

 


 

Происхождение и мирское имя митрополита Иоасафа неизвестны. До архиерейства он был архимандритом Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря (упоминается в июле 1671 года). 6 сентября 1674 года недавно (26 июля) поставленный патриарх Иоаким рукоположил архиманд-рита  Иоасафа в митрополита Казанского и Свияжского. Но в Казань владыка Иоасаф прибыл только 6 января 1676 года. Дело в том, что патриарх Иоаким в конце 1674 года собрал Помест-ный собор, продолжавшийся почти до конца 1675 года, на котором присутствовали все епархиальные архиереи.

 


В результате Казанская епархия оставалась без епархиального архиерея больше трех с половиной лет. Основной заботой митрополита стало восстановление архиерейского дома и кафедрального Благовещенского собора после пожара, случившегося еще летом 1672 года, при митрополите Лаврентии. Решения Поместного собора 1675 года очень ему помогли. Дело в том, что собор окончательно упразднил монастырский приказ. Церковные собст-венники вернулись к полной экономической самостоятельности. С другой стороны, тот же собор укрепил судебную власть архиереев над духовенством. В случае необходимости архиерей теперь мог привлекать денежные средства, материальные и трудовые ресурсы монастырей. Купола и крыша кафедрального Благовещенского собора при митрополите Иоасафе были впервые покрыты железом. Обгоревшие наружные стены пришлось реставрировать. Архиерейский дом в Кремле и все постройки на архиерейском дворе пришлось восстанавливать заново. Средства архиерейского дома и монастырей были использованы и для восстановления погоревших приходских храмов города.

В начале 1682 года владыка Иоасаф выехал в Москву на вновь собранный патриархом Иоакимом Поместный собор. На нем ему был присвоен новый титул – митрополита Казанского и Болгарского. Это отражение реального положения вещей – к этому времени, через 25 лет после сооружения Закамской засечной черты, территория вокруг Булгара была заселена и реально входила в состав Казанской епархии.

Впрочем, освоение епархии шло и в других направлениях. Осваивались пространства в среднем течении Камы – в 1675 году были основаны приписанные к архиерейскому дому Вознесенский монастырь в Сарапуле и Преображенский в Осе.

В 1683 году Вознесенский мужской монастырь был открыт в Сызрани, а в последний год правления владыки Иоасафа, в 1686 году, в этом городе, которому было всего 11 лет, построили и архиерейское подворье.

В Москве митрополит Иоасаф задержался почти на полгода. Неожиданно умер царь Федор Алексеевич, за этим последовал стрелецкий бунт. 25 июня 1682 года владыка Иоасаф участвовал в коронации царей Ивана и Петра, в 1683 году опять заседал на Поместном соборе.

Митрополит Иоасаф скончался 30 января 1686 г. Погребен в кафедральном Благовещенском соборе у северной стены главного храма.

 

 

 

Адриан митрополит Казанский и Свияжский с 21 марта 1686 года по 21 августа 1690 года.

 


 

Точный год рождения будущего Казанского митрополита и последнего в царской России патриарха точно не известен – это вторая половина 1630-х гг. Но зато точно известен день рождения – 2 октября – это день взятия Казани в 1552 году.

 


Будущий патриарх родился в Москве, его мирское имя было Андрей. О происхождении владыки Адриана ничего не известно. Но определенно можно сказать, что он не был выходцем из дворян. Родственниками-архиереями, тем более патриархами, гордились и ни в коем случае не забывали назвать в родословных росписях их двоюродные, троюродные и более дальние родственники. Поэтому нам известны фамилии и мирские имена всех архиереев XVI-XVII вв., происходивших из дворян, как знатных, так и сравнительно простых. Так, родословная патриарха Иоакима (Савелова) известна до мельчайших подробностей. Вряд ли владыка Адриан происходил из привилегированных корпораций крупных предпринимателей – гостей, гостиной и суконной сотен. Эти люди по занимаемому ими месту на общественной лестнице были близки к дворянам, имели фамилии (см. в статье о митрополите Тихоне (Воинове). Скорее всего, родителями владыки были либо московские горожане (посадские), либо очень многочисленные в столице стрельцы или другие «служилые по прибору», то есть не привилегированные.

Впервые имя владыки встречается в 1678 году, когда патриарх Иоаким назначил его архимандритом знаменитого Чудова монастыря в Московском Кремле. Перед этим он какое-то время был иеромонахом в этом же монастыре, но там ли постригся и был рукоположен во иерея – неизвестно. Чудов монастырь был придворным (самым известным его насельником был Григорий Отрепьев – Лжедимитрий I), архимандритство в нем почти всегда было ступенькой к архиерейской кафедре, патриарх Иоаким в свое время тоже настоятельствовал здесь. Во время управления архимандрита Адриана монастырь был перестроен по плану и на средства царя Федора Алексеевича, а уже после смерти Федора под руководством самого архимандрита Адриана был возведен Благовещенский собор (к сожалению, в советское время весь ансамбль Чудова монастыря был снесен).

Отцу Адриану пришлось пережить стрелецкий бунт 17 мая 1682 года, когда восставшие в поисках скрывающихся «бояр-изменников» обыскали Чудов монастырь и учинили в нем погром. Сам архимандрит Адриан совершил постриг в монашество боярина Кирилла Полуэктовича Нарышкина, отца царицы Натальи и деда Петра I, чтобы спасти его от неминуемого убийства толпой стрельцов. Тревожным летом 1682 года он был при патриархе Иоакиме и дважды ездил в Троице-Сергиеву Лавру к царевне Софье.

Вообще, насколько можно судить по немногим сохранившимся сведениям, своим возвышением он всецело был обязан патриарху Иоакиму, который, скорее всего, видел в нем своего преемника. Именно поэтому он довольно долго управлял Чудовым монастырем – Патриарх хотел поставить отца Адриана не просто на архиерейскую кафедру, а на такую, с которой избирались в патриархи. Этот момент наступил после смерти казанского митрополита Иоасафа. 21 марта 1686 года митрополит Адриан был назначен и 26 марта рукоположен в сан епископа и сразу возведен в сан митрополита Казанского и Свияжского. Уже 28 июля 1686 года владыка Адриан прибыл в Казань.

Сравнительно недолгое пребывание владыки  Адриана на Казанской кафедре не запомнилось сколь-либо важными событиями. Он оставил по себе память богатым вкладом в Благовещенский собор: «При сем митрополите напрестольный крест мусиею с алмазами и прочим камением украшен, второй крест серебряный, маргаритами украшен, да Евангелие александрийской бумаги, золотою ж мусиею и алмазами и прочим дорогим камением устроено, да его ж патриаршего даяния сосуды сребропозлащенные резные с чернью»[1]. Все эти предметы описавший их в конце XVIII века архимандрит Платон (Любарский) видел лично, на них были надписи о вкладе их митрополитом Адрианом. Сохранялись они в Благовещенском соборе и в начале XX века[2] и бесследно исчезли во время большевистской конфискации 1922 года. Митрополит Адриан оставил в соборе и свою золотую панагию, украшенную 24 алмазами, 7 яхонтами, 10 изумрудами и двумя большими жемчужинами[3].

Но чаще владыку Адриана в Казани вспоминали в связи с основанием Кизического монастыря. По инициативе митрополита Адриана в 1688 году на месте, где по сравнительно недавней традиции казанцы ежегодно встречали крестный ход с Седмиезерной Смоленской иконой Божией Матери, была основана небольшая монашеская община во главе с иеродиаконом Стефаном Сахаровым. Позже, в 1692 году, когда владыка Адриан уже стал патриархом, община по его указу была обращена во Введенский монастырь.

В 1693 году в монастырь по распоряжению патриарха Адриана были перенесены частицы мощей девяти Кизических мучеников. Кизик – город в Малой Азии на берегу Мраморного моря, а Кизические мученики – христиане, убитые римлянами в 286-299 гг., почитаются Греческой и Русской Православными Церквами (память 29 апреля). В Россию эти частицы попали в 1645 году, их привез в дар царю Михаилу Федоровичу Кизический митрополит Анемподист.

В Казани же владыка Адриан написал свой известный «противураскольничий» труд: «О древнем предании св. Апостол и св. Отец, како подобает всякому православному христианину на знамение креста и на лице своем руки своея персты и кия слагати, и како на себе оный (крест) изображати».

Когда патриарх Иоаким тяжело заболел, владыка Адриан выехал в Москву и последние месяцы правления Патриарха именно он, а не митрополит Сарский и Подонский, как это было положено, управлял делами Патриаршего дома и церкви, присутствовал при кончине патриарха  Иоакима и участвовал в его погребении 18 марта 1690 года. Мирополит  Адриан давно рассматривался как преемник патриарха Иоакима, но на Поместном соборе была некоторая интрига. Вероятным соперником владыки Адриана был митрополит Псковский Маркелл, на которого указывал и молодой царь Петр. Но большинство архиереев стояло за митрополита Адриана, его кандидатуру поддержала царица Наталья Кирилловна, которая с 1689 по 1694 год фактически правила Россией. Владыка Адриан стал патриархом, 24 августа 1690 года он был возведен на патриарший престол. Его соперник митрополит Маркелл был переведен из Пскова в Казань, на место владыки.

Патриархом Адриан был 10 лет, скончался 16 октября 1700 года. Его правление пришлось на начало петровских преобразований, перевернувших всю Россию, с его смертью закончилась эпоха патриархов в Русской Православной Церкви. Естественно, патриарха Адриана вспоминали не только в трудах по истории Русской Православной Церкви, о нем писали все историки, изучавшие петровскую эпоху. Полемика вокруг могучей фигуры Петра I сказывалась и на оценках патриарха, против него выдвигалось немало несправедливых обвинений – в излишнем консерватизме, противостоянии всему европейскому, пассивности и т. д. При этом негативно патриарха  Адриана оценивали как поклонники Петра I, так и его противники, считавшие, что патриарх недостаточно твердо сопротивлялся намерениям молодого царя. Такая точка зрения отразилась и в единственной монографии, посвященной патриарху Адриану[4].

Во многом эти претензии несправедливы. Он действи-тельно, был консервативным архиереем, таким же, как его предшественник патриарх Иоаким. Он был непримирим к старообрядцам и инославным исповеданиям. Но называть его «просто неучем»[5] нет оснований. Он категорически не принимал петровских нововведений, но не «боролся» с ними и не «протестовал», потому что эти глаголы – вообще не из лексики отношений между светской и духовной властью того времени. Он открыто выражал свое мнение и о бритье бород, и о строительстве в Москве лютеранской и католической церквей, и по другим вопросам, но не вступал в открытую полемику с царем, а последние годы своей жизни фактически провел в затворе. В книге о казанских архиереях мы не будем подробно характеризовать патриарха Адриана и его деятельность. Наиболее объективно его личность представлена в недавно вышедшей книге А.П. Богданова[6].

 

1. Архимандрит Платон Любарский. Сборник древностей Казанской епархии. – Казань, 1868. – С. 80.

 


2. Яблоков А.П. Кафедральный Благовещенский собор. – Казань, 1909. – С. 144.

3. Архиепископ Никанор (Каменский). Казанский сборник статей. – Казань, 1909. – С. 435.

4. Скворцов Г. А. Патриарх Адриан, его жизнь и труды в связи с состоянием русской церкви в последнее десятилетие XVII века. – Казань, 1913.

5. Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. – М., 1992. – Т. 2. – С. 255.

6. Богданов А.П. Русские патриархи. М., 1999 – Т. 2.

 

 

 

Маркелл митрополит Казанский и Свияжский с 8 сентября 1690 года по 21 августа 1698 года.

 


 

К сожалению, мы мало что знаем о митрополите Маркелле, занимавшем Казанскую кафедру 8 лет. Он происходил из южных славян, но приехал ли он в Россию сам или с родителями – неизвестно. Его мирское имя и фамилия[1] неизвестны, до пострижения в монашество он много лет служил переводчиком в Посольском приказе. Это была должность, требовавшая высокой квалификации. Обязанностью переводчиков была работа с документами (те, кто переводил устную речь, назывались толмачами и стояли намного ниже на служебной лестнице). При этом переводчик должен был не только переводить иностранные тексты на русский язык, но грамотно и без смысловых ошибок перелагать на иностранные языки письма царя иностранным монархам. В основном, переводчиками Посольского приказа служили иностранцы. Независимо от происхождения, по своему статусу они были приравнены к московским дворянам. Владыка Маркелл владел греческим, латинским, немецким, польским, турецким языками.

 


Дата пострижения владыки  Маркелла неизвестна, но, скорее всего, это произошло в начале правления патриарха Иоакима, то есть в 1674 году. Его опыт государственной деятельности был учтен, он был сразу рукоположен во иеромонаха и несколько лет был судьей на патриаршем дворе, в Тиунской палате, то есть разбирал гражданские споры между служащими патриаршего дома и многочисленными патриаршими крестьянами. В 1679 году он стал архимандритом известного Свенского Успенского монастыря в Брянске, 21 марта 1681 года был рукоположен во архиепископа Суздальского и Юрьевского, а уже 6 сентября 1681 года был переведен митрополитом в Псков. Вероятно, карьере митрополита Маркелла способствовал царь Федор Алексеевич, любивший латинский и польский языки и покровительствовавший образованному духовенству. Русский полководец, шотландец Патрик (Петр Иванович) Гордон, убежденный католик, покинувший родную страну из-за преследований кальвинистов, называл владыку Маркелла ученым и приятным человеком (gelehrte und feine Mann), писал о его любезности и обходительности, веротерпимости к инославным христианам (Каtoliken und anderen Verwandten)[2].

 В Пскове митрополит Маркелл использовал свой опыт дипломата и знание языков. В переговорах со шведскими властями и магистратом города Ревеля (Таллинна) ему удалось добиться разрешения восстановить в Ревеле старинную православную Никольскую церковь, которую он сам освятил 1 мая 1686 года[3].

 После смерти патриарха Иоакима владыка Маркелл был возможным кандидатом на патриарший престол. По свидетельству Гордона, его поддерживали многие из архиереев и молодой царь Петр. Но царица Наталья Кирилловна и большинст-во архимандритов и игуменов стояли за митрополита Адриана, который и был избран. Гордон ут-верждал, что консервативному духовенству не нравилась образованность псковского митрополита, из-за которой он склонен будет благоприятствовать иноверцам. Один из архимандритов якобы подал царице Наталье сочинение, обличающее владыку Маркелла в ереси[4].

Владыка Адриан был избран патриархом, но не стал преследовать своего реального или потенциального соперника. Указом патриарха Адриана 8 сентября 1690 года митрополит Маркелл был перемещен на Казанскую кафедру, которую только что освободил он сам, и, таким образом, стал третьим в церковной иерархии – после патриарха и митрополита Новгородского. Уже 19 октября владыка Маркелл прибыл в Казань.

За время его управления Казанской епархией не произошло заметных событий, кроме очередного мощного пожара 1694 года, во время которого пострадал Кремль, сгорел собор Спасо-Преображенского монастыря и были повреждены мощи святителя Варсонофия.

Почти все правление митрополита Маркелла продолжались капитальный ремонт и перестройка кафедрального Благовещенского собора. Впервые при владыке Маркелле были расписаны стены и свод кафедрального собора.

Владыка Маркелл продолжил начатое при митрополите Адриане строительство Кизического монастыря, который был его летней резиденцией. При нем в первой половине 1690-х гг. были построены главный каменный Введенский храм с приделом Кизических мучеников, отдельно стоящая шатровая колокольня, которые были снесены в советское время. Сохранилась надвратная Владимирская церковь, ныне действующая в возрожденном Кизическом монастыре.

В загородном архиерейском доме на озере (Новом Иерусалиме) при владыке Маркелле был построен сохранившийся до наших дней без перестроек храм Обновления Храма Воскресения Хрис-това и архиерейский корпус с домовой церковью (перестроенный во второй половине XVIII века).

В отделе рукописей и редких книг Научной библиотеки имени Н.И. Лобачевского Казанского университета сохранилась принадлежавшая Маркеллу книга «Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелиста Иоанна», московской печати 1686 года, с двумя надписями: «Сия книга Маркелла митрополита Псковского келейная» и «Сия книга Преосвященого Маркелла, митрополита Казанского и Свияжского келейная»[5].

Митрополит Маркелл скончался 21 августа 1698 года и был похоронен в кафедральном Благовещенском соборе, под алтарем, рядом с митрополитом Лаврентием, его могила не сохранилась.

 

1. Фамилия у владыки Маркелла, как у служащего в Приказе, конечно, была. Вполне вероятно, что, в отличие от многих других казанских архиереев, мирское имя и происхождение владыки Маркелла можно выяснить, но это требует большой работы с документами XVII века.

 


2. Tagebuch des Generals Patrick Gordon. – SPb., 1851. – B.2. – S. 311-315.

3. Насколько нам известно, это была единственная в XVII веке поездка русского православного архиерея в протестантскую страну.

4. Там же. – С. 318-319.

5. Отдел рукописей и редких книг научной библиотеки имени Н.И.Лобачевского. Единица хранения В-174196.

 

 

 

Тихон (Воинов Тимофей Васильевич) митрополит Казанский и Свияжский с 25 марта 1699 года по 24 марта 1724 года.

 


 

Биография митрополита Тихона, в отличие от многих других иерархов XVI-XVII вв., известна в подробностях. При этом их основным «источником» стал сам митрополит Тихон. В надписях на множестве книг, которые он жертвовал в храм прихода, где родился (церковь Димитрия Солунского – Благовещенский собор в Нижнем Новгороде) и в кафедральный Благовещенский собор в Казани, он сам излагал свою биографию – называл даты рождения, пострижения, имена родителей и т. д. В Благовещенском соборе Нижнего Новгорода и в начале XX века хранились многие документы, связанные с его жизнью[1]. Повседневную деятельность владыки Тихона раскрывают его письма Петру I и его кабинет-секретарю Макарову, опубликованные в 1905 году[2].

 


Тимофей Васильевич Воинов родился 21 февраля 1655 года в городе Нижнем Новгороде, в приходе Димитрия Солунского, расположенном в центре города у Дмитриевских ворот Кремля. Он был сыном Василия Ивановича и Феодоры Воиновых, принадлежавших к «Гостиной сотне»[3]. Это означало, что отец владыки  Тихона был крупным предпринимателем и принадлежал ко второй из трех привилегированных корпораций торговых людей. Высшая из этих корпораций – «гости» – насчитывала от 8 до 10 семей. Гостиная «сотня» была сотней лишь очень приблизительно, к ней в середине XVII века принадлежали около 60 семей, примерно столько же составляло «Суконную сотню». Принадлежавшие к этим корпорациям люди занимались самым прибыльным в эти десятилетия делом – торговлей со странами Запада и Востока по водным путям, связывающим Архангельск, Астрахань и большую часть городов России, стоявших на реках бассейна Волги. Таким образом, выражаясь современным языком, отец митрополита входил в первую сотню самых богатых людей России.

О том, насколько состоятельными людьми были те, кто принадлежал к Гостиной сотне, свидетельствует то, что торговый человек Гостиной сотни Василий Архипов в 1650-1652 гг. на свои средства построил из кирпича и камня ныне существующий Иоанно-Предтеченский монастырь в Казани, включая огромный собор Иоанна Предтечи, снесенный в 1885 году.

Крупные предприниматели приносили государству большие доходы, и их статус в обществе был высок. Так же, как и дворян, торговых людей Гостиной сотни в документах называли полным именем, они имели фамилии.

Тимофей рано осиротел: его родители умерли от чумы, эпидемия которой была в Нижнем Новгороде в 1659 году. Его воспитывала тетка Наталья, вдова подьячего Нижегородской приказной палаты Панкратия Самарина, жившая в этом же приходе. Любовь к родному храму Тимофей сохранил на всю жизнь, о чем речь пойдет ниже. Вообще, юноша рос очень религиозным. Когда ему исполнилось 17 лет, тетка хотела его женить, но Тимофей тайно ушел в Никольский мо-настырь, находившийся в 60 верстах от Нижнего Новгорода. Через полгода он был найден и возвращен домой. В 1676 или 1677 году тетка Наталья умерла, и Тимофею уже ничто не мешало стать иноком. Он раздал все свое имущество в нижегородские храмы, монастыри и нищим[4] и поступил в братию самого прославленного в Нижнем Новгороде Благовещенского монастыря. 8 апреля 1677 года Тимофей был пострижен в монашество с именем Тихона, в честь святителя Тихона Амафунтского.

В 1678 настоятель Благовещенского монастыря архимандрит Пафнутий, постригавший Тимофея, скончался, а новый настоятель Иринарх для возведения в сан архимандрита отправился в Москву и взял с собой монаха Тихона. Молодой инок был представлен патриарху Иоакиму и был оставлен при Патриаршем доме, 9 декабря 1678 года Ростовским митрополитом Ионой был рукоположен в иеродиакона, а 3 июля 1679 года назначен патриаршим ризничим. В 1682 году иеродиакон Тихон участвовал в коронации царей Ивана Алексеевича и Петра Алексеевича, именно он, согласно описанию церемонии, провожал их в алтарь Успенского собора для причащения.

20 февраля 1692 года уже новый патриарх Адриан рукоположил своего ризничего во иеромонаха, 3 апреля того же года отец Тихон был возведен в сан архимандрита Московского Новоспасского монастыря, а 21 апреля 1695 года рукоположен в митрополита Сарского и Подонского (Крутицкого).

Будучи митрополитом Крутицким, владыка Тихон в 1695-1697 г. на свои средства выстроил в Нижнем Новгороде, на месте родной деревянной церкви Димитрия Солунского, большой трехпрестольный каменный Благовещенский собор, который благополучно действовал еще в начале XX века, и снабдил его иконами, книгами, облачениями и утварью. В 1699 году он заказал для этого собора стопудовый колокол. В 1859 году колокол все еще висел на колокольне Благовещенского собора. Автор книги о Нижнем Новгороде Н. Храмцовский записал отлитые на колоколе стихотворные строчки, автором которых, скорее всего, был сам митр. Тихон:

Возвещая час молитвы гласом своим безмерным

Возбуждай ленивых к церкви приходити

Еже бы им молитвы к Богу приносити

Аще твоего гласа слушать не станет

И на общую молитву кто с людьми не встанет

Имати Бог такового ленивца смиряти

И в день Страшного суда мщение воздати[5] .

29 марта 1699 года владыка Тихон был переведен на Казанскую кафедру. Это произошло через 8 месяцев после смерти митрополита Маркелла. В литературе неоднократно упоминалось, что владыка Тихон прибыл в Казань только 4 октября 1700 года, впервые эту дату назвал архимандрит Платон (Любарский). Но выпускник Казанской духовной академии 1908 года Александр Светлаков, написавший диплом о митрополите Тихоне[6] и пользовавшийся недошедшими до нас документами из архива Казанской консистории и Раифского монастыря, установил, что уже 5 января 1700 года митрополит Тихон был в Казани и рукополагал священника[7].

ВладыкаТихон управлял Казанской епархией долго, более 25 лет, по продолжительности своего пребывания на Казанской кафедре он уступает только митрополиту Матфею. Это было переломное время в судьбе как Церкви, так и всего народа. Трудно сказать, как он относился к петровским преобразованиям и к политике Петра в церковных вопросах. Он был умелым дипломатом, вел переписку и с самим Петром, и с «полудержавным властелином» Александром Даниловичем Меншиковым, с всесильным кабинет-секретарем Алексеем Васильевичем Макаровым и с императрицей Екатериной, добиваясь проведения в жизнь своих предложений. Разумеется, он убеждал царя в полной поддержке его деятельности. Приведем в качестве образца эпистолярного стиля митрополита Тихона цитату из его письма Екатерине от 4 января 1719 года. Поводом для письма стало возвращение Петра и Екатерины из заграничной поездки: «Присноусердный вашего пресветлейшего государского благородия богомолец, смиренный Тихон, митрополит Казанский, вседушевно желая о долгоденственном вашего государского благородия здоровье и всерадостном пребывании Превышнего Царя и послушно всеприлежно моля, достоя ваших государских при нижайшем поклонении всесмиренно главу преклоняю»[8] . Такое же письмо Тихон послал и самому Петру, с приложением иконы Казанских Святителей и образцов волжской копченой рыбы.

Но вряд ли митрополит Тихон был столь восторженным поклонником политики Петра. Бесцеремонное вмешательство в дела Церкви и, в первую очередь, изъятие в пользу государства больших денежных и материальных ресурсов не могли вызывать одобрения инициативного архиерея.

В 1703 году на неот-ложные нужды государст-ва были изъяты все 2300 рублей наличными, оставшиеся в казне архиерейского дома на начало года.

В 1704 году «на государя» были отобраны тридцать водяных мельниц, принадлежавших архиерейскому дому и приносивших более 800 рублей в год только архиерейскому дому. Кроме того, сам архиерейский дом теперь должен был платить за переработку большого количества зерна в муку, необходимую митрополичьему хозяйству.

В 1705 году подворье Казанского архиерейского дома в Москве, в Китай-городе, известное тем, что в нем скончался святитель Герман, было временно изъято для размещения пленных шведов. Владыка Тихон неоднократно просил об освобождении подворья, необходимого для частых поездок в столицу самого митрополита, духовенства и служащих архиерейского дома. В 1710 году шведы были выведены с подворья, но в том же году там разместили известного деятеля духовного образования иеромонаха Софрония Лихуда и учеников Славяно-греко-латинской школы. Подворье было освобождено только в 1723 году, за год до смерти владыки Тихона, когда Москва уже перестала быть столицей и нужда в подворье была не так велика.

Зато в 1720 году всем архиереям было приказано построить подворья своих епархий в новой столице, Санкт-Петербурге, – разумеется, за собственный счет. В 1720 году владыка Тихон направил в столицу стряпчего Алексея Антонова и профессионального строителя, иеромонаха Даниила Вяземского. В результате был построен каменный двухэтажный дом на Девятой линии Васильевского острова, который принадлежал Казанскому архиерейскому дому до конфискации в 1764 году.

В 1707 году большое количество церковной утвари было отобрано Монастырским приказом в пользу армии. Крестьян, принадлежавших архиерейскому дому, а также служащих дома постоянно загружали работами по заготовке корабельного леса, ломке бутового камня в откосах правого берега Волги, перевозке казенных грузов.

В 1719 году астраханский губернатор Артемий Петрович Волынский (в состав его губернии входил юг Казанской епархии – Сызрань и Симбирск) попытался «выбить» из Казанского архиерейского дома огромную сумму в 2 тысячи рублей. Дело в том, что с 1678 года основным прямым налогом с крестьян была подворная подать (определенная сумма денег с каждого двора в год). Вполне естественно, что крестьяне пытались уменьшить налоговое бремя, записывая несколько поколений семьи в одном дворе. Волынский по переписным книгам произвел «перерасчет налоговой базы», посчитав за двор каждого женатого крестьянина, и потребовал от Архиерейского дома выплаты подворной подати с этих «пропущенных» дворов за несколько предыдущих лет. В письме к Макарову от 24 марта 1719 года митрополит Тихон жаловался на эти поборы, но неизвестно, были ли претензии Волынского отменены.

В 1721 году митрополит Тихон, очевидно, созрел для протеста. Согласно четырем (!) рапортам в Санкт-Петербург губернатора Алексея Петровича Салтыкова, митрополит велел крестьянам не выполнять казенные работы. В это время шла ревизия – перепись населения. Владыка Тихон приказал служащим архиерейского дома не давать на себя «ревизских сказок», справедливо опасаясь, что они будут «положены в подушный оклад». Но грозный указ Сената заставил митрополита отменить свои распоряжения.

Несмотря на непростое имущественное положение епархии, именно митрополит Тихон оживил миссионерскую деятельность, о которой после святителя Гермогена казанские архиереи почти не вспоминали. В 1701-1705 гг. ключарь (второй священник) кафедрального Благовещенского собора Федор Федоров ездил по черемисским (марийским) деревням, поездку в край луговых марийцев совершил и сам владыка Тихон. В результате были крещены 3683 марийца. Вскоре главным деятелем миссии стал сын Федора Федорова, иеромонах Алексий Раифский[9], сопровождавший отца еще в первых поездках. Около 1714 года Федор Федоров умер, и Алексий ездил по марийским и татарским деревням один. Несмотря на то, что огромные деньги забирались из архиерейского дома в казну, владыка Тихон выделил средства на постройку в деревнях новокрещеных марийцев семи церквей.

В 1718 году Алексий Раифский, который к этому времени был казначеем Казанского архиерейского дома, выехал по делам епархии в Санкт-Петербург и там был зачислен в братию Александро-Невского монастыря (будущей лавры), в который собирали «достойных» монахов со всей России. Только в результате писем владыки Тихона Петру I и кабинет-секретарю Макарову[10] Алексий был отпущен в Казань.

В 1716 году на средства архиерейского дома в миссионерских целях был создан мужской Сретенский монастырь под Чебоксарами (закрыт в 1764 году).

Митрополит Тихон был первым, кто предложил использовать для миссионерской деятельности экономические и социальные рычаги, которые впоследствии, при Елизавете Петровне, широко применялись в деятельности Конторы новокрещенских дел. В начале 1719 года владыка Тихон посетил марийские деревни и вскоре написал Петру I письмо, в котором предложил освобождать пожелавших принять крещение мусульман и язычников на три года от подушной подати и казенных работ, а взятых в рекруты освобождать от армейской службы. Петр I согласился. В результате появился Сенатский указ от 1 сентября 1720 года, вводивший все льготы, предложенные владыкой Тихоном. От военной службы освобождались не только рекруты, но и пожелавшие принять крещение солдаты, уже прослужившие несколько лет, правда, только те, кто служил в Казанской губернии, а не в действующей армии. Кроме того, принявшие крещение лашманы[11] исключались из лашманского сословия и после трехлетней льготы переводились на денежную подушную подать. Правда, в течение двух лет ситуация осложнялась бюрократической волокитой. Если в Казанском и Уржумском уездах, находившихся в ведении казанского губернатора, указ выполнялся, то в Царевококшайском, Яранском и Царевосанчурском уездах, где жило больше половины марийцев, новокрещеные не получали льгот. Дело в том, что этими уездами ведал свияжский воевода Борис Толстой, которому указ от 1 сентября официально не был доставлен. Для того, чтобы Толстой получил указ, митрополиту Тихону вновь пришлось писать самому Петру. 2 ноября 1722 года, после того, как Петр I сам побывал в Казани, он подписал, находясь на южном берегу Каспийского моря, в Персидском походе, указ о том, чтобы во время проходившего в это время рекрутского набора в рекруты не брали новокрещеных, а тех, кто уже оказался в армии, распустили по домам.

В результате, согласно докладу митрополита Сильвестра, ставшего митрополитом после владыки Тихона, в 1719-1723 гг. были крещены 3200 человек, из них только 1419 человек без льгот[12].

Любимым местом владыки Тихона в Казанской епархии стал Раифский монастырь. Большинство ныне существующих архитектурных памятников монастыря – церковь Преподобных Отцев, в Раифе и Синае избиенных, Софийская церковь, стены и башни, а также двухъярусная колокольня, снесенная в конце XIX века, и Троицкая церковь, стоявшая на месте нынешнего Троицкого собора, были построены при митрополите Тихоне и на его средства. Причем речь идет именно о личных средствах владыки – деньги архиерейского дома находились под строгим контролем гражданских властей. Очевидно, владыка использовал те деньги, которые достались ему от отца – крупного предпринимателя.

При митрополите Тихоне продолжались строительные работы и в загородном архиерейском доме на Кабане. В 1706 году была сооружена сохранившаяся до наших дней надвратная церковь святителя Тихона Амафунтского. Интенсивная строительная деятельность владыки Тихона в 1722 году была прервана указом Петра I, которым по всей стране, кроме Санкт-Петербурга, категорически запрещалось строительство из камня и кирпича.

Большие ремонтные работы велись и в кафедральном Благовещенском соборе. В 1718 году указом Петра ему выделялась из государственной казны на ремонт собора тысяча рублей. Но губернатор Никита Алферьевич Кудрявцев отказывался выдавать деньги, и митрополит Тихон в письме Петру от 1 сенября 1718 года просил послать соответствующий указ и Кудрявцеву.

Казанский митрополит продолжал заботиться о храмах и монастырях своего родного Нижнего Новгорода. В 1715 году, когда Нижний Новгород сильно пострадал от пожара, он пожертвовал множество книг и утвари (своих, а не архиерейского дома) построенному им Благовещенскому собору, Благовещенскому монастырю, в котором начинал свой иноческий путь, Печерскому монастырю, другим приходским храмам города. Во второй половине XIX века в Благовещенском соборе сохранялись пожертвованные Тихоном печатные Евангелия и напрестольный крест (с дарственной надписью 1710 года).

Нет сведений о том, чтобы владыка усердно боролся с расколом. Старообрядцев в Казанской епархии, в том числе и в самой Казани, было много. Но не было дел, заведенных против них по инициативе митрополита. В 1721 году дело о расколе в Казанской провинции велось по доносу некоего Антония, бывшего старообрядца, который сообщал, что на реке Лобани и на Сосновом острове имеется больше пятидесяти раскольничьих скитов. Владыке Тихону предписывалось разрушить скиты, раскольников обращать, а тех, кто пожелает остаться в расколе, записать в двойной оклад[13]. Неизвестно, выполнил ли он распоряжение Синода.

Митрополит Тихон предпринял первую попытку создания в Казани духовной школы. В 1707 году он собрал в Казани для обучения Часослову и Псалтири и подготовки к священническому званию тридцать два мальчика из нерусских народов Поволжья. В учителя к ним были поставлены архиерейский певчий и 8 «малолетних солдат», последние, очевидно, – в качестве надзирателей. Через два года пятеро учеников «совсем обучились» и, очевидно, были направлены в приходы, 20 человек «выучили Часослов», а пятеро умерли. В 1709 году по распоряжению губернатора Петра Матвеевича Апраксина школа была закрыта «для того, что оные новокрещеные дети, будучи в Казани без отцов и матерей своих, зачали помирать, а другие заболели». Но вряд ли дело было в заботе о детях. В это время все финансовые дела архиерейских домов контролировал Монастырский приказ, средства нужны были для продолжения тяжелой войны со Швецией, и гражданские власти не желали выделять средства на церковные школы. Известна история просуществовавшей четыре года, дававшей блестящие результаты и закрытой в 1706 году школы святителя Димитрия Ростовского. По этому поводу Димитрий Ростовский писал митрополиту Иову: «Оставиша учениа, понеже вознегодоваша питающие нас, аки бы многие исходят на учители и ученики издержки, и уже вся та, чем дому архиерейскому питаться, от нас отнята суть, не токмо отчины, но и церковные дани». Очевидно, так же «вознегодоваша» казанские власти и по поводу расходов Казанского архиерейского дома на учебные дела.

Вторым учебным заведением в Казани стала цифирная школа. Она не была духовным учебным заведением. В 1714 году Петр I приказал направить в 60 важнейших городов России по два гардемарина (так назывались учащиеся Московской и Санкт-Петербургской навигацких школ), которые должны были собрать детей солдат, приказных людей (подьячих) и духовенства и обучать их. В указе был и список городов, из Казанской епархии в него попали Казань и Свияжск. При этом, согласно указу, главным предметом должна была стать математика. Всего за два-три года учащиеся должны были усвоить арифметику, начала алгебры и евклидовой геометрии. Архиереи обязаны были оказывать цифирным школам содействие. Митрополит Тихон такое содействие оказал. В Казани цифирная школа расположилась в архиерейском доме в Кремле, а в Свияжске – в Успенском монастыре. Больше половины обучавшихся до 1723 года составляли дети духовенства. Владыка пытался использовать цифирные школы и для миссионерской деятельности – в 1724 году в Казанской цифирной школе из 62 учащихся 13 составляли дети крещеных инородцев.

Принятый в 1721 году Духовный регламент предписывал открывать во всех епархиях славяно-латинские школы, это было уже не доброй волей, а обязанностью церковных властей, а светские не могли им в этом препятствовать. В 1723 году в России открылись сразу пять таких школ: в Суздале, Коломне, Вятке, Холмогорах и Казани.

В ряде работ по истории Казанской духовной семинарии утверждалось, что славяно-латинская школа открылась в кельях Феодоровского монастыря, являвшегося тогда домовым Казанского архиерея и располагавшегося на том месте, где до недавнего времени был Ленинский мемориал, а сейчас – Национально-культурный центр «Казань». Но известный церковный историк К.В.  Харлампович, в начале XX века работавший преподавателем Казанской духовной семинарии, разобравшись в документах, доказал, что первоначально школа находилась в архиерейском доме в Кремле.

В 1723 году были собраны 52 ученика, занятия начались 19 марта. Единственным в первые четыре года учителем был Василий Яковлевич Свенцицкий, человек светский, «польской породы»[14], шляхтич (православного вероисповедания). К сожалению, мы почти ничего не знаем о нем, но по отзыву митрополита Тихона, он был человек «умный и честный и в книгочтении острый и разумный». По языку его отчетов можно утверждать, что он учился в одной из существовавших на Украине духовных школ, может быть, в Киеве, может быть, в Харькове или Нежине; в XVII-XVIII веке больше половины учащихся в духовных школах Украины были не духовного происхождения. Свенцицкий хорошо знал латинский язык, что тогда считалось самым главным. Латинский язык и стал главным предметом. Вот в каких торжественных формах отчитывался Свенцицкий о занятиях в школе в первый год: «Букварей наизусть, толкований грамматических четырех статей, орфографии, этимологии, просодии орфографийной и синтаксии осьми частей слова, уравнений, окончаний родов, склонений, спряжений, такожде диалекта латинского, вокабул, сентенций, деклинаций и регул с экспликациями и писания того ж диалекта, о 7 тайнах церковных, гратуляций и приветствий различных, комедийных акций, которые различно с начала учения целебровалися повсягодно в семинарии казанской публичне, такожде интермедий, арифметических частей, – нумерации, аддиции, субстракции, мультипликации и прочего обхождения политического, к семинарии принадлежащего».

Однако итоги первого года были неутешительны. В течение года 6 учеников умерли, 9 человек были отпущены по домам из-за бедности, 12 – «за малолетством», два – «по тупости», 13 человек бежали. Два школьника были сочтены «дос-тойными священства» и руко-положены. Вряд ли это произошло по причине их больших успехов в учебе, скорее всего, просто осво-бодились отцовские места. Трое были отчислены по причине «записи в подушный оклад». Как раз в это время шла первая ревизия, по воле Петра I количество церковников старались сократить, многих «лиш-них» вместе с детьми вписывали в ревизские сказки, они превращались в крестьян или горожан и не имели права учиться в духовных школах. Таким образом, меньше чем через год в школе осталось только 5 учеников. В следующем году, до своей смерти, владыка Тихон собрал еще 40 учеников. Он не забывал о миссионерской деятельности. Тринадцать из вновь набранных учеников не принадлежали к духовному сословию, а были чувашами и крещеными татарами. К сожалению, за довольно долгое время между смертью владыки Тихона и приездом в Казань Сильвестра школа фактически развалилась.

В 1719 году митрополит Тихон оказался перед лицом серьезной угрозы. Бывшие подьячие Казанского архиерейского дома Петр Степанов и Федор Золотарев распространяли слухи о том, что владыка Тихон ругает царя Петра и замышляет измену. Дело могло оказаться очень серьезным. Но у владыки, очевидно, были доброжелатели в столице. Еще до возбуждения дела, 17 мая 1719 года, он успел написать почти одинаковые по тексту письма с оправданиями Петру, императрице Екатерине и кабинет-секретарю Макарову, в которых опровергал «изветы»: «По действу диаволю, врач человека казенного моего приказу подьячий, крестник мой и бывший келейник Петр Степанов, заворовавшись в казенных деньгах, отбивая, чтоб их не искали, коварствуя зломысленно приносил презельные досады, в чем добровольно принес мне, смиренному, руки своей письменное покаяние. Ныне же соединясь и сообщась с таковым же злодеем, моего судного приказу с бывшим подьячим Федором Золотаревым, который был доносителем в прошлых 716-м и 718 годах, за что по неправде его в Санкт-Петербурге наказан, поводят на меня, смиренного богомольца вашего, сущего в немощах моих и пришедшей старости наушное слово – о ужасно и страшно рещи! – будто я, смиренный раб ваш и богомолец на ваше царское величество злоумысленник…»[15]. Петр I лично ответил владыке Тихону, столь же цветистым языком прося его молитв и заверяя в своем почтении.

Неизвестно, встречался ли он с Петром I лич-но после своего назначения в Казань. Во всяком случае, нет сведений о поездках митрополита в Москву или Санкт-Петербург. Но 27 мая 1722 года ему пришлось принимать Петра, направлявшегося в Персидский поход, в самой Казани. Когда Петр отправился дальше вниз по Волге, владыка Тихон провожал его до развалин Булгара и вместе с ним осматривал их. Петр приказал создать на Булгарском городище монастырь (редкий случай: при Петре монастыри только закрывались, единственным местом, где возникли новые монастыри, был Санкт-Петербург). В это время окрестности Булгара были не заселены, хотя земля еще во второй половине XVII века была закреплена за Казанским Спасо-Преображенским монастырем. Уже к 1724 году действительно был создан Успенский Булгарский монастырь, которому передали прилегающие к Булгару земли, около монастыря выросла слободка (ныне село Болгары). На митрополита же Петр своим указом, отправленным из Астрахани 2 июля 1722 года возложил охрану развалин Болгара и поручение скопировать и расшифровать надписи на могильных камнях[16].

В письме к председательствующему во вновь созданном Синоде митрополиту Феодосию (Яновскому) от 12 августа 1721 года владыка Тихон впервые стал проситься на покой, но и через два года не получил ответа на свое прошение – и здесь сказывались реалии синодального периода. В 1722 году он составил завещание. Все свое имущество он разделил на три части: иконы, одежда и церковные облачения и книги. О деньгах в завещании речь не шла. Митрополит Тихон был обладателем большого собрания из пятидесяти икон. В завещании сами иконы только назывались, но подробно описывались их украшения, большая часть была украшена драгоценными камнями, почти все оклады были серебряными и позолоченными. Владыка распределил свои иконы очень аккуратно: по иконе получили бывший губернатор Кудрявцев, строитель Петропавловского собора Иван Афанасьевич Михляев, правившие на момент составления завещания губернатор и вице-губернатор, все священники и диаконы кафедрального собора, настоятели мужских монастырей епархии и священники женских монастырей, служащие архиерейского дома, начиная от келейника и до ясельничего (заведующего кормом для лошадей), настоятели монастырей родной для владыки Нижегородской епархии и духовенство Благовещенского собора Нижнего Новгорода. Одну икону получила его двоюродная сестра Анна Андреевна. Из архиереев посмертного дара удостоился только Тверской епископ (в завещании он назван митрополитом) Сильвестр: Тихон как бы предвидел, что Сильвестр будет его наследником на Казанской кафедре.

Церковные облачения владыка Тихон завещал кафедральному собору и городским храмам. В собор же передавались и пяти принадлежавших ему панагий. Обычная одежда – шубы, кафтаны, рясы – завещалась служащим архиерейского дома, названным в завещании по именам.

Книг у владыки было немного (десятки книг он уже прежде пожертвовал в кафедральный Благовещенский собор и Благовещенский собор Нижнего Новгорода). Это был полный набор богослужебных книг (некоторые в нескольких экземплярах). Ему принадлежали две небогослужебных печатных книги конца XVII – начала XVIII вв. – «Венец Христов» и «Антихрист», и две рукописных: «О священстве» Иоанна Златоуста и сборник сочинений Максима Грека. Все книги жертвовались в кафедральный Благовещенский собор.

В отделе рукописей и редких книг Научной библиотеки имени Н.И. Лобачевского Казанского университета сохранились Часослов (печати 1688 года), Апостол (печати 1699 года), собрание Житий русских святых Димитрия Ростовского в двух томах (1689-1690), Евангелие с толкованием Феофилакта Болгарского (1700) и полный комплект (12 томов) Миней (1705). Надписи на всех этих книгах свидетельствуют о том, что все они были пожертвованы Благовещенскому собору не по завещанию, а еще при жизни владыки. Еще один полный комплект Миней 1705 года он подарил Раифскому монастырю, эти книги тоже оказались в университетской библиотеке[17].

В последние годы правления митрополита Тихона в управлении епархией не все было в порядке. Слишком большим влиянием пользовался архимандрит Спасо-Преображенского монастыря Иона (Сальникеев), которого преемник Тихона владыка Сильвестр обвинил в казнокрадстве (см. в статье о митрополите Сильвестре). Были практически закрыты Кизический и Федоровский монастыри.

17 октября 1723 года владыка Тихон подал еще одно прошение в Синод. В нем он просил не об уходе на покой, а об освобождении его «от приказных дел» «за старостью и немощью». 20 января 1724 года его прошение было удовлетворено. В указе Синода говорилось: «..хотя (митрополита Тихона) от управления приказных дел и от прочих казенных, касающихся по указам сборов уволить» и подобрать «усмотря достойную персону, а его преосвященству никакого понуждения в тех делах не чинить». Но митрополиту не удалось дождаться «достойной персоны» себе в помощь. 24 марта 1724 года, в четыре часа утра владыка Тихон скончался.

Похоронен он был только 5 августа. Такая задержка тоже была проявлением начинавшей развиваться синодальной бюрократии. Дело в том, что теперь на похороны архиерея надо было спрашивать разрешения Синода. Получив известие о смерти митрополита Тихона, Синод указал, что хоронить его должен Астраханский епископ Лаврентий (Горка) и похороны состоялись только тогда, когда епископ Лаврентий сумел прибыть в Казань. Сам владыка хотел быть похороненным в любимом им Раифском монастыре. Но Синод в ответ на сообщение из Казани указал, что погребение должно состояться в кафедральном Благовещенском соборе[18]. Тело митрополита Тихона было погребено у южной стены главного храма[19], рядом с алтарем. Захоронение, скорее всего, сохранилось, во всяком случае, в 1907 году гроб его во время замены каменного пола в соборе чугунным видел профессор Казанского университета Александр Иванович Александров (епископ Анастасий).

Судьба имущества владыки Тихона тоже иллюстрирует суровые реалии петровского царствования. Перечисленные им в завещании иконы, одежда, церковные облачения и книги были переданы согласно воле владыки Тихона. Но 700 рублей деньгами, которые он не назвал в завещании, а лишь устно просил передать в Раифский монастырь, согласно указу Петра I были конфикованы в доход государства. «На государя» были забраны и те вещи и книги, которые Тихон не назвал в завещании, они были оценены в 860 рублей.

 

1. Храмцовский Н. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. – Н.Новгород, 1859. – Ч. 2. – С. 60-67.

 


2. Тихон (Воинов), митрополит Казанский и Свияжский по переписке с Петром Великим // Странник. – СПб., 1905. Ч. 1. – С. 218-232, 384-400.

3. Со слов Н. Храмцовского в некоторых изложениях биографии вл. Тихона утверждается, что его отец был пушкарем. Но это недоразумение. О том, что Василий Воинов был из «Гостиной сотни», Тихон писал своей рукой на вкладных записях к книгам.

4. Судя по дальнейшим обстоятельствам жизни отца Тихона, по его очень крупным пожертвованиям, он раздал именно имущество, а денежные капиталы отца, которые у торгового человека «Гостиной сотни» не могли быть маленькими, оставил за собой и потом всю жизнь жертвовал на храмы и монастыри.

5. Храмцовский Н. Указ. соч. – С. 64.

6. НАРТ Ф. 10. Оп. 2. Д. 1441 – Светлаков А. Митрополит Тихон (Воинов). Его жизнь и просветительско-административная деятельность. – Казань, 1908.

7. Там же. – С. 67.

8. Странник. – СПб., 1905. – Ч. 1. – С. 220.

9. Раифский, скорее всего, – не фамилия, а место пострижения.

10. Странник. – СПб., 1905. – Ч. 1. – С. 224-225.

11. Лашманы – татарские крестьяне и бывшие служилые татары, указом от 31 января 1718 года приписанные к Казанскому адмиралтейству. Вместо подушной подати они заготовляли корабельный лес, что было очень тяжкой нагрузкой.

12. Ислаев Ф.Г. Православные миссионеры в Поволжье. – Казань, 1999. – С. 14.

13. При Петре I старообрядцы, желавшие легально оставаться в «старой вере», должны были платить подушный оклад в двойном размере.

14. То, что Василий Свенцицкий был «польской породы», то есть польский подданный, делало его свободным человеком, который мог добровольно поступить на службу в школу. Ни русский дворянин, ни русский «тяглый» человек не мог бы стать учителем. Первый был обязан служить, второй – платить подушную подать и выполнять необходимые казенные работы.

15. Странник. – СПб., 1905. – Ч. 1. – С. 227-228.

16. Загоскин Н.П. Спутник по Казани. – Казань, 1895. – С. 129.

17. См.: Каталог книг кирилловой печати XVI-XVII вв., хранящихся в Научной библиотеке имени Н.И.Лобачевского. – Казань, 1986; Каталог русских книг первой четверти XVIII века, хранящихся в Научной библиотеке имени Н.И.Лобачевского. – Казань, 1989.

18. Скорее всего, в Синод просто не сообщили о желании владыки Тихона, но в досинодальные времена патриархи не указывали, где хоронить архиереев.

19. Это первое захоронение у южной стены.

 

 

 

Сильвестр (Холмский) епископ Казанский и Свияжский с 25 июля 1725 года (с 1727 года митрополит) по 2 марта 1732 года (фактически до ноября 1731 года).

 


 

Недолгое пребывание епископа Сильвестра на Казанской кафедре пришлось на сложный период истории России и Русской Православной Церкви, сопровождавшийся серьезными политическими потрясениями и репрессиями, жертвой которых стал и сам владыка. Его имя часто упоминается в исторических трудах. При этом в изложениях его биографии накопилось немало домыслов, которые превратились в своеобразную аксиому – неизвестно, откуда они взялись, но пересказывались издавна и много раз, поэтому историки добросовестно принимают весьма сомнительные сведения за факты.

 


Год рождения владыки Сильвестра неизвестен. Можно предположить, что владыка Сильвестр родился около 1650 года, так как к концу пребывания на Казанской кафедре он был уже глубоким стариком. Неизвестно и его мирское имя. Достоверно можно сказать, что он был русским дворянином. Прозвище «Холмский», может быть, не является фамилией, а дано по месту рождения – в генеалогических справочниках нет дворян Холмских. Как известно, он постригся в монашество в зрелом возрасте, а до этого служил – в Московской Руси дворяне должны были начинать службу в 15 лет. Если бы были известны его мирское имя и настоящая фамилия, то, скорее всего, можно было бы обнаружить его в списках участников Азовских походов или других боевых кампаний.

Приписываемое ему таким авторитетным изданием, как Русский биографический словарь[1], прозвище «Волынец», или фамилия «Волынский», основано на чьей-то догадке, связывающей происхождение владыки Сильвестра с городом Холм (Хелм), который действительно находится в Волынской земле, в той ее части, которая сейчас входит в состав Польши. Но политические и личные симпатии и связи Сильвестра показывают, что он не был украинцем, тем более западным (Волынь вошла в состав России только в 1793 году). Прозвище «Холмский», скорее всего, происходит от городка Холм под Псковом. Это подтверждается и тем, что пострижение и начало духовной карьеры владыки Сильвестра состоялись на северо-западе России, в Новгороде.

 Еще одно сомнительное утверждение, излагаемое в его биографиях, касается того, что он якобы учился в Киевской духовной академии. Оно тоже основано на домысле. Владыка Сильвестр действительно был образованнее большинства русских архиереев, знал латынь, покровительствовал школам. Но этому утверждению опять же противоречат политические симпатии и связи владыки Сильвестра. Если бы он учился в Киевской академии, то воспринял бы дух «киевской учености» более глубоко. Кроме того, вряд ли он после Киевской академии оказался бы в Новгородских монастырях.

Вероятнее всего, в молодости он некоторое время учился в одной из братских школ Литвы или Белорусссии, может быть, в Вильне, что подтверждает версию о его происхождении из псковской земли. Для псковичей поездки за рубеж, на территорию Ливонии, принадлежавшей тогда Швеции, или в Литву, были делом обычным.

Имя отца Сильвестра впервые возникает в документах в 1690-е гг., когда он в сане иеромонаха был казначеем Новгородского архиерейского дома. В декабре 1700 года он стал архимандритом Новгородского Деревяницкого монастыря, в 1704 году был уже архимандритом знаменитого Юрьевского монастыря в Новгороде, а с 23 октября 1704 года – архиманд-ритом Троице-Сергиевой лавры. Настоятельство в самом главном монастыре России сделало отца Сильвестра известным в самых высших кругах. Он переписывался с духовником царевича Алексея протоиереем Яковом Игнатьевым[2], был знаком и с самим царевичем. Отец Сильвестр общался и со святителем Димитрием Ростовским[3].

Многие архиереи вызывали недовольство Петра I отрицательным отношением к его реформам, в том числе и к церковной политике, к стремлению изымать в пользу государства доходы монастырей и архиерейских домов. В 1708 году Нижегородский митрополит Исаия был по указанию Петра отправлен на покой, а архимандрит Сильвестр 14 сентября 1708 года рукоположен во епископа Нижегородского и Алатырского с возведением в сан митрополита.

В Нижнем Новгороде владыка Сильвестр создал загородный архиерейский дом (Ивановский монастырь), в самом городе при нем открылись два прихода, была выстроена колокольня кафедрального собора. Вплоть до советского времени в кафедральном соборе хранился посох митрополита Сильвестра, датированный 1712 годом. В 1718 году Нижегородский митрополит принял участие в совещании под руководством патриаршего местоблюстителя Стефана (Яворского) и подал письменное мнение о чине присоединения к Православию лютеран и кальвинистов.

На владыку  Сильвестра Петр возлагал надежды в борьбе с широко распространенным в Нижегородской епархии старообрядчеством. Однако за 11 лет пребывания на Нижегородской кафедре владыка Сильвестр не проявил себя в качестве борца с расколом. Историк Нижегородской иерархии Макарий (Миролюбов) именно с этим связывает замену владыки на Нижегородской кафедре известным борцом с расколом митрополитом Питиримом[4].

22 марта 1719 года он был переведен в Смоленск, а 3 марта 1720 года – в Тверь. Второй перевод был обусловлен тем, что Петр был недоволен тверским архиепископом Варлаамом (Косовским) и поменял его местами с владыкой Сильвестром, назначив на менее престижную и богатую Смоленскую кафедру.

24 февраля 1724 года он был переведен на рязанскую кафедру, это было явным понижением, а 25 июля 1725 года, указом уже новой императрицы Екатерины I – в Казань.

Традиция обозначать недовольство Петра I епископом Сильвестром понижением его сана идет от статьи П.В. Знаменского[5]. Действительно, в Нижнем Новгороде и Смоленске владыка  Сильвестр был митрополитом, в Твери – митрополитом, но с черным клобуком, в Рязани – епископом (его преемник на Рязанской кафедре Феодосий (Яновский) был митрополитом), в Казань тоже был назначен епископом. Но это, скорее всего, является отражением не мнения о Сильвестре, а некоторой запутанности церковной политики Петра, его презрения к традициям. Известно, что Петр вообще хотел всех архиереев называть просто епископами, а при переводах и назначениях не учитывал сложившегося «рейтинга» епархий. Такой же бесцеремонностью можно объяснить и то, что восемь месяцев после смерти митрополита Тихона Петр так и не мог определиться с назначением нового архиерея в Казань и одна из крупнейших епархий надолго осталась без управления.

Перевод владыки Сильвестра в Казань, вероятно, был обусловлен тем, что после смерти Петра влияние Феофана Прокоповича несколько ослабло, а в Синоде важную роль играл доброжелатель владыки митрополит Ростовский Георгий (князь Дашков).

Владыка Сильвестр приехал в Казань более чем через полтора года после смерти митрополита Тихона (точная дата прибытия неизвестна), за это время дела в епархии оказались сильно запущены, о чем речь пойдет ниже.

Основной заслугой владыки Сильвестра в период управления Казанской епархии стало обустройство духовной школы. Вообще, он, явно принадлежавший к «русской» партии архиереев, негативно относившейся к церковной политике и реформам Петра, не распространял этого негативного отношения на школы и на попытки распространить киевско-латинскую «ученость» – сказывалось его собст-венное образование. В Твери он сам открыл славяно-латинскую школу.

Казанская же славяно-латинская школа к моменту прибытия Сильвестра находилась в убогом состоянии. Она размещалась в архиерейском доме, имела единственного учителя Василия Яковлевича Свенцицкого, и к моменту смерти владыки Тихона в ней оставалось всего пять учеников, а к приезду владыки Сильвестра, скорее всего, она вообще перестала функционировать.

Уже в начале 1726 года в школу были приняты 70 детей духовенства. Владыка не забыл и о миссионерской деятельности – еще 10 учащихся были набраны из «инородцев»: естественно, они принадлежали к крестьянскому сословию. Это само по себе было нарушением законодательства. Зачисление в школу автоматически вводило мальчиков в духовное сословие, хотя переход из «податного» состояния в «неподатное» был категорически запрещен. В 1728 году общее количество учащихся составляло 180 человек.

Содержание такого большого количества учеников требовало немалых расходов. В 1726 году владыка Сильвестр закрыл два монастыря Казанской епархии – Успенский в Сарапуле и Спасо-Преображенский в Осе, монашествующие были переведены в другие обители, а все доходы с земель и 549 душ монастырских крестьян стали поступать в пользу славяно-латинской школы. Для духовенства в пользу духовной школы была введена своеобразная подушная подать – по одному рублю в год за каждого мальчика из духовного сословия, не обучающегося в школе. Эти земли и крестьяне оставались «семинарскими» вплоть до секуляризации 1764 года. В 1728 году в Феодоровском монастыре в Казани для славяно-латинской школы было построено специальное здание.

Вплоть до 1728 года единственным учителем оставался Василий Свенцицкий. Наконец ему был дан помощник, иеромонах Дионисий, который взял на себя «словенского учения и букварей», то есть обучение элементарной грамоте. В 1731 году его заменил иеромонах Димитрий Стародубский, появился и третий учитель – Михаил Роговский.

Так же, как и в духовных школах Украины и Белоруссии, в Казанской школе составной частью образования стали драматические постановки на библейские сюжеты. Сам владыка Сильвестр позволял себе повеселиться на Святках вместе с семинаристами и лично присутствовал при «иноземческой»[6] комедии, сочиненной учителем семинарии Свенцицким. Владыка Сильвестр поощрял учителя за драматические труды. В декабре 1726 года из домовых средств, «в прибавку к полугодовому трактаменту» за обучение детей, ему было дано пять рублей за сочинение комедии. В декабрьском расходе следующего 1727 года записано «от комедии иноземческой, при которой благоволил быть Преосвященный митрополит Сильвестр, в даче комедии той сочинителю 2 рубля 50 копеек, на покупку палаша с портупеями и ножницами 1 рубль 70 копеек»… В 1730 году из архиерейского дома «комедийных денег для покупки разных принадлежностей выдано 5 рублей»[7].

Судя по следственным делам, о которых речь пойдет ниже, он  много ездил, во всяком случае, часто бывал в Свияжске, Раифском и Седмиозерном монастырях. Он обратил внимание на религиозность крещеных из народов Поволжья, которую нашел удручающей. В 1729 году, посетив село Абди (ныне Тюлячинского района), где жили татары-кряшены, он писал в Синод, что жители не умеют «… и молитву Иисусову творить, крестное знамение воображать и закон христианский в твердости исполнять и содержать от ненаучения и непризрения не умеют. В Господские праздники и в воскресные дни к церкви Божией с женами и детьми приходить они, новокрещены и сопраздновати и молиться и по христианской должности грехов своих исповедаться и Святых Тайн причащаться не сподобляются; а мертвые их новокрещенские тела на их старых новокрещенских кладбищах на полях и в лесах, по татарскому обычаю, сами собою, а не у церкви Божией, без священника погребают, а рождающиеся их новокрещенские младенцы за дальностию приходских церквей бывают без крещения, своим младенцам дают имена татарским званием»[8].

Под руководством владыки Сильвестра миссионерской деятельностью продолжал заниматься игумен Алексий Раифский, который в 1724-1730 гг. обратил в православие около 1800 человек. В самые последние месяцы пребывания владыки в Казани была указом от 23 августа 1731 года была учреждена Новокрещенская комиссия в Свияжском Успенском монастыре, на деятельность которой выделялись довольно большие средства.

3 апреля 1726 года он освятил построенный купцом Иваном Афа-насьевичем Михляевым величественный Петропавловский собор, соот-ветствующая надпись сохранилась на деревянном храмозданном кресте, хранившемся в Петропавловском соборе еще в начале XX века[9].

В последние годы правления митрополита Тихона и особенно за полтора года жизни Казанской епархии без архиерея в делах накопилось много непорядков, с которыми владыка Сильвестр стал строго разбираться.

Архимандрит Спасо-Преображенского монастыря Иона (Сальникеев) при Тихоне пользовался большим влиянием. В 1725-1726 гг. он заседал в Синоде и вернулся в Казань вскоре после прибытия нового архипастыря. Владыка Сильвестр знал его еще по Троице-Сергиевой лавре, когда Сильвестр был настоятелем, а Иона – иеромонахом.

Сильвестр обвинил архимандрита в расхищении монастырской казны и незаконной продаже в свою пользу церковных вещей из Кизического и Феодоровского монастырей. Монастыри эти прежде были приписаны к архиерейскому дому, но при митрополите Тихоне иеромонах Иона добился их приписки к своему Спасо-Преображенскому монастырю и в 1724 году перевез к себе всю их утварь. Владыка произвел проверку имущества во всех трех монастырях по описям, нашел недостачу жемчужных ожерелий, панагий, дробниц, драгоценных камней, риз на иконах, венцов и т. д. Иона оправдывался тем, что вещи из Кизического и Феодоровского монастырей перевез в свой монастырь по указу митрополита Тихона, продажу некоторых вещей производил по его же словесному приказанию. Ему не поверили, на него был сделан был начет в 290 рублей. Он отказался подписывать материалы следствия и платить и был снят с должности. На его место был назначен иеромонах Питирим, которого владыка Сильвестр привез с собой из Рязани.

После воцарения Петра II и устранения Меньшикова он осмелел и свое негативное отношение к установленным в церкви порядкам стал зачастую высказывать публично. Для этого были основания. Действительно, теперь страной правили представители родовитой знати – князья Долгорукие, столица была перенесена в Москву, туда же переехал и Синод. Владыка во время Литургии на Великом Входе перестал поминать Святейший Правительствующий Синод, а вместо этого поминал восточных патриархов. Многие настоятели монастырей и священники по примеру архипастыря тоже перестали поминать Синод, хотя письменных или устных распоряжений по этому вопросу он не делал. 15 марта 1727 года указом Синода ему был возвращен сан митрополита, правда, без права ношения белого клобука.

Бывший архимандрит Спасо-Преображенского монастыря Иона (Сальникеев) в конце 1727 года сказал за собой «слово и дело государево», то есть сообщил, что знает что-то о государственной измене. В соответствии с петровским законодательством его из-под стражи в Архиерейском доме перевели в губернскую канцелярию. Там он написал на владыку донос в том, что он, «гнушаясь царской милостью и ругаясь указом, архиепископом писать себя не велел, а писался митрополитом и драл челобитные на Высочайшее имя», в которых казанского архиерея называли епископом.

Согласно установленному порядку дело было из губернской канцелярии направлено в Преображенский приказ – тогдашнее секретное ведомство по делам о государственных преступлениях. Но Иона сделал донос в неудачное время. В царствование Петра II мастера «заплечных дел» не проявляли особого усердия, и донос его передан был для следствия в Синод. В Синоде же заседали давний друг владыки Сильвестра ростовский митрополит Георгий (князь Дашков) (он был келарем Троице-Сергиевой лавры в то время, когда отец Сильвестр был архимандритом), Коломенский митрополит Игнатий (Смола) и молодой воронежский епископ Лев (Юрлов) (находился в братии Троице-Сергиевой лавры во время архимандритства Сильвестра), противники петровских реформ. Дело тянулось два года, так как, пытаясь спасти себя, Иона подавал еще два доноса в Верховный тайный совет. Но они возвращались в Синод. В результате, в декабре 1728 года Иона был лишен сана и монашества, в апреле 1729  г. бит кнутом и возвращен в Казань для взыскания денег по прежнему делу. Но позже его доносы сыграли важную роль в судьбе казанского митрополита.

Впрочем, оценивая взгляды владыки Сильвестра, нет оснований утверждать, что он был закоренелым консерватором и противником всего нового. Об обратном свидетельствуют его дружба со святителем Димитрием Ростовским, искренняя забота о духовной школе, посещение театральных представлений. Недо-вольство владыки Сильвестра вызывала церковная политика Петра, а также неограниченный произвол и самодурство чиновников.

Смерть Петра II, воцарение Анны Иоанновны, роспуск Верховного тайного совета вновь изменили ситуацию. Петр II умер 18 марта 1730 года, Анна Иоанновна стала императрицей 25 января 1731 года. Сразу изменилась ситуация в Синоде, в нем вновь ведущую роль стал играть Феофан Прокопович. Вскоре друзья Сильвестра стали жертвами репрессий – в марте было заведено дело против епископа Льва (Юрлова), в июне митрополиты Георгий (Дашков) и Игнатий (Смола) были отстранены от синодских дел, а в конце 1730 года владыка Лев был расстрижен и отправлен в монастырскую тюрьму в Соловецкий монастырь, владыка Георгий лишен священного сана и отправлен в ссылку простым монахом, а владыка Игнатий (Смола) лишился сана епископа и оказался «под строгим надзором» в Свияжском Успенском монастыре. Сам владыка в эти месяцы находился в Москве и хорошо знал все обстоятельства дел.

Для митрополита Сильвестра неприятности начались в марте 1730 года конфликтом с казанским губернатором Артемием Петровичем Волынским. Известный «птенец гнезда Петрова» и жертва бироновщины, казненный в 1740 году Волынский вовсе не был романтическим героем и патриотом, каким он предстает в известном романе Лажечникова. На самом деле Волынский был не только властолюбцем и умелым интриганом, но и неутомимым стяжателем. К этому добавлялись такие малоприятные черты, как безудержное хамство по отношению к подчиненным[10] и вообще ниже стоящим по положению, а также мстительность и злопамятность. Волынский стал казанским губернатором в 1725 году, незадолго до назначения владыки Сильвестра на Казанскую кафедру.

В первые годы митрополит и губернатор обходились без конфликтов. Во времена Екатерины I и Петра II Волынский не пользовался особым влиянием и вел себя сравнительно тихо. Но с воцарением Анны Иоанновны ситуация изменилась. Волынский приходился двоюродным племянником Анне Иоанновне (его дед с материнской стороны был родным братом царицы Прасковьи Федоровны, жены царя Ивана V), а родной его дядя, Семен Андреевич Салтыков, занял высокое место при дворе. В марте 1730 года Синод, возглавляемый уже Феофаном Прокоповичем, вновь обратился к делу бывшего архимандрита Ионы (Сальникеева), следствие было поручено Волынскому. Он сразу стал вести дело к оправданию Сальникеева и обвинению владыки Сильвестра. Пользуясь отсутствием митрополита в Казани, Волынский самовольно завладел архиерейским архивом, а секретаря архиерейского приказа Судовикова посадил под арест. Особенно заинтересовали Волынского показания о том, что владыка  «драл» челобитные на имя царя, в которых его называли не митрополитом, а епископом. Феофан тоже обратил на это внимание, и Волынский получил указания заниматься только делом о монастырском имуществе, а все бумаги о «драных» челобитных передать в Синод. Это грозило владыке Сильвестру обвинениями уже не в самоуправстве, а в «государевом», то есть политическом преступлении.

5 июня 1730 года он, все еще находившийся в Москве, подал в Синод челобитную на губернатора, в которой обвинял его в самоуправстве и самодурстве. Челобитная состояла из 38 пунктов и представляла достаточно яркую картину нравов эпохи. Приведем текст челобитной с сокращениями (всего в ней 38 пунктов).

«1. Приговором бывшего губернатора, Василия Зотова с товарищи, против прошения нашего из Казанской губернской канцелярии Указом, крепостные наши старинные места в Каменном городе (в Кремле) близ Никольских ворот, мерою длины тридцать, а по поперешнику двадцать сажен, отданы были в дом наш по-прежнему, и оный Указ нынешний губернатор Волынский, по немилости своей к нам, уничтожил и вышеозначенные места владением у нас отрешил, и ничего строить на них не велел, и на вышереченные места ко всякому строению куплено было нами у посторонних дорогой ценой лесу сто восемьдесят девять дерев, также из плотов по два лета с четыреста лучших бревен, сильно губернатор побрал себе на двор и поупотребил в новопостроенные свои губернаторские хоромы безденежно, и тем сильным взятием дому нашему учинил обиду и в деле остановки, также и других наших домовых служителей, разных чинов людей, побрал лучших же бревен на выбор многое число, без платы же.

2. В том же Каменном городе имелся у нас старинный небольшой сад и огород, в котором прошлого 728 году, в прибавок купя на свои келейные деньги яблоновых и вишневых и прочих рождающих плоды деревьев, посадил вновь своим трудом. И промеж тех яблоней на грядах обыкновенно дому нашего монахи садили ниже означенные овощи, чем напреж сего все леты и пропитание имели. И во оном нашем саду в Великий пост он, губернатор, не сказав нам, имел сломать замки и вороты и травил собаками волков и зайцев, отчего старые деревья поломали, а вновь посаженные мной деревья приказал, выкопав, перенести и посадить на загородном своем дворе. И после святой Пасхи саженные овощи наши: лук, чеснок, редьку, салат, россаду, мяту по приказу его выкопали из земли и бросили за ограду, и приставил свой караул. А калитку со двора нашего, которой наши ходили в оный сад, велел бревнами завалить наглухо, и за оным до днесь входу от нас из владения тем местом нет.

3. А отнял и завладел он, Волынский, теми местами и огородом под именем купца Ивана Михляева, жены его, вдовы Авдотьи, Ивановой дочери, которыми как сам Иван Михляев при жизни своей, так и по кончине его оная вдова подлинно не владела, в чем повелением ее приказчик их, Иван Артемьев, в Мануфактур-конторе сказой предъявил, что оными местами и садом они не владели и впредь им ни под случающиеся потребы во владении быть не угодны, которая сказка и в Правительствующем Сенате по челобитью нашему и в выписку о тех местах написана.

4. Также при домовом нашем Кизическом монастыре, вокруг и подле самой ограды, присланные от него, губернатора, многолюдством издревле береженную многих лет рощу порубили немалое число. Из которых присланных озорничеством хотели оного монастыря игумена Корнилия бить, едва он, игумен, в монастырь ушел и бегством спасся, понеже он, игумен, в посечке той рощи им воспрещал. А поймать оных за малолюдством служителей монастырских было опасно и привесть за немилость в губернаторскую канцелярию невозможно.

6. А потом с начала прибытия господина Волынского в Казань люди его и при нем солдаты, слыша от него к нам всякие напрасные посягательства, пришед к певчему нашему, Алексею Высоцкому, в дом нахально ночным временем и бив его, едва жива кинули без всякой причины.

7. Да у загородного губернаторского двора, по приказу Волынского, Богоявленского дьякона Ивана Семенова, да с ним Владимирской церкви посвященных дву человек церковников, Степана Степанова и Андрея Гаврилова, поймав, солдаты прутьями гоняли и стегали нагих, которые и биты нещадно и оставлены при смерти.

(Волынский в ответе на челобитную Сильвестра объяснял, что дьякон и два церковника купались в Кабане около загородного губернаторского дома, при этом были пьяны и громко бранились. О том, что они церковные люди, Волынский якобы не знал, когда отдавал приказ их высечь: « А дьяконы ль были, или дьячки, узнать того было нельзя, для того что они наги были».)

8. Также домового нашего иконописца, Никифора Смирнова, по приказу Волынского, взяв присланные в полицию и сняв с него, иконника, рубаху, били наголо кошками смертным боем.

(Волынский заявил, что Никифора наказали за то, что он «в караул к рогаткам», то есть на ночную стражу, послал вместо себя жену.)

9. Да Казанской нашей духовной школы аудитора Федора Афанасьева захватя на дороге, его же губернаторские денщики били жестокими побои и таскали безвинно, и привели еще к Волынскому на загородный двор, и оного аудитора приказав вторично бить батожьем пред собой смертно. А оная школа строена и жалованье получает из дома Архиерейского, а не от губернии.

10. Оный же господин Волынский в Казани, выхватя из ножен своих шпагу, и гнался с нагольной чрез горницу Духовного нашего приказа за секретарем Осипом Судовиковым, и хотел заколоть его той шпагой напрасно, который секретарь едва от него, Волынского, ушел и бегством тем Судовиков от смерти спасся.

(Очевидно, Осип Судовиков пострадал за то, что не хотел помогать Волынскому в расследовании дела Сильвестра.)

11. И в 729 году, будучи на Иордане, оный Волынский усмотрел в облачении Раифской пустыни на иеродьяконе Илие персидской золотой парчи стихарь, и велел прислать к себе, и бояся его, домовые наши оное церковное облачение отнесли к губернатору в дом, и оный стихарь Волынский приказал распороть у себя материю, взять к себе вовсе, а оплечье возвратить в Раифскую пустыню по-прежнему.

18. Он же губернатор, в бытность свою в Казани, повсягодно во время косьбы сена, на собственные свои конюшни брал у нас через посланных своих домовых наших одних крестьян, кроме монастырских, человек по тридцати и больше, и работали на него месяца по три без отпуску. И во время деловые нужные поры на их крестьянском хлебе, понеже он у себя лошадей держит чрезвычайно многое число.

19. Да от него ж, Волынского, посланные повсягодно в осеннюю пору и грязи брали ж крестьян одних наших, кроме монастырских, с лошадьми подвод по шестьдесят и больше для перевозки вышепоказанного сена и бывали на той его губернаторской работе по месяцу и больше без отпуску на их крестьянском хлебе, а с дворцовых и ясачных вотчин людей одних и крестьян с лошадьми ни на какую работу не брали, а все обрабатывают наши домовые и монастырские крестьяне.

20. По приказу его ж Волынского, посланные солдаты домовых наших дву человек оловянишников, да третьего живописца, Якова Савина, из домов их взяли насильно к губернатору на двор, без ведома нашего, и сделали ему из-под неволи оловянной посуды большой руки дюжину блюд, и к тем блюдам четыре ковчега оловянные же, да пять дюжин тарелок большой же руки и на них ковчеги, и прочие работы многие делали. А живописец светлицы подмазывал и всякую живописную работу отправлял многое время, а за работу им платы нимало не дано.

21. Он же, Волынский, собою, без ведома нашего, велел солдатам побрать дву человек наших окончичников к себе в дом для делания в новые хоромы стекольчатых и слюдяных окончин немалого числа, и задержаны они были до совершенные же отделки, и работали на него днем и ночью без выпуску неотлучно, а на платы им ничего не дают.

22. А пищу оные все крестьяне и мастеровые получают от дому архиерейского, а иное покупают на свои по(с. 88)следние деньги. А из дому губернаторского не токмо хлеба или щей, но и квасу отнюдь не дают. И от того насильного взятья мастеровых людей в доме нашем в починке всякого звания учинилась остановка, и для того строенья по многой нашей просьбе мастеровых наших людей к нам не отпускивал, и горши за то их теснил, посланных от нас бранил и грозил бить.

23. Да из нового нашего Болгарского монастыря[11] оный губернатор велел вновь записать в подушный оклад действительных церковников, поповых детей, трех человек, и послал неведомо куды, не уведомя нас про них. А иные дьячки были посланы от нас в оный монастырь для обучения церковного круга.

25. Да в мимошедшую осень в Каменном городе его ж губернаторским приказом бывшего соборного протопопа, да у протодьякона Ивана, дворы их, в соседстве Крутицкого архиерея подворья, со всяким строением сломаны и места очищены, а тем оные церковные служители разорены напрасно.

28. Оного же монастыря в городе Каменном другой последний конюший жалованный двор занял всяким лесом и хоромными бревны и прочим, тому третий год. Теснит и принуждает тот двор вовсе сломать, и место очистить под строение ему губернаторских конюшен, о чем словесно  и просьба ему властелинская была многая и письменно от нас к нему, губернатору келейно, по требованию его, ответствовано ж, так же и ныне принуждает келаря, Варфоломея Володимерцова, оный Волынский конюшенный двор и в рядах лавки чрез посланных из полиции ломать и очищать места безвременно и хощет, якобы за неломание оных, бить публично.

31. Он же, губернатор, летом и зимой с псовой охотой многолюдством ездит по полям и сенным покосам, и посеянный яровой и озимый хлеб наш и монастырский лошадьми и собаками и людьми своими толочут необычно. И мимо помещиковых и других вотчин ночуют у нас в деревнях, и с боем и неволей со крестьян наших и монастырских берут коням сена и овса и про людей всякой живности и хлеба, сколько похотят. И тем несносную нам и крестьянам обиду чинят напрасно.

32. Да по губернаторскому же приказу к домовым нашим певчим и церковным причетникам поставлено офицеров и солдат, где одна печь, там по два человека, а у кого по две печи, тамо по четыре человека. А у иных учинены съезжие дворы и последние покоицы от постою у всех заняты. А у простолюдинов, градских жителей, у многова числа дворов постоем обойдено, а церковники за посягательством Волынского, принуждены и дворишки продавать, да за страхом губернаторским и купить их не смеют.

33. Они ж, певчие, также и действительные церковники с прочими градскими жителями написаны к рогаткам на караулы необходимо. И в двунадесятые праздники и в царские ангелы. Оставя церковное служение, караулят со всякой печи по ночи сами на каждой неделе, где бы сколько ни было, понеже оные церковники люди скудные и нанять им вместо себя не на что. Также и рогатки принуждены делать не против московского гораздо чаще, и оковывали их железом, которые делали рогатку с десяти дворов, а становилась рубли по два и больше.

34. Священники, дьяконы, певчие ж и церковные причетники и градские жители, богатые и нищие, все без исключения, принуждены по улицам с излишним отягчением чрез четыре сажени поставить столб и ель, и в день Василия Великого и Богоявления Господня и в прочие церемонии, не по указу, но по прихотям его, губернаторским, во всякое празднество по три дни сряду на каждый столб навешивали по три фонаря, в которых свечи горят зимой по осьми часов ночи непременно, а не против Московского действия чрез десять сажен столб учинен, и на нем только по одному фонарю. Которые люди от посланных чрез нестерпимые побои, занимая в долги по тому размеру и ставили фонари и столбы, и от того священнослужителям и неимущим великое разорение нанес. А за страхом Волынского и смертными побои, бить челом на него никто не смеет.

38. Понеже он, Волынский, и без всякого моего и других к нему озлоблений, до сего времени чинит мне и прочим великое разорение. А как он уведает про сие мое нестерпимое доношение, то не токмо домовых наших и монастырских властей, но и меня в старости убьет и обругает нагло. Понеже между нами учинилась приказная быть ссора, и под ведомством у него, Волынского, яко соперника своего, быть и служителям нашим и монастырским крестьянам далее невозможно, ибо мы от от него, Волынского, в бытность его в Казани губернатором, претерпеваем всякие бедствия, тому ныне третий год неповинно.

Того ради, с покорностью Вашего Святейшества прошу, дабы повелено было жезлом паствы Вашего Святейшества церкви Божии и нас, сиротствующих, от него, Волынского, с другими оборонить и защитить, и, яко сильному, нас, немощных, в руки не предать, и о воровствах расстриги Иоасафа Салникеева дела из губернской канцелярии у него взять и послать к решению в Казань же, к кому надлежит, мимо его, губернатора. И у Спасо-Казанского монастыря конюшенного двора и лавочных мест и у всякого звания и у прочих обителей. И у церковных причетников без указу отсель не отнимать, также и впредь, за вышепоказанными губернаторскими к нам нестерпимыми озлоблении и смертными побои подчиненным нашим и ругательствы, домовых и монастырских крестьян судом и расправой и никакими делами Волынскому, по силе именным … ЕИВ указов, а паче же за приказные недружбы не ведать и обид и налог ни под каким видом не чинить. А ведать оных судом и расправой и всяким правлением и сборами, по силе оных указов, в доме нашего смирения. И о присылке оного Судовикова, и якобы мною драного дела Сумарокова дела из Казани в Москву к следствию и подлинному решению к нему, губернатору, послать третий указ с подтверждением, а в Правительствующий Сенат против прежнего и сего моего доношений, взнесть со мнением и требованием на все решенное резолюции ведение, чтобы мне в Москве незаконных убытков и дому нашему служителям от Волынского горшаго бедствия не умножилось и врознь не разобрелись»[12].

Волынский не только представил в Синод подробный ответ на челобитную митрополита Сильвестра, в которой отрицал все обвинения, но и написал дяде Семену Андреевичу Салтыкову. Однако челобитная произвела серьезное впечатление, дядя не поверил племяннику. На стороне Сильвестра выступил и казанский вице-губернатор Мефодий Никитич Кудрявцев, который, в отличие от Волынского, служил в Казани уже очень давно, с 1699 года, был крупным помещиком и представлял не столько бюрократию, сколько верхи казанского дворянства.

Тогда Волынский постарался победить владыку Сильвестра его же оружием – выявлением его собственных злоупотреблений. Он обвинил митрополита в утайке денег за венечные памяти (грамоты о венчании), которые должны были идти в казну, а оставались в архиерейском доме. Это дело стало рассматриваться в Синоде. Между тем владыка и Волынский поменялись местами: Волынский в ноябре 1730 года выехал в Москву, а владыка вернулся в Казань.

Трудно сказать, чем бы закончилась эта тяжба, но против него было вскоре заведено новое, более серьезное дело. Как уже говорилось выше, бывший коломенский митрополит Игнатий (Смола), лишенный архиерейского сана, был сослан в Свияжский Успенский монастырь. В конце августа 1731 года архимандрит Свияжского монастыря Гавриил (Русский) подал донос о том, что митрополит Сильвестр здоровался и разговаривал с Игнатием как с архиереем, подарил ему шубу и давал деньги, во время поездок в Свияжск обедал с митрополитом Игнатием и приглашал его в Раифский монастырь. Во времена Анны Иоанновны помощь опальным считалась тяжким государственным преступлением. Ведь и митрополит Георгий (Дашков), и митрополит Игнатий (Смола) пострадали за попытку помочь владыке Льву (Юрлову). О доносе Феофан Прокопович доложил императрице и уже 6 сентября с ее одобрения начал дело против владыки Сильвестра. А епископ Гавриил к тому же доносил, что в архиерейских покоях в Свияжске владыка Игнатий говорил митрополиту Сильвестру: «Вот-де, лишили меня сана напрасно, а ей ли бабе архиерея судить», – то есть речь шла об оскорблении императрицы.

У владыки  Сильвест-ра был произведен обыск, и в трех найденных бумагах нашли явную крамолу. В тетради, содержавшей цитаты из Отцов Церкви и доставшейся ему от новгородского архимандрита Иова, владыкой были сделаны собственные приписки. В них нашли осуждение петровских реформ в Церкви. Более серьезной уликой были рукописные пометки Сильвестра на печатном тексте петровского указа о монастырях. Наконец, в тексте еще не отправленного письма Сильвестр писал: «Сынове Восточные церк-ви, все православные христиане от всей души жалея, объявляют главную обиду Святой соборной нашей церкви. Во первых, духовных дел судия присмотру за ней не имеет и к пользе не радеет, и о других соборных церк-вах небрежен. И по всему видно суть, что он не православен». Речь явно шла о Феофане Прокоповиче. Владыка Сильвестр так и не сказал, кому он писал это письмо.

В результате митрополита Игнатия отправили на допрос в Москву, а владыку Сильвестра – в Нижний Новгород, в Благовещенский монастырь. Мтрополит Игнатий вскоре был лишен и иерейского сана и сослан в Никольский Корельский монастырь, а владыку поместили в Санкт-Петербургской Александро-Невской лавре без права архиерейского служения и ношения панагии.

Вслед за падением митрополита Сильвестра репрессии обрушились на духовенство Казанской епархии. Для правления Анны Иоанновны было характерно крайне подозрительное отношение к духовенству. И дело не только в Феофане Прокоповиче, но и в самой императрице и ее светском окружении. По оценке А.В. Карташева, «наступила полоса заключения в тюрьмы духовенства и епископов. Это был жестокий методический террор. … Создавалась картина какого-то страдания от нашествия иноплеменников»[13]. В полной мере это проявилось в деле «О невоспоминании в Казанской епархии при бывшем митрополите Сильвестре в служении литургии по «Достойне» титула Святейшего Синода».

Еще в ходе расследования дела о митрополите Игнатии (Смоле) иеромонах Раифского монастыря Иосиф дал показания о том, что владыка Сильвестр прекратил поминать Синод, а также заявил, что и в Раифском монастыре по его примеру Синод не поминали. Об этих его показаниях вспомнили уже в 1732 году, когда владыка Сильвестр уже давно был смещен. Для расследования по указу Синода от 7 января 1732 года в Казань был направлен игумен Московского Сретенского монастыря Евсевий (Леонов) .

При содействии гражданских властей (то есть того же губернатора Волынского) он допросил более 300 священнослужителей. Одни из них показали, что сами «воспоминали Синод», а поминал ли владыка Сильвестр, не знают, другие – что владыка Сильвестр не поминал, а они по-прежнему поминали. Но некоторые давали явно ложные показания, защищая своего бывшего митрополита и себя. В результате архимандрит Спасо-Преображенского монастыря Питирим, архимандрит Зилантова монастыря Евфимий, игумен Седмиозерной пустыни Савватий, игумен Казанского Иоанно-Предтеченского монастыря Иоанн, строитель Кизического монастыря Иоиль, иеромонах Казанского архиерейского дома Иоанн, протоиерей Казанского Богородицкого монастыря Алексей Никифоров, священник Успенского собора Анисим Емельянов были лишены сана, «отданы в светскую команду» и сосланы в Сибирь. Архимандрит Раифского монастыря Иаков был лишен священства и сослан в дальний монастырь Устюжской епархии, строитель Тихвинской пустыни (монастырь в Цивильске) Никифор и келарь Раифского монастыря Макарий были сосланы в дальние монастыри без лишения сана. Знаменитый впоследствии миссионер Алексий Раифский был «оставлен в подозрении».

Обращает на себя внимание, что доносчик по делу митрополита  Игнатия (Смолы), бывший настоятель Свияжского Успенского монастыря, а во время следствия епископ Суздальский Гавриил (Русский), не был допрошен и не пострадал, хотя, разумеется, он тоже не поминал Синод вместе с митрополитом.

Таким образом, были репрессированы все без исключения настоятели монастырей Казани и окрестных городов[14].

Но наиболее ярко характеризует мрачные времена Анны Иоанновны приговор по отношению к рядовому черному и белому духовенству.

«Городов Казани и Свияжска соборных и приходских церквей протопопов соборных и приходских церквей протопопов и священников и протодьякона и дьяконов … вместо достойного им наказания от всех церквей отрешить вовсе и на их… места определить достойных уездных священников и дьяконов. А вышеупомянутых… отослать для священнослужения к тем уездным церквам.

Казанского и Свияжского уездов священников и дьяконов… вместо наказания от тех церквей, при которых они служили, отрешив, по учинении в архиерейском доме плетьми наказания, перевести к другим той же епархии уездным церквам.

Дому архиерейского иеромонахам, иподьякону и монастырским иеромонахам… всем при собрании прочего братства в тех местах, где кто жительство имеет, учинить шелепами жестокое наказание, и священнослужение отправлять по-прежнему невозбранно, токмо содержать их в тех же монастырях отнюдь неисходно»[15].

Таким образом, все духовенство Казанского и Свияжского уездов,  служившее во времена митрополита Сильвестра, поголовно подлежало жестоким телесным наказаниям, все городское духовенство подлежало ссылке в уезды лишь за то, что они выполняли распоряжения своего епархиального архиерея. Как известно, кадровую «чехарду» удалось отменить сменившему владыку Сильвестра архиепископу Илариону (Рогалевскому), и священники остались на своих местах, об отмене телесных наказаний речи не было. В течение нескольких следующих лет «по графику» в архиерейский дом в Казанском Кремле являлись священники для того, чтобы получить назначенное битье плетьми или «шелепами» (палками). Неизвестно, осуществлялись ли эти порки публично или «келейно».

Самого же владыку Сильвестра, в связи с делом о непоминании Синода, в марте перевели в Крыпецкий монастырь Псковской епархии, то есть в его родные места. О возвращении на Казанскую кафедру уже речь не шла – 26 марта был назначен новый казанский архиепископ Иларион. Владыка по-прежнему находился в неопределенном положении, его не лишали архиерейского сана, но запрещали служить и носить панагию.

В 1733 году на утреннем богослужении он заявил «Слово и дело», что по петровским законам означало, что у него есть важные сведения о государственных преступлениях. По каждому такому заявлению гражданские власти обязаны были сообщать в Тайную канцелярию, а самого заявителя брать под стражу, для его собственной безопасности. При этом ложное произнесение «слова и дела» считалось тяжким преступлением. Владыка Сильвестр на допросе заявил, что ни в чем не виновен и потребовал, чтобы его судил Сенат. Его заявление рассматривалось на заседании Кабинета Министров, который постановил лишить его сана (но не монашества) и заключить в крепость в Выборге.

Показательно, что почти также сложилась и судьба владыки Георгия (Дашкова). Находясь в Спасо-Кубенском монастыре, он сказал «слово и дело». Очевидно, и тот, и другой действительно не видели за собой никакой вины. Если владыка Сильвестр для своего оправдания требовал суда Сената, то владыка Георгий – личной встречи с императрицей Анной Иоанновной. В результате владыку Георгия сослали в самый отдаленный край России – в Нерчинск.

Через два года, 31 мая 1735 года, владыка Сильвестр скончался в Выборгской крепости, то есть в тюрьме. Он был похоронен под алтарем собора Рождества Христова города Выборга, позже этот храм был заброшен, а в XIX веке восстановлен как церковь Восьмого Финляндского стрелкового полка. В начале XX века в подвале храма сохранялась плита с надписью : «Н. М. П. Т. монаха Сил..... 173...».

 

1. Русский биографический словарь. СПб., – Т. Сабатеев-Смыслов. – СПб.,1904 – С. 443-444.

 


2. Чтения в Обществе истории и древностей российских. – М., 1861. – Кн. 3. – С.

3. В Собрании сочинений святителя Димитрия Ростовского опубликовано письмо святителя архимандриту Троице-Сергиевой лавры Сильвестру, в котором он благодарит за радушный прием во время посещения Лавры, сообщает о посылке отцу Сильвестру Миней (июнь, июль и август) // Собрание сочинений святителя Димитрия Ростовского. – М., 1838. – Т. 1. – С. 503.

4. Макарий (Миролюбов). История Нижегородской иерархии. – СПб., 1957. – С. 53.

5. Знаменский П.В. Сильвестр, митрополит Казанский // Православное Обозрение. – СПб., 1878. – № 4, 5, 6.

6. Слово «иноземческая», очевидно, означает, что пьеса была на латинском языке.

7. Харлампович К.В. К истории Казанской духовной семинарии в XVIII веке. – С. 141.

8. Православный собеседник. – Казань, 1858. – Ч. 3. – С. 234.

9. Малов Е.А. Исторические описания церквей г. Казани. Казань, 1884. – Вып. 1. – С. 20.

10. Когда Волынский уже был секретарем Кабинета Министров при Анне Иоанновне, он лично избил кулаками академика и известного поэта Василия Кирилловича Тредиаковского, этот эпизод часто описывался в литературе.

11. Имеется в виду Успенский монастырь, основанный в 1723 году прямо на развалинах Булгара по распоряжению Петра I, осматривавшего Булгар. Вокруг монастыря вскоре выросло село Успенское-Болгары, ныне часть города Болгара.

12. Чтения в Обществе истории и древностей Российских. – М., 1868. – Кн. 3. – С. 71-94.

13. Карташев А.В. Очерки по истории Русской церкви. – М., 1992. – С. 398.

14. Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. Том. 12 (1732 год) СПб., 1902. Стб. 237-250; Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания. – СПб., 1855. – Т. 7. – С. 609.

15. Там же. – С. 615.

 

 

 

Илларион (Рогалевский) Архиепископ Казанский и Свияжский с 26 марта 1732 года по 29 марта 1735 года.

 


 

Мирское имя архиепископа Илариона неизвестно. Он происходил из шляхетского белорусского рода православного вероисповедания, родился в Минске. Учился в Киевской академии, там же постригся, а по окончании класса богословия остался преподавателем. Один из влиятельнейших государственных деятелей петровского времени, боярин и фельдмаршал Борис Петрович Шереметев обратил на него внимание, и в 1708 году, незадолго до Полтавской битвы иеромонах Иларион стал военным священником. Он участвовал во многих походах и получал заслуженные награды. Его считали «человеком» знаменитого Феофана Прокоповича, учеником которого он был в академии. С 1719 года отец Иларион был главным священником военного флота со странно звучащим званием «обер-иеромонах». Согласно указу Синода от 23 июня 1722 года он был возведен в сан игумена Мгарского монастыря Киевской епархии, в самом тексте указа чувствуется язык Феофана Прокоповича[1].

 


Но игуменство в Мгарском монастыре было номинальным, отец Иларион продолжал находиться в армии. В 1722-1723 гг. он принял участие в последнем военном предприятии Петра I – Персидском походе, вероятно, тогда же впервые побывал в Казани.

24 октября 1728 года он, уже по-настоящему, стал архимандритом Московского Донского монастыря, в это время, в царствование Петра II, столица вновь находилась в Москве.

26 марта 1732 года он был рукоположен на Казанскую кафедру и сразу возведен в сан архиепископа. Императрица Анна Иоанновна пожаловала ему серебряное блюдо, на котором по его распоряжению сделали надпись: «13 июня в городе Санкт-Петербурге ея императорское величество всемилостливейшая императрица Анна Иоанновна пожаловала меня, богомольца своего, смиренного архиепископа Казанского и Свияжского сею блюдою серебряною и кувшином, которые отдаю Божией Церкви ради служения … в котором блюде и кувшине весу пять фунтов да двадцать семь золотников с полузолотником»[2].

Только 20 сентября того же года архиепископ Иларион прибыл в Казань, которая уже больше трех лет жила без архиерея. В нелегкое для духовенства время Анны Иоанновны за три года пребывания на кафедре владыка Иларион оставил у казанцев хорошую память. Первый биограф казанских архиереев архимандрит Платон (Любарский) отметил его склонность к «забавам, прохладам и другим веселостям»[3]. Будучи учеником и выдвиженцем Феофана Прокоповича, владыка Иларион не показал тех качеств, которыми славился его учитель – жестокости, мстительности, подозрительности.

Напротив, он добился отмены решения Синода об отстранении от должностей и переводе в «уезды» священников казанских церквей, которые по делу митрополита Сильвестра обвинялись в непоминании Синода во время Литургии. Архиепископ Иларион объяснил это тем, что иначе городские церкви останутся «без службы и пения».

Еще в то время, когда во главе епархии номинально стоял митрополит Сильвестр, указом Синода от 23 августа 1731 года была создана Новокрещенская комиссия во главе с Алексием Раифским. Местом размещения комиссии стал Свияжский Успенский монастырь, архимандритом которого стал Алексий. Монастырь выводился из подчинения казанских архиереев «в Синодальную область». Владыка Иларион уже в июле 1732 года добился возвращения монастыря в свое ведение.

Насколько можно судить по документам, отношения между архиепископом и архимандритом Алексием не сложились, но владыка  Иларион не использовал в борьбе за свое влияние на миссионерские дела того обстоятельства, что Алексий Раифский был оставлен под подозрением по делу Сильвестра.

Главной его заслугой на на Казанской кафедре было преобразование Казанской духовной семинарии[4]. До сих пор открытые в разных епархиях славяно-латинские школы сильно различались по уровню и содержанию образования, форме организации. В основном состояние школы зависело от правящего архиерея. В большинстве школ, в том числе и в казанской, пытались организовать обучение на тех основах, на которых оно строилось в братских школах Украины и Белоруссии, но именно пытались. Теперь же императрица и Синод требовали, чтобы в семинариях полностью копировалась киевская система. Преподавателями же должны были стать воспитанники Киевской и Московской академий. В большинстве епархий этого достигли далеко не сразу.

Архиепископ Иларион, сам прошедший киевскую школу, хорошо представлял себе содержание необходимых преобразований. Кроме того, он был другом тогдашнего киевского митрополита Варлаама (Вонатовича) и сумел получить из Киева самых лучших ее питомцев: настоятеля Нежинского Назаретского монастыря архимандрита Германа (Барутовича), закончившего полный богословский курс Киевской академии в 1727 году, иеромонаха Епифания (Адамацкого). Миряне Стефан Гловацкий и Василий Григорович (Пуцек-Григорович) были отправлены в Казань прямо со студенческой скамьи. Так, Василий Григорович (будущий казанский митрополит Вениамин) прошел лишь «низший класс богословия».

Архимандрит Герман (Барутович), который приехал в Казань, скорее всего, вместе с епископом Иларионом, был назначен архимандритом Казанского Спасо-Преображенского монастыря и управляющим семинарской «конторой», то есть стал официальным руководителем учебного заведения. Создатель славяно-латинской школы Василий Яковлевич Свенцицкий был переведен в новокрещенскую школу в Свияжске, где прослужил до 1743 года, а потом был экономом архиерейского дома. Вероятно, он не пришелся ко двору в семинарии по квалификации, но, скорее всего, потому, что был мирянином и не принадлежал к духовному сословию, а в сложившейся киевской системе преподавателями были почти исключительно монахи, во всяком случае, люди несемейные. Все остальные киевляне прибыли в Казань в начале 1733 года.

Началась постройка обширного семинарского корпуса в самом центре города, на улице Воскресенской, рядом с Гостиным двором. Землю под семинарию передала архиерейскому дому за долги вдова знаменитого строителя Петропавловского собора Ивана Афанасьевича Михляева. К 1735 году был «вчерне» выстроен длинный одноэтажный каменный корпус (сейчас это первый этаж геологического корпуса Казанского университета). А пока семинария разместилась в Зилантовом монастыре. К концу пребывания архиепископа Илариона на Казанской кафедре в семинарии были классы до пиитики.

29 марта 1735 года архиепископ Иларион (Рогалевский) был переведен на Черниговскую кафедру.

В 1737 в Чернигове у владыки Илариона произошел конфликт с капитаном Кобылиным, который набирал рекрут и пытался забрать в солдаты монашествующих. Кобылин жаловался, что в церкви после торжественного молебна архиерей не допустил его ко кресту и сказал: «Черт тебе, к... сыну, дал указ, покажи указ!». Князь Иван Федорович Барятинский, генерал-губернатор Малороссии, произвел следствие и арестовал архиерея.

Императрица написала Барятинскому: «Нам зело неприятно и к великому нашему удивлению касается, что вы оного архиепископа без нашего указа под такой крепкий караул брать велели, не рассуждая, что из таких поступков всякие следствия произойти могут». Архиепископ Иларион был освобожден, но по его делу началось следствие. Врагом архиерея оказался не только капитан Кобылин, но и могущественный вельможа Барятинский. Дело могло закончиться для Илариона не лучше, чем для Сильвестра закончился конфликт с Волынским.

В своих показаниях владыка Иларион заявил, что действительно сказал Кобылину в церкви громко: «Ты недостоин креста, потому что церковь святую разоряешь, хочешь с церкви крест снять». Иларион признался, что сказал еще: «Ты не дворянин и не Кобылин, а кобыла; разве тебе такой указ черт дал, чтоб ты разорял монастыри, а не государыня; государыня таких указов не дает»[5]. 2 мая 1738 года по прошению владыка Иларион был уволен на покой в Киево-Печерскую Лавру. Дальнейшая его судьба в источниках описывается по-разному. Одна версия гласит, что следствие по его делу было прекращено и его вызвали в Санкт-Петербург для присутствия в Синоде и, возможно, нового назначения.

По другим данным, дело по обвинению владыки продолжалось, именно поэтому его и уволили на покой, а в Санкт-Петербург вызвали для допросов. Но так или иначе, скончался владыка Иларион на пути из Киева в Санкт-Петербург и был похоронен в Тверском Отроче монастыре в 1739 году.

 

1. «…Усмотря прибывшего из Санкт-Петербурга в Москву Александро-Невского монастыря иеромонаха Илариона Рогалевского, уведев многие его во флоте и других местах тщательно по деянию его показанные службы, согласно приговорили: за такие его службы приговорить его в Лубенский Мгарский монастырь, который в Киевской епархии обретается, во игумена».

 


2. Пожалованное блюдо владыка передал в кафедральный Благовещенский собор, сейчас оно находится в экспозиции Национального музея Республики Татарстан.

3. Архимандрит Платон (Любарский). Сборник древностей Казанской епархии… – Казань, 1868. – С. 89.

4. В соответствии с указом императрицы Анны Иоанновны, в 1732 году все славяно-латинские школы были переименованы в Духовные семинарии.

5. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. – М, 1958. – Кн. 4. – С. 1528-1529.

 

 

 

Гавриил (Русский, Русской Григорий) Архиепископ Казанский и Свияжский с 17 сентября 1735 года по 9 марта 1738года.

 


 

Время рождения, полное имя и социальное происхождение этого архиерея неизвестны. Как пишется во всех биографических очерках, он был родом из города Вязники под Владимиром, а по другим предположениям – из села Ярославы Донковского уезда Рязанской губернии, но источник этих сведений неизвестен. По тем же непроверенным сведениям, он был дьяконом в селе Одоевщине Донковского уезда. Постригся Григорий в Троицком монастыре, который находился в городе Болхове.

 


Первые по-настоящему достоверные сведения о нем относятся к 1710-м гг., когда иеромонах Гавриил был служащим Казанского архиерейского дома при митрополите Тихоне, в последние годы правления митрополита Тихона стал ризничим, а в 1722 году был назначен архимандритом Спасского Юнгинского монастыря (закрыт в 1764 году, находился на территории нынешней Ресублики Марий Эл), фактически оставаясь в архиерейском доме.

Новый митрополит Сильвестр в 1726 году назначил отца Гавриила архимандритом Свияжского Успенского монастыря. Именно донос отца Гавриила в ноябре 1731 года о том, что митрополит Сильвестр покровительствует сосланному митрополиту Игнатию (Смоле), привел к отстранению казанского митрополита и возвышению архимандрита  Гавриила.

Вообще, при своем коренном российском происхождении и «неучености», архиепископ Гавриил пришелся ко двору Феофану Прокоповичу и в первый год правления Анны Иоанновны, когда многие архиереи стали жертвами репрессий, сам стал архиереем. 24 ноября 1731 года в Москве, в Успенском соборе, он был рукоположен во епископа Суздальского – в это время двор Анны Иоанновны и Синод еще не вернулись в Санкт-Петербург и Москва пока оставалась столицей.

В Суздале он заслужил уважение прихожан усердными и «благолепными» богослужениями. Но Суздальская епархия, при своей древности и множестве святынь, была очень маленькой, незначительными были и доходы архиерея. Поэтому перевод 17 сентября 1735 года в Казань свидетельствовал о доверии к нему со стороны Феофана Прокоповича и Анны Иоанновны.

За неполных три года управления Казанской епархией архиепископ Гавриил не запомнился ничем, кроме фактического уничтожения духовной семинарии, созданной усилиями владык Сильвестра и Илариона.

Встречающиеся в литературе утверждения, что он отрицательно относился к киевской «латинской» учености и не желал видеть в епархии духовной школы, основаны не на логических построениях, вытекающих из биографии архиепископа  и его «неучености», а на утверждениии первого историка казанской иерархии архимандрита Платона (Любарского), слышавшего отзывы о нем от очевидцев: «…Сказывают о нем, что как к содержанию семинарии и ученых людей, так и к строению по введенному в нынешнее время размеру всяких в епархии своей зданий не имея склонности, почему и до него таким образом заведенное уничтожить велел, хотя бы то великой суммы стоило, вменяя в добродетель все прежде в России небывалое истреблять без остатку»[1].

Вдруг выяснилось, что на содержание семинарии не хватает средств. Архиепскоп Гавриил объяснял это тем, что Синод не выделяет денег. Но Синод не выделял денег и на другие семинарии, все они, в том числе и Казанская, содержались на средства архиерейского дома. Кроме того, у Казанской семинарии были собственные доходы от земель, выделенных митрополитом Сильвестром.

В результате было прекращено начатое при владыке Иларионе строительство нового здания, 150 из двухсот семинаристов были распущены по домам, одни «по неспособности», другие, наоборот, потому, что якобы завершили обучение. К 1738 году в семинарии было всего 35 учащихся. Учителям во все время управления епархией архиепископа Гавриила не платили жалованья. В результате самые квалифицированные преподаватели: архимандрит Герман (Барутович), Стефан Главацкий, Епифаний (Адамацкий) – покинули Казань. Из приезжих киевлян остался только Василий Пуцек-Григорович.

Все это привлекло внимание Синода и лично императрицы Анны Иоанновны. Но скандала власти решили не устраивать. В январе 1737 года в Казань прибыла комиссия под руководством недавнего руководителя Казанской семинарии, архимандрита Московского Спасо-Андроникова монастыря Германа (Барутовича). Она работала во время отсутствия архиерея, вызванного в Санкт-Петербург для заседаний в Синоде. Архимандрит Герман в своем отчете наглядно показал, что единственной причиной упадка семинарии является произвол архиерея, отобравшего у духовной школы основные источники доходов, сформировавшиеся еще при владыке Сильвестре.

В результате было принято решение поменять местами Великоустюжского архиерея Луку (Конашевича) и Гавриила. 9 апреля 1738 года он был назначен архиепископом Великоустюжским и Вологодским, что было явным понижением.

На Устюжской кафедре архиепископ Гавриил пробыл 10 лет и тоже проявил себя как плохой радетель о духовном образовании. Основанная епископом Лукой (Конашевичем) семинария влачила жалкое существование, а единственный ее учитель Баранович видел от владыки Гавриила «немилость», неоднократно «от него бранен был» и выражал опасение, как бы преосвященный его «когда не изувечил».

28 февраля 1748 года архиепископ Гавриил, по болезни, был уволен на покой в Московский Знаменский монастырь, а 12 марта 1751 года переведен в Покровский монастырь в городе Данкове, очевидно, пожелав закончить жизнь в родных местах. На собственные средства он заново выстроил из камня весь монастырь, в том числе два каменных храма. Вероятно, благодаря архиеписокопу Гавриилу это небольшой и малоизвестный прежде монастырь стал процветающим, пережил секуляризацию 1764 года и действовал до советского времени, когда был полностью снесен. Скончался архиепископ Гавриил 16 января 1753 года и был похоронен в кафедральном Архангельском соборе города Рязани.

 

1. Архимандрит Платон (Любарский). Сборник древностей Казанской епархии. – Казань, 1868. – С. 99.

 


 

 

 

Лука (Конашевич Лаврентий Кононович) Епископ Казанский и Свияжский с 9 марта 1738 года по 9 октября 1755 года.

 


 

Год рождения и происхождение епископа[1] Луки (Конашевича) неизвестны. Конашевич – распространенная на Украине форма отчества от имени Конон, вероятно, это отчество будущего архипастыря. В 1724 году он закончил полный курс Киевской академии (класс богословия) и был оставлен в ней преподавателем. В 1725 году постригся и вскоре был назначен стряпчим (представителем) Киевской епархии в Москве, где киевские архиереи, впрочем, как и казанские, имели подворье.

 


Его дальнейшей карьере способствовало то, что он оказался в нужное время в нужном месте. В 1727 году, после смерти Екатерины I, воцарения Петра II и свержения Меншикова, столица на недолгий срок была вновь перенесена в Москву и молодой иеромонах оказался при дворе. С 1728 года он преподавал в Московской славяно-греко-латинской академии. Между тем, в 1730 году императрицей стала Анна Иоанновна, а в 1731 году столица снова была перенесена в Санкт-Петербург. Вскоре туда отправился и отец Лука (Конашевич). В Москве отец Лука познакомился с Бурхардом-Христофором Минихом, который при Анне Иоанновне стал, фактически, главнокомандующим российской армией. В 1732 году Миних назначил отца Луку законоучителем только что открытого Сухопутного шляхетского (кадетского) корпуса. Это было первое в России светское среднее учебное заведение, а отец Лука, таким образом, стал первым в России преподавателем Закона Божия светским учащимся. 20 октября 1735 года, оставаясь преподавателем корпуса, находившегося в Санкт-Петербурге, он стал архимандритом Симонова монастыря в Московском Кремле.

28 сентября 1737 года архимандрит Лука был рукоположен во епископа Устюжского и Тотемского, но на Устюжской кафедре он пробыл недолго. Подтвердившиеся обвинения против Казанского епископа Гавриила (Русского) в разрушении семинарии привели к тому, что императрица Анна Иоанновна решила поменять архиепископа Гавриила и епископа Луку местами. 9 марта 1738 года он был переведен на Казанскую кафедру. Пробыв в Великом Устюге всего около восьми месяцев, он успел открыть там духовную школу.

Семнадцатилетнее пребывание Луки (Конашевича) на казанской кафедре оставило неоднозначные оценки. Чаще всего его вспоминают в связи с ревностной борьбой против ислама, усердной миссионерской деятельностью, зачастую имевшей формы прямого произвола. Он прославился массовым разрушением мечетей, попыткой выселить татар-мусульман из Татарской слободы Казани. У татар он заслужил прозвище «Аксак Каратун» (хромой в черной шубе), стал отрицательным персонажем фольклора.

С самых первых месяцев пребывания на кафедре епископ Лука активно занялся миссионерскими делами. Существовавшая с 1731 года в Свияжском Успенском монастыре Новокрещенская комиссия под руководством архимандрита Алексия Раифского была преобразована в Контору новокрещенских дел. Она по-прежнему подчинялась Синоду, но роль казанского архиерея в ее деятельности усилилась. Именно по инициативе казанского архипастыря в декабре 1738 года был отправлен в отставку архимандрит Алексий Раифский и вместо него назначен Димитрий (Сеченов). Теперь основным орудием миссионерской деятельности стали не мирные уговоры и льготы, а жесткое административное давление, часто лишь немногим отличавшееся от прямого принуждения.

11 сентября 1740 года, за месяц до смерти, императрица Анна Иоанновна подписала указ, в соответствии с которым теперь строилась миссионерская деятельность. Множество мелких и очень конкретных распоряжений, встречающихся в тексте указа, свидетельствуют о том, что его автором был епископ Лука. Устанавливались штаты конторы, включавшие архимандрита (Димитрия Сеченова), двоих протоиереев («протопопов»), комиссара, ведавшего переселением новокрещеных или некрещеных[2], пятерых переводчиков, канцеляриста, двоих копиистов, троих солдат.

Каждому пожелавшему креститься выдавалось «…по кресту медному..., да по одной рубахе с порты и по сермяжному кафтану с шапкой и рукавицы, обуви чирики с чулками; а кто познатнее, тем при крещении давать кресты серебряные, кафтан из сукон крашеных, какого цвета кто похочет…, а вместо чириков сапоги… женскому полу волосники и очельники, по рубахе холщевой». Полагались и денежные подарки. Почему-то дороже всего ценилось крещение юношей от 10 до 15 лет – они получали по рублю, более младшие и взрослые получали по 50 копеек. Каждая девушка или женщина старше 12 лет тоже получала по рублю, девочки моложе 12 лет – по 50 копеек. Каждой крестившейся семье выдавалась икона Спасителя или Богородицы.

Контора новокрещенских дел подчинялась Синоду, а не казанскому архипастырю, ее деятельность распространялась на Нижегородскую, Вятскую, Пензенскую епархии, но епископ Лука (Конашевич) играл в деятельности конторы большую роль. Он же был инициатором указа Правительствующего Сената от 19 ноября 1742 года «О недопущении в Казанской губернии строить мечети». Указ предусматривал «новопостроенные за запретительными указами мечети … сломать и впредь строить не допущать». Какие же «запретительные указы» имелись в виду? К тексту указа Сената, передаваемого гражданским властям, прилагался переписанный «слово в слово» указ царя Федора Иоанновича от 1593 года о сносе самовольно построенных мечетей в Татарской слободе города Казани. Таким образом, власти должны были позаботиться о ликвидации всех мечетей, построенных после «казанского взятия», то есть после 1552 года.

При этом ссылка на указ Федора Иоанновича была совершенно противозаконна по двум причинам. Во-первых, в его указе шла речь о запрещении строить мечети только в городе Казани, в религиозную жизнь сельских мусульман власти в XVI-XVII вв. совершенно не вмешивались. Во-вторых, как известно, в Соборном уложении 1649 года заявлялось, что его принятие Земским собором отменяет все ранее действовавшие законы. Действительно, в судебной практике второй половины XVII и XVIII вв. ссылались только на Соборное уложение и законы, принятые после 1649 года. Таким образом, указ царя Федора Иоанновича давно был отменен. Распоряжение Сената стало исполняться, уже через год только в Казанской провинции из 536 мечетей были уничтожены 418, а ведь в епархию входили Свияжская, Царевококшайская, Симбирская провинции. Запреты на строительство новых мечетей и сносы «незаконно» построенных продолжались вплоть до 1760 года.

Особую неприязнь деятельность епископа Луки вызывала у жителей татарской слободы города Казани. 3 мая 1749 года в Казани произошел мощный пожар, в котором сгорели и татарская слобода, и большинство других районов города, пострадали и многие православные храмы, и архиерейский дом в Кремле. Преосвященный Лука выдвинул инициативу: не разрешать слободским татарам восстанавливать свои сгоревшие дома, а выселить их «в уезды». Правда, эта его деятельность не получила одобрения в Сенате, который предписал всем строиться на прежних местах.

Но владыке Луке удалось добиться того, что строительство Казанской Новокрещенской школы началось именно на самом бойком месте погорелой Татарской слободы, на берегу озера Кабан. 8 июля 1749 года там была торжественно заложена церковь Захарии и Елизаветы и развернулись строительные работы. Ходатайства о полном выселении татар-мусульман из города Казани епископ Лука возобновлял еще два раза, но они не получили поддержки в столице. Но часть татар, недовольных соседством с церковью, колокольным звоном и Новокрещенской школой, сама подала прошения о выселении их на свободные земли около Казани. Это ходатайство было удовлетворено, место для Ново-Татарской слободы было выделено уже в 1750 году, для этого даже ликвидировали небольшую русскую деревню Поповку. Таким образом, в Казани образовалась еще одна татарская слобода, но надежды епископа Луки на то, что туда переселятся все татары, не оправдались.

Но епископ Лука занимался не только миссионерской деятельностью. Будучи человеком ученым, он большое внимание уделял духовной семинарии, дела в которой стали поправляться уже вскоре после его приезда в Казань. Вновь нашлись средства на содержание большого количества семинаристов и учителей. К моменту приезда нового архиерея в Казань в Зилантовом монастыре оставались всего 50 учащихся и двое преподавателей: будущий Тобольский митрополит Сильвестр (Гловацкий) и Василий Пуцек-Григорович, будущий Казанский митрополит Вениамин. Уже через год в классе фары было 56 учащихся, набранных, скорее всего, уже при епископе Луке, в инфиме – 20, в грамматике – 16, в синтаксисе – 22, в пиитике – 5. Классом пиитики руководил Василий Пуцек-Григорович, остальными – новые учителя, прибывшие из Киева: Иван Дьячковский, Филипп Соколовский (инфима), Адриан Симановский (грамматика), Сергей Светловский (синтаксис). В следующем 1740 году открылся класс философии, который возглавил Василий Пуцек-Григорович. До класса богословия дело дошло не скоро, он появился только в 1751 году.

В 1740 году в Казани был проездом академик Делиль, возвращавшийся из Западной Сибири, где наблюдал солнечное затмение. Вот как он описывал свои впечатления в письме к жене: «Вид града издали прекрасен, потому что в нем есть большие и высокие колокольни и другие каменные здания, но за исключением их место оказывается предрянным. Что мне более всего понравилось, так это мое знакомство с архиепископом Лукой, он весьма хорошо говорит по-латыни, был в Петербурге при кадетском корпусе и очень любит науки. В Казани он основал академию или гимназию и заботится о процветании ее, насколько это возможно. По приглашению его я отправился туда и был удивлен, видя во всех классах до богословия и риторики по 2-3 студента, которые приветствовали меня речами, произнесенными по памяти по-латыни и по-русски. Когда мне были надобности, то архиепископ посылал свою карету в 6 лошадей с двумя денщиками для разъездов по городу и окрестностям. Он приглашал меня осмотреть его церковь, когда сам отправлял в ней торжественное богослужение (4 октября)[4] в память первого архиепископа этого города. Из сановников, сопровождавших его до архиерейских палат, он одних нас оставил обедать, а для окончания этого дня повез вечером на свою дачу, чрезвычайно приятную, где нас встретили залпом из 9 пушек».

Казанский епископ несколько приукрасил ситуацию перед заезжим столичным, даже полузаграничным гостем. Жозеф Николя Делиль, француз и академик Санкт-Петербургской Академии наук, почти не говорил по-русски, но свободно владел латинским, как и епископ, так что дело вовсе не в «языковом барьере» – не владыка Лука открыл семинарию, и класса богословия в ней не было.

Уже в 1740 году были достроены три каменных одноэтажных корпуса на улице Воскресенской (ныне Кремлевской). В 1742 году они погорели, но вскоре были восстановлены, над ними был надстроен деревянный второй этаж. Епископ Лука, впервые в истории казанской духовной школы, добился довольно крупной (3000 рублей) субсидии Синода на восстановление зданий. На строительство семинарских корпусов были мобилизованы все силы епархии. В архивах Седмиезерного, Кизического, Раифского монастырей хранилось множество указов епископа 1738-1740 гг., требовавших от монастырских властей бревен, кирпича и работников. Такие же указы последовали и после пожара 1742 года, и после следующего, в 1753 году.

На углу Воскресенской и Петропавловского переулка (ныне ул. Джалиля) стоял так называемый «ученический» корпус, в котором находились спальни, кухня и столовая, фасадом на Воскресенскую – «лукинский» корпус с учебными аудиториями и библиотекой, на углу Воскресенской и нынешней улицы Чернышевского – «учительский» корпус с квартирами учителей.

Епископ Лука пожертвовал семинарии свою библиотеку, более полутора тысяч томов. Во время многочисленных пожаров XVIII века она не пострадала, так как выгорали только деревянные пристрои. Книгами владыки Луки учащиеся и преподаватели поль-зовались вплоть до пожара 1815 года, в котором почти все семинарские книги все же сгорели. Развитие духовной школы и библиотеки епископ считал основной своей заслугой. Еще в начале XX века в Казанской духовной семинарии и в Раифском монастыре находились его прижизненные портреты с надписями: «Лука Конашевич епископ, Казанский и Свияжский, основатель семинарии и библиотеки, любитель наук».

Через несколько лет Казанская семинария стала пополняться кадрами преподавателей собственной выучки. Первым в конце 1740-х гг. стал некий Мардарий. Но – «первый блин комом». Хороший студент, став иеромонахом, начал «пьянствовать и буйствовать» и вскоре был отправлен в монастырь. «Буйствовал» он и в Седмиезерном монастыре уже в преклонном возрасте, в 1780-е гг. Не повезло семинарии и со следующим преподавателем из своих воспитанников. Закончивший философский класс в 1750 году (богословия еще не было) Гедеон Криновский (его мирское имя неизвестно), сын пономаря Михаило-Архангельской церкви города Казани, был оставлен в семинарии учителем. Но менее чем через год он сбежал в Москву без разрешения архиерея, якобы для продолжения образования. Позже он стал блестящим профессором Московской академии, а еще позже – придворным проповедником императрицы Елизаветы Петровны, епископом Псковским, одним из лучших церковных ораторов XVIII века.

Но следующие питомцы семинарии, оставленные учителями в начале 1750-х гг. Иероним (Фармаковский) и Патрикий (Аристовский) прослужили здесь много лет. Правда, дальнейшая их судьба была разной. Иероним стал архиепископом Владимирским, а Патрикий в начале 1770-х гг. отказался принимать архиерейский сан. Как ни странно, в просвещенный век Екатерины это проявление смирения было расценено как акт неповиновения, и Патрикий был отстранен от преподавания и умер через много лет в Зилантовом монастыре.

Как совершенно правильно отметил архимандрит Платон (Любарский), епископ Лука (Конашевич) «щедростью и рачением» довел свои училища до такого состояния, что они «киевским и московским нимало не уступали». Точнее, семинария уступала только Киевской и Московской академиям и стояла наравне с Харьковским коллегиумом, Санкт-Петербургской, Троицкой (Лаврской), Новгородской и Псковской семинариями (по времени открытия высших классов).

Семинария развивалась не только качественно, но и количественно. К середине 1750-х гг. общее количество учащихся достигло 600 человек. Это было самое многолюдное из всех духовных учебных заведений России. При этом почти все ученики жили в самой семинарии, тогда как в большинстве других ужасные частные квартиры были и самым тяжелым воспоминанием учащихся, и серьезным препятствием к укреплению дисциплины.

Таким образом, в развитии духовного образования в Казанской епархии деятельность епископа Луки (Конашевича) была весьма плодотворной. Но в религиозном просвещении новокрещеных и подготовке кадров духовенства из народов Поволжья он проявил то же сочетание экстремизма и слабого понимания реальных проблем, как и в своей миссионерской деятельности.

Уже Указ от 17 сентября 1740 года для подготовки духовенства, знающего местные языки,  предписывал открыть четыре новокрещенских школы в Казани, Елабуге, Цивильске, Царевококшайске. Это распоряжение исполнялось крайне медленно. Понадобился еще один указ, императрицы Елизаветы Петровны, которым выделялись необходимые средства. Школы в Казани, Царевококшайске и Елабуге были открыты в 1750 году, а вместо Цивильской школы была сохранена школа в Свияжском Успенском монастыре, открытая еще при владыке Иларионе (Рогалевском). Елабужская школа просуществовала год, потом ее здания сгорели и больше не восстанавливались. В 1754 году по инициативе епископа Луки (Конашевича) оставшиеся три школы были объединены в одну, учащиеся переведены в Казань, в построенный к этому времени комплекс зданий в татарской слободе.

Однако организация учебного процесса в новокрещенских школах была весьма примитивной, и они не выполняли отведенной им роли.

Набор детей из чувашей, крещеных татар, марийцев, удмуртов осуществлялся принудительно, чаще всего учащиеся зачитывались в счет рекрутских наборов, зачисленные в школу исключались из «подушного оклада», то есть фактически причислялись к духовному сословию. Вероятно, это было неизбежным злом. Эффективность обучения была крайне низкой из-за отсутствия специальной педагогической системы. Очень низок был уровень преподавателей – это были дьячки и пономари, закончившие лишь низшие классы семинарии, или солдаты и унтер-офицеры, не имевшие никакого образования, а лишь знавшие грамоту. В новокрещенских школах не применялись родные языки, «педагоги» их просто не знали. При этом не было предусмотрено и специальное изучение русского языка, которого не знали набранные в школу дети. Учеников обучали чтению, причем овладение грамотой растягивалось на два-три года, а почти половину учащихся объявляли «неспособными». На самом деле «неспособными» были, конечно, не ученики, а «педагоги». Дальнейшее обучение сводилось к механическому зазубриванию текс-тов, необходимых для церковных служб на славянском языке, церковному пению.

В результате примерно четверть учащихся умирала, четверть разбегалась, четверть «по неспособности» возвращалась «в первобытное состояние». Немногие прошедшие курс обучения через 6-7 лет выходили в дьячки и пономари. Многие из них к этому времени основательно забывали родные языки и служили в русских приходах, никто из выпускников так и не стал священником.

Конфронтационная по отношению к мусульманам позиция казанского архиерея не соответствовала традициям Казанского края, где уже полтора столетия не было столкновений и конфликтов на межнациональной и межконфессиональной основе. Она не находила поддержки и у светских властей. Первого июля 1755 года вспыхнуло очередное мощное башкирское восстание, известное как восстание Батырши. Кроме захватов башкирских земель под заводы оно было спровоцировано и антимусульманской деятельностью епископа Луки – Оренбургская губерния тогда входила в состав Казанской епархии. Действиям восставших башкир сочувствовали и казанские татары. В этих условиях по инициативе светской власти Елизавета Петровна указом от 9 октября 1755 года перевела епископа Луку на Белгородскую кафедру.

Этот перевод, однако, вряд ли можно рассматривать как понижение. Белгородская епархия тогда была очень велика, она включала в себя и Орел, и Харьков, в ней насчитывалось до тысячи восьмисот церквей, вдвое больше, чем в Казанской. Главное учебное заведение епархии Харьковский коллегиум, по своему уровню не уступало Казанской духовной семинарии. Владыка Лука на Белгородской кафедре стал преемником епископа Иоасафа (Горленко), скончавшегося 10 декабря 1754 года, ныне одного из самых почитаемых русских святых – святителя Иоасафа Белгородского. Народное почитание святителя началось еще при его жизни, не прекратилось и после его кончины. До назначения нового архиерея был построен и склеп в юго-западной части собора, где упокоился Иоасаф.

Согласно Житию святителя Иоасафа Белгородского, «спустя 2 года по погребении… некоторые из духовных чинов кафедрального Троицкого собора, зная святую жизнь архипастыря, тайно пошли в его усыпальницу и открыли гроб. При этом не только тело святителя было нетленным во всех своих составах, но и к самым одеждам его, покрову и самому гробу не коснулось даже малейшее тление, хотя и чувствовалась достаточная сырость в воздухе при открытии склепа. Слух об этом вскоре распространился повсюду и стал привлекать ко гробу святителя многих недужных, которые по совершении панихид о преставившемся святителе допускаемы были к нетленным мощам его и по вере своей получали исцеления».

Неизвестно, делали ли это вскрытие гроба «чины» втайне от прихожан или также втайне и от епархиального архиерея. Но, скорее всего, епископ был в курсе, и сам был почитателем святителя Иоасафа, официально канонизированного в 1911 году. Во всяком случае, скончавшийся 1 января 1758 года епископ Лука (Конашевич) был похоронен в этом же склепе.

За два с небольшим года управления Белгородской епархией он успел позаботиться о духовной школе, заставив духовенство исправно вносить в пользу Харьковского кол-легиума тридцатую долю хлеба, согласно прежде заведенному порядку. В Коллегиуме было введено коллективное ру-ководство в Составе «собора» из ректора, префекта, учителей старших классов. До этого коллегиумом единолично ру-ководил архимандрит Покровс-кого монастыря.

В склепе в юго-западной части собора больше никого не хоронили. Гробы святителя Иоасафа и епископа Луки стояли рядом, к гробу святителя Иосафа приходили паломники, тень почитания падала и на епископа Луку. Через 12 лет Синод, узнав о том, что народ «интересуется телами» епископов Иоасафа и Луки, предписал закрыть на замок и запечатать дверь в склеп. Когда это распоряжение перестали выполнять, неизвестно, но в конце XIX века дверь в склеп была открыта и верующие допускались к гробам[5].

 Мощи святителя Иоасафа Белгородского в 1911 году были обретены нетленными и поставлены в соборе. Второй раз гроб вскрывали уже при советской власти, в 1920 году (об этом см. в статье о архиепископе Никоне (Пурлевском)), нетленное тело было изъято и помещено в анатомическом музее в Москве. Но нет худа без добра, благодаря этому мощи святителя Иоасафа уцелели. Останки же епископа Луки (Конашевича), оставшиеся в Троицком соборе, были уничтожены при сносе собора.

 

1. Епископ Лука (Конашевич), возглавлявший Казанскую епархию 17 лет, так и не был возведен в сан архиепископа не за провинности и не из-за низкой оценки его деятельности. При Елизавете Петровне проводилась своеобразная унификация духовных званий, сан архиепископа и митрополита присваивался крайне редко, считалось, что все архиереи должны называться епископами.

 


2. Указ предполагал раздельное проживание крещеных и тех, кто отказался принять крещение. В зависимости от того, кого в деревне было больше, полагалось переселять на незаселенные государственные земли крещеных или некрещеных.

3. Портрет хранился в Белгородском архиерейском доме. Гравюра с него опубликована в книге А. С.Лебедева «Белогородские архиереи и среда их архипастырской деятельности (по архивным документам»  (Харьков, 1902).  – С. 115.

4. Имеется в виду Собор Казанских святых, который празднуется 4 октября.

5. Лебедев А.С. Белогородские архиереи и среда их архипастырской деятельности (по архивным документам). – Харьков, 1902. – С. 115-116.

 

 

 

Гавриил (Кременецкий Григорий Федорович) Епископ Казанский и Свияжский с 8 октября 1755 года по 25 июля 1762 года.

 


 

Григорий Федорович Кременецкий родился в 1708 году в местечке Носовка Киевской губернии в семье горожанина, местечкового войта (старосты). Он учился в Киевской академии, где прошел все классы, вплоть до философии, а богословие изучал в 1733-1736 гг. в Московской академии.

 


В 1736 году он был направлен в столицу, где стал преподавателем Александро-Невской духовной семинарии. В 1739 году он принял постриг и вскоре стал префектом семинарии. В 1743 году он принимал в семинарии императрицу Елизавету Петровну и наследника престола Петра Федоровича, его приветственная речь была опубликована[1]. На этом посту он служил 9 лет. 5 апреля 1748 года был возведен в сан архимандрита Московского Ново-Спасского монастыря и назначен членом Синода. Фактически же архимандрит Гавриил весь следующий год оставался в Санкт-Петербурге, работал в Синоде и руководил семинарией. 17 сентября 1749 года рукоположен во епископа Коломенского и Каширского. Указом императрицы Елизаветы Петровны от 8 октября 1755 года епископ Гавриил был переведен в Казань, на место отправленного в Белгород епископа Луки (Конашевича).

Как сообщает анонимный автор «Краткого описания обстоятельств Казанския семинарии», при епископе Гаврииле «…поелику прибавлять к нововыстроенной уже семинарии нечего было, то в его время ничего в оной не сделано, кроме что заведенный предместником его в учении порядок наблюдаем был без всякой отмены».

В 1758 году владыка Гавриил активно участвовал в создании Казанской гимназии, третьей в стране (до этого действовали гимназия при Академии наук в Санкт-Петербурге и гимназия при Московском университете). Преподавателем Закона Божия в гимназию по инициативе епископа Гавриила был направлен лучший выпускник семинарии Гавриил Котельницкий, рукоположенный в священники, а преподавателями латинского языка – выпускники семинарии Яков Смелянский и Петр Тихомиров.

26 июля 1762 года епископ Гавриил был назначен архиепископом Санкт-Петербургским, его поменяли местами с однокашником по Киевской академии архиепископом Вениамином (Пуцек-Григоровичем). В этом обмене явно видна воля императрицы Екатерины II: оба архиерея находились в Москве, на коронации императрицы, и уже не вернулись на свои кафедры – владыка Вениамин прямо из Москвы выехал в Казань, а владыка Гавриил – в Санкт-Петербург. При этом для обоих эта перестановка означала повышение. Архепископа Вениамина перевели с должности хотя и придворной, но не считавшейся особо важной, на одну из самых уважаемых и богатых епархий. Владыку Гавриила, которого Екатерина, очевидно, давно знала, не просто переводили на столичную кафедру. Он должен был сыграть важную роль в намечавшейся церковной реформе. Он сразу же был назначен членом «комиссии о церковных имениях». Следующие 9 лет он провел в столице и был одним из главных деятелей при составлении «штатов» и других документов по секуляризации церковных имений.

Он принял участие и в весьма сомнительных деяниях. Его подпись стоит под докладом о необходимости осуждения митрополита Ростовского Арсения (Мацеевича) за его первое письмо к Екатерине от 6 марта 1763 года. Он же был одним из членов суда над Арсением в апреле 1763 года, который решил снять с него сан и отослать в дальний монастырь. Епископ Гавриил участвовал в церемонии расстрижения владыки Арсения и лично принял у него посох.

В 1765 году епископ Гавриил представил Синоду и императрице трактат о браках, который положил начало Российскому законодательству по этому вопросу: раньше церковные суды основывались только на Кормчей.

Труды его в Синоде были высоко оценены императрицей Екатериной. 22 сентября 1770 года он был назначен митрополитом Киевским и Галицким, то есть занял вторую в те времена, как по престижности, так и по штатному жалованью, архиерейскую должность после Московского митрополита – именно митрополит Гавриил в комиссии о церковных имениях рассчитывал размеры жалованья архиереям в зависимости от «класса» кафедры. Дела в Синоде задержали его надолго, и в Киев он прибыл только 25 февраля 1772 года.

Одиннадцатилетнее пребывание митрополита Гавриила на Киевской кафедре запомнилось его активной деятельностью по приведению системы церковного управления на Украине к общероссийским стандартам, а также заботой о Киевской духовной академии, на благоустройство которой он потратил 54 тысячи рублей собственных денег. Митрополит Гавриил скончался 9 августа 1783 года и был похоронен в Софийском соборе.

 

1. Уставления философская в высочайшем присутствии ея священнейшаго величества всепресветлейшия и самодержавнейшия великия государыни Елисавет Петровны императрицы всея России с любезнейшим своим племянником и наследником его императорским высочеством великим князем Петром Феодоровичем в Александро-Невской семинарии к словопретельному истязанию предложенная августа 3 дня 1743 года. – СПб., 1743 (тексты параллельно на латинском и русском языках).

 


 

 

 

 

 

Вениамин (Пуцек-Григорович Василий Григорьевич) Архиепископ Казанский и Свияжский с 26 июля 1672 года, митрополит Казанский и Свияжский с 26 января 1775 года по 17 марта 1782 года.

 


 

Василий Григорьевич Пуцек-Григорович родился в местечке Лохвицы под Полтавой. Фамилия «Пуцек-Григорович» называется в большинстве справочных публикаций и трудов по истории Церкви, иногда Вениамину приписывают фамилию просто «Григорович», под этой фамилией он упоминается в документах Казанской духовной семинарии до монашества. На самом деле, «Григорович» – это не фамилия, а отчество. Его отцом был представитель верхов левобережного казачества «значковый товарищ», то есть заместитель командира полка Григорий, его фамилия или прозвище неизвестны, а мать была из польской православной шляхетской семьи Пуцеков. В справочных статьях о Вениамине указывается, что он родился около 1700 года, но вряд ли он в 32 года был учащимся, скорее всего, будущий архипастырь появился на свет между 1705 и 1710 годами.

 


Василий учился в Киевской духовной академии, прошел «низший класс богословия», вероятно, он прошел бы и высший класс, но в 1732 году, по просьбе архиепископа Казанского и Свияжского Илариона (Рогалевского), вместе со своим однокашником Стефаном Гловацким (впоследствии митрополит Тобольский Сильвестр) был направлен киевским митрополитом Рафаилом в Казань для работы в духовной семинарии.

В отличие от всех своих товарищей он остался в Казани на долгие годы. Начал он с преподавания в классе инфимы, был единственным квалифицированным преподавателем, не покинувшим семинарию в тяжелые для нее годы управления епархией архиепископа Гавриила (Русского), а при епископе Луке (Конашевиче) ему стали поручать высшие классы. В 1740 году Василий был пострижен в монахи с именем Вениамин и вскоре рукоположен во иеромонаха. В это время он вел высший на тот момент класс пиитики, в следующем году – класс риторики. К 1744 году в семинарии, в первую очередь благодаря отцу Вениамину, появился и высший класс богословия. В соответствии с традициями духовных школ классом богословия должен был руководить ректор, и по ходатайству епископа Луки (Конашевича) Вениамин назначается ректором. 6 декабря 1744 года, оставаясь ректором, он был возведен в звание архимандрита Казанского Спасо-Преображенского монастыря.

Первая половина 1740-х гг. была временем активизации миссионерской деятельности. Отец Вениамин принимал участие в деятельности Конторы Новокрещенских дел, ездил по епархии, изучал татарский и чувашский языки (в беседах с учащимися духовной семинарии, представителями этих народов).

В 1746 году архимандрит Вениамин был вызван на череду служения в Санкт-Петербург, а в 1748 году был рукоположен в епископа Нижегородского и Балахнинского. В 1758 году он стал действительным членом Синода и был переведен на Тверскую кафедру, в том же году – на Псковскую. Фактически, этими кафедрами архиепископ Вениамин не управлял, проводя все время в столице и занимаясь синодальными делами. В 1761 году он стал архиепископом Санкт-Петербургским и настоятелем Александро-Невской лавры, во второй половине XVIII века столичная кафедра еще не считалась самой главной. Именно архиепископ Вениамин отпевал свергнутого и убитого императора Петра III, который был похоронен в Лавре.

В июле 1762 года столичный епископ присутствовал на коронации Екатерины II в Москве и там же указом от 26 июля был назначен архиепископом Казанским и Свияжским. В Казань владыка Вениамин прибыл 20 октября 1762 года.

Во время управления Казанской епархией Вениамином была проведена секуляризация церковных земель. В 1763 году поручики Ростовского пехотного полка Мамылев и Тильман произвели подробную опись всех владений архиерейского дома. С первого января 1764 года бывшие архиерейские и монастырские крестья-не вместо оброков и работ на архиерейский дом стали платить государству подушную подать по одному рублю пятьдесят копеек с души (раньше платили по 80 копеек). Конфискация монастырских земель и введение «штатов» привели к закрытию многих монастырей.

Были закрыты следующие монастыри. Мужские: Троицкий в Казанском Кремле, Троицкий в Свияжске, Макарьевская пустынь под Свияжском, Троицкий в Елабуге, Сретенский в Чебоксарах, Вознесенский в Цивильске, Казанско-Богородицкий в Ядрине, Жадовская пустынь под Симбирском, Спасо-Юнгинский в нынешнем Горномарийском районе Республики Марий Эл, Покровский в Кукарской слободе, Соловецкая пустынь под Симбирском, Троицкий в Сызранском уезде.

Женские: Успенский в Казани (крупнейший в епархии), Никольский (при Николо-Ляпуновской церкви) в Казани, Никольский в Чебоксарах, Благовещенский в Чебоксарах, Михаило-Архангельский в Ядрине, Троицкий в Царевококшайске, Успенский в Кукарской слободе.

Архиепископу Вениамину удалось отстоять Иоанно-Предтеченский монастырь в Казани, который хотя и остался «за штатом», но продолжал действовать. Конфискация земель архиерейского дома привела к существенному ограничению власти архиерея, теперь сам он получал «штатные суммы» на свое содержание, в его распоряжении практически не было никаких средств.

В особенно тяжелом положении оказалась духовная семинария. До этого все духовные школы содержались в основном на средства, выделяемые архиереями на доходы от архиерейских домов и установленные теми же архиереями сборы с монастырей и приходского духовенства. Синод выделял деньги очень редко, чаще всего, на постройку и ремонт зданий. Казанская семинария, кроме того, имела что-то вроде собственных вотчин – земли двух упраздненных при митрополите Сильвестре монастырей.

Теперь у семинарии не было собственных доходов, и архиерей тоже не мог ей ничем помочь. Поборы с белого духовенства категорически запрещались. Предполагалось, что семинарии тоже будут существовать на выделяемые государством через Синод средства. Особенно тяжелыми были 1763 и 1764 годы, когда средства от архиерейского дома уже не поступали, а Синод средств не выделял. В 1765 году, наконец, «штаты» семинариям были назначены в размерах от 300 до 2000 рублей, в зависимости от числа учащихся. Для Казанской семинарии штаты были установлены в размере 1635 рублей и 87 с половиной копеек. Это была мизерная сумма, примерно в четыре раза меньше прежних расходов.

В результате количество учащихся в семинарии во второй половине 60-х гг. резко сократилось. Если в последние годы управления епископа  Луки (Конашевича) семинаристов было около шестисот, то академик Иоганнес Фальк, путешествовавший по России в 1770 году, застал здесь только 50 казеннокоштных и 120 своекоштных учеников.

К сожалению, неизвестны подробности того, как семинария переживала этот кризис. Но из других епархий в Синод и Коллегию экономии (учреждение, ведавшее конфискованными церковными землями) поступало множество жалоб. Так, смоленский епископ Парфений (Сопковский) писал, что «теперь учителя с великою нуждою пребывают, семинаристы почти Христовым именем питаются». В Казанской семинарии случилась еще одна беда – в 1765 году сгорели все деревянные помещения семинарии, то есть вторые этажи всех трех корпусов и пристрои.

Но владыка Вениамин, который сам проработал в Казанской семинарии 14 лет, считал сохранение и развитие духовной школы важнейшей задачей. Более года он добивался от Синода средств на строительство, и весной 1767 года семинарские здания были восстановлены.

Тем не менее, положение и семинарии, и архиерея оставалось тяжелым. В распоряжении архиепископа не было средств на ремонт и содержание архиерейского дома в Кремле, и владыка Вениамин со второй половины 1760-х гг. жил в основном в загородном архиерейском доме на озере Кабан.

Весной и летом 1767 года Екатерина II отправилась в путешествие по Волге. Сев в Твери на галеру, которая тоже называлась «Тверь», она двигалась вниз по реке, посещая расположенные на ней города. В Казань Екатерина прибыла 26 мая и остановилась в доме Дряблова во дворе Петропавловского собора. 27 мая она посетила кафедральный Благовещенский собор.

Архиепископ Вениамин произнес речь, выдержанную в духе семинарской риторики: «Благовествуй убо повсюду во граде Казани… прииде к тебе Помазанница Божия, едина во всех вселенные монарсех превечному помазаннику Христу подобящаяся, яко едина елеем радости паче прочих причастников своих, всех царей земных, Богом помазанная».

30 мая императрица посетила духовную семинарию. Описание торжественной встречи, устроенной архиепископом Вениамином, было опубликовано уже в том же году[1].

Уже на улице, при входе в здание, «ученики, одетые в белое платье и держащие в руках лавровые ветви, пели кант, в котором заявляли, с каким нетерпением ожидали «россов верных мать все музы и Парнас». Императрица проследовала внутрь, где ее встретили архиепископ Вениамин и ректор архимандрит Константин (Борковский).

Учитель Стефанович прочитал стихотворение собственного сочинения:

«Парнас чтоб под ее покровом

Дни проживал, как в веке новом,

Любуясь счастием своим,

Завидным веселяся штатом»

На самом деле штаты были совсем не «завидными».

Ректор архимандрит Константин (Борковский) произнес приветственную речь: «Музы, видя великую россов богиню, осеняющую блеском своих прекрасных Парнасских гор места, зря (видя) вшедшую в храм Минервы премудрую Палладу, в священном восхищении стократно ублажают свою судьбину».

Описание встречи очень точно отражает атмосферу «секулярного» екатерининского времени. Никому не пришло в голову, что кощунственно называть духовное учебное заведение Парнасом. Эту гиперболу повторяли и семинаристы, и Стефанович, и ректор, последний же назвал свою школу храмом языческой богини Минервы, а саму Екатерину – богиней Палладой.

Но торжественная встреча не помогла семинарии. Штаты остались на том же уровне вплоть до 1789 года.

Заботился владыка Вениамин и о Казанской Новокрещенской школе, открытой при епископе Луке (Конашевиче). В 1764 году Контора новокрещенских дел была упразднена, Синод прекратил выделять средства на содержание Новокрещенской школы. Но владыка Вениамин добился возобновления финансирования. Теперь школа находилась под управлением архиерея, ученики в нее набирались добровольно, лучшие продолжали образование в духовной семинарии.

В 1771 году по многим городам России прокатилась эпидемия чумы, особенно сильной она была в Москве, где погибли десятки тысяч людей, а в результате «чумного бунта» был убит митрополит Амвросий (Зертис-Каменский). В Казани тоже началась чума, и владыка Вениамин распорядился принести в Казань Седмиезерную Смоленскую икону Божией Матери «ранее урочного времени» (то есть раньше традиционного крестного хода с иконой 26 июня). Он сам служил перед ней молебны, и эпидемия в Казани вскоре прекратилась.

Тяжкие испытания ждали Казань и архиепископа Вениамина в 1774 году. После начала осенью 1773 года Пугачевского восстания казанский архиепископ рассылал окружные послания, в которых доказывал самозванчество нового «Петра III». В этих посланиях он выступал не только как архиерей, но и как очевидец, отпевавший и хоронивший настоящего бывшего императора:

«Я свидетеля Бога на душу мою неложно призываю, что Петр III, бывший император Российский, 1762 года месяца июля в первых числах по власти Всемогущего Бога скончался. Тело его того же июля в шестом числе на утренней заре привезено в Александро-Невский монастырь и поставлено было в зале тех деревянных покоев, в которых, будучи я в то время Санкт-Петербургским архиепископом, жительство имел, где и стояло оно несколько дней, когда по обычаю древнему приходили премногие тысячи знатного, среднего и простого народа для отдания ему христианского долга. А потом, в присутствии всего Святейшего Синода, многого духовенства, в прибытии Правительствующего Сената … перенесено с подобающею церемониею в церковь … где по совершении божественной Литургии и по отпетии погребения мною самим с прочими преосвященными архиереями… погребено в церкви Святого Александра Невского и запечатлено земною печатью мною же самим»[2].

Но послания не помогли. 11 июля 1774 года армия Пугачева, насчитывавшая более 25 тысяч человек, подошла к Казани. На следующий день город был взят штурмом, губернское и городское начальство, дворяне и купцы укрылись в Кремле. Архиепископ Вениамин весь день служил в Благовещенском соборе, службы шли и в храмах Спасо-Преображенского монастыря. Пугачевцы обстреливали Кремль с трех сторон, но взять не смогли. На следующий день, опасаясь преследовавшего их отряда Михельсона, Пугачев оставил Казань. Город был подожжен в 12 местах и сгорел почти полностью. В очередной раз сгорела и семинария. Архимандрит Платон (Любарский), ректор Казанской духовной семинарии, в письме к А.И. Бантыш-Каменскому дал обстоятельное и яркое описание «пугачевщины» в Казани, этот текст часто цитировался в исторических трудах.

Вскоре архиепископ Вениамин был ложно обвинен в сотрудничестве с Пугачевым. Захваченные в плен бывшие участники пугачевщины дворянин Илья Аристов, казанский дьячок Ионин и казанский купец Огородников в показаниях следственной комиссии оговорили владыку Вениамина, обвинив его в том, что он тайно передал Пугачеву 3000 рублей с просьбой не трогать Воскресенский монастырь – загородную резиденцию казанских архиереев. 15 октября 1774 года владыка Вениамин был арестован.

Показательно, что сама Екатерина поверила в его виновность. Владыка Вениамин не нравился ей еще во время пребывания в Санкт-Петербурге, именно поэтому она отправила его в Казань, убрав из постоянных членов Синода. Позже Екатерина подозревала владыку Вениамина, вероятно, справедливо, в сочувствии митрополиту Арсению (Мацеевичу). Не произвел он на нее благоприятного впечатления во время визита в Казань. Но следствие выявило невиновность архиерея.

Надо отдать должное Екатерине, она постаралась возместить «моральный и материальный ущерб». Она не только приказала освободить владыку Вениамина, но направила ему личное письмо:

«По приезде моем в Москву первым попечением моим было рассмотреть дела бездельника Аристова. И узнала я, к крайнему удовольствию моему, что невинность Вашего Преосвященства совершенно открыта. Покройте почтенную главу Вашу сим отличным знаком чести. Да будет оный для всякого всегдашним напоминанием торжествующей добродетели Вашей. Позабудьте прискорбие и печаль, что вас уязвляли. Припишите это судьбе Божией, благоволившей Вас прославить, по несчастным и смутным обстоятельствам тамошнего края, приносите молитвы Господу Богу. А я с прежним доброжелательством есть Екатерина».

Прибывший в Казань гвардейский офицер привез не только это письмо и распоряжение об освобождении владыки Вениамина, но и указ о возведении его в сан митрополита. Но под «отличным знаком чести», которым митрополит Вениамин должен был покрыть свою главу, императрица имела в виду не белый клобук, а лично пожалованный Вениамину крест из большого количества бриллиантов, извлеченных из собственных украшений Екатерины. В начале ХХ века эта панагия все еще хранилась в Благовещенском соборе, архиепископ Никанор (Каменский) насчитал в ней 209 бриллиантов[3].

В биографических статьях о владыке Вениамине датой его освобождения называется 5 января 1775 года, на самом деле это произошло значительно позже, так как письмо Екатерины датировано 26 января.

 В знак извинения императрица выделила казанскому митрополиту крупную сумму на новое строительство в загородном архиерейском доме, ставшем с этого времени постоянным местом жительства владыки Вениамина. Значительная часть этих средств пошла на восстановление вновь горевших при Пугачеве зданий семинарии.

 В последние годы управления епархией владыка занимался миссионерской деятельностью, при нем были произведены первые попытки переводов Священного Писания и духовной литературы на языки народов Поволжья (татарский, марийский, чувашский, удмуртский). Их выполняли учащиеся Казанской духовной семинарии из инородцев и священники, знавшие эти языки. К сожалению, эти попытки остались в рукописях, сгоревших в многочисленных казанских пожарах XIX века.

В последние годы правления архиерей часто болел, и в октябре 1780 года, хотя он и присутствовал на торжествах по поводу открытия Казанского наместничества, но литургию и молебны служил Нижегородский епископ Антоний (Зыбелин). На открытие Симбирского наместничества, территория которого входила в Казанскую епархию, владыка Вениамин не ездил.

17 марта 1782 года он по прошению ушел на покой и по собственному желанию поселился в Седмиезерной пустыни под Казанью. Свою обширную библиотеку он сразу после отставки передал Казанской духовной семинарии.

В июне 1785 года владыка Вениамин скончался. Все свои сбережения и значительную пенсию (4140 рублей) он потратил на обустройство Седмиезерной пус-тыни (покрыл золотом иконостас в теплой церкви), а также на раздачу хлеба крестьянам. Поэтому к моменту кончины митрополита у него не было ни копейки, и похороны совершались за счет монастыря[4]. Согласно воле владыки, он был похоронен не в кафедральном соборе, а в Вознесенском соборе Седмиезерной пустыни (« с правой стороны впереди свечного ящика»), отпевал его архиепископ Казанский и Свияжский Амвросий (Подо-бедов).

В 1899 году в связи с ремонтом собора настоятель Седмиозерной пустыни архиепископ Казанский и Свияжский Арсений (Брянцев) распорядился извлечь гроб, проверить останки и перезахоронить его в стене. Дальнейшие события архимандрит Гурий (Степанов) изложил со слов наместника пустыни преподобного Гавриила (Зырянова), который вместе с двумя монахами вскрыл пол: «… прежде всего мы обоняли бесподобное благоухание от останков святителя, и нас охватил благоговейный страх и трепет… Очистив часть гробницы с восточной стороны, мы увидели бархат, которым был обит гроб… Еще сильнее ощущалось чарующее благоухание»[5]. Преподобный Гавриил приостановил дальнейшие действия и сообщил обо всем архиепископу. После прибытия владыки Арсения в Седмиезерную пустынь 21 февраля 1899 года вскрытие гроба продолжилось. Как вспоминал преподобный Гавриил, доски совершенно истлели и тело владыки Вениамина находилось прямо под синим бархатом. Когда его сняли, «…взорам представился усопший Святитель, почивающий в митре малинового цвета и темно-лиловом облачении». Митра при прикосновении к ней рассыпалась, а «…почивший Святитель лежал нетленным. Его лик был цвета белого воска. Спереди голова имела большую лысину, но сзади спускались довольно густые прямые волосы каштанового цвета. Длинная, такого же цвета с сильной проседью клинообразная борода окаймляла лик усопшего; нос правильный, уста сжаты, глаза покрыты веками, как у спящего… Лик усопшего сиял красотой и совсем не представлялся таким морщинистым и старческим, каким он изображен на портрете»[6].

Тело было уложено в новый гроб и перезахоронено в заранее заготовленной нише в правой стене Вознесенского собора напротив задней колонны. Преподобный Гавриил (Зырянов) свидетельствовал, что крестьянин Яков Казыль, принимавший участие в приготовлении ниши и перезахоронении, получил исцеление от тяжелых болей в спине, а сам Гавриил – от зубной боли. Дело о канонизации владыки Вениамина, заведенное архиепископом Арсением, затерялось в инстанциях синодальной бюрократии.

К сожалению, сейчас от Вознесенского собора остались только руины, и установить точно, сохранилось ли захоронение владыки Вениамина, пока не представляется возможным.

В письмах, мемуарах и воспоминаниях почти нет личных впечатлений о владыке Вениамине, но архимандрит Платон (Любарский), который при нем был ректором Казанской духовной семинарии и архимандритом Спасо-Преображенского монастыря, отзывался о нем так: «Нравом чистосерден, незлобив, правдолюбив, строг с леностью, благочестив, к трудам знания своего весьма охотен, щедр, любитель наук, старателен в защищении своих подчиненных и прочих бедных людей, обходителен, гостеприимен, во всем подлости и недостатку не терпящий».

 

1. Эту брошюру обнаружил преподаватель Казанской духовной семинарии и профессор церковной истории Казанского университета К.В.Харлампович и опубликовал ее изложение в своей книге «Материалы для истории Казанской духовной семинарии в XVIII веке». – Казань, 1907.

 


2. Воззвание Вениамина архиепископа Казанского к своей пастве с разоблачением Пугачева // Архимандрит Платон (Любарский). Сборник древностей Казанской епархии... – Казань, 1868. – С. 153-160.

3. Архиепископ Никанор (Каменский). Казанский сборник статей. – Казань, 1909. – С. 435.

4. То, что владыка Вениамин раздавал хлеб крестьянам и не оставил после себя денег – не благочестивая легенда: эти сведения биограф владыки епископ Гурий (Степанов) выявил по делам из архива Седмиозерной пустыни.

5. Епископ Гурий(Степанов). Преосвященный Вениамин(Пуцек-Григорович), митрополит Казанский и Свияжский. – Казань, 1906. – С. 41-42.

6. Епископ Гурий(Степанов). Преосвященный Вениамин(Пуцек-Григорович), митрополит Казанский и Свияжский. – Казань, 1906. – С. 31-32.

 

 

 

Антоний (Зыбелин Алексей Герасимович) Архиепископ Казанский и Свияжский с 25 апреля 1782 года по 5 марта 1785 года.

 


 

Алексей Герасимович Зыбелин родился около 1730 года в Москве, был сыном духовного лица, сан и место службы его отца точно не известны. Вполне естественно, что он и два его младших брата обучались в Славяно-греко-латинской академии. Один из братьев, Семен Герасимович Зыбелин (1735-1802 гг.), после обучения в академии стал студентом первого набора открытого в 1755 году Московского университета. Позже он был профессором там же, первым русским (по национальности) ученым-медиком, известен как блестящий преподаватель и энциклопедически образованный медик. Другой брат, Иван, под фамилией Герасимов поступил на государственную службу, дослужился до чина надворного советника.

 


Алексей хорошо учился в академии, потом был рукоположен во диакона. Год этого события неизвестен, так же как неизвестно, прошел ли будущий архипастырь полный курс академии. Скорее всего, он занял отцовское место – в Москве в XVIII веке места священников и дьяконов в городских приходах обычно наследовались. Вскоре отец Алексей овдовел, в 1760 году постригся и вернулся в академию в качестве преподавателя. С 1760 по 1763 год он последовательно был учителем в классах инфимы, грамматики, пиитики, риторики. Таким образом, его карьера развивалась быстро – в духовных семинариях и академиях в системе киевской учености перевод преподавателя на более высокий класс означал рост «в чине» на одну ступень и существенное повышение оклада. Следующим после пиитики был класс философии, и в 1763 году отец Антоний стал преподавателем философии и префектом (вторым должностным лицом) в академии.

20 марта 1768 года он был назначен ректором и преподавателем класса богословия, а в апреле был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Заиконоспасского монастыря, в котором находилась академия.

В октябре 1770 года митрополит Московский Амвросий (Зертис-Каменский) рукоположил отца Антония во епископа Архангельского и Холмогорского. За два с небольшим года пребывания в Архангельске владыка Антоний запомнился, в первую очередь, обустройством духовной семинарии. 9 июля 1773 года он был переведен в намного более многолюдную Нижегородскую епархию, которая тогда включала и большую часть Чувашии, Мордовию. В первый же год его служения ему, так же как и архиепископу Вениамину в Казанской епархии, пришлось заниматься распространением грамот с разоблачением Пугачева. В Нижнем Новгороде он продолжал уделять большое внимание делам духовных учебных заведений, обустройством семинарии и открытием духовных училищ в Алатыре, Курмыше, Саранске, Лыскове.

Преосвященный Антоний часто выступал с проповедями, которые производили большое впечатление и считались образцовыми. Найденный владыкой Антонием еще в Архангельске Двинский летописец, являющийся ценным историческим источником по истории Северной России, был подготовлен им к печати и издан[1]. В 1780 годы в рамках масштабной административной реформы Нижегородский архиепископ участвовал в открытии не только Нижегородской губернии, но и Казанской и Симбирской. Его речи на всех торжественных открытиях были опубликованы в Санкт-Петербурге и использовались как учебные пособия по риторике. Императрица Екатерина II за участие в открытии наместничеств наградила владыку Антония панагией с бриллиантами, стоимостью в 15 тысяч рублей.

Вскоре после ухода на покой митрополита Вениамина, 25 апреля 1782 г., епископ Антоний (Зыбелин) года был переведен в Казань с возведением в сан архиепископа.

Кафедральный протоиерей Григорий Хатунцевский в торжественной речи при прощании с владыкой Антонием, отъезжавшим в Казань, сказал: «Десять почти лет управлял ты нас мудрым твоим правлением, любил, как отец детей, хранил, как пастырь овец, учил, как нас-тавник, врученных себе, обязывал милостию, как прещедрый благодетель и общее наше бесценное сокровище. Тихость твоя отменная, смирение отличное, умеренность в житии беспримерная, великодушие, всякую тяжесть побеждающее, бодрость в делах неусыпная, служение Богу и Церкви всеискреннее, ревность к наукам всегдашняя, призрение к учащим и учащимся особливое, правда, достойных награждающая, милость, часто немощем снисходящая, прочия, наконец, бесчисленныя твои добродетели ясно докажут и всех убедят признаться, что достойно сана твоего было житие твое, и сан твой взаимно был достоин жития твоего святаго, чистаго, непорочнаго».

В Казани архиепископ Антоний (Зыбелин) пробыл три года, но ничем особенным себя не проявил, скорее всего, сам перевод его не обрадовал. Будучи человеком еще нестарым, он запросился на покой, и 5 марта 1785 года, в соответствии с его желанием, был назначен настоятелем знаменитого Макарьевского Желтоводского монастыря с пенсией в тысячу рублей, то есть в четыре раза меньше, чем пенсия, назначенная за три года до этого митрополиту Вениамину. Свою драгоценную панагию при уходе на покой он пожертвовал не Казанскому, а Нижегородскому кафедральному собору, в котором она хранилась до конфискации в 1921 году. Нижегородские архиереи надевали эту панагию в особо торжественных случаях.

На покое в монастыре владыка Антоний прожил довольно долго, скончался 27 сентября 1797 года и был похоронен вТроицкой церкви. Его отпевал Нижегородский архиепископ Павел (Пономарев). Оставшиеся 5 тысяч рублей владыка Антоний завещал братьям – профессору Семену Зыбелину и надворному советнику Ивану Герасимову.

 

1. Опыт трудов Вольного Российского собрания при Московском университете. – М., 1774. – Ч.1; Переиздан Н.И. Новиковым в 18-м томе Древней Российской Вивлиофики и в 1789 году.

 


 

 

 

Амвросий (Подобедов Андрей Иванович) Архиепископ Казанский и Симбирский с 27 марта 1785 года по 16 октября 1799 года.

 


 

Владыка Амвросий (Подобедов) был одним из самых известных деятелей церкви конца XVIII – начала XIX вв., его имя часто упоминается в исторической литературе. Он родился 30 ноября 1742 года в селе Стогове Переяславского уезда Владимирской губернии в семье дьячка. Село принадлежало Троице-Сергиевой лавре, а все дети духовенства обширных лаврских вотчин обязаны были обучаться в Троицкой семинарии, находившейся в Лавре. В 1757 году туда поступил и Андрей. Лаврская духовная школа, хотя и называлась семинарией, на самом деле была высшим учебным заведением, не уступавшим Киевской академии и значительно превосходившим Московскую славяно-греко-латинскую академию.

 


Андрей Подобедов успешно закончил полный курс богословия в 1764 году, он всегда был в числе лучших студентов. Ректорами во время его учебы были будущие митрополиты и влиятельные церковные деятели архимандриты Гавриил (Петров) и Платон (Левшин), их покровительство позже сыграло важную роль в карьере будущего архипастыря. Следующие четыре года Андрей Подобедов преподавал в Троицкой семинарии, причем последний год занимал очень ответственную должность библиотекаря. В 1768 году он постригся и сразу был переведен в Московскую славяно-греко-латинскую академию, в 1774 году стал ее ректором и архимандритом Заиконоспасского монастыря, в котором располагалась академия. В Московской академии архимандрит Амвросий составил «Руководство к чтению Священного Писания Ветхого и Нового Завета», которое в 1779 году было издано в Санкт-Петербурге, потом многократно переиздавалось, многие десятилетия служило учебным пособием в семинариях. Его покупали и многие миряне, так как это были первые квалифицированные комментарии к Священному Писанию на русском языке.

6 июня 1778 года указом императрицы Екатерины II архимандрит Амвросий был назначен епископом Севским и Брянским. Авторы жизнеописаний владыки считают, что этим он обязан московскому митрополиту Платону (Левшину). Дружба бывшего ученика и учителя сохранялась всю жизнь, они вели обширную переписку. Рукоположили отца Амвросия 5 июля в столичном Сергиевом монастыре. Во время этой поездки в Санкт-Петербург молодой архиерей познакомился с наследником престола Павлом и его женой Марией Федоровной, с которыми у него сложились очень хорошие отношения, они часто писали друг другу письма.

Вообще, владыка Амвросий запомнился современникам тем, что умел производить на всех, в том числе и на «высочайшие персоны», хорошее впечатление.

В Севской епархии[1] владыка Амвросий тоже проявил себя как архиерей, в первую очередь заботящийся о духовном образовании. Он открыл в Севске семинарию, а в Брянске – духовное училище. Его деятельность была замечена, и 25 апреля 1788 года он был переведен на Крутицкую кафедру. Крутицкая епархия тогда включала части Московской, Тульской и Калужской губерний, местом пребывания архиерея был подмосковный Крутицкий монастырь. Епископ Амвросий значительно улучшил положение дел в Крутицкой духовной семинарии, которая находилась в Москве, в Покровском монастыре, открыл два духовных училища.

Указом от 25 марта 1785 года владыка Амвросий получил назначение на Казанскую кафедру с возведением в сан архиепископа. В Казани он тоже запомнился в первую очередь заботой о духовном образовании. Архиепископ Амвросий был не только высокопрофессиональным педагогом, но и прирожденным ученым-богословом. Не случайно на парадном портрете он изображен с открытой книгой и на фоне книжной полки.

Прибытие архиепископа Амвросия в Казань совпало с важным изменением в системе преподавания духовных школ. В это время под руководством Екатерины готовился Устав народных училищ, введенный в действие в апреле 1786 года. Синод, стараясь угодить императрице, оказался впереди светских властей и 27 декабря 1785 года предписал ввести «способы обучения народных училищ» в духовных школах. Это означало необходимость преподавания немецкого и французского языков, истории, географии, расширение курса математики. И действительно, уже в 1786 году все эти предметы стали изучаться в Казанской семинарии. Но владыка Амвросий действовал не только приказами, он сам постоянно бывал в семинарии, лично знал и постоянно экзаменовал студентов богословского и философского классов. Уже в первые годы его управления епархией все здания после пожаров были восстановлены и значительно расширены. В 1789 завершилась перестройка корпуса, прилегавшего к Петропавловскому собору. На первом этаже разместились столовая, пекарня и кухня, на втором – большой и пышно оформленный зал для публичных собраний.

Количество воспитанников с трехсот пятидесяти выросло более чем до пятисот, и, что более важно, большое число учащихся достигало старших классов. Владыка старался рукополагать на хорошие места только «философов» и «богословов». В первый год пребывания его на кафедре результаты деятельности семинарии были мало видны. С 1 сентября 1785 по 1 сентября 1786 ни один семинарист не был рукоположен в священники, один «ритор» стал дьяконом, 5 человек, учащиеся классов от инфимы до пиитики, были назначены в пономари, семеро (от инфимы до риторики) – в дьячки. Через 10 лет картина была совсем иной. В 1795 году были выпущены 8 священников из класса богословия, 3 дьякона, тоже из богословия, 12 человек стали дьячками и 10 – пономарями. В 1799 году, когда семинария была уже академией, священниками стали уже 23 студента. Но для Казанской епархии, включавшей Казанскую и Симбирскую губернии, этого было мало, количество приходов составляло около 1100, и большинство священников, особенно в Симбирской губернии, продолжали рукополагать «из необучавшихся».

В 1795 году семинария торжественно праздновала десятилетний юбилей пребывания архиепископа Амвросия на Казанской кафедре. В соответствии с духом времени на торжественном собрании было произнесено множество панегирических стихов на разных языках, которые в том же году были опубликованы отдельной брошюрой, содержание которой ярко характеризует и уровень образованности, и эстетические пристрастия казанских семинаристов.

Открывалось празднование анонимной одой на русском языке из 16 строф, по 10 строчек в каждой. Самой панегиричной была четвертая строфа:

Амвросий Ангел, муз хранитель

С теченьем лет своих златых,

Амвросий сирых покровитель,

Утешитель в страданьях злых;

Блаженство паствы созидает,

Рекой щедроты изливает,

Покоит, нежит и живит;

Объемлет, зиждет, сохраняет

Питает, греет, просвещает,

И мир и тишину дарит.

В других строках той же оды юбиляра характеризовали в следующих выражениях: «Избранный Высшею судьбою», «Поборник веры и закона», «Чист в выборе, правдив в сужденье».

Далее следовали шесть эпиграмм на греческом языке, ода и 11 эпиграмм на латинском, сочиненные разными студентами классов философии и богословия. Далее следовали стихи на русском языке: пастораль «Разговор между пастухами Ендимоном и Аминтом и Музою» студента Ивана Слободского (Амвросий в ней сравнивается с Аполлоном, «ведомым девятью музами»), элегия «Сон» Никиты Пичуринского (впоследствии знаменитый ученый-китаевед Иакинф (Бичурин)), мадригал Василия Весновского (впоследствии профессор Московского университета, известный медик), сонет Михаила Байтеряковского, рондо Стефана Киселева, 10 эпиграмм, четыре из них написаны Стефаном Карсунским, впоследствии профессором математики, а две – Иваном Бельским, который вскоре был рукоположен в священники к Смоленско-Дмитриевской церкви Казани (в Ягодной слободе). В 1809 году он открыл первую в Казани общедоступную начальную школу, построил для нее двухэтажное каменное здание.

Завершалось празднование текстами на местных «инородческих» языках: тремя небольшими стихотворениями на чувашском, черемисском (марийском), мордовском языках и прозаической «Речью татарской». Авторы не названы, но это, очевидно, студенты семинарии, хорошо знающие местные языки. Автором чувашского стихотворения был тот же Никита Пичуринский (Иакинф Бичурин). В «Речи татарской» слово «владыка» наивно переводится арабским словом «муфтий», обозначающим высокопоставленного представителя мусульманского духовенства.

Владыка Амвросий уделял большое внимание и Казанской новокрещенской школе. При нем были заново выстроены все ее здания, повысился уровень обучения. Вместо дьячков и солдат детей обучали образованные священники и диаконы. Выпускники школы теперь  становились не только причетниками, но и священниками, многие продолжали образование в семинарии.

Высокопреосвященнейший Амвросий, конечно, занимался не только учебными делами. В 1775-1780 гг. в России была проведена реформа местного управления. Вместо 15 губерний и 60 провинций были созданы 44 губернии, каждая из которых включала от 7 до 15 уездов. Территория Казанской епархии оказалась в составе Казанской, Симбирской, Оренбургской и Вятской губерний. Только при Амвросии, в 1790-1793 гг., церковно-административные границы были приведены в соответствие с гражданскими. Теперь Казанскую епархию составляли новые Казанская и Симбирская губернии.

Основным местом пребывания владыки Амвросия был загородный архиерейский дом на Кабане. В Кремле же все постройки архиерейского двора лежали в развалинах. Это доставляло большие неудобства архиерею, которому для служб в кафедральном соборе приходилось ездить 7 верст. Но еще более тяжелым такое положение было для духовенства – по каждому вопросу надо было посещать и архиерейский дом, и консисторию в Кремле. Владыка за счет «штатных сумм» перестроил здание консистории, от старого остался только фасад[2]. Но восстановить архиерейский дом ему не удалось, потому что в соответствии с указом Синода от 7 октября 1788 года, принятым именно в ходе рассмотрения прошения владыки Амвросия, «все по духовным местам оказывающиеся в строениях ветхости исправляемы были на отпущаемую по штатам сумму, отнюдь не требуя больше от казны»[3].

Владыка Амвросий часто и надолго покидал свою епархию. В 1795 году он был вызван для присутствия в Синоде, прибыл в столицу 30 декабря и пробыл там до апреля 1797 года. Здесь он участ-вовал в похоронах Екатерины II, умершей 6 ноября 1796 года, в коронации нового императора Павла и в странной церемонии перезахоронения императора Петра III из Александро-Невской лавры в Петропавловский собор. По желанию Павла это действие было оформлено как похороны, с соответствующими службами, речами и процессиями.

Уже вскоре после возвращения в Казань владыке Амвросию вновь пришлось заниматься строительными делами. В пожаре 30 августа 1796 года сильно пострадала духовная семинария. Благодаря дружбе с императором деньги были выделены быстро, и уже менее чем через год все здания были восстановлены.

В 1796-1797 гг., когда владыка Амвросий (Подобедов) был очередным членом Синода, разрабатывался проект реформы духовных учебных заведений. Именно владыка Амвросий и стал одним из основных его авторов. В его основе лежало стремление к стандартизации и унификации системы духовного образования. Предполагалось разделить Россию на четыре духовных учебных округа, центром каждого должна была стать академия. Киевская академия уже существовала. Новую Московскую академию было предложено создать путем слияния академии в Москве и Троицкой семинарии и разместить ее в Троице-Сергиевой лавре. Александро-Невская семинария в Санкт-Петербурге и Казанская семинария должны были быть преобразованы в академии. Воплощение предложений Синода в жизнь было задержано смертью императрицы Екатерины.

8 декабря 1797 года владыка Амвросий был снова вызван в столицу для присутствия в Синоде, а 18 декабря император Павел I подписал указ о преобразовании духовных школ: «Попечение о благоустройстве церкви и призрение к служащим ей почитая одной из главнейших обязанностей царствования … признали мы за благо на пользу оной следующие распоряжения: как просвещение и благонравие духовного чина способст-вуют просвещению и утверждению добрых нравов и в мирских, то и полагаем начальнейшею надобностью устроение в лучшем, по возможности, виде духовных училищ, и для сего повелеваем: сверх бывших доныне двух духовных академий в Москве и Киеве, учредить таковые же духовные академии в Санкт-Петербурге, при Александро-Невском монастыре, и в Казани, вместо находящихся там семинарий, снабдя их всем, званию сему соответствующим и для преподавания наук потребным».

Однако этот первый указ носил общий характер. Детальная картина предстала уже в следующем указе Павла от 11 января 1798 года, который касался преобразования Александро-Невской семинарии, но содержал текст разработанной в 1793-1795 гг. инструкции Синода, в которой устанавливался порядок преподавания во всех четырех академиях. Приводим ее с сокращениями:

«1. Для усовершенствования в науках присылать отныне понятнейших из семинарий учеников в показанные четыре академии (для обучения в Казанской академии предназначались ученики Астраханской, Тобольской, Нижегородской, Вятской, Тамбовской и Иркутской семинарий).

2. В академиях, кроме общих всем семинариям предметов, преподавать особые, а именно: полную систему философии и богословия, высшее красноречие, физику и языки: еврейский, греческий, немецкий и французский. Полные системы философии и богословия преподавать на языке латинском, оканчивать философскую в два года, а богословскую в три года…

 3. В философском классе преподавать краткую историю философии, логику, метафизику, нравоучение, натуральную историю и физику, в богословском же – краткую церковную историю, с показанием главных эпох, герменевтику, систему догматико-полемической и нравственной богословии и пасхалию; сверх того читать Священное Писание, с объяснением труднейших мест, да книги: Кормчую и «О должностях приходского священника»; толковать публично по воскресным дням пред литургией Апостольские послания по правилам герменевтики, с присоединением нравоучений…

4. В классе высшего красноречия (в коем должны обучаться студенты философии и богословия в особые часы), читать учителю лучших авторов на латинском и русском языках речи, делая оным резолюции логические и риторические, и по тем резолюциям заставлять студентов сочинять имитации…

5. Языкам еврейскому, а наипаче греческому, яко нужным для уразумения Св. Писания, обучаться всем, …немецкому же и французскому – по склонности ученика, …чтобы по крайней мере одному из сих всякий студент обучался непременно».

Казалось бы, владыка Амвросий должен был срочно выезжать в Казань и открывать академию. Но император удерживал архиепископа в столице. Только в мае 1798 года владыка Амвросий отправился в Казань в свите Павла I, который вместе с великим князем Александром Павловичем (будущим императором Александром I) путешествовал по Волге. 25 мая они прибыли в Свияжск и на катере отправились в Казань. Павел обратил внимание на красивый вид, открывающийся с Волги на Макарьевскую пустынь. Владыка объяснил, что этот монастырь закрыт при введении штатов в 1764 году. В тот же день Павел подписал указ об открытии Макарьевской пустыни, монастырю были возвращены и некоторые, правда, незначительные, угодья. В Казани Павел мало занимался церковными делами – он приехал для смотра войск. Только в последний день, 30 мая, в присутствии императора был торжественно заложен новый собор Богородицкого монастыря (тот самый, который был снесен в советское время).

Император отправился дальше, а владыка Амвросий остался в Казани и занялся преобразованием семинарии в академию. В указах Павла о преобразовании духовных школ множество важных вопросов не только не было решено, но даже и не ставилось.

Не были утверждены новые учебные программы и планы. В результате сама система обучения осталась прежней с теми же классами, от русского класса и инфимы до богословия, и сроки обучения остались теми же. Правда, кроме предметов, совпадающих с названием классов, были добавлены новые, «экстраординарные», назначены соответствующие преподаватели, выделены денежные средства. Но при этом гражданские и духовные власти не решили еще ряд проблем, из-за которых новая академия не могла стать полноценным высшим учебным заведением.

Во-первых, в большинстве семинарий, из которых предполагалось направлять лучших учеников в Казанскую академию, уже существовали классы философии и богословия, а выпускники богословия уже имели право преподавать в семинариях. Чему же, собственно, должны были учиться в Казанской академии присланные ученики, если в ней был тот же высший класс богословия, что и в их семинариях?

Во-вторых, академия должна была стать центром учебного округа, но при этом осталась в ведении казанского архиерея, который решал все финансовые, административные, кадровые вопросы. Власть казанского архиерея, естественно, не распространялась на другие епархии и духовные семинарии, он не мог влиять на комплектование академии учащимися из других епархий.

Наконец, учредителям академии не пришла в голову очень простая мысль о том, что обширная Казанская епархия, включавшая в то время Казанскую и Симбирскую губернии, при наличии академии нуждается и в семинарии, в которой должны обучаться дети духовенства, не претендующие на высшее образование. В результате с новой академии не была снята прежняя задача – образование всех мальчиков из духовного сословия.

В результате Казанская академия представляла собой не вуз, а соединение начального и среднего учебных заведений с претензией и на высшее.

При этом претензии на что-то высшее начинались уже в младших классах – к традиционной семинарской «учености» добавились множество новых предметов, без изменения программ по старым.

Все это создавало множество проблем. Вероятно, они были бы так или иначе решены, если бы архиепископ Амвросий остался во главе епархии и академии. Но 16 октября 1799 года Амвросий был назначен архиепископом Санкт-Петербургским, Эстляндским и Финляндским, викарием Новгородской епархии. Представляется, что именно этот перевод не позволил создать в Казани первый полноценный вуз – преемники владыки Амвросия по Казанской кафедре не обладали такими педагогическими и административными талантами. Зато повезло столичной духовной школе, которая тоже в это время преобразовывалась из семинарии в академию.

Амвросий фактически сразу же стал правящим архиереем столичной епархии, сменив митрополита Гавриила (Петрова), своего бывшего учителя в Троицкой семинарии. Владыка Гавриил был уволен Павлом на покой за отказ принять в качестве награды крест католического Мальтийского ордена, магистром которого в это время был сам российский император.

Формально первенство владыки Амвросия среди российских архиереев было закреплено в 1800 году, когда он указом императора Павла был возведен в сан митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского. То, что Амвросий не успел сделать в Казани, он продолжил в Санкт-Петербурге. Александро-Невская семинария была благополучно преобразована в духовную академию, ничем не уступавшую Киевской и Московской. В столице митрополит Амвросий прославился как проповедник, в его выступлениях архиепископ Филарет (Гумилевский) отмечал, в первую очередь, «силу мысли» и «чистоту русского языка». Особенно большой отклик имели патриотические проповеди во время Отечественной войны.

При этом митрополит Амвросий, возглавляя столичную епархию и час-то встречаясь с императором Александром I, не входил в узкий круг его приближенных и не оказывал большого влияния на церковную политику императора. Не сложились у него отношения и с прокурором Синода, а позже министром духовных дел и народного просвещения князем Александром Николаевичем Голицыным. Деятельность Библейского общества, развернувшаяся после 1815 года, распространение идей внеконфессионального христианства, духовная всеядность Александра и Голицына были чужды владыке Амвросию.

26 марта 1818 года владыка Амвросий «по прошению» был освобожден от управления столичной епархией, оставив за собой только Новгородскую. Поводом послужило недовольство императора тем, что Амвросий во время служб использовал облачение, опушенное горностаем, снятым с покрова гробницы великой княгини.

18 мая в Знаменском соборе Новгорода на голову владыки Амвросия пролилось масло из лампады перед образом Божией Матери, что владыка счел за предзнаменование. В этот же день он плохо себя почувствовал. 21 мая 1818 года владыка Амвросий скончался. Он был похоронен в приделе Иоанна Предтечи знаменитого Новгородского Софийского собора.

 

1. Севская епархия включала Орловскую губернию, административным центром губернии с 1780 года стал Орел, но архиерейская кафедра и семинария еще долго, до начала XIX века находилась в Севске.

 


2. Это здание сохранилось, оно стоит напротив Благовещенского собора, выходит фасадом на центральный кремлевский сквер.

3. Странник. – СПб., 1788. – Т. 2. – С. 166.

 

 

 

Серапион (Александровский Стефан Сергеевич) архиепископ Казанский и Симбирский с 21 октября 1799 года по 11 декабря 1803 года.

 


 

Стефан родился 22 июля 1747 года в Александровой Слободе (ныне город Александров Владимирской области). Его отец был священником Успенского женского монастыря, расположенного в знаменитом опричном дворце Ивана Грозного[1]. Фамилию «Александровский» юноша получил после поступления в 1759 году в Троицкую семинарию в Троице-Сергиевой Лавре. В 1770 году он успешно закончил класс богословия и был оставлен в семинарии учителем одного из младших классов. 8 февраля 1771 года был пострижен в монашество и в январе 1772 года был переведен в Московскую духовную академию. 10 марта 1775 года возведен в сан игумена и назначен настоятелем Московского Крествоздвиженского монастыря, 27 января 1776 года переведен в Знаменский монастырь. 17 февраля 1779 года возведен в сан архимандрита с назначением настоятелем Богоявленского монастыря. С 1785 года был цензором духовных книг при Московской синодальной типографии. Все это время он продолжал преподавать в Московской духовной академии. 11 июня 1788 года Серапион был рукоположен во епископа Дмитровского, викария Московской епархии, с оставлением настоятелем Богоявленского монастыря. 11 лет владыка Серапион был помощником знаменитого Московского митрополита Платона (Левшина), но в сочинениях и письмах Платона он почти не упоминается.

 


16 октября 1799 года император Павел I назначил владыку Серапиона на вновь учрежденную Калужскую кафедру, но уже через четыре дня последовал новый указ, которым он назначался в Казань, на место переведенного в столицу владыки Амвросия (Подобедова), с возведением в сан архиепископа.

В Казани владыка Серапион прослужил четыре года, но почти не оставил по себе памяти у духовенства и прихожан. Его имя не упоминается в сочинениях по истории казанских духовных школ, храмов и монастырей. При нем не было заметных событий, ничего неизвестно о каких-либо инициативах архиепископа Серапиона.

При этом владыка Серапион (Александровский) хорошо известен, даже популярен у современных историков. Дело в том, что в последние десятилетия и в западной, и в отечественной исторической науке большое внимание уделяется истории повседневной жизни. Предпринимаются попытки детального воспроизведения не только исторических событий, но и структуры повседневной жизни людей разных эпох, включая режим дня и питания, детали быта, формы общения и т. д. Архиепископ Серапион вел очень подробный дневник, в котором описывал подробности каждого дня, называя всех, с кем встречался (иногда с характеристиками), указывая время утреннего подъема и отхода ко сну, часы трапез (часто с названиями блюд) и множество других деталей. Часть этого дневника киевского периода была опубликована уже давно[2].

Сохранилась и часть его дневника казанского периода с 8 января 1803 года по 1 января 1804 (в этот день он покинул Казань)[3].

Из дневника следует, что архиепископ Серапион почти безвыездно жил в загородном архиерейском доме на Кабане, лишь изредка выезжал для богослужений в кафедральный Благовещенский собор. Так в январе он служил в кафедральном соборе[4] 6 января (Крещение), 13 (день рождения императрицы Елизваеты Алексеевны, жены Александра I), 25 января (день рождения великого князя Михаила Павловича). 28 января он отпевал умершего кафедрального протоиерея в Крестовоздвиженской церкви (на этом месте сейчас двор первого корпуса Казанского технического университета, на углу улиц Маркса и Миславского).

Во время каждой архиерейской службы произносились проповеди, но сам владыка Серапион за год не выступал ни разу – в дневнике в качестве проповедников он называет монашествующих преподавателей духовной академии и священников кафедрального собора.

При этом за весь год владыка Серапион ни разу не ночевал в Казани. Обычно сразу по окончании службы он выезжал в загородный архиерейский дом, иногда оставался на обед у губернатора. За весь год никуда, кроме Казани, не выезжал из архиерейского дома, кроме встречи Седмиезерной иконы 10 августа. Священников и диаконов он рукополагал или во время редких служб в кафедральном соборе, или в крестовой церкви архиерейского дома.

Судя по дневнику, он принимал не много людей, не слишком много работал с бумагами (обычно по два или три дня в неделю, решая 20-25 дел каждый раз). В консисторию, которая оставалась в Кремле, владыка Серапион, судя по дневнику, не заходил разу. Ничего не пишет он о посещениях духовной академии, городских приходских храмов.

Вообще текст дневника заставляет предположить, что архиепикопа Серапиона не очень интересовала управляемая им епархия.

Очень подробно в дневнике описывается погода, включая температуру воздуха. В январе, во время сильных морозов, владыка Серапион сетовал на то, что ртуть в термометре замерзла, то есть было больше 30 градусов мороза.

Каждый день архиепископ записывал в дневнике, что «обедню слушал отправляемую в зале, а вечерню в крестовой церкви», причем сам архиепископ служил в своем архиерейском доме не чаще раза в месяц, когда надо было совершать рукоположения. Аккуратно перечисляются все высокопоставленные посетители – настоятели монастырей, крупные гражданские чиновники и офицеры. Многие из них оставались обедать, владыка Серапион обязательно записывал, сколько человек присутствовало на обеде. Особенно часто к архиерею приезжали «за благословением» чиновники и офицеры, отъезжавшие по делам службы в столицу или другие места.

На обед оставались не все, но как правило, «после обедни выпивали водки с гостями». Если архиепископ служил в городе, то «после заходил я с своими духовными в покои и подчиваны водкою». 29 января, когда владыку Серапиона в загородном архиерейском доме посетил отставной генерал-губернатор Федор Федорович Желтухин, то владыка Серапион его «потчевал водкой с закуской».

Такое бездействие епархиального архиерея без последствий для него было возможно в первые годы правления императора Александра I, когда столичным властям был чужд, в отличие от современных историков, интерес к повседневной жизни не только конкретных людей, но и всей страны.

Инертность архиепископа Серапиона не только приостановила развитие церковной жизни, но и привела к ряду негативных последствий. Приостановилась реформа Казанской духовной школы, Казанская семинария, преобразованная за год до назначения Серапиона в академию, так и не стала полноценным духовным высшим учебным заведением. В 1800 году как бы сама собой закрылась Казанская новокрещенская школа, процветавшая при владыке Амвросии (Подобедове) – почему-то для нее не нашлось средств. При этом здания школы и церковь свв. Захарии и Елизаветы были брошены, следующим архиереям пришлось решать вопрос об их сносе.

Владыка Серапион, по всей видимости, ждал перевода в другую, более «престижную» епархию, хотя Казанская кафедра была одной из самых уважаемых. Неизвестно, как реагировал на явное крушение своего наследия в Казани столичный архиерей Амвросий (Подобедов). Ожидания архиепископа Серапиона оправдались. 11 декабря 1803 года он был назначен на Киевскую кафедру, возведен в сан митрополита и назначен постоянным членом Синода.

В Киеве митрополит Серапион вел себя совершенно иначе, чем в Казани, он оказался властным и весьма активным архиереем, действовавшим при этом совершенно в духе идей и намерений светской власти. Через 19 лет, 24 января 1822 года, он по прошению был уволен на покой, а 14 сентября 1824 года скончался и был похоронен в Софийском соборе Киева.

 

1. Монастырь сейчас действует, он занимает часть бывшего опричного комплекса, в другой работает музей.

 


2. Труды Киевской духовной академии. – Киев, 1882. – Ч. 1.

3. Отдел рукописей и редких книг Научной библиотеки имени Н.И.Лобачевского. Ед. хр. 2648.

4. Зимой он служил не в самом соборе, а в стоявшей рядом теплой Богородице-Рождественской церкви, снесенной в середине XIX века.

 

 

 

Павел (Зернов Петр Сергеевич) архиепископ Казанский и Симбирский с 18 декабря 1803 года по 14 января 1815 года.

 


 

Петр Сергеевич Зернов родился в 1742 году (по другим данным – в 1738 году) в Москве, в Ильинской слободе в семье причетника. Данные о его учебе противоречивы. В одних справочниках утверждают, что он учился в Московской духовной академии, в других – что в семинарии в Троице-Сергиевой Лавре. Во всяком случае, с апреля 1763 года он служил учителем пения в доме наместника Троице-Сергиевой лавры архимандрита Лаврентия, в октябре того же года стал библиотекарем и переводчиком лаврской семинарии. В ноябре 1765 года он стал преподавателем класса пиитики и к сентябрю 1769 года дошел до класса богословия. 20 февраля 1767 года был пострижен в монашество, в том же году рукоположен во иеромонаха.

 


5 октября 1770 года он стал наместником Троице-Сергиевой Лавры и ректором семинарии, получив одновременно звание игумена Саввино-Сторожевского монастыря.

9 апреля 1775 года был возведен в сан архимандрита, назначен ректором Ярославской семинарии и настоятелем Спасского монастыря в Ярославле. В том же году, оставаясь ректором в Ярославле, был вновь назначен настоятелем Саввино-Сторожевского монастыря. С сентября 1776 года управлял Московским Донским монастырем.

15 апреля 1778 года был рукоположен во епископа Костромского и Галицкого. В Костроме владыка Павел прослужил 22 года. Он проявлял большую заботу о духовных учебных заведениях. Костромская духовная семинария из убогих и ветхих деревянных зданий была переведена в знаменитый Ипатьевский монастырь. При Успенском кафедральном соборе была открыта первая в губернии общедоступная библиотека. Владыка Павел часто служил в Костроме и много ездил по епархии, пользовался уважением верующих и духовенства.

15 января 1800 года он был переведен на Тверскую кафедру, а 15 сентября 1801 года был возведен в сан архиепископа.

18 января 1803 года владыка Павел (Зернов) был назначен архиепископом Казанским и Симбирским. В Казани он получил непростое наследство – разрушенный архиерейский дом в Кремле, духовную академию с неопределенным статусом. Жил он в загородном архиерейском доме на озере Кабан. В отличие от своего предшественника архиепископа Серапиона он много служил в Благовещенском соборе. Он был не в состоянии качественно улучшить учебный процесс и бытовые условия в академии, но известно, что он часто жертвовал в пользу учащихся собст-венные деньги. Во время Отечественной войны он принимал участие в организации сбора средств на обмундирование, оружие и фураж для ополчения, а осенью 1812 года благословил учащихся класса пиитики Казанской духовной академии Пифиева, Евлашева, Филадельфова, Таганова, Охотина, Центовского, Олонецкого, добровольно вступивших в Казанско-Нижегородское ополчение и отправившихся в поход. Поволжские ополченцы не успели принять участие в войне на территории России, но присоединились к армии в заграничных походах, воевали под Дрезденом и Бауценом. Пифиев получил звание офицера и после окончания походов остался в армии, все остальные тоже остались живы и вернулись в духовное сословие.

Воспоминания казанцев об архиепископе Павле были противоречивы. А.Ф. Можаровский, по рассказам казанцев, собранным в 1870 – 1880-е гг. (в основном казанские старожилы передавали ему рассказы своих родителей), свидетельствовал: «Преосвященный Павел насколько был умен, настолько же невоздержан… вся жизнь его прошла в борьбе Бахуса с Минервой… на попойках у него в загородном архиерейском доме вино пили, вино лили, как на широкой Маланьиной свадьбе»[1].

К похоронам владыки Павла преподаватель Казанской духовной семинарии Полиновский сочинил стихи. Можаровский обнаружил их в архиве семинарии. Одна из строф звучала так:

«Померкло кроткое светило,

Одиннадцать что с лишком лет

Страну казанскую живило,

Лия Евангельский ей свет».

Кто-то из современников напротив этих строчек написал: «Ironia!».

Кроме того, после архиепископа Павла остался крайне коррум-пированный аппарат консистории, с которым не справились и следующие архиереи, хотя самого владыку Павла казанцы в корыстолюбии не обвиняли.

Архиепископ Павел (Зернов) скончался внезапно 14 января 1815 года и был похоронен у южной стены главного храма Благовещенского собора, рядом с захоронением митрополита Тихона (Воинова).

 

1. Русский архив. – СПб., 1886. – Кн. 7. – С. 348.

 


 

 

 

Амвросий (Протасов Алексей Иванович) архиепископ Казанский и Симбирский с 4 февраля 1816 года по 6 октября 1826 года.

 


 

Алексей Протасов родился около 1762 года в городе Боровске, ныне Калужской области, рядом со знаменитым Пафнутиево-Боровским монастырем в семье священника. Он закончил духовную семинарию в Николо-Перервинском монастыре (это была семинария Крутицкой епархии, в которую входил Боровск) и продолжил образование в Троицкой семинарии в Троице-Сергиевой Лавре. Неизвест-но, когда он закончил обучение, но несколько лет прослужил в этой же семинарии учителем в младших классах, а в 1790 году был назначен учителем класса риторики в Московскую духовную академию, что свидетельствовало о весьма высокой оценке его как преподавателя и богослова. Крайне редко учителями риторики становились миряне. Педагогической и учебно-административной деятельностью в академиях будущему архипастырю пришлось заниматься 14 лет, и эта деятельность была весьма плодотворной. В 1794 году он постригся в монашество и стал учителем класса философии, в 1797 году стал префектом Московской духовной академии.

 


9 января 1799 года отец Амвросий был возведен в сан архимандрита, назначен настоятелем Сергиевой пустыни в Санкт-Петербурге и ректором Санкт-Петербургской духовной академии. В это время осуществлялась реформа высших духовных школ, столичная Александро-Невская семинария, также как и Казанская семинария, должна была быть преобразована в духовную академию (подробнее о реформе см. в статье об архиепископе Амвросии (Подобедове). В Санкт-Петербурге, в отличие от Казани, преобразование было успешным и большую роль в этом сыграл ректор, отец Амвросий (Протасов). Большое значение имело то, что отец Амвросий опирался на поддержку инициатора реформы владыки Амвросия (Подобедова), ставшего 16 октября 1799 столичным архиепископом. Заслуги ректора не остались незамеченными. В 1800 году он был назначен наместником Александро-Невской Лавры и настоятелем Валдайского Иверского монастыря, 4 ноября 1802 года стал настоятелем знаменитого, одного из старейших на Руси, Новгородского Юрьева монастыря. На самом деле все это время он оставался ректором Санкт-Петербургской духовной академии.

10 января 1804 года в соборе Александро-Невской лавры  архимандрит Амвросий (Протасов) митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским Амвросием (Подобедовым) был рукоположен во епископа Тульского. В Туле он служил 12 лет и указом от 7 февраля 1816 года был переведен на Казанскую кафедру с возведением в сан архиепископа.

Владыка Амвросий прибыл в Казань 25 марта 1816 года. Ему досталось тяжелое наследство. Пожар, случившийся уже после смерти предыдущего архиерея, уничтожил здания Казанской духовной академии, повредил большинство городских храмов, в том числе и Благовещенский собор. В консистории сидели неутомимые взяточники, распустившиеся уже при архиепископе Павле и еще больше – за продолжавшееся более года отсутствие епархиального архиерея. В это время священников по направлениям Казанской консистории рукополагал Вятский епископ Гедеон (Ильин) и, по рассказам, бытовавшим в Казани еще в 1880-е гг., за взятки было куплено множество мест полуграмотными, нигде не учившимися представителями духовного сословия.

Владыка Амвросий добросовестно взялся за наведение порядка, но удалось ему далеко не все. Большое внимание он уделял восстановлению нормальной жизни погоревшей духовной академии. Но даже огромный опыт, который он приобрел во время руководства Санкт-Петербургской академией, не помог ему. Вопрос о ликвидации академии был решен без участия местного архиерея.

Почти ровно через 20 лет после открытия «старая» Казанская духовная академия прекратила свое существование, преобразовавшись обратно в семинарию. Торжественный акт закрытия-открытия состоялся 20 октября 1818 года в кафедральном Благовещенском соборе и сопровождался торжественной речью архиепископа Амвросия (Протасова).

В книгах по истории Казанской епархии и казанских духовных школ закрытие академии часто объясняют тем, что она сильно пострадала в пожаре 1815 года, была уничтожена большая часть библиотеки и власти пожалели средств на восстановление учебной базы академии. Но на самом деле причины преобразования академии в семинарию были глубже.

В 1808 году началась основательная реформа духовных школ, осуществлявшаяся в соответствии с утвержденным Александром I докладом Синода и Уставом духовных академий 1814 года. В соответствии с этими документами теперь система духовных учебных заведений становилась достаточно стройной и состояла из трех ступеней: начальное духовное образование осуществлялось в духовных училищах, которые теперь были учебными заведениями, отдельными от семинарий. Семинарии становились средними учебными заведениями с шестилетним сроком обучения, в которые поступали лучшие воспитанники духовных училищ. Предполагалось, что в священники будут рукополагаться только выпускники семинарий.

Духовные академии были высшей ступенью духовного образования и отделялись от семинарий. Основной задачей академий стала подготовка преподавательских кадров для семинарий и училищ.

 Иным становилось правовое положение духовных учебных заведений. Они выводились из подчинения епархиальных архиереев, в Синоде создавалось духовно-учебное ведомство, а каждая из академий становилась центром духовно-учебного округа. Ректоры семинарий и смотрители училищ официально считались подчиненными ректора и правления академии.

Существенно менялось со-держание образования. Особенно серьезные изменения должны были произойти в духовных академиях. Студенты академий за четыре года должны были изучить большое количество дисциплин. Безразмерное и многолетнее изучение богословия заменялось множеством отдельных курсов Священного Писания Ветхого Завета, Священного Писания Нового Завета, основного, догматического, нравственного, пастырского, срав-нительного богословия. В отдельный предмет выделялось церковное право, студенты слушали обширные курсы по общей и русской церковной истории. По всем этим предметам создавались отдельные кафедры со штатными профессорами. В академиях должны были открыться и кафедры метафизики (философии), греческого, латинского, еврейского языков, русской словесности и гомилетики, математики и физики и даже ботаники.

Таким образом, духовные академии превращались в полноценные высшие учебные заведения.

Задача преобразования духовных академий была весьма сложной, требующей больших затрат, серьезной организационной работы. Сложной проблемой была нехватка кадров профессоров: у Синода просто не было средств и людей для преобразования четырех академий. Поэтому, хотя в Уставе 1814 года и упоминалась Казанская духовная академия и обозначались границы Казанского учебного округа, было принято решение о закрытии Казанской духовной академии.

Но понижение статуса казанской духовной школы и ограничение полномочий епархиального архиерея в сфере духовного образования не охладило рвения владыки Амвросия (Протасова). В отличие от большинства казанских и других епархиальных архиереев он бывал в семинарии не только на экзаменах и торжественных актах, но постоянно, жертвовал личные деньги на улучшение питания учащихся, добился обеспечения семинарии более качественной одеждой.

Попытки владыки Амвросия навести порядок в консистории не увенчались успехом. Чиновники духовного ведомства нашли поддержку и у гражданских властей. Стремление к противостоянию с архиереем усиливалось тем обстоятельством, что на восстановление города, храмов и семинарии были выделены определенные средства, из которых хотели поживиться как светские, так и консисторские служащие. Взаимные рапорты с обвинениями, которые посылали в Синод обе стороны, привели к тому, что в 1820 году была проведена невиданная еще в практике Синода ревизия епархиального управления, которую проводил по поручению Синода архиепископ Тамбовский и Шацкий Иона (Васильевский). Некоторые из чиновников попали под следствие, но и владыка Амвросий получил выговор за «нерадение».

В 1817-1821 гг. была реконструирована полуразрушенная во время пожара трапезная кафедрального Благовещенского собора, но добиться выделения средств на восстановление архиерейского дома в Кремле владыке  Амвросию не удалось. Он жил в основном в загородном архиерейском доме на Кабане, а в Казани останавливался в Спасо-Преображенском монастыре.

Н. Палибин, сын крупного казанского чиновника, вспоминал разговоры своих родителей, которые слышал в детстве: «…Из этих рассказов я узнал, что одним из главных противников Преосвященного была игуменья, так что весь город был разделен на две партии – архиерея и игуменьи… и что наконец она от него избавилась»[1]. Речь идет об игуменье Казанского Богородицкого монастыря Назарете, которая настоятельствовала в 1807-1822 гг. и пользовалась большим уважением в городе. Причиной конфликта было то, что еще в 1798 году, когда началось строительство нового собора, в монастырь был назначен комиссионер, который контролировал доходы и расходы монастыря. Он назначался из священников – членов консистории. Собор был давно построен, но Синод так и не отменил должности комиссионера, хотя в других монастырях ничего подобного не было.

Архиереи тоже были заинтересованы в сохранении особого порядка, считая, что это усиливает их власть над монастырем. В 1817-1819 годах владыка Амвросий несколько раз писал в Синод жалобы на игуменью Назарету, уличая ее в расходовании средств «против штатов» и своеволии. Впрочем, в этих доносах не было обвинений в корысти. Назарета же требовала упразднить должность комиссионера. Н. Палибин, видимо, не совсем точно запомнил разговоры родителей. Назарета не «избавилась» от архиепископа Амвросия, но для сохранения собственной должности ей пришлось дважды ездить в Санкт-Петербург. Дело завершилось тем, что архиепископ Иона, ревизовавший епархию в 1820 году, не нашел злоупотреблений в действиях монахини Назареты. Настоятельница в 1822 году ушла на покой, не добившись устранения неугодного ей архиерея.

Отрицательное отношение к архиепископу Амвросию (Протасову) бытовало в Казанском Богородицком монастыре и в 1870-е гг., его воспринял и профессор Казанской духовной академии и историк монастыря протоиерей Евфимий Малов, обвинявший  владыку Амвросия в сносе каменной церкви  свв. Захарии и Елизаветы бывшей Новокрещенской школы.

Пребывание владыки в Казани пришлось на расцвет деятельности в России Библейского общества. Российский комитет этой внеконфессиональной организации, ставившей своей целью распространение Священного Писания, был создан еще в 1814 году, инициаторами были сам император Александр I и обер-прокурор Синода князь Александр Николаевич Голицын. В Казани местный комитет общества был торжественно открыт в 1818 году, архиепископ Амвросий стал его «первым вице-президентом», то есть официальным руководителем. Деятельность общества отличалась показным энтузиазмом в угоду начальству.

В состав комитета вошли генерал-губернатор, губернатор, вице-губернатор, другие крупные чиновники, ежегодно платившие крупные членские взносы – от 100 и более рублей. Мы не знаем, как относился владыка Амвросий (Протасов) к деятельности общества, но ни один архиерей тогда не мог себе позволить высказаться против всесильного Голицына. Задачи общества заключались в продаже и бесплатной раздаче огромного количества переводов Писания (в основном, Евангелий и Псалтыри) на множество языков. В Казанской епархии распространялись русские переводы Нового Завета и Псалтыри, также переводы Четвероевангелий на черемисский (марийский), чувашский и татарский языки. Перевод на черемисский язык был выполнен в Казанской губернии по поручению владыки Амвросия и печатался в столице. Чувашский перевод выполнялся и печатался в Казани. Н.И. Ильминский и его сотрудники в конце XIX века очень низко оценивали качество этих переводов. Перевод четырех Евангелий на марийский язык выполняли четыре сельских священника, владевших языком своих прихожан лишь поверхностно. Поэтому они переводили каждое слово в отдельности, с большими ошибками в грамматике и русским строем предложений. Текст записывался русскими буквами без приспособления к марийской фонетике, в результате даже грамотные просто не понимали этих переводов. Так же плох был перевод на чувашский язык (его автор или авторы неизвестны), хотя священников, свободно владевших чувашским языком, в епархии было много. Перевод на татарский язык, осуществленный в Астрахани пресвитерианским миссионером Митчеллом и священником Лебедевым, был более грамотным, но в миссионерском плане тоже оказался совершенно бесполезным.

Особенно оживилась деятельность Библейского общества после назначения попечителем Казанского учебного округа знаменитого Михаила Леонтьевича Магницкого, известного своим не по делу усердием. После снятия Голицына в 1824 году именно Магницкий стал ярым борцом против Библейского общества. Фактически его деятельность пре-кратилась в 1824 году, но официально общество было распущено указом императора Николая I от 12 апреля 1826 года. Все книги, оставшиеся на складах, подлежали уничтожению.

По тем же рассказам, казанцы считали, что окончательно вопрос о переводе владыки Амвросия был инициирован доносом казанского губернатора Отто Федоровича Розена (лютеранина), в котором сообщалось, что владыка Амвросий – «в числе беспокойных людей, состоит в связях с «дерзким» Магницким»[2].

10 октября 1826 года он был переведен на Тверскую кафедру, что было явным понижением. Летом 1831 года в Твери свирепствовала эпидемия холеры. Заражения не избежал и архиепископ, который, не испугавшись эпидемии, остался в городе и много служил. Владыке Амвросию стало плохо во время крестного хода с мощами святого преподобного Михаила Тверского 24 июня, а 1 июля 1831 года он скончался[3]. Он был похоронен у алтаря собора Успенского Желтикова монастыря под Тверью (Желтиков монастырь был традиционным местом погребения тверских архиереев).

Судьба владыки Амвросия (Протасова) ярко иллюстрирует все неустройства и беды Церкви синодального периода. Архиепископ Амвросий безусловно был выдающимся человеком. Еще в Москве, когда он был иеромонахом и префектом академии, его заметил знаменитый московский митрополит Платон (Левшин). Услышав проповедь владыки Амвросия, он сказал: «Если бы я так писал, как Амвросий, меня сходилась бы слушать вся Россия».

Владыка Амвросий был выдающимся оратором. При этом его талант был очень глубоким. Он не обладал представительной внешностью (был ниже среднего роста и полным), не отличался особой громкостью голоса и дикцией. Его речи и проповеди были, в первую очередь, очень талантливо составлены и производили большое впечатление на всех слушателей, от придворных до крестьян. Речь его перед судьями, принимавшими присягу в Туле в 1811 году, стала образцовой и включалась в учебники по риторике.

Безусловно, архиепископ Амвросий обладал большим педагогическим талантом, как преподаватель и руководитель духовных учебных заведений он пользовался любовью и уважением коллег и учеников, на которых он оказывал большое влияние. Среди них был и будущий казанский архипастырь Владимир (Ужинский) (см.). Опубликованный архиепископом Амвросием в 1799 учебник латинского языка выдержал множество изданий и применялся в духовных учебных заведениях до середины XIX века. Но заслуги надо оценивать по достоинству. В синодальный период ректор духовной академии по своему статусу стоял ниже любого архиерея (только с конца XIX века – на уровне викарного архиерея), хотя епархий были многие десятки, а академий всего четыре. Блестящий преподаватель и ректор Амвросий оказался весьма посредственным епархиальным архиереем. Его выдающиеся таланты на этой должности оказались невостребованными, а административными способностями он не обладал.

Архиепископ Амвросий был человеком совершенно честным, не преклоняющимся перед сильными мира сего, был способен выступить против «начальства». При этом он не всегда по достоинству оценивал свое окружение, не мог уследить за корыстными и тщеславными устремлениями своих подчиненных. Поэтому непорядки в административной и финансовой части возникали у него и в Туле, и в Казани, и в Калуге. Впрочем, это была судьба многих российских архиереев.

 

1. Русская старина. – СПб., 1883. – Т. 40. – С. 368.

 


2. Там же. – С. 360.

3. Чередеев К. Биографии Тверских иерархов. – Тверь, 1859. – С. 170.

 

 

 

Иона (Павинский Иван Дмитриевич) архиепископ Казанский и Симбирский с 6 ноября 1826 года по 3 февраля 1828 года.

 


 

Иван Дмитриевич Павинский родился в 1773 году в Олонецкой губернии (Карелии) в семье священника. Он учился в Олонецкой семинарии в Петрозаводске, потом в Архангельске, а завершал образование в столичной Александро-Невской семинарии, которая в первой половине 1790-х гг., также как и Казанская семинария, стояла почти на уровне Киевской и Московской духовных академий. Сокурсником Ивана по семинарии был знаменитый реформатор Михаил Михайлович Сперанский, пользовавшийся в первые годы правления Алек-сандра I огромным влиянием. Впрочем, нет сведений о том, что Сперанский оказал своему однокашнику какое-то содействие. Кроме того, знакомство со Сперанским могло помочь только до 1809 года, когда тот был сослан.

 


23 марта 1793 митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским Гавриилом (Петровым) Иван был рукоположен во диакона в кафедральный Исаакиевский собор. В 1797 году тот же митрополит Гавриил рукоположил его во священника к церкви в российском посольстве в Копенгагене. После пятилетней службы за границей отец Иоанн вернулся в столицу и в 1802 возведен в сан протоиерея и назначен настоятелем Захарьевской церкви, в следующем году был перемещен к церкви Симеона Богоприимца.

Таким образом, уже в молодом возрасте отец Иоанн оказался близок к придворным кругам. Судя по отзывам, он «был склонен к мистицизму», популярному при дворе Александра I, и имел довольно широкие взгляды на проблемы межконфессиональных отношений, что тоже приходилось «ко двору» Александру I. В 1806 году, оставаясь священником Симеоновской церкви, отец Иоанн стал законоучителем православного Закона Божия в Иезуитском институте (привилегированном среднем учебном заведении). В эти годы деятельность ордена иезуитов была запрещена по всей Европе, и только в России по воле Александра I иезуиты находились на легальном положении.

В 1809 году протоиерей Иоанн Павинский стал духовником великой княжны Екатерины Павловны, младшей и любимой сестры императора Александра. Екатерина Павловна играла довольно важную роль в государственной деятельности, она была близка к ложе, организованной известным немецким масоном Игнатием Аурелиусом Фесслером, а вероятно, и состояла в ней. Это была не совсем обычная ложа. Она была организована специально по воле императора, и Фесслер формально был приглашен в Россию для занятия должности профессора еврейского языка в Санкт-Петербургской духовной академии, а на самом деле – для создания ложи. В нее по приказу Александра вступили видные государственные деятели, в том числе М.М. Сперанский и многие дру-гие – православные, протестанты и католики[1]. Вполне вероятно, что и отец Иоанн Павинский был членом ложи.

В том же 1809 году великая княжна Екатерина Павловна вышла замуж за герцога Петера-Фридриха Георга (Георгия Петровича) Ольденбургского и вместе с ним выехала в Тверь, куда ее муж был назначен генерал-губернатором.

По свидетельству известного иезуита графа Жозефа де Местра, «образ жизни Великой княжны Екатерины в Твери поистине поразителен. По вечерам дом ее похож на монастырь; известный литератор, г-н Карамзин, читает там лекции из русской истории… и особы, которых она удостаивает своим приглашением, не имеют никакого другого развлечения…». В этих вечерах, очевидно, принимал участие и духовник великой княжны.

Всего за 11 дней до изгнания французов из России, 15 декабря 1812 года, герцог Ольденбургский скончался. Овдовевшая великая княжна сопровождала брата в заграничных походах, а ее духовный отец за ней не последовал. 24 декабря 1813 года он был пострижен в монашество и уже через шесть дней назначен архимандритом Ново-Иерусалимского монастыря.

9 марта 1816 года, оставаясь Ново-Иерусалимским архимандритом, отец Иона стал членом Московской Синодальной конторы. 24 августа 1816 года он встречал в монастыре императора Александра I, его приветственная речь была опубликована в Москве отдельной брошюрой. 22 июля 1817 года в Москве митрополитом Августином (Виноградским) отец Иона был рукоположен во епископа Орловского и Севского. 21 июля 1821 года стал архиепископом Тверским и Кашинским, а 26 февраля 1823 года был назначен постоянным членом Синода. С этого времени он находился в Санкт-Петербурге и епархией фактически не управлял. В это время министром духовных дел и народного просвещения был Александр Николаевич Голицын, активно развивалась деятельность Библейского общества. Но и после опалы Голицына летом 1824 года владыка Иона остался в Синоде и столице.

В начале царствования Николая I, 6 ноября 1826 года архиепископ Иона был переведен на Казанскую кафедру – его поменяли местами с архиепископом Амвросием (Протасовым). Скорее всего, назначение нельзя рассматривать как повышение, Казанская кафедра считалась более высокой, чем Тверская, но владыка Иона при этом был исключен из членов Синода. Ходили слухи, что Николай I был недоволен его мистическими увлечениями. Это подтверждается и дальнейшими событиями. Владыка  Иона пробыл на Казанской кафедре всего чуть больше года, но уже успел получить выговор за «смуты в церковной жизни, массовое отпадение от Православия крещеных татар», в чем, разумеется, был совершенно невиновен.

Архиепископ Иона прибыл в Казань в середине января 1827 года и 23 января выступил с торжественной речью, которую обнаружил в архиве Казанской духовной семинарии и опубликовал А.Ф. Можаровский[2]. Впрочем, в этой речи не содержится ничего особо оригинального, она составлена по правилам семинарской риторики.

«Отпадения» заключались в том, что новокрещеные татары, обращенные в православие в 1740-е гг. Конторой новокрещенских дел, подали «На высочайшее имя» 14 прошений за шестью тысячами подписей с просьбой разрешить им «оставаться в магометанстве». Николай I, в отличие от своих предшественников, всегда сам знакомился с прошениями, адресованными ему лично. Он с бюрократической точки зрения воспринял эту акцию как «недоработку» казанского архиерея. Если бы император реально понимал ситуацию, он бы понял, что эти прошения отражают тот факт, что многие тысячи татар, формально считающихся православными, на самом деле давно являются мусульманами.

Кампании по массовой подаче прошений бывали в начале каждого нового царствования, в надежде на нового «доброго» царя. Прошения 1827 года были спровоцированы приговором Казанской палаты гражданского суда по конкретному делу. Некая мусульманская девушка была похищена и насильственно крещена. После освобождения она подала прощение о том, чтобы остаться «в магометанском вероисповедании». Суд, приняв во внимание обстоятельства дела, разрешил ей остаться мусульманкой. Это решение стало широко известно, татары восприняли его как знак благоволения императора к исламу.

«Смутами в церковной жизни» был названо ставшее известным Николаю I массовое, около 4 тысяч человек, собрание марийцев, в основном крещеных, в деревне Варангуш-Яваш Царевококшайского уезда, сопровождавшееся принесением в жертву большого количества животных. Ни Николай I, ни члены Синода не представляли себе, что языческие моления у марийцев совершаются постоянно, и данный случай стал достоянием гласности благодаря «усердию» местной полиции. Но и при этом можно было сообразить, что в «языческих заблуждениях» паствы вряд ли можно было обвинить архиерея, пробывшего на кафедре лишь несколько месяцев.

Владыке Ионе было предписано, «избрав священнослужителей с отличной нравственностью, твердыми познаниями в догматах христианской веры, твердо знающих татарский язык»[3], отправить их увещевать отпадающих крещеных татар. Влаыка Иона писал в Синод, что в Казани нет священников, знающих татарский язык. Виноват в этом в глазах императора оказался он сам. Архиепископа Иону мог ждать перевод на менее значительную кафедру, как его предшественника владыку Амвросия (Протасова) или даже удаление на покой.

3 января 1828 года архиепископ Иона (Павинский) скончался. В Казани он не запомнился: в начале 1870-х гг. старожилы говорили А.Ф. Можаровскому, что владыка Иона все время пребывания в Казани болел и почти не служил. Это находит подтверждение в опубликованных надгробных речах и стихах[4]. В них нет ни живого портрета умершего архипастыря, ни перечисления его заслуг, его даже не называют неожиданно умершим или скончавшимся после тяжелой болезни. Это «безразмерные» речи и стихи, которые можно было сказать над гробом любого архиерея.

Видимо, кафедральный собор еще не был приведен в надлежащий вид после пожара 1815 года. Заупокойные службы и прощание происходили в соборе Спасо-Преображенского монастыря, и потом гроб был захоронен под полом Благовещенского собора, у южной стены, рядом с могилой владыки Павла (Зернова). Это было последнее захоронение в основной части собора.

 

1. Вишленкова Е.А. Религиозная политика: Официальный курс и «общее мнение» России Александровской эпохи. – Казань, 1997. – С. 29-30.

 


2. Известия по Казанской епархии. 1873. – №2. – С. 39-41.

3. Там же. – С. 43.

4. Там же. – С. 44-57.

 

 

 

Святитель Филарет (Амфитеатров Федор Григорьевич) архиепископ Казанский и Симбирский с 25 февраля 1827 года, Казанский и Свияжский с 10 февраля 1832 года по 19 сентября 1836 года.

 


 

Святитель Филарет (Амфитеатров) – один из известнейших деятелей Церкви XIX века. Величие его личности и подвижничества были понятны уже современникам. Вскоре после его кончины появилось много литературы, была опубликована его обширная переписка. Наиболее подробную биографию владыки Филарета в трех томах составил архимандрит Казанского Успенского Зилантова монастыря Сергий (Василевский), по желанию своего духовного отца и наставника владыки Антония (Амфитеатрова), племянника владыки Филарета[1]. При этом выдающиеся качества будущий святитель начал проявлять еще в молодости. Не случайно он был канонизирован как местночтимый святой в Тобольской и Тюменской епархии, где был ректором духовной семинарии. Позже святитель Филарет был причислен и к лику святых, почитаемых Украинской Православной церковью.

 


Деятельность святителя Филарета была чрезвычайно многообразна. В данном очерке его биография будет представлена достаточно кратко, основное внимание будет обращено на деятельность святителя на Казанской кафедре.

Федор Амфитеатров родился 17 апреля 1779 года в селе Высоком Кромского уезда Орловской губернии в семье священника. В 10 лет он поступил сразу во второй класс Орловского духовного училища, а в 1795 году был переведен Севскую духовную семинарию, сразу в богословский класс. В 1797 году он закончил семинарию, благодаря блестящим успехам был оставлен в ней преподавателем. 7 ноября 1798 года епископ Орловский и Севский Аполлос рукоположил молодого преподавателя в монашество, 13 ноября 1799 года он же рукоположил своего постриженника во иеромонаха. В 1802 году указом Синода отец Филарет, которому было всего 23 года, был возведен в сан игумена и назначен ректором Севской семинарии, в 1804 году возведен в сан архимандрита. Но вскоре у него начались столкновения с духовным начальством, которые позже часто встречались в его жизни. Показательно, что при безупречности своей веры и поведения, блестящих преподавательских и проповеднических качествах, способностях администратора, скромности и умении вести себя и с высшими и с низшими, он слишком часто вызывал негативное отношение архиереев. Скорее всего, недовольство вызывала именно та любовь, которую испытывали к отцу Филарету его подчиненные и простые верующие люди, сравнение было не в пользу архиереев. Первым его недоброжелателем стал Орловский епископ Досифей (Ильин), который в 1804 году добился перевода отца Филарета в Уфу[2].

Из хорошей и благоустроенной семинарии, созданной Амвросием (Подобедовым), отец Филарет попал в школу, которая действовала всего три года. Ему пришлось выступить не только в качестве преподавателя и организатора учебного процесса, но и находить здание, набирать учеников, организовывать жилье и питание, комплектовать преподавательский состав. Первые два года пребывания отца Филарета в Уфе епархиальным архиереем был Амвросий (Келембет), который высоко ценил молодого ректора. Но занявший кафедру в 1806 году Августин (Сахаров) вскоре стал преследовать отца Филарета, постоянно посылая в Синод жалобы на ректора. Так как серьезных упущений в деятельности ректора не было, то владыка Августин придирался к мелочам – неправильно составленным документам, перерасходу средств по некоторым статьям и т. д. Дело доходило до полной конфискации имущества ректора в счет претензий епархиального архиерея. Раздражение против отца Филарета приняло у Августина навязчивый характер. Это, наверное, понимали и в Синоде, поэтому в 1810 году отец Филарет без взысканий был переведен в Тобольск. Августин продолжал преследовать его и позже, требуя взыскания с отца Филарета более 5 тысяч рублей, это дело тянулось еще несколько лет.

В Тобольске начальствующим над отцом Филаретом вновь стал владыка Амвросий (Келембет). За три года пребывания в столице Западной Сибири отец Филарет заслужил любовь и уважение семинаристов и верующих, благожелательное отношение преосвященного Амвросия, который в своих донесениях в Синод называл отца Филарета «не человеком, а ангелом во плоти». 2 декабря 1813 года Филарет был вызван на череду служения в Санкт-Петербург и одновременно назначен (номинально) настоятелем Иосифо-Волоколамского монастыря. 15 февраля он стал инспектором Санкт-Петербургской духовной академии. Ректором же столичной академии в это время был будущий знаменитый святитель митрополит Московский Филарет (Дроздов). В должности инспектора отец Филарет пробыл всего полгода, но произвел очень хорошее впечатление на ректора.

Именно по инициативе своего начальника отец Филарет (Амфитеатров) был удостоен ученой степени доктора богословия (хотя прежде он не был и магистром) за заслуги в развитии духовного образования. Владыка Филарет (Дроздов) реко-мендовал своего инспектора на ту же должность в Московскую духовную академию. Формально это не было повышением, но на самом деле обя-занности отца Филарета были более ответственными, чем в Санкт-Петер-бурге. Дело в том, что Московская духовная академия в 1814 году только начинала создаваться довольно сложным путем. Существовавшая со времен царя Федора Алексеевича в Москве Славяно-греко-латинская академия упразднялась, в столице оставалась только семинария, а Московская академия создавалась на базе семинарии в Троице-Сергиевой Лавре. При этом существенно менялись программы и приходилось принимать множество кадровых решений. Первый год отец Филарет руководил Московской академией в должности инспектора (ректора в это время не было), а через год он стал ректором и еще четыре года руководил академией, блестяще вел курс догматического богословия. Ревизовавший академию святитель Филарет (Дроздов) подарил ректору свою панагию.

1 июня 1819 года отец Филарет в Успенском соборе Московского Кремля был рукоположен во епископа Калужского и Боровского. На Калужской кафедре он запомнился как «незабвенный святитель». Именно при владыке Филарете начался подъем будущей всероссийски известной Оптиной пустыни, в которой епископ часто подолгу жил. Именно владыка  Филарет основал Иоанно-Предтеченский скит, в котором позже подвизались многие старцы. Разумеется, большое внимание владыка Филарет уделял Калужской духовной семинарии. 12 января 1825 года он был переведен на Рязанскую кафедру, на которой пробыл три года, причем больше года провел в Санкт-Петербурге в Синоде. 22 августа 1826 года он был возведен в сан архиепископа.

В феврале 1828 года уже второй раз архиепископ Филарет находился в Санкт-Петербурге по вызову Синода. Незадолго до этого Николай I высказывал свое неудовольствие деятельностью архиепископа Ионы (Павинского) в связи с массовой подачей прошений крещеными татарами о разрешении исповедовать ислам и сообщением о многолюдном языческом молении в Царевококшайском уезде. Как уже говорилось выше, представление столичных властей о ситуации в Казанской епархии было ложным. На самом деле подавшие прошение татары давно были мусульманами, а крещеные марийцы постоянно участвовали в языческих жертвоприношениях. Но Николай, получив известие о смерти архиепископа Ионы, решил принимать меры в пожарном порядке. Его выбор пал на святителя Филарета, о котором у императора сложилось положительное мнение. Поэтому 25 февраля 1828 года владыка Филарет был назначен архиепископом Казанским и Симбирским. Он был вызван к императору, который поручил владыке Филарету срочно начать борьбу с отпадениями крещеных инородцев и приказал срочно выезжать в Казанскую епархию, запретив даже заезжать в Рязань для прощания со своей паствой. Уже 25 марта владыка Филарет был в Казани.

Следует отметить, что владыка Филарет фактически проигнорировал указания Николая I. Он не прибегнул к полицейским мерам в борьбе с «отпадениями». Больше того, он предостерегал своего коллегу, вятского епископа Кирилла (Богословского-Платонова), от излишнего административного рвения. Вместо этого он в 1828-1829 гг. много ездил по епархии, посещая в основном инородческие деревни. Напомним, что епархия тогда была очень большой, она включала территорию не только Казанской, но и Симбирской губернии, в которую, в свою очередь, входила и Самара. Во время поездок владыка Филарет много беседовал с инородцами, в некоторых деревнях он заходил в каждый дом. В результате через полтора-два года святитель Филарет прекрасно представлял себе реальную ситуацию, а инородцы для него не были сплошной «темной» массой, как для столичных чиновников и многих архиереев. Владыка Филарет прекрасно представлял себе жизнь, быт, особенности национального характера чувашей, горных и луговых марийцев, мордвы[3], татар-кряшен, новокрещеных татар, в меньшей степени – удмуртов. Достаточно полное представление он имел и о татарах-мусульманах.

Результатом этих поездок стала достаточно цельная концепция мисссионерской деятельности. В ноябре 1829 года владыка Филарет обратился в Синод с несколькими предложениями. За 40 лет до Николая Ивановича Ильминского он, в сущности, предложил тот же путь. Огромное значение святитель Филарет придавал родному языку. Он считал необходимым перевести на все языки Катехизис, Жития святых и распространять эти издания бесплатно. Во время богослужений в инородческих приходах он считал необходимым читать Евангелие и Апостол, Символ веры, «Отче наш» на родных языках прихожан[4].

Святитель Филарет писал в Синод: «Озаботиться нужно воспитанием молодого поколения инородцев в истинах Православной веры. Для сего нужно поручить местным священникам с причтами учить детей на их языках, сначала в домах своих, а потом, когда возрастет число их, в школах при церквах»[5].

Он считал, что огромное значение для успешного миссионерства будут иметь не только внутренние, но и «наружные» (выражение владыки Филарета) аспекты религиозной деятельности – торжественные и красивые службы. У язычествующих, склонных к вере в магию, они будут вытеснять языческие обряды. Святитель Филарет считал, что если инородцы совершают жертвоприношения и магические обряды, добиваясь хороших урожаев, дождя, теплой погоды, то и священники должны совершать молебны в этих же целях.

Владыка Филарет выработал целую программу специальной подготовки духовенства для инородческих приходов. В семинариях должны серьезно изучать местные языки, а Казанская семинария должна была стать специальным центром, сюда для подготовки по инородческим языкам должны были на два года присылать учащихся из других семинарий. Предполагалась подготовка национального духовенства, детей инородцев предлагалось принимать в духовные училища, а потом и в духовные семинарии.

Наконец, владыка Филарет предлагал создать специальные должности миссионеров, свободных от других обязанностей, постоянно разъезжающих по епархии и ведущих миссионерские беседы и богослужения.

Предложения святителя Филарета не были оторванными от реальной жизни духовенства и прихожан. По каждому пункту он предлагал конкретные денежные сметы, прекрасно понимая, что нельзя просто обязать причты учить инородческих детей – этот труд должен оплачиваться. Для привлечения в инородческие приходы лучших семинаристов предлагалось платить им повышенное жалованье. На должности миссионеров он предлагал назначать священников с академическим образованием, тоже с высоким жалованьем. При этом предлагаемые расходы были вполне посильны для бюджета Синода.

Но с предложениями высокопреосвященнейшего Филарета в столице произошло то же самое, что и со многими другими дельными проектами. Они в целом одобрялись, но не выполнялись или выполнялись формально: так, штатные миссионеры были назначены, но ими стали настоятели Седмиезерного, Раифского и Кизического монастырей, разумеется, не освобожденные от своих настоятельских обязанностей. Их миссионерская деятельность сводилась к редким, обычно один раз в год, поездкам по выделенным районам.

В Казанской семинарии было несколько увеличено количество часов по татарскому и чувашскому языкам, но выпускники все же не владели инородческими языками, кроме детей священников и причетников инородческих сел, знавших эти языки с детства. Программа обучения инородцев в духовных учебных заведениях не была выполнена совсем – ведь зачисление в духовные учебные заведения требовало вывода инородческих мальчиков из податных сословий государственных и удельных крестьян, что было совершенно невозможно при Николае I.

Национальные языки в богослужениях не применялись. Синод не отверг это предложение владыки Филарета, но и не одобрил. Под руководством владыки Филарета были осуществлены переводы Катехизиса на чувашский, горно-марийский и луговой марийский языки и изданы, чувашский тиражом 1200 экземпляров, а марийские – по 600. При этом переводы и издание осуществлялись на деньги архиерейского дома – средств от Синода владыка Филарет так и не добился. И дело здесь было не в недостаточной настойчивости казанского архиепископа. Во многих других случаях, о чем речь пойдет ниже, святитель Филарет добился выделения крупных сумм. Скорее всего, в столице просто не поняли важности проблемы. Разумеется, ни копейки не было выделено на обучение инородцев. Синод просто потребовал от священников и причетников инородческих приходов обучать прихожан основам вероучения и русскому языку, не выделив средств на оплату этого труда и не увеличив штаты инородческих приходов. В результате эти требования не выполнялись, впрочем, так же, как и требования об открытии церковно-приходских школ в русских приходах.

Но некоторые успехи все же были достигнуты. В те годы, когда святитель Филарет управлял Казанской епархией, были крещены более 250 мусульман и около двух с половиной тысяч язычников. Но это объяснялось деятельностью самого владыки Филарета, встречи с которым производили огромное впечатление на инородцев.

Казанская епархия к началу 1830-х гг. была весьма велика. По данным на 1829 год в Казанской губернии насчитывалось 411 приходских храмов, а в Симбирской – 605. При этом требовалось массовое открытие новых приходов, так как многие деревни находились очень далеко от церквей. Все это усложняло деятельность архиерея, создавало множест-во проблем. Так, Казанская епархия к этому времени оставалась одной из немногих, в которых лишь часть детей духовенства получала хотя бы минимальное духовное образование, а большинство священников рукополагалось «из необучавшихся». Уже в первый год своего назначения владыка  Филарет стал добиваться создания новой Симбирской епархии. Вопрос решился далеко не сразу. Долгое время Синод предлагал вместо открытия новой епархии назначить викарного архиерея. Но владыка Филарет добился своего.

В начале 1832 года принципиальное решение об открытии новой епархии было принято, а 10 февраля 1832 года на Симбирскую кафедру был рукоположен епископ Анатолий (Максимович). Таким образом, епархия архиепископа Филарета уменьшилась более чем вдвое, ее составляла только Казанская губерния.

Очень много владыка Филарет сделал для развития духовного образования в Казанской епархии. К началу его управления епархией Казанская духовная семинария представляла собой очень большое учебное заведение, в ней по программе духовного училища в 1828 году учились 482 человека, а по программе семинарии – 852, и они составляли меньше половины всех детей духовенства соответствующего возраста. Для остальных просто не было места. Хотя семинария занимала большой комплекс зданий, в ней не хватало помещений. Один из классов находился в подвале без окон, другой занимался в столовой. Очень тесно было и в жилых комнатах, отдельные кровати, на которых спали учащиеся во времена «старой» академии, в спальнях старших были заменены сплошными нарами, младшие учащиеся спали на кроватях по двое. Но больше половины учащихся жили на квартирах, как правило, в ужасных условиях.

Уже через год после прибытия владыки Филарета в Казань начались серьезные изменения к лучшему. В 1829 году были открыты духовные училища в Свияжске, Чебоксарах и Чистополе. Хотя Симбирская епархия и открылась в 1832 году, но семинария в Симбирске появилась только через восемь лет. Но именно владыка Филарет, а не Симбирский епископ Анатолий, добился открытия в 1833 году духовных училищ в Сызрани и Самаре.

В 1832 году Синод выделил средства на приобретение дома для Казанского духовного училища, в этом же году был куплен дом, принадлежавший дворянской семье Геркен, недалеко от Казанского Богородицкого монастыря. В 1834 году Казанское духовное училище было переведено в это переоборудованное здание, рядом с которым владыка  Филарет на собственные средства (2000 рублей) построил еще один двух-этажный кирпичный дом. Таким образом, в комплексе зданий на улице Воскресенской осталась только семинария, а все мальчики из семей духовенства получили возможность учиться. Общая сумма, выделения которой святитель Филарет добился от Синода на строительство и покупку здания для духовных училищ, была весьма велика – 360 тысяч рублей.

Успехи, достигнутые владыкой Филаретом в административных преобразованиях управления епархией, кадровой чистке консистории, реформе епархиальных духовных школ, выглядят особенно необычно на фоне того, что в целом происходило в эти годы в России. Бездушная бюрократическая машина, которая стала складываться в Российской империи в последнее десятилетие правления Александра I и окончательно утвердилась при Николае I, душила любую инициативу и не давала развернуться серьезным делам. Любая мелочь нуждалась в утверждении множества инстанций, вплоть до самого императора, и даже самые безобидные и вроде бы одобряемые властями действия в результате не разрешались, даже если никто не высказывался против. За все годы правления Николая I в стране не было открыто ни одного университета, появилось не более пяти новых гимназий. Десятилетиями не принимались окончательные решения по сравнительно несложным судебным делам. Очень часто обвиняемых в нетяжких преступлениях отпускали через два-три года без суда после того, как они уже отбыли максимальные сроки, к которым могли бы быть приговорены.

Все это в полной мере касалось и «Ведомства православного исповедания». При Николае в России не появилось ни одного нового монастыря. Три предыдущих казанских архиерея добивались от Синода средств на восстановление архиерейского дома в Кремле, но не добились из-за того, что еще в 1788 году Синод принял постановление о том, что архиерейские дома должны строиться и ремонтироваться «из штатных сумм». Теперь Синод из-за бюрократизации не мог отменить даже собственное постановление. Взяточники и казнокрады, сидевшие в Казанской консистории при архиепископе Павле (Зернове), продолжали сидеть и через 12 лет при Ионе (Павинском). Тем более невозможным выглядело то, чего добился владыка Филарет – создание новой епархии, открытие семи новых духовных училищ, чистка, сокращение кадров и изменение административной структуры консистории[6].

Владыка добился и выделения средств на кремлевский архиерейский дом, но деньги поступали медленно. Архиепископ, приезжая в Казань, жил в Спасо-Преображенском монастыре, но оставил своему преемнику Владимиру (Ужинскому) наполовину достроенный архиерейский дом.

В Казани проявлялись те же достоинства владыки, которые отмечались и во всех остальных местах его служения, – при всей своей доброте и внешней мягкости он мог быть весьма настойчивым и добиваться своего в самых высоких инстанциях.

Еще легче высочайший духовный авторитет святителя Филарета способствовал решению множества вопросов внутриепархиального масштаба. Он в личных беседах побуждал многих состоятельных дворян и купцов проявить заботу о конкретных храмах и монастырях. Так, «к дарованию средств на обновление» Успенского Зилантова монастыря Филарет расположил одного из богатейших помещиков Казанской губернии Евграфа Алексеевича Лебедева[7]. Он же сумел освободить Успенский Зилантов монастырь от обременительной для него заботы о Храме-памятнике над могилой воинов, павших при взятии Казани. По его предложению попечение о памятнике взяла на себя Казанская купеческая управа (орган сословного самоуправления), а Зилантов монастырь теперь обеспечивал только богослужения.

Таким же образом решались и многие другие вопросы. По благословению святителя Филарета купец Сергей Евграфович Павлов на свои средства построил в Адмиралтейской слободе Екатерининскую (Боголюбскую) церковь, состоятельная вдова дворянина Надежда Ивановна Саврасова выделяла большие средства на обновление Макарьевской пустыни и поддержание в нормальном состоянии многочисленных храмов города Свияжска – в городе было много храмов и приходы были очень малолюдными.

27 июня 1836 года архиепископ Филарет был вызван для присутствия в Синоде. В указе императора Николая I не говорилось о том, что он больше не вернется в Казань, но дворянская и духовная общественность, очевидно, знала, какие намерения существовали в столице. Святителя Филарета провожали очень торжественно. Купец Прибытков  9 июля дал в своем доме обед на 500 человек. Точная дата отъезда владыки Филарета из Казани неизвестна, скорее всего, он покинул город 11 или 12 июля 1836 года. Предположения казанцев о том, что они не увидят своего любимого архипастыря, оправдались. 19 сентября 1836 года архиепископ Филарет был назначен на Ярославскую кафедру, а архиепископом Казанским и Свияжским стал Владимир (Ужинский).

Намерения императора Николая I вскоре изменились. Владыка Филарет так и не выехал в Ярославль. 18 апреля 1837 года он был назначен митрополитом Киевским и на этой должности пробыл 20 лет. Его деятельность в Киеве заслуживает отдельного описания. Сам святитель Филарет и его деятельность вызывали одобрение и уважение со стороны и архиереев, и светских начальников, и духовенства, и учащихся, и, самое главное, простых верующих. Многие истории из жизни Киевского митрополита Филарета, запомнившиеся на многие десятилетия, блестяще описал Николай Семенович Лесков в своих очерках «Владычный суд» и «Мелочи архиерейской жизни».

Будучи очень деятельным и умеющим добиваться своего руководителем, он запомнился необыкновенной добротой и молитвенным подвижничеством. 13 августа 1841 года он тайно принял схиму в Голосовской пустыни. Среди прочих забот владыка Филарет не забывал и своих родственников, причем заботился не только об их благополучии, но и достойном воспитании. Его двоюродный брат Яков Кузьмич стал профессором Киевской духовной академии, уважаемым не благодаря своему родству с правящим архиереем, а за свое прекрасное преподавание и духовное подвижничество. У владыки Филарета было пять племянников[8], двое из них стали профессорами духовных академий[9], а трое – архиереями, в том числе будущий архиепископ Казанский и Свияжский Антоний (Амфитеатров).

Святитель Филарет скончался 21 декабря 1857 года и был похоронен, по его воле, в надпещерной церкви Воздвижения Креста Господня. Его мощи были обретены в 1994 году и перезахоронены в Дальних пещерах.

 

1. Архимандрит Сергий (Василевский). Высокопреосвященнейший Филарет, в схимонашестве Феодосий (Амфитеатров), Митрополит Киевский и Галицкий, и его время. – Казань, 1888. – Т. 1-3. Эта книга в 2000 году была переиздана в издательстве Сретенского монастыря.

 


2. Во многих жизнеописаниях святителя Филарета при описании этого периода его деятельности содержатся недоразумения: его якобы отправляют в Оренбург и т. д. Дело в том, что губерния называлась Оренбургской, но ее центр находился в Уфе. Уфа же стала местом пребывания Оренбургского епархиального архиерея (епархия создана в 1799 году) и Оренбургской духовной семинарии (создана в 1804 году). Епархия разделилась на Оренбургскую и Уфимскую в 1859 году, вскоре после разделения губерний.

3. В Казанской губернии мордвы было немного, но в Симбирской губернии она составляла более 10% населения.

4. Как известно, святитель Филарет выступал категорически против переводов Священного Писания на русский язык, считая, что перевод будет неполноценным. Вместо этого он предлагал уделять больше внимания изучению славянского языка. Но, как видим, отношение святителя Филарета к инородческим переводам было иным. В этом Филарет тоже был предшественником Николая Ивановича Ильминского, который занимался как переводами Священного Писания на инородческие языки, так и составлением программ и учебников по славянскому языку для русских церковно-приходских школ.

5. Цит. по Сергий (Василевский). Указ. соч. – Т. 2. – С. 65.

6. Преобразования, совершенные владыкой в консистории, подробно описаны в книге архимандрита Сергия (Василевского). Они были эффективны, но крайне скучны в описании, и мы не сочли необходимым их изложение.

7. Рощектаев А. История Свято-Успенского Зилантова монастыря, что на Зилантовой горе города Казани. – Казань, 2004. – С. 175.

8. Почитание митрополита Филарета было настолько распространено в России, что двое его племянников, детей его сестер, приняли фамилию своего дяди, поэтому в разных Православных словарях и энциклопедиях называются шесть Амфитеатровых.

9. Яков Козьмич Амфитеатров (1802-1848), профессор Киевской духовной академии, Егор Васильевич Амфитеатров (1815-1888), профессор Московской духовной академии.

 

 

 

Владимир (Ужинский Василий Кононович) архиепископ Казанский и Свияжский с 19 сентября 1836 года по 1 марта 1848 года.

 


 

Василий Кононович Ужинский родился 22 марта 1777 года в Ужинском погосте Валдайского уезда Новгородской губернии – погостами в северо-западной России тогда назывались не села и не деревни, а населенные пункты при церквах, в которых жили только семьи духовенства. Он приходился дальним родственником архиепископу Варлааму (Денисову). Отец будущего казанского архипастыря был пономарем, Василий рано остался сиротой и все годы учебы провел в крайней бедности.

 


Он учился в Валдайском духовном училище, в 1790 году перешел в Новгородскую духовную семинарию. В 1792 году Новгородская семинария была закрыта, и лучшие ученики были переведены в Александро-Невскую семинарию в Санкт-Петербурге. В 1797 году столичная семинария была преобразована в Санкт-Петербургскую духовную академию. Василий продолжил свое образование. По его собственным словам, большое влияние на формирование его богословских взглядов оказали профессора архимандрит Антоний (Знаменский) и будущий казанский архипастырь Амвросий (Протасов). По одним данным, он закончил высший богословский класс в 1800 году и стал преподавателем в младших классах, по другим – учился до 1803 года. Но, так или иначе, в 1803 году он перешел преподавателем в восстановленную Новгородскую семинарию.

Василий собирался жениться, принять сан и перейти на приходскую службу, но решил принять монашество после того, как его мать увидела сон, в котором ее сын без лестницы поднялся внутри церкви до паникадила, а потом и до купола. При этом новопостриженный инок собирался удалиться в отдаленный монастырь, отказаться от священничества и архиерейства. 26 мая 1807 года в Новгороде епископ Старорусский Евгений (Болховитинов) постриг Василия в монашество. Он же отговорил монаха Владимира отказываться от училищной службы, а в дальнейшем – и от архиерейства. Но о стремлении к уединенной подвижнической жизни монах Владимир высказывался и позже, уже будучи на Казанской кафедре. В 1807 году он был рукоположен во иеромонаха, 7 февраля 1808 года назначен префектом Новгородской семинарии, 19 июня 1809 года стал ректором Новгородских духовных школ (Новгородской семинарии со всеми приписанными к ней духовными училищами), в 1811 году был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Деревяницкого монастыря, позже был переведен в Антониев монастырь, потом в Иверский, а 1819 – в самый главный в Новгороде Юрьев монастырь. Но эти настоятельские должности были, в основном, номинальными, на самом деле архимандрит Владимир (Ужинский) продолжал руководить Новгородской духовной семинарией. В 1814 году семинарию инспектировал святитель Филарет (Дроздов). Он высоко оценил и уровень преподавания в семинарии, и деятельность ректора.

11 мая 1819 года митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский Михаил (Десницкий) рукоположил отца Владимира во епископа Ревельского, викария Санкт-Петербургской епархии. Наименование «Ревельский», то есть Таллинский, было условным. На самом деле владыка Владимир (Ужинский) стал помощником Санкт-Петербургского митрополита, ему приходилось вращаться в придворных кругах. Епископ Владимир оказался в столице в сложное для Церкви время, когда император Александр I увлекался мистицизмом и огромное влияние на него оказывал князь Александр Николаевич Голицын. С 1817 года Голицын был министром духовных дел и народного просвещения, то есть сосредоточил в своих руках руководство Русской Православной Церковью, другими основными конфессиями и системой образования. Активно развернулась деятельность Библейского общества по переводам Священного Писания на разные языки, в которую принудительно вовлекали архиереев. Пользовавшийся ранее влиянием архимандрит Фотий (Спасский) оказался в опале.

Епископ Владимир (Ужинский) отрицательно относился к далеким от Православия формам мистицизма и явно протестантскому характеру деятельности Библейского общества, но не показывал этого открыто. Он оказывал помощь Фотию, помещенному «под надзор» в Деревяницкий монастырь под Новгородом (Новгородская губерния входила в Санкт-Петербургскую епархию), своей властью ослабил условия его заточения, хотя это и было рискованно.

12 апреля 1822 году владыка Владимир был назначен епархиальным епископом Курским и Белгородским.

В 1824 году ситуация в столице изменилась. Теперь Голицын был в опале, а архимандрит Фотий стал пользоваться большим влиянием, Библейское общество было распущено. Но епископ Владимир не воспользовался хорошим отношением нового императорского советника по духовным делам, и его карьера шла своим чередом. 15 марта 1828 года он был вызван из Белгорода в Санкт-Петербург на год для присутствия в Синоде. Но на самом деле его деятельность в Синоде продолжалась два с половиной года, и в Курскую епархию владыка Владимир не вернулся.

21 марта 1831 года он был назначен архиепископом Черниговским. В Чернигове проявил себя как строгий администратор, стремился к ликвидации многих местных особенностей в организации церковного управления и приходской жизни, оставшихся от времен относительной «автономии» украинских губерний и епархий. Владыка Владимир завершил многие дела о недостойном поведении священнослужителей и церковнослужителей, накопившиеся при предыдущих архиереях за много лет, причем многие представители духовенства были лишены санов и должностей, отданы в солдаты. Новый архиерей преобразовал управление епархией по великороссийскому стандарту, создав вместо дикастерия консисторию. Ежегодно архиепископ Владимир совершал длительные поездки по епархии (кроме 1833 г., когда был тяжело болен). В соответствии с местными традициями поездки архиерея были своеобразной формой «полюдья» – сбора дани с приходов в виде дорогих подарков. Владыка Владимир категорически запретил подарки и бытовавшую до этого складчину духовенства. Во время объездов он много служил и произносил проповеди, полемизировал со старообрядцами.

19 сентября 1836 года владыка Владимир был назначен архиепископом Казанским и Свияжским. Всего за месяц до этого, 20-21 августа, в Казани, остававшейся тогда без архиерея (архиепископ Филарет находился в Санкт-Петербурге и вопрос о его переводе на другую кафедру был решен), побывал император Николай I. Побывав в Благовещенском соборе и осмотрев территорию кремлевского архиерейского дома, Николай приказал снести зимнюю Богородице-Рождественскую церковь, расширить Благовещенский собор и сделать его теплым и достроить, наконец, архиерейский дом в Кремле. Средства на все это были выделены, а руководить работами пришлось вновь назначенному архиерею.

Уже через год владыка Владимир переехал в Кремль, а в 1841 году завершились работы по перестройке Благовещенского собора. С этого времени архиерейские служения в кафедральном соборе стали повседневным явлением. Службы архиепископа Владимира, всегда сопровождавшиеся проповедями, привлекали большое количество верующих. В 1838 году он был вызван для присутствия в Синоде, которое вновь затянулось на два года. Но по возвращении в Казань владыку Владимира вновь ждали тяжелые заботы.

24 августа 1842 года в Казани был невиданный ранее пожар, пострадали почти все городские храмы, в том числе кафедральный Благовещенский собор, расширение которого завершилось лишь два года назад, Петропавловский собор, сгорел комплекс зданий духовной семинарии. Восстановление нормальной церковной жизни явилось сложной задачей для правящего архиерея. Духовная семинария была переведена в здание Казанского духовного училища, а училище переведено в Свияжский Успенский монастырь. Уже через два года кафедральный собор был восстановлен.

Владыка Владимир сыграл большую роль в том, что император Николай I выделил значительные суммы для восстановления как храмов, так и гражданских и жилых зданий города. Для реализации этих средств был создан Строительный комитет, действовавший пять лет, членом которого был и архиепископ.

Ему пришлось заниматься и организацией работы открытой в 1842 году Казанской духовной академии, хотя формально академия ему и не подчинялась. Но, по описанию историка Казанской духовной академии Петра Васильевича Знаменского, именно архиепископ Владимир руководил организацией строительных работ. При этом все было организовано совершенно безупречно, ни рубля не было украдено, безупречно велась вся технологическая и финансовая документация[1]. Знаменский отметил и дружеские отношения архиепископа с ректором академии архимандритом Григорием (Митькевичем), которого владыка  Владимир практически освободил от строительных забот, оставив в его ведении учебный процесс.

В результате к концу его управления епархией академия переехала в собственный городок, включающий четырехэтажный главный корпус, флигеля, больницы, парк, в которых и находилась до 1918 года. Казанский архиепископ часто бывал и в семинарии, лично знал не только преподавателей, но и большинство семинаристов.

Владыка занимал независимую позицию в отношениях со светской властью. Казанцам запомнился следующий эпизод: при губернаторе Стрекалове откупщики (предприниматели, выкупившие монопольное право торговли спиртными напитками на определенной территории), которым он покровительствовал, чинили в Казани произвол, с их  помощью полиция устраивала массовые обыски у жителей, в том числе у духовенства, ища следы изготовления домашнего пива, налагала крупные штрафы, даже находя густой квас, утверждая, что он заготовлен для приготовления пива. Когда они пришли в дом священника Смоленско-Варлаамовской церкви, он запер поверенного откупщика и квартального надзирателя в погребе и пришел к архиепископу Владимиру. Владыка велел священнику отпустить запертых. На следующий день они пришли с жалобой к архиепископу, но архиепископ заявил им: «Как вы смели прийти в дом священника... вы грабите народ, вы отнимаете у бедняка последнее удовольствие. Вон, негодяи!» После такого мужественного отпора откупщик должен был отступиться[2].

В начале 1848 года архиепископ Владимир попросился на покой. 1 марта 1848 года его прошение было удовлетворено. По желанию он поселился в Свияжском Успенском монастыре, причем не был назначен настоятелем, как это обычно практиковалось. Здесь он и скончался 16 декабря 1855 года. Архиепископ Казанский и Свияжский Григорий (Постников) находился тогда в Санкт-Петербурге, присутствовал в Синоде, поэтому отпевал владыку Владимира викарный епископ Чебоксарский Никодим (Казанцев).

Владыка Владимир был похоронен в Свияжском Успенском монастыре, около колокольни монастырского собора, рядом с кельей святителя Германа Казанского. Могила, к сожалению, не сохранилась.

Архиепископ Владимир был известен как ученый и великолепный проповедник. Но единственная сохранившаяся его проповедь была опубликована через много лет после смерти[3].

 

1. В этом может убедиться любой исследователь: огромное количество чертежей, смет, отчетов, расписок хранится в фондах 408 (Губернская строительная и дорожная комиссия) и 10 (Казанская духовная академия) Национального архива Республики Татарстан.

 


2. Михайлов И.И. Казанская старина // Русская старина 1899. № 10. – С. 102.

3. Слово на погребение митрополита Амвросия (Подобедова) в Софийском соборе Новгорода// Странник. СПб., 1860. – Кн. 1. – С. 156-168.

 

 

 

Григорий (Постников Григорий Петрович) архиепископ Казанский и Свияжский с 1 марта 1848 года, митрополит с 26 августа 1856 года по 1 октября 1856 года.

 


 

Архиепископ Григорий (Постников), безусловно, является одним из самых заметных деятелей церковной истории XIX века. К сожалению, его жизнь, деятельность и научные труды не стали объектом специального глубокого изучения. Исключением являются лишь несколько статей[1].

 


Григорий Постников родился в 1784[2] году в селе Михайловском Никитского уезда Московской губернии в семье священника. Учился в Николо-Перервинской и Троицкой (в Троице-Сергиевой Лавре) семинариях и в Санкт-Петербургской духовной академии. Время учебы Григория в академии пришлось на те годы, когда инспектором, а потом ректором был святитель Филарет (Дроздов), который оказал огромное влияние на формирование личности и научных интересов будущего архипастыря, сыграл большую роль в его карьере. В 1814 году Постников закончил академию первым магистром и был определен в бакалавры той же академии. 24 августа он был пострижен в монашество, а уже 28 августа рукоположен во иеромонаха.

Уже 19 марта 1816 года, менее чем через два года после окончания академии, иеромонах Григорий стал в ней инспектором. 18 июня 1817 года удостоен ученой степени доктора богословия[3], а через 11 дней возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Иосифо-Волоколамского монастыря[4], оставаясь в должности инспектора академии. 2 мая 1819 года отец Григорий был назначен ректором Санкт-Петербургской академии, сменив своего любимого учителя владыку Филарета. 7 мая 1822 года Санкт-Петербургский митрополит Серафим (Звездинский) рукоположил Григория во епископа Ревельского, викария Санкт-Петербургской епархии. На этом месте Григорий сменил своего  предшественника по Казанской кафедре архиепископа Владимира (Ужинского).

Владыка Григорий попал на службу в столичной епархии незадолго до падения всесильного министра духовных дел князя Александра Николаевича Голицына. Уже при следующем прокуроре Синода, 4 января 1826 года был назначен архиепископом Калужским и Боровским, 3 марта 1828 года был переведен в Рязань.

2 марта 1829 года епископ Григорий стал постоянным членом Синода, с этого времени он зна-чительную часть времени проводил в столице, на сессиях. 25 июля 1831 года он был переведен на Тверскую кафедру[5], здесь он сменил умершего архиепископа Амвросия (Протасова), еще одного своего пред-шественника на Казанской кафедре. В Твери владыка Григорий прослужил 17 лет и оставил у духовенства и верующих очень хорошую память, его деятельность в этом древнем русском крае заслуживает специального рассказа. 1 марта 1848 указом императора Николая I был уволен на покой архиепископ Казанский и Свияжский Владимир (Ужинский) и этим же указом на его место был переведен архиепископ Григорий (Постников).

В Казани владыка Григорий получил неплохое наследство, порядок в консистории, восстановленные архиерейский дом и кафедральный собор. Неплохо обстояли дела и в Духовной академии, которой при архиепископе Григории руководили компетентные ректоры отцы Григорий (Митькевич) и Парфений (Попов). Правда, в развалинах после пожара 1842 года продолжали находиться здания Духовной семинарии.

За восемь лет пребывания на Казанской кафедре владыка Григорий провел в своей епархии в общей сложности не более трех лет, по большей части находился в столице, исполняя обязанности постоянного члена Синода. При этом только в последние годы ему помогал викарный епископ Чебоксарский Никодим (Казанцев), рукоположенный 14 февраля 1853 года[6].

Нет свидетельств особой активности архиепископа Григория в епархиальных делах, которые при нем шли своим чередом, без скандалов и беспорядков. Во время своих приездов в Казань архиепископ успевал решать судебные и другие спорные дела, назначать и рукополагать священников и диаконов. По епархии он практически не ездил. Но выдающуюся роль владыка сыграл в развитии Казанской духовной академии, при этом его долговременное пребывание в столице позволяло реализовывать собственные инициативы.

Владыка Григорий (Постников) как ученый был большим специалистом по истории раскола, знатоком и любителем старообрядческих рукописей, старопечатных книг и т. д. Он понимал, что миссионерскую работу среди старообрядцев можно было вести, только глубоко изучив их взгляды и традиции[7]. К сожалению, будучи влиятельным человеком, он не мог повлиять на политику властей по отношению к старообрядцам, которая в последние десятилетия правления Николая I была жесткой и прямолинейной, объективно способствовала расширению влияния старообрядцев на почве конфронтации с властями. Репрессивные меры по отношению к «раскольникам» предпринимались и в Казанской губернии.

С исламом и язычеством он познакомился уже в Казани и тоже понимал, что миссионерская деятельность среди мусульман и язычников требует изучения языков и самих этих религий.

Устав Духовных академий 1842 года не предусматривал специализации студентов, но архиепископ Григорий (Постников) добился открытия в 1852 году в Казанской духовной академии миссионерского отделения с противомусульманским, противобуддистским, противораскольническим и противоязыческим (чувашско-черемисским) отделами. Специализация студентов начиналась со второго курса, и за три года они могли стать квалифицированными специалистами. В библиотеку Казанской духовной академии владыка Григорий передал и рукопись своей докторской диссертации.

Правда, не все планы архи-епископа удались. Владыка рассчитывал, что в создании академических востоковедческих школ поможет Восточный разряд Казанского университета, на котором в это время работали такие крупные ученые, как исламовед, арабист и специалист по персидскому языку А.К. Казем-Бек, монголовед О.М. Ковалевский и другие. Но в 1854 году Восточный разряд был переведен в Санкт-Петербургский университет, и все профессора покинули Казань. В результате собственные востоковедческие научные школы в Казанской духовной академии формировались самостоятельно. Таким образом, Казань, правда, без преемственности, осталась единственным за пределами Санкт-Петербурга и Москвы (в Москве действовал известный Лазаревский институт восточных языков) центром востоковедения.

Чувашско-черемисское отделение, занятиями на котором успешно руководил кафедральный протоиерей Виктор Петрович Вишневский, с детства свободно владевший чувашским языком, было упразднено через два года после открытия, в 1854 году. В Синоде решили, что язычество слишком примитивно, чтобы изучать его как науку. Но на других отделениях дела шли более успешно. Под покрови-тельством архиепископа Григория сформировался как выдающийся востоковед Николай Иванович Ильминский. Его сокурсник Алексей Александрович Бобровников сформировал академическую школу изучения монгольских языков и буддизма.

Во время Крымской войны, как известно, Соловецкий монастырь подвергался обстрелам англо-французской эскадры. Существовала угроза его оккупации. Богатейшая библиотека Соловецкого монастыря до этого была эвакуирована.

Архиепископ Григорий (Постников), находясь в Санкт-Петербурге в Синоде, добился в 1854 году передачи Соловецкой библиотеки, содержавшей тысячи рукописей и печатных книг, в Казанскую духовную академию, при этом обратное возвращение ее в монастырь не предполагалось. Он имел в виду, прежде всего, интересы противораскольничьего отделения академии – в библиотеке Соловецкого монастыря было большое количество старых, дониконовских, богослужебных книг. Но Соловецкая библиотека обусловила развитие в Казанской духовной академии целого ряда научных направлений. Наличие такого книжного богатства, в принципе, поставило студентов и преподавателей Казанской академии в равные условия научной деятельности с Киевской и Московской, имевшими богатые собрания книг и рукописей. Издание описания рукописей и книг Соловецкой библиотеки растянулось на десятки лет. Этим занимались студенты и молодые преподаватели, формируя свои научные интересы. Уже во второй половине 1850-х гг. у А.П. Щапова занятия с рукописями определили интерес к российской гражданской истории, у П.В. Знаменского – к русской церковной истории, у И.Я. Порфирьева – к изучению древнерусской литературы. На основе рукописей Соловецкой библиотеки в Казанской академии были осуществлены переводы на русский язык Деяний вселенских соборов, Поместных соборов Русской Церкви, сыгравшие большую роль в развитии церковного права.

Еще 30 января 1847 года указом императора Николая I было предписано организовать переводы на татарский язык Писания и богослужебных книг. Но эта работа началась только в 1848 году, после прибытия в Казань архиепископа Григория. Была создана комиссия в составе профессоров академии Гордия Семеновича Саблукова, Николая Ивановича Ильминского и профессора Казанского университета Александра Касимовича Казем-Бека[8]. Уже достаточно скоро были опубликованы переводы[9]. Они были выполнены на высоком богословском и филологическом уровне, но в миссионерском плане оказались бесполезными. Дело в том, что «ученый» татарский язык с многочисленными арабскими и персидскими заимствованиями, на который были переведены книги, был непонятен простым мусульманам и, тем более, крещеным татарам.

Но эта работа оказалась полезной. Гордию Семеновичу Саблукову она помогла в работе над переводом Корана на русский язык – его перевод до сих пор остается самым научным и, самое главное, богословски безупречным. Николаю Ивановичу Ильминскому работа в комиссии позволила выработать собственные миссионерские подходы к переводам на языки народов Поволжья.

В энциклопедических статьях о владыке Григории (Постникове) в качестве его основных заслуг называется основание духовных журналов. Действительно, в 1821 году, будучи ректором Санкт-Петербургской академии, он добился создания академического журнала «Христианское чтение». Большой заслугой владыки перед Казанской академией стала организация академического же журнала «Православный собеседник»[10], первый номер которого вышел в 1855 году, в разгар Крымской войны. Уже скоро «Православный собеседник» занял видное место в российской литературе и журналистике, во второй половине 1850-х гг. он по тиражам превосходил все духовные журналы, а в 1856 году занимал третье место после «Современника» Н.А. Некрасова и «Русского слова».

28 августа 1856 года архиепископ Григорий (Постников) был удостоен сана митрополита, а 1 октября 1856 года был назначен митрополитом Санкт-Петербургским и Новгородским и стал первоприсутствующим в Синоде. В 1857 году он добился открытия еще одного церковного журнала – «Духовная беседа», планировал открытие в столице специального миссионерского духовного учебного заведения, но не успел. Митрополит Григорий (Постников) скончался 17 июля 1860 года и был похоронен под алтарем Духосошественской церкви Александро-Невской Лавры.

 

1. Знаменский Ф. Высокопреосвященный Григорий (Постников) // Церковные ведомости. – СПб., 1910. – № 24. Наиболее яркую характеристику деятельности владыки Григория дал П.В.Знаменский в своей книге о Казанской духовной академии.

 


2. Дата вызывает сомнения, в эти годы выпускники академий были обычно значительно моложе тридцати лет.

3. Докторская диссертация «Записки по истории раскола» не была опубликована.

4. Настоятельство, разумеется, было номинальным, но знаменательно, что архимандрит Григорий сменил в Иосифо-Волоколамского монастыре святителя Филарета (Амфитеатрова). 

5. Перевод в Тверь, в одну из самых близких к столице епархий, был обусловлен тем, что владыке, как постоянному члену Синода, необходимо было часто бывать в столице.

6. Впервые после 1802 года в Казанской епархии по инициативе владыки Григория (Постникова) было учреждено викариатство, с этого времени и до 1917 года епископы Чебоксарские всегда были первыми викариями, помощниками, а в необходимых случаях заместителями епархиальных архиереев.

7. Во время управления Казанской епархией архиепископ Григорий (Постников) написал и опубликовал полемическую книгу «Истинно-древняя и истинно-православная Церковь». – СПб., 1854.

8. Александр Касимович (Мухаммед-Али) Казем-Бек (1802-1870) – азербайджанец, сын известного богослова и казыя города Дербента, получил основательное мусульманское духовное образование в Иране. В 1823 году в Астрахани в результате общения с английскими миссионерами стал христианином, до конца жизни принадлежал к пресвитерианскому вероисповеданию. С 1826 года преподавал в Казанском университете. Был уникальным специалистом, свободно владел арабским, персидским, татарским, русским, английским, французским языками.

9. Литургия Иоанна Златоуста (1851), Часослов (1851), Евангелия (1855), Псалтырь (1855), Апостол (1860), Катехизис митрополита Филарета (1862).

10. Владыка Григорий в Синоде добился не только разрешения на издание журнала, но и его финансирования отдельной строкой бюджета академии, при этом оплачивался труд редакторов, выплачивались значительные гонорары за статьи.

 

 

 

Афанасий (Соколов Андрей Григорьевич) архиепископ Казанский и Свияжский с 3 ноября 1856 года по 9 ноября 1866 года.

 


 

Андрей Григорьевич Соколов родился 27 июня 1801 года в семье дьячка собора уездного города Буй Костромской губернии Григория Стефанова. Закончив Костромскую духовную семинарию (там он получил фамилию «Соколов»), Андрей в 1821 году поступил в Санкт-Петербург-скую духовную академию, которую закончил в 1825 году кандидатом богословия. Фрагмент его курсового сочинения был опубликован в академическом сборнике[1].  В академии кроме обязательных предметов, он усерд-но занимался индивидуально еврейским языком у известного гебраиста протоиерея Герасима Павского. Впоследствии архиепископ Афанасий свободно беседовал на иврите с раввинами.

 


22 августа 1825 года, сразу по окончании академии, он постригся в монашество. Первоначально был оставлен бакалавром в Санкт-Петербургской академии, но 30 января 1826 года был переведен в Псков, инспектором семинарии. Карьера отца Афанасия ускорилась после того, как 23 октября 1826 года он был утвержден в степени магистра богословия. 2 апреля 1827 года он был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Спасо-Мирожского монастыря (оставаясь инспектором Псковской семинарии). 28 августа 1828 года, всего через три года после окончания академии, архимандрит Афанасий стал ректором Харьковского коллегиума (духовное учебное заведение, аналогичное семинарии), в апреле 1830 года был переведен в Черниговскую семинарию, а 29 апреля 1832 года – в Тверскую. Епархиальным архиереем в Твери в это время был будущий Казанский архиепископ Григорий (Постников), который, будучи членом Синода, давал отцу Афанасию прекрасные характеристики. 7 марта 1838 года архимандрит Афанасий был переведен ректором Санкт-Петербургской семинарии.

Сам по себе послужной список отца Афанасия (Соколова) иллюстрирует крайне негативные стороны синодальной системы – ибо чем, кроме малопонятных бюрократических нюансов, можно объяснить столь частые перемещения руководителя из одного учебного заведения в аналогичное другое. В этих условиях любой архимандрит «сидел на чемоданах», хороший и добросовестный работник был не в состоянии навести порядок, а плохой ни за что не отвечал, потому что мог все валить на предшественников.

25 июня 1841 года архимандрит Афанасий (Соколов) был рукоположен во епископа Томского и Енисейского. Под его управлением оказалась огромная по территории епархия, хотя и редко населенная, но в целом весьма многолюдная. В Томске владыка Афанасий прослужил 12 лет и в целом оставил хорошую память. Он был первым архиереем, посетившим глухие отдаленные края на севере Сибири – в низовьях Енисея. Большое внимание он уделял постройке кафедрального собора. В Сибири епископу Афанасию пришлось столкнуться с большим количеством старообрядцев, имевших огромное влияние. Он умело вел себя в этой ситу-ации, умело используя проповедническую и миссионерскую деятельность и при этом не обращаясь к полицейским и другим репрессивным мерам (в Европейской России в эти годы шли погромы старообрядческих монастырей и храмов). Отбывавший в Томске ссылку декабрист Г.С. Батеньков писал «… наш пастырь Афанасий человек ученый и по пре-восходству добрый и миролюбивый … сгладил закосненное старообрядчество – и все добром»[2].

24 декабря 1853 года владыка Афанасий (Соколов) был переведен на Иркутскую кафедру с возведением в сан архиепископа, а 3 ноября 1856 года стал архиепископом Казанским и Свияжским. В Казани среди простых прихожан владыка Афанасий пользовался уважением. Святитель Филарет (Дроздов), вспоминая его, отмечал: «…драгоценно и весьма полезно в нем расположение к близкому общению с народом»[3]. Владыка  много ездил по епархии. Особенно продолжительной, более полутора месяцев, была его поездка летом 1858 года, когда он побывал во всех 12 уездах, служил во всех уездных городах и в нескольких десятках приходских храмов.

Ему пришлось столкнуться с новым «массовым отпадением крещеных татар». На самом деле это были не отпадения, а массовая подача прошений о разрешении законно исповедовать ислам. Такие кампании происходили в начале каждого нового царствования, а в 1860-е гг. – после отмены крепостного права. На деле те, кто подавал прошения, уже давно не были христианами. Надо отдать должное владыке Афанасию – он не поддержал служебного рвения гражданских и полицейских властей по применению принудительных мер, но программы миссионерской деятельности у казанского архиерея тоже не было. Идей и деятельности Николая Ивановича Ильминского и Василия Тимофеева, начавших в 1862 году переводы Священного Писания на разговорный татарский язык и открывших в 1863-1864 гг. Центральную крещено-татарскую школу, он не понял.

Десятилетнее управление владыки Афанасия в Казани пришлось на две эпохи – противоречивые первые годы царствования Александра II и переломный период «Великих реформ». Далеко не все из того, что происходило в епархии, зависело от воли архипастыря.

После смерти Николая I и поражения России в Крымской войне русское общество охватило ощущение того, что «так дальше жить нельзя», и жажда перемен. Архиепископ Афанасий брал в библиотеке Казанского университета запрещенную газету «Колокол», издававшуюся в Англии Герценом и Огаревым[4], и не просто читал ее, но и пересказывал прочитанное в широком кругу. В начале 1861 года он получил за это выговор от Синода. В начале же 1861 года, за два месяца до отмены крепостного права, в журнале «Православный собеседник» появилась резко антикрепостническая статья ректора Казанской духовной академии Иоанна (Соколова), напечатанная с одобрения архиепископа. За эту статью выговоры получили оба Соколова.

В мае 1861 года в Казанской губернии произошли события, привлекшие внимание и всей читающей России, и лондонских изгнанников Герцена и Огарева. Сначала произошел расстрел крестьян в селе Бездна Спасского уезда, в результате которого погибли около 90 человек, а через несколько дней в церкви Ярославских Чудотворцев на Арском кладбище Казани состоялась «Куртинская панихида»[5], то есть политическая демонстрация под видом панихиды, в которой приняли участие студенты Казанского университета и духовной академии. С обличительной речью выступил профессор Казанского университета и недавний бакалавр Казанской духовной академии Афанасий Прокофьевич Щапов. Началось следствие, Щапов оказался под домашним арестом, а сама «Куртинская панихида» была подробно описана на страницах «Колокола». Надо отдать должное владыке Афанасию: он как мог пытался защитить Щапова, рискуя своим положением. Но внимание дознавателей обратил на себя в первую очередь университет, а архиерей и духовная академия остались в стороне.

Владыка Афанасий уделял большое внимание духовным учебным заведениям. Здания Казанской духовной семинарии, сгоревшие в 1842 году, так и не восстанавливались (Синод не выделял средств), семинария находилась в большой тесноте в бывшем здании Казанского духовного училища, которое, в свою очередь, выехало в Свияжск. Владыке Афанасию (Соколову) удалось добиться от Синода выделения значительных средств. Работы были проведены в 1862-1865 гг. подрядчиком Мартыном Максимовичем Даниловым по проекту архитектора Павла Алексеевича Солнцева. Вместо трех корпусов с каменным первым и деревянными вторым и третьим этажами было выстроено огромное двухэтажное каменное здание, фасадом во весь квартал. Первый этаж составляли лавки, сдаваемые в аренду и служившие продолжением Гостиного двора. На втором располагались учебные и жилые помещения. В последний год правления владыки Афанасия (Соколова) семинария вселилась в собственное здание. Его облик с тех времен почти не изменялся[6]. В здании на Поперечно-Казанской улице (ныне Миславского) вновь разместилось духовное училище.

Владыка Афанасий часто бывал в семинарии, присутствовал на занятиях, знал в лицо большинство семинаристов. Особое внимание он уделял преподаванию математики и естествознания, считая знания этих дисциплин своеобразной «прививкой» против нигилизма[7]. Это помогало не всегда. По крайней мере четверо бывших выпускников Казанской духовной семинарии стали участниками знаменитого «Казанского заговора» 1863 года, а один из них, сын диакона села Алексеевское Константин Яковлевич Элпидин, бежавший из-под стражи и избежавший каторги, стал выдающимся деятелем революционного движения, хранителем Огаревского фонда, из которого многие десятилетия финансировались и народники, и марксисты. Впрочем, в этом, конечно, не было вины архиепископа Афанасия – просто таков был «дух эпохи».

Более противоречивой была роль архиепископа Афанасия в истории Казанской духовной академии. Хотя академии подчинялись духовно-учебному ведомству Синода, а епархиальные архиереи имели сравнительно узкие полномочия, касающиеся лишь надзора за административной, финансовой и учебной деятельностью, традиционно роль епархиальных архиереев в жизни Казанской академии была велика. Так, архиепископ Владимир (Ужинский) обеспечил академию прекрасным зданием, владыка  Григорий (Постников) добился открытия миссионерских отделений и журнала «Православный собеседник».

Владыка Афанасий, имевший богатейший опыт руководства духовными учебными заведениями, тоже часто бывал в академии, в частности он, как правило, участвовал во всех экзаменах по богословским дисциплинам.

Ученость владыки Афанасия не подлежит сомнению. Он переложил со славянского языка на русский Четьи-Минеи святителя Димитрия Рос-товского, перевел все сочинения св. Иринея Лионского и св. Григория Нисского. Его личная библиотека, которую он после ухода на покой передал в Казанскую духовную академию, насчитывала 1348 названий книг в 2105 томах[8].

Но, как отмечал П.В. Знаменский, учившийся, а потом преподававший в академии в эти годы, «… Преосвященный Афанасий был истинно праведный человек и замечательно начитанный ученый, но по своему благочестию высказывал мало уважения к науке и даже ко многим богословским научным исследованиям, особенно составленным под руководством иностранных ученых. На богословских экзаменах он нередко грубо обрывал студента: «Чего ты там плетешь? Скажи, как сказано об этом в Свящ. Писании; мы все и поверим тебе»; или : «Что ты привязался к какому-то немцу? И пусть его врет; нам-то что до него за дело».

Кроме того, архимандрит Иоанн (Соколов), бывший ректором академии в 1857-1864 гг., сам был человеком ученым, властным, не склонным к подобострастному подчинению начальству. В результате «… ректор Иоанн смотрел на него (Афанасия) как на простеца и даже явно показывал к нему свое неуважение, чего не мог не заметить и сам Преосвященный… Преосвященный Афанасий отвернулся от академии, крайне недовольный и ею, и, особенно, ее начальством»[9]. В 1861 году, после «Куртинской панихиды», владыка Афанасий писал святителю Филарету (Амфитеатрову): «Ныне дух везде прогнил, …в академии нелишне было бы припугнуть кого следует, а пожалуй, дать ей другого ректора»[10].

Правда, архиепископ Афанасий и архимандрит Иоанн были едины в негативном отношении к миссионерским отделениям, открытым в Казанской духовной академии при владыке Григории (Постникове). Они считали и ислам, и старообрядчество слишком примитивными, не заслуживающими глубокого изучения. В значительной степени из-за владыки Афанасия в 1858 году из академии ушел Николай Иванович Ильминский,  обвиненный в пропаганде ислама, основы которого он на высоком научном уровне излагал студентам, и переведенный на преподавание математики. Уход Ильминского был демонстративным – бывший профессор устроился на должность переводчика Оренбургской пограничной комиссии, которая не требовала никакого образования и предполагала лишь знание татарского языка. Но Ильминский вышел победителем из этой борьбы. В 1861 году он вернулся в Казань в качестве профессора Казанского университета, а в следующем году, вопреки воле архиепископа и ректора, стал, по совместительству, и профессором Казанской духовной академии. Архиепископ Афанасий до конца жизни считал Николая Ивановича Ильминского карьеристом. Когда Ильминскому удалось устроить своего сотрудника Василия Тимофеева практикантом татарского языка в академию, владыка Афанасий заявил: «Вот уже водовозов назначают профессорами»[11].

После ухода архимандрита Иоанна (Соколова), назначенного в 1865 году епископом Смоленским, архиепископ Афанасий способствовал назначению на должность ректора Казанской духовной академии бывшего ректора Казанской семинарии архимандрита Иннокентия (Новгородова), человека весьма заурядного, не пользовавшегося уважением преподавателей и студентов.

В августе 1865 года архиепископ Афанасий (Соколов) перенес апоплексический удар (чаще всего в XIX веке так называли инсульт). После этого он стал проситься на покой, 9 ноября 1866 года был уволен и, согласно собственному желанию, поселился в Кизическом монастыре, где и скончался 1 января 1868 года. Архиепископ Афанасий был похоронен под алтарем кафедрального Благовещенского собора.

 

1. Соколов А. Рассуждение о вечности мучений в будущей жизни // Некоторые упражнения студентов С.-Петербургской духовной академии VI уч. курса. СПб., 1825. С. 22, 188, 333-354.

 


2. Цит. по: Исаков С.А., Дмитренко Н.М. Томские архиереи. Биографический словарь. – Томск, 2002. – С. 17.

3. Митрополит Филарет (Дроздов). – Собрание мнений и отзывов. – СПб., 1885. – Т. 4. – С. 295.

4. Газета была запрещена в России, но нелегально доставлялась в больших количествах и получила широкое распространение. В библиотеки университетов, в том числе и в Казань, Герцен и Огарев посылали «Колокол» по почте. Газету не изымали, ее разрешалось читать профессорам. Именно этими экземплярами и пользовался архиепископ Афанасий.

5. Кладбищенскую церковь в Казани называли Куртинской, от бытовавшего тогда слова «Куртина», что означало кладбище (заимствовано из немецкого).

6. Сейчас это здание геологического факультета Казанского университета.

7. Сам владыка Афанасий в 1865 году, в 64 года, взялся за изучение дифференциального исчисления, занимался химией, в том числе и практическими опытами.

8. Знаменский П.В. История Казанской духовной академии за первый (дореформенный) период ее существования: (1842-1870). – Казань, 1892. – Т. 1. – С. 219.

9. Знаменский П.В. Указ. соч. – Ч. 1. – С. 143.

10. Там же. – С. 192.

11. До назначения в академию Василий Тимофеев действительно работал водовозом в Казанском Богородицком монастыре.

 

 

 

Антоний (Амфитеатров Яков Гаврилович) архиепископ Казанский и Свияжский с 9 ноября 1866 года, архиепископ с 16 апреля 1867 года по 8 ноября 1879 года.

 


 

Архимандрит Сергий (Василевский), биограф святителя Филарета (Амфитеатрова), также составил и опубликовал огромный труд, посвященный подробнейшему изложению биографии его племянника владыки Антония, который не оставляет в биографии владыки белых пятен[1]. Следует отметить, что отец Сергий находился в Казани все то время, когда владыка Антоний управлял епархией, будучи с 1867 года преподавателем Казанской духовной семинарии, с 1872 года – игуменом Иоанно-Предтеченского монастыря, а с 1880 года – Успенского Зилантова монастыря.

 


Яков Гаврилович Амфитеатров родился 15 октября 1815 года в поселке Миасского завода Челябинского уезда Оренбургской губернии (ныне город Миасс). Он не просто был племянником святителя Филарета (Амфитеатрова) – с дядей его связывали многие жизненные обстоятельст-ва. Отец будущего казанского архипастыря, Гавриил, учился в Севско-Орловской семинарии, в которой ректором был его брат Филарет, а когда Филарет был переведен ректором же в Уфу, Гавриил перевелся в Уфимскую семинарию. Больше трех лет после окончания семинарии Гавриил преподавал в семинарии немецкий язык, а потом женился на дочери одного из ближайших друзей Филарета, священника одного из уфимских храмов Григория Андреевича Несмелова, Татьяне. В 1815 году он был рукоположен во священника в город Челябинск, но добился перевода в Миасский завод, где было много выходцев из родной Орловской губернии.

В 1820 году владыка Филарет (Амфитеатров), ставший к этому времени Калужским епархиальным архиереем, добился перевода своего брата Гавриила в Калугу, преподавателем духовной семинарии и настоятелем одного из городских храмов. В Калуге Яков Гаврилович успешно закончил духовное училище и духовную семинарию. Его отец умер в 1830 году, оставив вдову и четверых детей, но семья не бедствовала: опекуном стал священник Петр Александрович Алексинский, муж старшей сестры Якова, материальную помощь оказывал и святитель Филарет во время своего пребывания на Рязанской и Казанской кафедрах. Хотя Яков закончил семинарию в 1834 году, в 19 лет, только на следующий год он поступил в Киевскую духовную академию. Дело в том, что в те времена наборы в академии производились раз в два года, и лучшие выпускники 1834 года направлялись в Мос-ковскую или Санкт-Петербургскую академии.

Родственники же желали, чтобы Яков оказался под присмотром своего дяди и тезки Якова Кузьмича Амфитеатрова, профессора Киевской академии, поэтому он стал студентом только через год, в 1835 году, а через полтора года его дядя Филарет стал митрополитом Киевским. Киевская академия в годы учебы Якова была богата известными богословами и философами. Но, по отзывам владыки Антония, никто из них не оказал большого влияния на формирование его взглядов и жизненной позиции. С уважением он отзывался только о богослове Димитрии (Муретове). Значительно чаще он вспоминал старцев Киево-Печерской лавры и лаврские богослужения. Сокурсником Якова был знаменитый впоследствии консервативный публицист, издатель журнала «Домашняя беседа» Виктор Ипатьевич Аскоченский. Впоследствии казанский владыка Антоний не одобрял взглядов Аскоченского, но переписывался с ним, внимательно изучал каждый номер журнала и даже помогал материально.

В 1839 году Яков успешно закончил академию с ученой степенью магистра и был оставлен бакалавром по кафедре догматического богословия. 12 сентября 1840 года дядя, митрополит Филарет (Амфитеатров), постриг племянника в монашество, а уже 15 сентября рукоположил во иеромонаха. 16 декабря 1840 года отец Антоний стал ректором Киевского духовного училища, 19 июля 1841 года был переведен в инспектора Киевской семинарии, а 12 марта 1845 года стал в этой семинарии ректором. 16 апреля 1845 года иеромонах Антоний был возведен в сан архимандрита, 11 февраля 1848 года был назначен настоятелем Николаевского монастыря в Киеве (оставаясь ректором семинарии). 22 декабря 1848 года он получил степень доктора богословия[2]. В 1848-1849 годах архимандрит Антоний находился в Санкт-Петербурге, на череде служения, где познакомился со святителем Филаретом (Дроздовым), который высоко оценил молодого архимандрита и в дальнейшем следил за его судьбой и рекомендовал на высокие должности.

10 января 1851 года отец Антоний был назначен ректором Киевской духовной академии, эту должность он занимал семь лет.

21 декабря 1857 года скончался митрополит Киевский Филарет, дядя Антония, а 30 марта 1858 года сам отец Антоний был рукоположен во епископа Чигиринского, викария Киевской епархии. Через год с небольшим, 31 октября 1859 г., он был переведен в Смоленск, уже епархиальным архиереем.

9 ноября 1866 г. указом императора Александра II был уволен на покой архиепископ Казанский и Свияжский Афанасий (Соколов), а владыка Антоний переведен на его место. 16 апреля 1867 года он был возведен в сан архиепископа. Уже 22 декабря вечером владыка Антоний прибыл в Казань и, таким образом, успел к Рождеству. Первые впечатления владыки от состояния дел в епархии были не самыми лучшими. В письме А.К. Матвеевой 10 января 1867 года он писал: «…Дом (архиерейский дом в Кремле) запущен до крайности, как и все видимое мною здесь. Много будет хлопот»[3].

Первые годы правления владыки Антония в Казани пришлись на  время «Великих реформ», которые добрались и до «Ведомства православного исповедания». Был введен в действие новый устав духовных учебных заведений 1867 года, вводящий серьезные элементы автономии. Пересматривались штаты приходских церквей, обеспечивалось гарантированное содержание духовенства за счет серьезного повышения жалованья (при сокращении штатов) и наделения причта землей (по 33 десятины на минимальный штат из священника и псаломщика). Упразднялось духовное сословие как таковое, окончательно искоренялась практика наследования должностей сыновьями и зятьями. Все это потребовало от архиерея огромной работы и было чревато большими осложнениями и социальной напряженностью среди духовенства. Но ничего подобного в Казанской епархии не произошло. Кроме всего прочего, менялись структура и штаты консисторий, формы делопроизводства. Интересно, что архимандрит Сергий (Василевский), описывающий жизнь владыки Антония (Амфитеатрова) очень подробно, почти ничего не пишет об этой стороне его деятельности, а лишь кратко говорит о том, что владыка устроил чистку консистории, сократил ее штаты и повысил жалованье чиновникам. Архимандрит Сергий приписывает владыке Антонию лишние заслуги. Реформа консисторий проводилась в соответствии с указами и циркулярами Синода. Административный талант владыки Антония проявился в том, что реформы прошли «бескровно» – без жалоб и недобрых чувств по отношению к архиерею.

Успехам в деятельности владыки Антония способствовали прекрасные отношения с викарными епископами Викторином (Любимовым) (1868-1874), Иоанном (Ждановым) (1875-1878) и Павлом (Вильчинским) (1878-1892). Двое последних попали в Казань по желанию владыки Антония. Епископ Иоанн (Жданов) был ректором Смоленской семинарии, когда Владыка Антоний был смоленским архипастырем, а еископ Павел (Вильчинский) – любимым учеником архиепископа Антония в Киевской академии.

Архиепископ Антоний очень ревностно относился к богослужениям, стремился строго следить за тем, чтобы службы совершались по уставу, что вызывало даже обвинения в излишнем рвении.

«Великие реформы» дали простор развитию общественной инициативы, причем не только революционной и либеральной. Намного больше возможностей стало и у церковных людей. Для сравнения: в первой половине XIX века в Российской империи открылись лишь три новых монастыря (а закрыто было больше десяти). Это вовсе не свидетельствовало о снижении авторитета монашества. В России было огромное количество людей, желающих принять постриг, но многочисленные сословные и другие ограничения мешали и крестьянам, и горожанам, и дворянам. А открытие новых обителей было вообще практически невозможно из-за непреодолимых бюрократических преград. Теперь ситуация изменилась. В годы управления владыки Антония (Амфитеатрова) в Казанской епархии открылись два новых монастыря: мужской Михаило-Архангельский черемисский в Козьмодемьянском уезде (1868) и женский Успенский в Чистополе (1878).

Разумеется, владыка Антоний (Амфитеатров) не был создателем этих обителей. В синодальные времена у архиереев не было для таких дел ни власти, ни материальных и денежных ресурсов. Инициаторами создания новых монастырей были сами верующие – купцы, горожане и крестьяне. Кто-то жертвовал землю, кто-то деньги. Но и архиепископ Антоний сыграл большую роль в создании обоих монастырей.

По словам архимандрита Сергия (Василевского), «Провидение всегда посылало владыке благотворителей»[4]. Умением расположить людей к пожертвованиям на храмы и монастыри владыка Антоний очень напоминал своего дядю святителя Филарета. Владыка умел разговаривать с состоятельными людьми и побуждать их к конкретным делам на благо Церкви. В результате бесед с ним елабужский купец Иван Иванович Стахеев анонимно выделил крупные суммы на обустройство Чистопольского Успенского женского монастыря, хотя в Елабуге, находившейся тогда в Вятской епархии, на его попечении находились Казанско-Богородицкий монастырь, Покровская церковь. Создание православного женского монастыря в Чистополе, где в экономике и городском самоуправлении доминировали старообрядцы, имело большое миссионерское значение.

Но черемисский Михаило-Архангельский монастырь как центр миссионерства был намного значительнее. У его истоков стояла группа религиозных крестьян из горных марийцев, во главе с Михаилом Герасимовым и Иваном Захаровым, которые уже с середины 50-х гг. организовали самодеятельную общину, в которой вели монашескую жизнь. Долгое время они не находили понимания у гражданских и церковных властей. Последовали обвинения в хлыстовсте, а Михаил Герасимов почти год провел в тюрьме за использование для построек общины казенного леса. С 1861 года марийцы стали ходатайствовать об открытии монастыря и выделении для него казенной земли. Но у архиепископа Афанасия (Соколова) они не нашли понимания. Владыка Антоний (Амфитеатров) быстро решил все бюрократические проблемы, земля была выделена. Владыка уговорил козьмодемьянского купца Ивана Матвеевича Зубкова выделить больше 30 тысяч рублей на строительство храма и келлий. За 11 лет сам владыка 10 раз побывал в Михаило-Архангельском монастыре, ставшем основным фактором подлинного обращения горных марийцев в православие.

В 1870 году по его инициативе Тихвинский монастырь в городе Цивильске был преобразован из мужского в женский. Средства выделил казанский купец Василий Никитич Никитин.

В 1870-е гг. Благовещенский собор заново расписывал известный мастер Сафонов из Вязников Владимирской губернии. Именно владыка Антоний составил подробнейший план росписи, с указанием всех сюжетов и мест их расположения и постоянно контролировал работу художника. Эта роспись, отреставрированная в 1999-2005 гг., и сейчас украшает стены собора.

В 1879 году по инициативе владыки Антония состоялось торжественное празднование 300-летия обретения Казанской иконы Божией Матери, в Казань прибыли Симбирский архиепископ Варсонофий (Охотин) (бывший ректор Казанской семинарии) и викарный епископ Санкт-Петербургской епархии Никанор (Бровкович) (бывший ректор Казанской академии).

В поездках архиерея практически всегда сопровождал настоятель кафедрального собора протоиерей Виктор Петрович Вишневский, прекрасно знавший епархию, свободно владевший чувашским и марийским языками[5].

Уже в первое же лето своего пребывания на Казанской кафедре архипастырь совершил две больших поездки. Первая из них заняла две недели: владыка объехал весь восток и юго-восток Казанской губернии, посетив уездные города Лаишев, Чистополь, Мамадыш (там он освящал Петропавловскую церковь) и 50 приходских храмов.

Вторую поездку в 1867 году он совершил на север левобережной части губернии, она продолжалась с 11 по 19 июля. Выехав из Казани через Раифский монастырь, он посетил Царевококшайск, Мироносицкую пустынь и 28 приходов Казанского и Царевококшайского уездов.

11 июля 1868 года владыка Антоний на пароходе выехал в Тетюши и до 19 июня ездил по Тетюшскому и Спасскому уездам, побывал в обоих уездных городах и 31 сельском приходе.

С 13 по 23 августа он ездил по Свияжскому уезду, побывал в Свияжске, Макарьевской пустыни и 30 селах.

9 сентября, выехав на пароходе в Козьмодемьянск, владыка Антоний посетил села Петнур, Пернягаш, Мариинский Посад и 11 сентября вернулся.

В 1869 году поездка была только одна, архиепископ посещал приходы северо-западной части губернии. Выехав 25 мая в Чебоксары, владыка по дороге посетил Свияжск, Чебоксары, Ядрин, Цивильск, Михаило-Архангельский черемисский монастырь и 44 сельских прихода.

С 13 по 19 июля 1870 года владыка ездил по Казанскому и Лаишевскому уезду, он посетил 16 приходских сел и еще 6 кряшенских деревень, в которых осматривал школы, беседовал с учителями и учениками.

Большую поездку архиепископ совершил с 10 по 21 августа. Он посетил Арск, Мамадыш, Лаишев, 39 сел. Во время этой поездки он ночевал в пяти помещичьих усадьбах, а все остальные ночи – в квартирах священников.

Уже через 9 дней, 1 сентября, владыка Антоний на пароходе «Гонец» выехал в Чебоксары, на следующий день освятил вновь построенный храм в селе Ишаки, где находилась особо чтимая чувашами икона святителя Николая, посетил села Янгильдино и Пихтулино и 4 сентября вернулся в Казань.

В следующем 1871 году самую большую поездку владыка совершил со 2 по 15 июня, он побывал в Тетюшах, Спасске, Чистополе, Лаишеве, 44 селах.

С 10 по 13 июля архиепископ Антоний ездил по селам Казанского и Царевококшайского уездов (12 сел).

Третью поездку в 1871 году владыка совершил в сентябре. Первого числа он на пароходе выехал в Козьмодемьянск и в тот же день прибыл туда. На другой день он посетил села Пернягаш и Шапкили, 3 сентября – Черемышево и Емелево, 4-6 сентября провел в Михаило-Архангельском черемисском монастыре, 7 сентября – в Козьмодемьянске. Оттуда он на пароходе прибыл в Чебоксары, 9 числа посетил Цивильск, а 11-го – Мариинский Посад, откуда на пароходе прибыл в Казань.

В 1872 году архиепископ совершил две поездки. Первую в июле он совершил по Казанскому, Чебоксарскому (левобережной части) и Царевококшайскому уездам, побывал в уездном городе Царевококшайске и 17 селах.

По возвращении в Казань он писал А.К. Матвеевой: «Совершил путешествие по одному уезду, по пространству и времени невеликое, но чрез леса, болота и пески, едва проезжаемые. Случалось и 60 верст едем и ни одного живого существа не видим, даже птиц. Селения черемисские разбросаны на огромном расстоянии от церкви по лесам. …Чем ближе к церквам, тем черемисы и развитее и более похожи на христиан, чем далее, тем менее, а есть довольно и вовсе некрещеных. Надо бы полдюжины церквей новых в сей местности – а где взять средства? Как пишете, у нас цивилизаторы считают нужнее зоологические кабинеты и подобные диковинки, чем церкви»[6].

В августе больше двух недель владыка ездил по Свияжскому, Тетюшскому и Цивильскому уездам, посещая все уездные города, Макарьевскую пустынь и 31 село. Во время этой поездки он освятил новый храм в Цивильском монастыре.

В 1873 году владыка Антоний летом тоже ездил по епархии дважды. С 8 по 21 июля он объезжал Горную сторону, посетив уездные города Свияжск, Цивильск, Чебоксары, Ядрин, Макарьевскую пустынь и 36 сел.

Вторая поездка была короче – с 19 по 24 августа. Владыка побывал в городе Арске и 19 селах.

В 1874 году владыка выезжал только один раз. 3 июля он на пароходе выехал в город Спасск, а на следующий день стал объезжать Спасский уезд, побывав в Спасском Затоне, 22 селах и городе Лаишеве.

В 1875 году внимание владыки привлек Чистопольский уезд. 7 июля он прибыл в Чистополь на пароходе и следующие дни провел в поездке, посетив 27 сел. 12 июня он вернулся в Чистополь и отбыл на пароходе в Казань.

В 1876 году с 8 по 20 июля владыка Антоний ездил по Свияжскому, Чебоксарскому и Цивильскому уездам, посетил все три уездных города, Макарьевскую пустынь, Геронтьеву пустынь, 21 село.

С 11 по 20 августа владыка объезжал Казанский и Царевококшайский уезды, побывал в Царевококшайске, Арске, Мироносицкой пус-тыни, 21 селе.

В 1877 году у архи-епископа Антония была только одна поездка. 12 ав-густа на пароходе он прибыл в Козьмодемьянск и с 15 по 19 сентября ездил по селам, по-сетив Владимирское, Малый Сундырь, Виловатый Враг, Кузнецово, Кожваш (Козь-модемьянский уезд), Юнги-Ядрино, Малое Карачкино Ядринского уезда и город Ядрин. С 19 по 22 августа он жил в Михаило-Архангельском черемисском монастыре, откуда выехал в ближайший к нему город Васильсурск Нижегородской епархии и губернии, где сел на пароход, идущий в Казань.

Все богослужения архипастыря в городах и селах всегда сопровождались проповедями. Произнесенные за семь лет пребывания на Смоленской кафедре проповеди собрал и издал в Казани сам владыка Антоний, этот сборник составил 1870 (!) страниц. Речи, произнесенные в Казанской епархии, не выходили отдельным изданием, но в основном публиковались в «Известиях по Казанской епархии» (17 выступлений) и «Православном собеседнике» (83 выступления).

Большое внимание владыка Антоний уделял духовным школам. Новый устав духовных учебных заведений 1867 года, который был введен в Казанской духовной академии и Казанской духовной семинарии, не предполагал большой роли епархиальных архиереев в жизни духовных школ. В нем, с одной стороны, увеличивались права выборного руководства академий и семинарий, а с другой, укреплялось духовно-учебное ведомство Синода. Роль епархиального архиерея сводилась к представительству на торжественных мероприятиях и участию в экзаменах. Владыка действительно часто бывал и в академии, и в семинарии, был лично знаком со всеми преподавателями. В 1868-1871 гг. ректором Казанской академии был известный церковный деятель и богослов Никанор (Бровкович), о котором профессора и студенты на долгие годы сохранили хорошую память, В 1871 году в первый и последний раз в истории академии проводились выборы ректора. Архиепископ своим авторитетом способствовал тому, что ректором был избран воспитанник первого выпуска Казанской академии (1846 года), профессор богословия Казанского университета, протоиерей Александр Поликарпович Владимирский. Выбор профессоров и архиепископа оказался удачным, протоиерей Владимирский оставался на должности ректора рекордный срок в истории всех духовных акаде-мий – 24 года.

Владыка Антоний (Амфитеатров) добился исправления странной ситуации, уже долгие десятилетия тянувшейся в духовной семинарии. Комплекс зданий семинарии сгорел еще в пожаре 24 августа 1842 года. Семинария разместилась в здании казанского духовного училища на улице Поперечно-Казанской (ныне Миславского). Вопрос о том, восстанавливать ли сгоревшие здания или построить новые в другом месте, тянулся более 20 лет, и решение, принятое в 1862 году, было весьма странным. Для семинарии выделялся учас-ток за городом, так называемая дача «Подсека», на Сибирском тракте (ныне улица Ершова), около существовавшей уже Окружной психиатрической лечебницы (ныне Республиканской психиатрической больницы). Но огромные деньги (190 тысяч рублей) в 1862 году были Синодом выделены почему-то не на строительство нового здания семинарии, а на восстановление старого комплекса. Действительно, к осени 1865 года подрядчик М.М. Данилов перестроил три сгоревших корпуса в огромное двухэтажное здание. Но оно было предназначено не для обучения семинаристов, а для сдачи в аренду под торговые заведения, доходы должны были идти на содержание семинарии. Почему Синод финансировал строительство торговых лавок, хотя семинария продолжала ютиться в частном здании? Историк Казанской духовной академии Петр Васильевич Знаменский приписывал эту аферу ректору семинарии, а потом и академии архимандриту Иннокентию (Новгородову), другу подрядчика Данилова.

В результате к моменту назначения Антония на Казанскую кафедру в бывшем комплексе семинарии торговали, а строительство зданий на даче «Подсека» и не начиналось. Владыка Антоний сумел добиться в Синоде разумного решения. Предполагаемая постройка была отменена, а комплекс на Воскресенской был возвращен семинарии. С 1 сентября 1868 года на втором этаже разместились учебные аудитории и спальни, а первый продолжал сдаваться под лавки.

Владыка Антоний по достоинству оценил Николая Ивановича Ильминского, его талант и миссионерский потенциал. В 1867 году он способствовал тому, чтобы Синод разрешил рукоположить руководителя Центральной крещено-татарской школы Василия Тимофеева во священника. В последующие годы он назначил многих воспитанников Центральной крещено-татарской школы псаломщиками, восьмерых рукоположил во диаконы. Во второй половине 1870-х гг. Ильминский и Василий Тимофеев многих своих воспитанников считали достойными сана священника, но архиепископ не разделял их энтузиазма, отвечая Ильминскому: «все хотят стать Василиями Тимофеевичами, а Василий Тимофеевич один».

В 1867 году по инициативе Николая Ивановича Ильминского было создано Братство святителя Гурия, которое развернуло активную миссионерскую деятельность. В инородческих деревнях появились десятки братских школ (к 1879 году их было 78), велась интенсивная переводческая работа. Благодаря Братству миссионерская система Ильминского получила широкое распространение и в земских школах. Согласно уставу, епархиальный архиерей был председателем совета Братства. Владыка не был только почетным председателем, он действительно участвовал в деятельности Братства, присутствовал на всех заседаниях Совета, жертвовал Братству личные деньги, обязывал священников помогать Братству. И здесь проявилось его сходство с дядей святителем Филаретом. Благодаря владыке Антонию большинство православных купцов Казани стали членами Братства и выделяли на его деятельность большие пожертвования.

В том же 1867 году по инициативе архиепископа Антония стал издаваться журнал «Известия по Казанской епархии». Его издателем была духовная академия, но фактически это был журнал Казанской епархии, в котором публиковались официальная информация, богословские, этнографические, публицистические статьи, проповеди. Это был первый в России епархиальный журнал, в других епархиях «Епархиальные ведомости» появились только через четыре года, в соответствии с указом Синода.

3 июля 1878 года архиепископ Антоний (Амфитеатров) тяжело заболел и 8 ноября скончался. Его похороны состоялись 12 декабря, отпевали владыку Симбирский архиепископ Феоктист (Попов) и викарий Казанской епархии епископ Чебоксарский Павел (Вильчинский)[7].

 

1. Архимандрит Сергий (Василевский). Высокопреосвященнейший Антоний (Амфитеатров), Архиепископ Казанский и Свияжский. – Казань, 1885. – Т. 1-2.

 


2. В качестве докторской диссертации был зачтен учебник «Догматическое богословие», который был издан в Санкт-Петербурге в 1849 году. В 1862 году он был опубликован уже восьмым изданием.

3. Письма Высокопреосвященного Антония, архиепископа Казанского. – Казань, 1912. – С. 36.

4. Архимандрит Сергий (Василевский). Указ. соч. – Т. 2. – С. 17.

5. Виктор Петрович Вишневский (1804-1885), уроженец села Сугут-Торбиково Ядринского уезда, сын псаломщика, внук выпускника Казанской новокрещенской школы из чувашей. Закончил Казанскую духовную семинарию и Московскую духовную академию (1828), преподавал в Казанской духовной семинарии, с 1828 года священник Петропавловского собора, с 1854 года ключарь, с 1866 – настоятель кафедрального Благовещенского собора. Стал основателем научного изучения чувашского языка, опубликовав первый чувашско-русский словарь и грамматику. В правление владыки Антония (Амфитеатрова) играл очень важную роль в консистории и церковном суде. 

6. Письма Высокопреосвященного Антония, архиепископа Казанского. – Казань, 1912. – С. 52.

7. Павел (Вильчинский Иван Тимофеевич) (1829-1908). Ученик владыки  Антония (Амфитеатрова) по Киевской академии, владыка Антоний же в 1853 году постриг его в монашество. В 1878-1882 гг. был викарным епископом Казанской епархии. Пользовался полным доверием владыки. С мая 1880 по апрель 1882 года управлял Казанской епархией в отсутствие архиепископа Сергия (Ляпидевского). Позже был епархиальным архиереем в Саратове, Астрахани, Пензе. Из-за бескомпромиссности и «отсутствия трепета» перед духовным и светским начальством его карьера складывалась не слишком благополучно, в 1902 году уволен на покой.

 

 

 

Сергий (Ляпидевский Николай Яковлевич) архиепископ Казанский и Свияжский с 11 января 1880 года по 21 августа 1882 года.

 


 

Николай Ляпидевский родился 9 мая 1820 года в Туле, в семье священника. Он закончил Тульскую духовную семинарию по первому разряду и поступил в Московскую духовную академию, в 1844 году был выпущен с ученой степенью магистра богословия[1] и оставлен в академии бакалавром. 24 июня 1844 года он был пострижен в монашество и уже 6 августа рукоположен во иеромонаха. В академии отец Сергий провел следующие 17 лет, в 1848 году стал инспектором, в 1851 году стал экстраординарным профессором (оставаясь инспектором), в 1858 году – ректором академии. В 1850 году был возведен в сан архимандрита, настоятельст-вовал в Высокопетровском и Заиконоспасском монастырях. Архимандрит Сергий так и не стал доктором богословия, но был работящим ученым. Он преподавал пастырское богословие, но основные его труды посвящены патрологии: он переводил преподобного Ефрема Сирина, преподобного Иоанна Лествичника, блаж. Феодорита. Сергия высоко ценил cвятитель Филарет (Дроздов), который и рукоположил его 1 мая 1861 года во епископа Курского и Белгородского. В Курске владыка Сергий прослужил необычно долго для синодальных времен – 19 лет.

 


11 января 1880 года он был перемещен на Казанскую кафедру с возведением в сан архиепископа. Только в середине февраля владыка Сергий прибыл в Казань, а уже 2 мая отбыл в Санкт-Петербург, для присутствия в Синоде. Из столицы он так и не вернулся, а 21 августа 1882 года был перемещен на Кишиневскую кафедру. Правда, в 1880-1881 гг. он опубликовал в «Православном собеседнике» 7 проповедей.

В характеристиках, даваемых владыке Сергию, отмечались самостоятельность, отсутствие советников и неподверженность влияниям. Но Николай Иванович Ильминский произвел на него большое впечатление. В результате Ильминский добился того, на что несколько лет не соглашался владыка Антоний (Амфитеатров). Во второй половине 1880 года и в 1881 году викарный епископ Павел (Вильчинский), в соответствии с указами владыки Сергия, полученными из Санкт-Петербурга, рукоположил в священники четверых кряшен, в том числе и известного поэта Иакова Емельянова.

В Кишиневе владыка Сергий провел 9 лет, 12 января 1891 года был переведен в Одессу, 9 августа 1893 года назначен митрополитом Московским и Коломенским. Он скончался 11 февраля 1898 года в Санкт-Петербурге, находясь на сессии Синода, и был похоронен в склепе Успенского Собора Троице-Сергиевой лавры.

 

1. Диссертация «О поминовении усопших» была опубликована в том же году.

 


 

 

 

Палладий (Раев Петр Иванович) архиепископ Казанский и Свияжский с 21 августа 1882 года по 29 сентября 1887 года.

 


 

Будущий казанский архипастырь родился 20 июня 1827 года в Нижнем Новгороде, в семье священника. Он учился в Нижегородском духовном училище и Нижегородской духовной семинарии, там он получил фамилию Раев (фамилия его отца была Писарев). В 1848 году Павел Раев поступил в Казанскую духовную академию. В это время в академии еще не было миссионерского отделения, но студент Раев интересовался именно исламоведением, арабо-ведением и татароведением. Его нас-тавником в этих науках был молодой профессор Николай Иванович Иль-минский. Уже после смерти Палладия были опубликованы две его статьи, из которых ясно, что он владел не только арабским, но и коптским языком[1].

 


В 1852 году он закончил Казанскую духовную академию со степенью магистра, третьим по списку. Курсовое сочинение, засчитанное как магистерская диссертация, называлось «Признаки истинности православного христианства и лживости мухам-меданства»[2]. Он был направлен в Нижегородскую семинарию, где среди прочих предметов преподавал и татарский язык. Через четыре года Павел Иванович вступил в брак и 15 августа 1856 года был рукоположен во священника к Покровской церкви Нижнего Новгорода, оставаясь преподавателем семинарии. В конце 1860 года супруга отца Павла скончалась[3], и 28 января 1861 года он принял монашеский постриг. 18 марта 1861 года он стал инспектором Нижегородской семинарии, 18 февраля 1862 года был возведен в сан архимандрита.

28 августа 1863 года отец Палладий был переведен на должность инспектора Санкт-Петербургской духовной семинарии, 2 декабря 1864 года стал там же ректором. 18 декабря 1886 года архимандрит Палладий был рукоположен во епископа Ладожского, первого викария Санкт-Петербургской епархии. При этом он стал фактически постоянным сотрудником Синода. Те два с половиной года, которые епископ Палладий служил как епископ Ладожский, были очень важными в жизни церкви. Именно в это время серьезные реформы проводились в административном устройстве «Ведомства православного исповедания», менялся сословный и социальный статус духовенства, большие изменения происходили в духовных школах (см. об этом в статье, посвященной владыке Антонию (Амфитеатрову). Владыка Палладий работал в нескольких комиссиях Синода, обеспечивая и вы-работку конкретных меро-приятий и их проведение в жизнь. Эта страница его деятельности требует специ-ального исследования.

15 июля 1869 года владыка Палладий был назначен епископом Вологодским и Тотемским, 13 июня 1873 года был переведен в Тамбов, 9 сентября 1876 года – в Рязань. 12 апреля 1881 года возведен в сан архиепископа. Во всех епархиях он проявил себя с лучшей стороны и оставил добрые впечатления у прихожан, но в среднем в каждой из епархий владыка проводил всего по три с половиной года, что не лучшим образом характеризует кадровую политику Синода.

21 августа 1882 года он был переведен на Казанскую кафедру. Новый архиепископ прибыл в Казань 13 декабря 1882 года в 8 часов вечера. К этому времени Казань уже два с половиной года, после отъезда в мае 1880 года владыки Сергия (Ляпидевского), оставалась без правящего архиерея, руководство до апреля 1882 года осуществлял викарный епископ Павел (Вильчинский) (о нем см. в статье об архиепископе Антонии (Амфитеатрове).

Палладий был первым казанским архипастырем из выпускников Казанской духовной академии. Архиепископ Палладий не особенно часто бывал в академии, полагаясь на опытнейшего ректора протоиерея Александра Поликарповича Владимирского. Но именно по ходатайству владыки Палладия Синод выделил крупные суммы на строительство. Работы развернулись в 1887 году и завершились через два года, уже после отъезда владыки Палладия. Фасады главного корпуса и флигелей, выходящих на Сибирский тракт (ныне улица Ершова), остались прежними, но масштабные пристрои увеличили площадь академических корпусов более чем вдвое.

По инициативе владыки были созданы три благотворительных «Общества вспомоществования недостаточным учащимся» – при академии, семинарии и духовном училище.

В 1884 году по инициативе обер-прокурора Синода Победоносцева по всей стране стали в массовом порядке открываться церковно-приходские школы, на это выделялись довольно большие средства. В каждой епархии создавался епархиальный училищный совет, для епархиальных архиереев это было новое и непростое дело. Владыка Палладий отнесся к созданию общеобразовательных школ церковного ведомства очень серь-езно, и постоянно зани-мался этим вопросом. Уже к середине 1885 года в епархии действовали 176 церковно-приходских школ. В том же году в Казани по инициативе архиепископа Палладия состоялся съезд архиереев Поволжья и Урала, спе-циально посвященный школьному вопросу. При Казанской духовной семинарии была открыта образцовая церковно-приходская школа, в которой все семинаристы проходили практику.

Следует отметить, что нормативные документы о церковно-приходских школах были весьма расплывчаты и не отличались глубиной педагогических и дидактических идей, многие весьма принципиальные вопросы пришлось решать на местах. Владыка  Палладий избежал очень многих ошибок, которые во многих других епархиях привели к печальным последствиям. В Казанской епархии не было стремления создавать школы «числом поболее, ценою подешевле». В результате этого вплоть до 1917 года церковно-приходские школы были, как правило, намного хуже земских. В Казанской епархии во вновь открываемых школах заработная плата учителей была лишь немного меньше, чем в земских, и к самим учителям предъявлялись довольно высокие требования. Сам он, когда ездил по епархии, обязательно посещал все школы, беседовал с учителями, экзаменовал учеников.

Одну из целей создания системы церковно-приходских школ Победоносцев видел в вытеснении земства из сферы образования. Предполагалось, что земства должны будут передать десятки тысяч своих школ церкви, но продолжать их финансирование. Во многих епархиях на земства оказывалось мощное давление. Но в целом надежды Победоносцева не оправдались из-за сопротивления не только земств, но и деятелей церковного образования. Среди таких сопротивляющихся был и архиепископ Палладий – в Казанской епархии сложились добрые отношения между земствами и епархиальным училищным советом, земские школы не закрывались и не передавались церкви. При этом большинство уездных земств выделяли средства на помощь церковно-приходским школам.

Будучи учеником Николая Ивановича Ильминского, владыка Палладий безоговорочно поддерживал его педагогическую и миссионерскую систему. 15 января 1883 года он своим указом разрешил совершать богослужения на инородческих языках без всяких ограничений. Во вновь создаваемые церковно-приходские школы в инородческих деревнях назначались учителя соответст-вующих национальностей, и занятия велись на родных языках, хотя во многих соседних епархиях епархиальные училищные советы требовали учить детей только на русском языке. Уже упоминавшийся выше съезд архиереев по настоянию владыки  Палладия одобрил обучение на родных языках, что имело большое значение для распространения системы Ильминского и в церковно-приходских, и в земских школах.

Владыка положительно относился к рукоположению «инородцев» во священники и сам рукополагал всех, кого ему рекомендовали Ильминский, отец Василий Тимофеев и Иван Яковлев – всего более тридцати кряшен, чувашей, марийцев, удмуртов и мордвы.

 Во время его поездок по епархии, которых обычно было по две-три в год, больше половины приходилось на инородческие приходы[4]. Каждый год он по нескольку дней находился в черемисском Михаило-Архангельском монастыре.

Вообще, владыка Палладий большое внимание уделял монастырям. Благодаря его содействию в Казанском Богородицком монастыре в 1882-1887 гг. был построен корпус с Крестовоздвиженской церковью, в которой сейчас находится Ватиканский список Казанской иконы Божьей Матери.

Другая строительная инициатива Палладия воспринималась казанским обществом неоднозначно. Построенный в середине XVII века собор казанского Иоанно-Предтеченского монастыря с завершением в виде трех шатров пришел в ветхое состояние. Архиепископ решил его снести и построить новый. Это решение вызвало протесты многих архитекторов, профессоров и других интеллигентов, требовавших сохранить памятник архитектуры. Но архиепископ Палладий настоял на своем, правда, новый собор был спроектирован и построен очень похожим на снесенный[5].

Вот как выглядит образ владыки Палладия в некрологе: «Беспредельная доброта, всегдашнее благорасположение и готовность на услугу, горячая деятельная любовь ко всем и всему в его глазах хорошему, честному и справедливому, чарующая ласка и приветливость – вот эти, очевидно, самые выразительные, коренные качества его души. Это был человек редкой доброты и благодушия, душа – открытая, общительная, личность в высшей степени благородная, гуманная. Всегда и для всех он бесценно был дорог по своей редкостной, изумительной в его положении простоте, сердечности и общедоступности. Всякий шел к нему смело с нуждой, с горем, с просьбой, за благословением и даже с повинной головой, и всякий знал, что услышит не угрозу, а ласку, встретит не казнь, а милость, получит только добрый совет».

Но историки не любят некрологов, их оценки часто очень далеки от реальности. На самом деле владыка Палладий был человеком довольно жестким в общении, его не только уважали, но и боялись, встреча с архиереем была для каждого священника нелегким испытанием. Он был прекрасным проповедником, но его выступления имели подготовленный и законченный характер, задушевных бесед он не вел[6].

Но при этом владыка Палладий умел создавать вокруг себя неконфликтную обстановку. Вероятно, именно это стало основанием для его перевода на Кавказ, после того как в Тифлисе (Тбилиси) семинарист тяжело ранил ножом архиепископа Павла (Лебедева). 29 сентября 1887 года Палладий был назначен архиепископом Карталинским и Кахетинским, экзархом Грузии. Обстановка в крае была напряженной, и от архиерея требовалось сочетание жесткости и неконфликтности. Владыке Палладию удалось разрешить многие спорные ситуации, добиться доброго расположения грузинского духовенства и дворянства. В отличие от многих своих предшественников он глубоко почитал древние грузинские традиции. Под его руководством был создан музей церковных древностей, при храме-усыпальнице над могилой св. равноапостольной Нины открылся женский монастырь.

18 октября 1892 года владыка Палладий был назначен митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским, первенствующим членом Синода. Столичной епархией Палладий руководил семь лет. Он улучшил митрополичий хор, привел в порядок хозяйство архиерейского дома, но политической роли не играл – обер-прокурор Победоносцев влияниям не поддавался.

Митрополит Палладий скончался 5 декабря 1898 года и был похоронен в Исидоровской церкви Александро-Невской лавры. В 1932 году церковь была снесена, его останки были перенесены на кладбище Лавры.

 

1. Новооткрытые изречения преподобного Антония Великого по коптскому сборнику сказаний о преподобном // ПС. – 1898. Ч. 1; Новооткрытые сказания о Преподобном Макарии Великом по коптскому сборнику // ПС. – 1898. – Ч.2.

 


2. Рукопись, в отличие от подавляющего большинства других сочинений студентов Казанской духовной академии, не сохранилась, но его текст был опубликован через двадцать три года: Миссионерский сборник. – Казань, 1876. – Вып. 9.

3. Единственный сын будущего казанского архипастыря Николай закончил Санкт-Петербургскую духовную академию, служил в Министерстве народного просвещения, с 1915 года был последним предреволюционным обер-прокурором Синода.

4. Архиепископ Палладий ездил по епархии значительно меньше, чем владыка Антоний (Амфитеатров), но все же довольно много.

5. Этот собор был снесен в 1930-е гг.

6. Речи, произнесенные до 1881 года, были опубликованы самим владыкой Палладием в сборнике. Четыре его выступления в Казанской епархии опубликованы в «Известиях по Казанской епархии» и 12 – в «Православном собеседнике».

 

 

 

Павел (Лебедев Петр Васильевич) Архиепископ Казанский и Свияжский с 29 сентября 1887 года по 23 апреля 1892 года.

 


 

Петр Васильевич Лебедев родился 12 декабря 1827 года в Весье-гонском уезде Тверской губернии в семье дьячка. Он учился в Тверском духовном училище и Тверской духовной семинарии, в 1849 году поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, которую закончил в 1853 году первым по списку. Вскоре после окончания академии, 28 июня 1853 года, был пострижен в монашество, уже 26 сентября рукоположен во иеромонаха и назначен помощником инспектора Санкт-Петербургской семинарии. В 1855 году стал магистром богословия[1]. 6 ноября 1857 года иеромонах Павел стал инспектором Санкт-Петербургской семинарии, 14 сентября 1858 года был возведен в сан архимандрита. 15 октября 1859 года он стал инспектором и профессором догматического богословия Санкт-Петербургской академии.

 


23 августа 1861 года был назначен ректором Смоленской семинарии и настоятелем Смоленского Спасо-Авраамиева монастыря. Здесь он оказался под началом у епископа Антония (Амфитеатрова), который высоко оценил молодого архимандрита. Позже, когда владыка  Антоний стал Казанским архиепископом, он предсказывал отцу Павлу, что тот будет одним из его преемников в Казани.

20 декабря 1866 архимандрит Павел был переведен ректором в Санкт-Петербургскую семинарию, а 8 сентября 1868 года, всего в 41 год, был рукоположен во епископа Выборгского, второго викария Санкт-Петербургской епархии. 29 августа 1869 года он стал епископом Ладожским, первым викарием той же епархии.

23 июня 1871 года владыка Павел был назначен на самостоятельную кафедру – в Кишиневскую и Хотинскую епархию. 1 апреля 1879 года возведен в сан архиепископа.

16 июля 1882 года владыка Павел (Лебедев) был назначен архиепископом Карталинским и Кахетинским, экзархом Грузии, постоянным членом Синода.

До сих пор его карьера развивалась очень успешно. В свое время, когда Павел еще был архимандритом и инспектором Санкт-Петербургской академии, на него обратил внимание святитель Филарет (Дроздов), который был очень высокого мнения о его способностях и нравст-венных качествах, несколько раз в письмах рекомендовал его высокопоставленным лицам. Должность экзарха Грузии была очень высокой, вполне вероятно, владыка Павел стал бы столичным или московским митрополитом. Но произошел трагический случай. Во время посещения Тифлисской духовной семинарии на архиепископа Павла бросился с ножом семинарист и тяжело его ранил[2]. Об этом эпизоде не писали в газетах, но он стал широко известен на Кавказе и вызвал немало кривотолков. В результате обер-прокурор Синода Победоносцев принял решение удалить владыку Павла с Кавказа. 29 сентября 1887 года он был назначен на казанскую кафедру, а архиепископ Палладий (Раев) направлен на его место в Тифлис.

И в Кишиневе, и в Тифлисе владыка Павел служил в епархиях с многонациональным составом населения, многоязычной была и паства православных церквей. Он проявил себя как деятельный администратор, проявлявший заботу о духовных учебных заведениях, о порядке в консисториях, дисциплине среди духовенства. Сам он много служил и часто ездил по епархиям. При этом в национальном вопросе до приезда в Казань он не проявлял гибкости: «На Кишиневской кафедре он поставил задачей своего служения возможно большее обрусение Бессарабского края, жившего доселе изолированной жизнью от русской национальности»[3]. Его служба на Кавказе тоже «…была посвящена проведению православно-русских начал среди разнородных племен и народностей этого края»[4]. Жесткая ломка древних традиций грузинского православия, введение обязательных богослужений на славянском языке вызывали недовольство духовенства и прихожан. Так, в древнейшем кафедральном Сионском соборе Тифлиса половина богослужений теперь совершалась по-славянски. По слухам, именно национальные чувства стояли за покушением на владыку Павла в Тифлисе.

Но в Казани владыка Павел проявил себя иначе. Он полностью поддерживал Николая Ивановича Ильминского и его систему инородческого образования. В церковно-приходских школах Казанской епархии обучение официально продолжали вести по системе Ильминского, рукополагалось много священников из инородцев. Владыка поддержал открытие в 1889 году миссионерских курсов при Казанской духовной академии. С 1890 года инородцев, имевших педагогическое образование и хорошо показавших себя в земских школах, стали принимать сразу в четвертый класс Казанской духовной семинарии.

В 1891 году владыка отпевал скончавшегося Николая Ивановича Ильминского. По воспоминаниям чувашского просветителя Ивана Николаевича Яковлева, встречавшегося с архиепископом и много слышавшего о нем, владыка Павел так и не оправился от раны, полученной при покушении, и часто болел. При этом в Казани мало кто знал об этом, потому что свое состояние владыка Павел скрывал и очень много служил.

Видимо, из-за состояния здоровья архиепископ Павел, известный в прежних местах своего служения многочисленными поездками, за пять лет служения в Казани лишь один раз выезжал в приходы: 8-9 сентября 1891 года он посетил села Елышево Мамадышского уезда, Старая Икшурма, Шармаши, Янцовары, Русские Казыли, Русская Серда, Кулаево Лаишевского уезда. Не случайно, очевидно, три из посещенных сел были татарско-кряшенскими, еще в двух приходах кряшены составляли большинство жителей.

По воспоминаниям владыки Никанора (Каменского), тогда викарного епископа Чебоксарского, а позже Казанского архипастыря, владыка Павел уже осенью 1891 года болел так тяжело, что сдал все дела Никанору[5]. Зимой его состояние здоровья улучшилось, но в середине апреля 1892 года Павел тяжело заболел воспалением легких (именно легкие были сильно повреждены в результате удара ножом в Тифлисе). Испытывая тяжелые боли, владыка неустанно молился. С чтением молитвы Божией Матери он и скончался 23 апреля 1892 года, в четыре часа утра. Он был похоронен в правом Борисоглебском приделе кафедрального Благовещенского собора. В Благовещенском соборе сохранилась надгробная плита, скорее всего, цело и само захоронение.

 

1. Магистерская диссертация была опубликована: О должностях и учреждениях по церковному управлению в древней Восточной Церкви. – СПб., 1857.

 


2. Семинарист позже был признан невменяемым.

3. Богословский Г. Краткий исторический очерк Казанской епархии. – Казань, 1892. – С.123.

4. Там же. – С. 124.

5. Архиепископ Никанор (Каменский). Казанский сборник статей. – Казань, 1911. – С. 502.

 

 

 

Владимир (Петров Иван Петрович) архиепископ Казанский и Свияжский с 7 мая 1892 года по 2 сентября 1897 года.

 


 

Иван Петров родился 28 мая 1828 года в станице Федосеевской Области Войска Донского. Его отец был казаком, но через несколько лет стал псаломщиком и таким образом перешел в духовное сословие. В 1849 году Иван закончил Воронежскую духовную семинарию, где тогда обучались дети казачьего духовенства, а в 1853 году – Киевскую духовную академию со званием магистра богословия. Профессором, а с 1851 года ректором Киевской академии был владыка Антоний (Амфитеатров). Еще во время учебы на выпускном курсе, 19 марта 1853 года, Иван Петров был пострижен в монашество, а 22 октября 1853 года – рукоположен во иеромонаха и назначен преподавателем Орловской духовной семинарии.

 


30 апреля 1857 года он стал инспектором Иркутской семинарии, 13 июля 1858 года был переведен в той же должности в Томскую семинарию. Его ученые труды обратили на себя внимание[1], и 13 сентября 1861 года отец Владимир (Петров) был возведен в сан архимандрита и назначен инспектором Санкт-Петербургской духовной академии и экстраординарным профессором по кафедре догматического богословия.

Но отец Владимир был прирожденным мисссионером и добился возвращения в Сибирь. 24 ноября 1865 года он был назначен начальником Алтайской миссии, которой руководил 18 лет. Все это время он жил в очень глухом месте, в селе Улала, много ездил по становищам алтайцев, прекрасно изучил алтайский язык[2]. Миссия была достаточно успешной. Под руководством отца Владимира сформировались такие выдающиеся миссионеры, как преподобный Макарий (Глухарев) и святитель Макарий (Невский). Отец самого иеромонаха Владимира, псаломщик Петр Петров, по его приглашению приехал с Дона и стал священником в Улале. Всего в Алтайской миссии при отце Владимире было крещено 6700 человек, более четырехсот он окрестил сам. В 1880 году архимандрит Владимир указом императора Александра II был возведен в сан епископа Бийского, викария Томской епархии. Даже ради хиротонии он не покинул надолго свою миссию, его рукоположили в Бийске. Томский епископ Петр и епископ Ефрем, ехавший из Тобольска на новое место службы в Курск.

Еще три года, уже в сане епископа, владыка Владимир продолжал руководить Алтайской миссией, а 6 августа 1883 года был назначен епископом Томским и Семипалатинским. В Томске как главная заслуга епископа Владимира запомнилось завершение сооружения строительства кафедрального собора (при трех его предшественниках строительство преследовали неудачи, дважды обрушивались стены). При этом сам епископ Владимир часто находился на лесах под самым куполом, и даже принимал там посетителей, и подписывал документы.

6 марта 1886 года владыка был назначен епископом Ставропольским и Екатеринодарским, он вновь оказался в многонациональной и многоконфессиональной епархии, а 25 ноября 1889 года был переведен на Нижегородскую кафедру. В первые годы управления Нижегородской епархией архиепископ Владимир организовал перестройку зданий духовной семинарии. На время пребывания архиепископа Владимира в Нижнем Новгороде пришелся знаменитый голодный год (1891/92). Обстановка в губернии была непростой. В годы контрреформ Александра III активизировались крайне консервативные круги, своего рода нигилисты наизнанку, известные своим «мужиконенавистничеством», считавшие, что в голоде виноваты сами крестьяне из-за «пьянст-ва и праздности». Но владыка Владимир противостоял этим настроениям, пожертвовал на помощь голодающим тысячу рублей собственных денег, в своих выступлениях призывал дворян и купцов открывать бесплатные столовые.

7 мая 1892 года владыка Владимир (Петров) был переведен на Казанскую кафедру, уже 27 мая он прибыл в Казань. В это время ему было 64 года, но многие в Казани воспринимали его как «дряхлого старца». По сравнению со своими предшественниками он показался малообщительным, поддерживая и с подчиненными, и с верхами светского общества только официальные деловые отношения. Но при этом управление епархией он держал в своих руках достаточно жестко. Разумеется, в Казанском крае в первую очередь был востребован его опыт миссионера. Архиепископ Владимир поддерживал систему Николая Ивановича Ильминского, скончавшегося незадолго до его назначения в Казань, поддерживал распространение богослужений на инородческих языках, охотно рукополагал в священники инородческих учителей.

Состояние здоровья часто не позволяло владыке Владимиру совершать обширные поездки по епархии, но он все же ездил, обращая особое внимание на местности с нерусским населением.

С 7 по 10 сентября 1893 года он посещал приходы, лежавшие вдоль Сибирского тракта в Казанском уезде, и южную часть Царевококшайского уезда. Во второй половине сентября посетил Цивильский и Козмодемьянский уезды, побывал в селе Ишаки, традиционном месте паломничества чуваш. 7 октября на пароходе прибыл в Спасск и три дня ездил по Спасскому уезду.

С 13 по 16 июня 1894 года владыка вновь посетил Чебоксарский и Козмодемьянский уезды, с 20 по 24 июля ездил по Тетюшскому уезду.

С 27 по 31 мая 1895 года продолжалась поездка архиерея по Казанскому уезду. 19 июня он побывал в Михаило-Архангельском черемисском монастыре, а потом пять дней ездил по Ядринскому уезду, населенному почти исключительно чувашами. В середине июля Владимир побывал в Царевококшайском уезде, с 19 по 23 августа ездил по Спасскому уезду. Большую поездку он совершил с 19 по 26 сентября, посетив множество храмов Лаишевского, Чистопольского, Мамадышского уездов.

В 1896 году он совершил только одну поездку, побывав в сентябре в южной части Царевококшайского уезда.

2 мая 1897 года владыка выехал из Казани, посетил село Новое Ишеево Цивильского уезда, по дороге еще несколько раз останавливался и беседовал с чувашами, вышедшими встречать его на тракт. Вечером и следующим утром он служил в Цивильском женском монастыре, а к вечеру приехал в Чебоксары. Там служил во Введенском соборе, а в 11 часов вечера сел на пароход, отправлявшийся в Казань.

Архиепископ Владимир считал, что потенциал Казани в подготовке миссионеров используется далеко не в полной мере. Он предложил преобразовать двухлетние миссионерские курсы, существовавшие с 1889 года при Казанской духовной академии, ежегодно выпускавшие не больше 3-5 человек, в самостоятельное учебное заведение с нахождением в Спасо-Преображенском монастыре. В 1897 году вопрос в Синоде был принципиально решен, но завершать работу по открытию курсов пришлось уже его преемнику владыке Арсению (Брянцеву).

По инициативе архиепископа Владимира при Казанском епархиальном женском училище был создан Ольгинский приют, названный в честь Великой княжны Ольги, сестры императора Александра III. В 1895-1897 гг. для него было построено специальное здание, соединенное со зданием училища. В этом приюте жили девочки-сироты, которые во время обучения в начальных школах других приютов показали хорошие знания и способности и которым открылась теперь возможность получить в епархиальном училище среднее педагогическое образование.

Последний раз владыка служил в Седмиезерной пустыни 28 июня, в день Смоленской иконы Божией Матери, вместе с епископом Самарским Гурием (Буртасовским). 3 августа у него разболелась нога. Владыка Владимир больше не вставал с постели, воспаление вскоре перешло в общее заражение крови, и 2 сентября 1897 года в 4 часа 30 минут утра архиепископ Владимир (Петров) скончался.

Еще в 1896 году по указу владыки в подвале под алтарем кафедрального Благовещенского собора, где находились захоронения многих казанских архиереев, был оборудован и освящен храм во имя Всех Святых. Осматривая храм, архиепископ Владимир указал и место для собственной могилы. Отпевание возглавил Рижский архиепископ Арсений (Брянцев). Довольно богатая библиотека архиепископа Владимира по завещанию была передана Казанской духовной академии.

 

1. В Орловской, Иркутской, Томской епархиях отец Владимир занимался изучением истории епархий, публиковал много статей в столичных журналах.

 


2. Плодом его научной деятельности стал русско-алтайский словарь изданный без имени автора.

 

 

 

Арсений (Брянцев Александр Дмитриевич) архиепископ Казанский и Свияжский с 4 октября 1897 года по 8 февраля 1903 года.

 


 

Александр Дмитриевич Брянцев родился 27 августа 1839 года в селе Волсты-Пятницы Юхновского уезда Смоленской губернии в семье дьячка. Семья была многодетной и крайне бедной. Будущий архипастырь учился в Вяземском духовном училище на казенном содержании. По его воспоминаниям, общежития в Вязьме не было и отец умудрился найти «квартиру» за 50 копеек в месяц. Все время обучения Александр и жил в этой «квартире», то есть спал на лавке в крестьянской избе, питаясь и проводя все время в училище. Училище он закончил первым по списку, но в Смоленскую семинарию на казенный счет его принять отказались, так как там уже учился его старший брат, а средств на пансион у отца не было. По молчаливому согласию начальства первый учебный год мальчик жил в семинарии «зайцем», то есть ночевал на свободных койках и питался из общего котла, не будучи поставлен на довольствие. Но через год, оценив его усердие и отличные успехи в учебе, Александра перевели на казенное содержание. В 1863 году он закончил семинарию первым по списку со званием «студента» (по Уставу духовных учебных заведений 1842 года это звание соответствовало диплому с отличием и давало право поступить в духовную академию). Он был зачислен в Киевскую академию, в округ которой входила Смоленская семинария. В 1867 году благополучно закончил академию со званием магистра богословия[1], но не остался на духовно-училищной службе, как полагалось выпускнику академии. 21 января 1868 года Александр вступил в брак с Марией Григорьевной Соловьевой, дочерью протоиерея Набережно-Николаевской церкви города Киева, а уже 4 февраля в Киеве епископ Чигиринский Порфирий (Успенский) рукоположил его во священника.

 


Это, очевидно, было обусловлено тем, что во второй половине 60-х гг., в эпоху Великих реформ, порядки в Синоде стали либеральнее. Кроме того, открывалось много светских средних учебных заведений, в которых требовались законоучители, которыми могли быть только священники с высшим образованием.

Отец Александр сначала был законоучителем гимназии в городе Белая Церковь Киевской губернии, в 1869 году был перемещен в Киев настоятелем Киево-Печерской Воскресенской церкви и, одновременно, законоучителем Киево-Подольской гимназии и Киевского военного училища. С 1872 года служил законоучителем Киевского института благородных девиц и настоятелем институтской церкви. 11 апреля 1872 года скончалась супруга отца Александра, и он вернулся на духовно-училищную службу. 11 марта 1873 года протоиерей Александр Брянцев был назначен ректором Таврической (в городе Симферополе) духовной семинарии.

26 апреля 1875 года в Успенском скиту в городе Бахчисарае он был пострижен с именем Арсений, а на следующий день возведен в сан архимандрита. Еще семь лет он оставался ректором Таврической семинарии, а 17 мая 1882 года в Троицком соборе Александро-Невской Лавры митрополитом Санкт-Петербургским Исидором (Колоколовым) и архиепископом Казанским Сергием (Ляпидевским) был рукоположен во епископа Ладожского, викария Санкт-Петербургской епархии. Первоначально обязанности викарного архиерея состояли в надзоре за хорошо знакомым ему делом – преподаванием Закона Божия в светских учебных заведениях, но уже скоро, 22 октября 1883 года, он, оставаясь епископом Ладожским, получил более важное назначение – стал ректором Санкт-Петербургской духовной академии.

Новый ректор оказался в довольно трудном положении. Его предшественник, протоиерей Иоанн Леонтьевич Янышев, пользовался авторитетом среди студентов и профессоров, а епископ Арсений не был ни доктором богословия, ни выпускником возглавляемой им академии. Его назначение было встречено в академии неблагоприятно. Однако благодаря тактичности, простоте обращения и благодушию епископ Арсений  завоевал уважение академической корпорации. В ректорство Арсения в академии укрепился дух церковности, пробудилось стремление к иноческой жизни. После 20-летнего перерыва в академии начались пострижения в монашество. Всего Арсений постриг девять студентов, в том числе Антония (Храповицкого)[2]. Учеником владыки Арсения был будущий казанский архипастырь Кирилл (Смирнов).

23 сентября 1887 года владыка Арсений был назначен архиепископом Рижским. И вновь перед ним стояли достаточно сложные задачи. Епархию составляли территории нынешних Эстонии и Латвии, где большинство населения составляли лютеране, к которым принадлежали и «верхи» общества – прибалтийские немецкие дворяне, пользовавшиеся большим влиянием не только в губернских Риге и Ревеле (Таллинне), но и в столице Российской империи. Значительную часть немногочисленного русского населения составляли старообрядцы.

В Рижской епархии он оставил по себе хорошую память. Только на территории Эстонии при нем было построено 22 новых храма, в 1891 году были открыты действующий и сейчас Пюхтицкий Успенский женский монастырь в Эстонии и Троицкий женский монастырь в Риге. Большими тиражами стала издаваться духовная литература, в том числе на латышском и эстонском языках. Владыка часто выступал с проповедями, позже они составили первый и второй тома его собрания сочинений.

15 мая 1893 года он был возведен в сан архиепископа. Еще до назначения на Казанскую кафедру, 5 сентября 1897 года, он впервые побывал в Казани, по поручению Синода отпевал умершего архиепископа Владимира (Петрова), а через два дня рукоположил во епископа Чистопольского, викария Казанской епархии, своего ученика по Санкт-Петербургской духовной академии, ректора Казанской академии Антония (Храповицкого).

4 октября 1897 года владыка Арсений был назначен архиепископом Казанским и Свияжским. Казанская епархия тоже была многонациональной и многоконфессиональной, но в отличие от Прибалтики здесь предполагалась интенсивная миссионерская деятельность. Имевший опыт работы в многонациональном крае владыка Арсений поддерживал систему Ильминского и постарался распространить сферу ее действия.

Архиепископ Арсений довел до конца инициативу своего предшественника владыки Владимира (Петрова) по преобразованию миссионерских курсов, действовавших при Казанской духовной академии, в самостоятельное учебное заведение. В 1898 году Синод утвердил новый Устав Казанских миссионерских курсов. Теперь они находились в Спасо-Преображенском монастыре. Ежегодно они выпускали в среднем около 15 священнослужителей со знанием татарского или чувашского языков и играли в подготовке духовенства не меньшую роль, чем духовная семинария. Вплоть до 1907 года это было единственное в России учебное заведение, где человек недуховного происхождения, имеющий среднее образование, мог стать священником.

В 1900 году по инициативе владыки Арсения Синод утвердил положение об инородческих стипендиях в Казанской духовной семинарии. В соответствии с этим положением чуваши, татары-кряшены, марийцы, удмурты, закончившие учительские семинарии и школы, проработавшие не менее двух лет учителями, принимались прямо в четвертый класс семинарии, учились по особой программе без изучения древних языков и по окончании семинарии получали аттестаты того же образца, что и остальные семинаристы. Закончившие семинарию по первому разряду могли поступать в духовные академии.

Указом от 11 мая 1901 года по инициативе архиепископа Арсения Синод учредил в Казанской епархии штатные должности двух епархиальных миссионеров – противомусульманского и противоязыческого, а также противораскольнического и противосектантского и их помощников.

Владыка Арсений в своих выступлениях неод-нократно указывал на то, что целью миссионерской деятельности является обращение представителей разных народов к православной вере, а задача обязательного «обрусения» перед миссионерами и деятелями народного образования не стоит: «…Конечно, родной язык дорог и приятен, и говорить на нем легче и приятнее, но ведь не может быть здесь и речи о забвении родного языка или изгнании его из употребления, нет, я говорю только о необходимости изучения русского языка для всех живущих в России»[3].

Архиепископ Арсений был одним из немногих казанских архиереев, оценивших молитвенный и духовно-учительный подвиг схиархимандрита Гавриила (Зырянова). Он одобрил инициативу отца Гавриила по постройке в Седмиезерном монастыре храма во имя прп. Евфимия Великого и святителя Тихона Задонского, предназначенного для неусыпного чтения Псалтыри по усопшим, сам пожертвовал 500 рублей и 16 октября 1900 года освятил построенный храм. 8 августа 1901 года указом Арсения отец Гавриил был назначен исполняющим должность наместника Седмиезерной пустыни, 9 июня 1902 года архиепископ утвердил отца Гавриила в должности наместника (настоятелем Седмиозерного монастыря считался сам Казанский архипастырь). Старец Гавриил выразил благодарность архипастырю в двух статьях, опубликованных в «Известиях по Казанской епархии» и отдельными брошюрами[4].

Владыка Арсений много ездил по епархии и выступал с проповедями[5]. Уже через два месяца после вступления на кафедру, 17 декабря 1897 года, он совершил поездку в Чистополь, на обратном пути побывал в Макарьевской пустыни. 17 января 1898 года архиепископ посетил город Лаишев, пробыл там два дня, служил в Софийском соборе и соборе Троицкого женского монастыря. 20 января, возвращаясь в Казань, посетил села Рождествено, Столбищи, Нармонку. 12 февраля 1898 года владыка был в Раифском монастыре и селе Ильинском.

7 мая он выехал в Чистополь, где служил в Никольском соборе и в храме Успенского женского монастыря, а на обратном пути посетил село Мурзиху. Уже через девять дней, 16 мая, вновь совершил поездку в Свияжск и Макарьевскую пустынь. В конце мая – начале июня он совершил большую поездку по северо-западной части епархии. 28 мая выехал в Ядрин, а 29 мая посетил села Засурское Ядринского уезда и Михаило-Архангельский черемисский монастырь, где ночевал. 1 июня приехал в Козмодемьянск, посетил села Пернягаш, Ценибеково, Шапкили и Картуково, 3 июня побывал в Чебоксарах, селах Старые Ишаки, Пихтулино. 5 июня служил в Цивильске, 7 июня – в Мариинском Посаде.

16 августа владыка совершил однодневную поездку, посетив села Усады, Каймары, Кадышево, Сухая Река Казанского уезда. 23 августа он был в Раифском монастыре, а также в селах Ильинское, Васильево, Красная Горка, 16 декабря побывал в Чистополе, а на другой день по дороге в Казань посетил села Алексеевское и Новоспасское.

16 июля 1899 года архиепископ на пароходе ездил в Козмодемьянск. 7 августа на пароходе приехал в Тетюши, а оттуда сухим путем объехал большое количество приходов: 9 августа переехал на другую сторону Волги и побывал в селах Болгары, Тенишево, Новомордово, Красная Слобода, Никольское, Куралово Спасского уезда и заночевал в городе Спасске. На другой день он посетил села Караваево, Левашово, Спасское, Сергиевское, Мурзиха и вернулся в Казань.

Уже через 10 дней, 20 августа, владыка Арсений выехал в Царевококшайск (ныне Йошкар-Ола), по дороге побывал в селах Кукмор (на территории Марий Эл), Азъял-Петьял, Кожла-Сола и приехал в Царевококшайск. На другой день он посетил Мироносицкую пустынь, села Семеново, Кузнецово, Сурты, Азаново, Ронги, Изикугунур, Морки, Арино, Кужерки, Сотнур. До конца года владыка совершил четыре однодневных поездки – 12 сентября в село Богородское Казанского уезда и деревню Куюки (место обретения известной иконы святителя и Чудотворца Николая) и Вознесенское (ныне в черте Казани). 17 сентября на пароходе ездил в Чистополь, 25 сентября – в Чебоксары, 5 ноября посетил Свияжск.

16 мая следующего года на пароходе архиепископ проследовал до Козмодемьянска и посетил Михайло-Архангельский черемисский монастырь, где пробыл три дня. 19 мая выезжал в село Засурск, 22 мая посетил село Емелево, служил в Козмодемьянске и на пароходе отбыл в Казань. 19 июля побывал в Чебоксарах и селе Хыр-Касы. 30 июля выехал в Мамадыш, заночевал там и на следующий день посетил села Соколки, Верх-няя Секинесь, Отарка, Красная Горка (Мамадышского уезда) и вернулся в Казань. Уже через два дня выехал в Спасский уезд, посетил села Куркуль, Старая Шентала, Полянки и на пароходе выехал в Казань. С 16 по 18 августа ездил по Ядринскому уезду – посетил села Татмышево, Орауши, Александровскую чувашскую женскую общину, Кошлоуши и выехал в Казань на пароходе. Наконец, 22 августа Арсений выезжал в село Осиново, а 16 октября – в село Борисоглебское Казанского уезда.

В 1901 году владыка начал выезжать уже в апреле, 16 апреля посетил Свияжск и Макарьевскую пустынь, 7 мая Чистополь и село Алексеевское, 24 мая Лаишев и село Бутыри Лаишевского уезда. С 19 по 24 июля совершил поездку по Чувашии, посетил Чебоксары, Цивильск, Геронтьеву пустынь. 21 августа на пароходе прибыл в Спасск и оттуда пять дней ездил по Спасскому уезду, побывал в селах Балахчино, Лебедино, Базяково (там открывал богадельню), Караваево, Бураково, Пичкасы, Куралово, Никольское, Тенишево, Щербеть. 30 августа – 1 сентября вновь ездил в Ядринский уезд, кроме уездного города побывал в селах Кошлоуш, Орауш, Абызово, Норусово, Асакасы, Юманлык, Аликово, в Александровской чувашской женской общине.

С 19 по 23 мая 1902 года владыка находился в Козмодемьянском уезде, сначала в Михаило-Архангельском черемисском монастыре, потом в Козмодемьянске. 27 мая побывал в Чебоксарах, а 18 августа – в селах Бураково и Березовая Грива Спасского уезда.

Вероятно, владыка ездил бы по епархии чаще, но дважды за время архипастырства в Казани Арсению пришлось надолго покидать свою епархию, когда его вызывали для присутствия в Синоде. Первый раз он отсутствовал с 27 ноября 1899 по 24 мая 1900 года, второй раз – с 24 ноября 1901 по 29 мая 1902 года.

Во время путешествий архиепископ «удостаивал своим посещением и дома священников, куда собирался местный причт, а в некоторых местах и все местное духовенство, являвшееся из ближайших сел»[6], и беседовал с ними по два-три часа.

От духовенства владыка Арсений требовал постоянной и неустанной проповеднической деятельности. При этом он часто ссылался на опыт лютеранской церкви, деятельность которой наблюдал в Рижской епархии. Согласно его указу, в храмах, где в штате было два или более священников, проповеди должны были произноситься после каждого богослужения, а в храмах с одним священником – не менее каждого второго богослужения. Большое внимание архиепископ Арсений уделил наведению порядка в епархиальных делах. Как деликатно сообщает автор его жизнеописания, «состав служащих консистории был несколько изменен». На самом деле было уволено большинство консисторских чиновников, обвиненных в коррупции и нерадивости. Общее количество служащих сократилось, но их жалованье было увеличено вдвое.

При всей активности и общительности владыки Арсения окружающие замечали в нем «величественность и высокомерие». Вот что вспоминал об архиепископе Арсении будущий митрополит Евлогий (Георгиевский), который посетил Казань в 1900 году, будучи архимандритом и ректором духовной семинарии: «…преосвященный Антоний[7] посоветовал мне съездить с визитом к Казанскому архиепископу Арсению. Нас поехало двое: архимандрит Гавриил и я. Архиепископ жил на своей даче на озере, за городом[8]. Застали мы его в белом подряснике, в гостиной. На нас он глядел, как на мышей, и говорил с высоты величия. Пробыли мы у него не больше пяти минут.

Про архиепископа Арсения рассказывали один эпизод, характерный для свойственного ему сознания своего величия. Будучи уже архиепископом, украшенный звездами и орденами, приехал он на родину, в Смоленск, и здесь встретился с матушкой кафедрального протоиерея, к которой в молодости безуспешно сватался.

- Ишь, глупая какая, – попенял он, – посмотри, какой я теперь молодец! Звезды... отличия...

- Если бы я за вас замуж вышла, – заметила матушка, – и звезд бы не было.

- А ты бы вовремя померла, – нашелся владыка Арсений»[9].

Но тот же автор отмечал усердие Арсения в богослужении в день Казанской иконы Божией Матери, в котором сам Евлогий принимал участие вместе с Сергием (Страгородским), будущим патриархом.

Еще в 1901 году, после смерти харьковского архиепископа Амвросия (Ключарева), владыка Арсений просился на Харьковскую кафедру, объясняя свою просьбу вредностью для него казанского климата. 8 февраля 1903 года его просьба была удовлетворена.

В Харькове владыка Арсений тоже много ездил и выступал, пользовался любовью и уважением верующих. Во время революции 1905-1907 гг., которая в студенческом и рабочем Харькове проходила очень тяжело, он занял выверенную позицию, не шел на компромиссы с радикалами, но и не поддерживал крайне правых экстремистов.

В 1911 году он не побоялся выступить против соседнего Курского и Белгородского архиепископа Питирима (Окнова), пользовавшегося поддержкой Распутина и влиятельных столичных деятелей. Владыка Арсений справедливо обвинил Питирима в поддержке секты стефановцев (подгорновцев)[10].

Владыка Арсений скончался 28 апреля 1914 года. В соответствии с его последней волей похороны были совершены скромно, без речей и венков. Архиепископ был похоронен в кафедральном соборе.

 

Проповеди и речи, произнесенные архиепископом Арсением (Брянцевым), в период его пребывания на Казанской кафедре:

 


 

Речь при вступлении на кафедру Казанской епархии // ИКЕ. – 1897. – С. 599-603.

 


Слово при прощании с Рижской паствой // ИКЕ. – 1897. – С. 604-607.

Путешествие на богомолье в Киев Арсения Архиепископа Казанского (путевые заметки) // ИКЕ. – 1898. – С. 823-838.

Речь при вручении жезла архимандриту Афанасию // ИКЕ. – 1899. – С. 530-532.

Речь при вручении жезла игумену Аркадию // ИКЕ. – 1899. – С. 634-636.

Речь при вручении жезла архимандриту Андрею // ИКЕ. – 1899. – С. 737-740.

Речи, сказанные в духовной академии и промышленном училище // ИКЕ. – 1899. – С. 788-790.

Поучение, сказанное при открытии Феодоровского женского монастыря, сказанное 12 ноября 1900 г. после литургии // ИКЕ. – 1900. – С. 1012-1016.

Мое участие на юбилейном торжестве Рижской епархии // ИКЕ. – 1900. – С. 918-928.

Поучение, сказанное в Родионовском институте благородных девиц 17 декабря 1900 // ИКЕ. – 1901. – С. 10-12

Речь при вручении жезла игумену Серафиму // ИКЕ. – 1901. – С. 12-13.

Слово, произнесенное 2 марта 1901 г. в церкви епархиального женского училища // ИКЕ. – 1901. – С. 260-262

Речь при вручении жезла Преосвященному Иоанну // ИКЕ. – 1902. – С. 438-440.

Речь сестрам милосердия Казанской общины Красного Креста // ИКЕ. 1902. – С. 966-968.

Путевые заметки во время путешествия на богомолье в августе и сентябре 1902//ИКЕ. – 1902. – С. 911-927.

 

1. Магистерская диссертация была опубликована: Брянцев А.Д. Патриарх Кирилл Лукарис и его заслуги для Православной Церкви. – Киев, 1868.

 


2. Владыка Антоний (Храповицкий), будучи Волынским архиепископом, в 1914 году приехал на похороны архиепископа Арсения и опубликовал обширный и эмоциональный некролог, вспомнив, в основном, именно деятельность владыки в Санкт-Петербургской академии.

3. Багрецов Л. Очерк архипастырской деятельности высокопреосвященнейшего Арсения (Брянцева), архиепископа Харьковского и Ахтырского, во время его пятилетнего управления Казанской епархией. – Харьков, 1905. – С. 201.

4. Гавриил (Зырянов). Построение и освящение храма в Седмиозерной пустыни для поминовения усопших и непрестанного чтения Псалтири. – Казань, 1901; Гавриил (Зырянов). Седмиозерная пустынь, заботливость Высокопреосвященного Арсения, архиепископа Казанского и Свияжского о благолепии ее и совершенное им освящение новоустроенного в ней храма. – Казань, 1901.

5. В подготовленном в Харькове собрании сочинений владыки  Арсения (Брянцева) казанские выступления должны были составить третий том, который, к сожалению, так и не был опубликован.

6. Багрецов Л. Указ. соч. – С. 101.

7. Владыка Антоний (Храповицкий), в 1900 году викарный епископ Чистопольский, ректор Казанской духовной академии.

8. Загородный архиерейский дом на озере Кабан.

9. Митрополит Евлогий (Георгиевский ). Моя жизнь. – С.201.

10. Фирсов С. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.). – М., 2002. – С. 440.

 

 

 

 

 

Димитрий (Ковальницкий Михаил Георгиевич) архиепископ Казанский и Свияжский с 8 февраля 1903 года по 26 марта 1905 года.

 


 

Михаил Георгиевич Ковальницкий родился 26 октября 1839 года в Волынской губернии в семье священника. В 1859 году он закончил Волынскую духовную семинарию (в городе Житомире), год проработал преподавателем в Кременецком духовном училище в той же Волынской губернии и поступил в Киевскую духовную академию. Его сокурсником по академии был будущий предшественник на Казанской кафедре Александр (Арсений) Брянцев. Михаил Ковальницкий был лучшим выпускником курса и после окончания в 1867 году академии был оставлен на кафедре нравственного богословия, в 1868 году защитил магистерскую диссертацию, с 1869 был доцентом, а с 1878 года – экстраординарным профессором по кафедре церковной истории.

 


Михаил Георгиевич Ковальницкий не вступал в брак и 12 сентября 1895 года, через 28 лет после окончания академии, был пострижен в монашество, а уже 17 сентября рукоположен во иеромонаха, назначен инспектором Киевской духовной академии, вскоре возведен в сан архимандрита.

В 1898 году архимандрит Димитрий был назначен ректором академии, а 22 июня того же года рукоположен во епископа Чигиринского, викария Киевской епархии с оставлением в должности ректора.

Только 27 сентября 1902 года он был назначен епископом Тамбовским и Шацким. Таким образом, в академии он проработал 35 лет и архиереем стал поздно. Его сокурсник Арсений (Брянцев) стал викарным архиереем на 16 лет раньше Димитрия, ректором академии – на 15 лет раньше и епархиальным архиереем – тоже на 15 лет раньше.

В Тамбове епископ Димитрий пробыл недолго, меньше года, но успел принять участие в освидетельствовании и открытии мощей преподобного Серафима Саровского. 8 февраля 1903 года он был назначен архиепископом Казанским и Свияжским, то есть всего через три года после хиротонии возглавил одну из самых важных кафедр, сменив на ней и «догнав» однокашника владыку Арсения (Брянцева).

27 января 1904 года началась Русско-японская война. Теперь архиепископ Димитрий часто служил, по собственной инициативе и по прошениям, молебны о победе русского оружия. Почти все выпускники Казанской духовной семинарии 1904 года вместо рукоположений во священники или службы в духовных и церковных учебных заведениях отправились в армию. Были призваны и многие молодые псаломщики, не рукоположенные в стихарь.

Во время правления владыки Димитрия (Ковальницкого) в Казани произошли трагические события – похищение и уничтожение чудотворной иконы Казанской Божией Матери. Это случилось в ночь с 28 на 29 июня (по старому стилю) 1904 года. Ко дню празднования Казанской иконы – 8 июля – преступники уже были задержаны и дали показания об уничтожении иконы. Однако 8 июля паломников в Казани было столько же, сколько и в прежние годы.

Выступая во время праздничной службы в соборе Казанского Богородицкого монастыря, владыка сказал: «…Попущением Божиим злой человек похитил у нас наше сокровище и, может быть, истребил. Но мы крепко надеемся, что Пресвятая Дева не лишила нас Своей милости. Здесь, на этом месте, она явила Свой чудесный образ, в молитве пред которым в течение столетий верующие искали и получали утешение и помощь. И мы верим, что Матерь Божия и впредь не оставит нас Своею милостию. Это священное место, на котором она благоволила осенить наш град и страну Честным Своим Покровом»[1].

Это были не просто дежурные слова утешения. Действительно, и в следующие годы поток паломников не ослабевал, они шли теперь не к чудотворной иконе, а к месту ее чудесного явления.

Разумеется, православным людям не хотелось верить в то, что вор Чайкин-Стоян уничтожил чудотворную икону. Сразу стали распространяться слухи о том, что икона уцелела и спрятана, что ее украли по заказу старообрядцев. В Казани, естественно, такие предположения были особенно распространены. Указывали даже на состоятельного хлеботорговца, известного благотворителя и лидера казанской общины старообрядцев старопоморского согласия Якова Филипповича Шамова[2].

Архиепископ Димитрий в целях пресечения нежелательных слухов позаботился о том, чтобы расследование и суд по делу о краже и уничтожении иконы проходили в условиях полной гласности, что для 1904 года, в условиях военного положения, было непривычно. Обстоятельства дела подробно описывались в газетах, причем с журналистами беседовали и обо всем рассказывали без утайки инокини и священники Богородицкого монастыря. Очень оперативно, всего через месяц по окончании процесса, в журнале Казанской духовной академии «Православный собеседник» был опубликован полный отчет о процессе, одновременно он вышел отдельной книгой.

Будучи опытнейшим препо-давателем духовной академии, архиепископ Димитрий сумел до конца своего пребывания в Казани удержать под контролем ситуацию в Казанской духовной академии после начавшейся 9 января 1905 года революции. Это было тем более трудно, что ректор, епископ Алексий (Молчанов), не пользовался авторитетом у преподавателей и студентов. Собрания студентов, состоявшегося после «Кровавого воскресенья», и участия студентов академии в городских митингах протеста он «не заметил», чтобы не обострять ситуацию. 10 февраля 1905 года в академии состоялось общее собрание студентов, которое выступило с требованиями глубокой реформы духовных учебных заведений. 12 февраля архиепископ Димитрий встретился с преподавателями и студентами и сумел разрядить ситуацию. В результате годовые экзамены были назначены на март, в начале апреля учебный год досрочно был закончен, студенты разъехались и не участвовали в майских волнениях учащихся города Казани.

Анонимный автор некролога характеризует владыку Димитрия следующим образом: «...Иерарх с сильным и самостоятельным характером, непреклонным ни перед какими влияниями, не любивший, по его же словам, «строить на чужом основании», высокопреосвященный Димитрий держался во многом позиций старой Могилянской академии и был сторонником строгого иерархического подчинения и епархиального, и вообще церковного управления»[3].

Эти качества и неопытность в делах по управлению епархией, видимо, и привели к тому, что в ряде важных проблем на Казанской кафедре владыка Димитрий проявил себя не лучшим образом. В свое время профессор М.Г. Ковальницкий опубликовал книгу, посвященную национальным аспектам развития христианства[4]. Главная ошибка архипастыря Димитрия (Ковальницкого) заключалась в том, что он не сумел достаточно глубоко представить себе состояние национального и религиозного вопроса в Казанском крае, оценить стройность и миссионерскую эффективность системы Ильминского, попал под влияние шовинистически настроенных «русификаторов». В результате он пошел на ряд шагов, направленных против сложившейся системы «инородческого» просвещения и миссионерства. В церковно-приходских школах было запрещено преподавать на родных языках учащихся, они могли использоваться только на первом году обучения для овладения русским языком. Законоучителям в земских и государственных школах запрещалось преподавание Закона Божия на инородческих языках. Наконец, были запрещены богослужения на инородческих языках. Такую же «русификаторскую» политику вел и попечитель Казанского учебного округа А.Н. Деревицкий.

Вероятно, разобраться в деле христианского просвещения народов Поволжья владыке Димитрию помешало его слабое знакомство с епархией. В течение двух лет своего управления епархией он почти не посещал приходов. Только в июне 1904 года он побывал в двух уездных городах – Спасске и Тетюшах, причем поездку совершал на пароходе и в сельских приходах не бывал. В инородческих селах он побывал только один раз (Большие Савруши и Гороховое Поле Мамадышского уезда, 13-14 июня 1904 года). Да и перед казанскими прихожанами он почти не выступал с проповедями. В «Известиях по Казанской епархии» были опубликованы лишь три его речи, при этом одна из них была написана и произнесена еще до приезда в Казань[5].

Система Ильминского имела многочисленных сторонников, у которых были связи в высоких кругах. На защиту наследия своего учителя выступили директор Симбирской чувашской учительской школы Иван Яковлевич Яковлев, директор Казанской учительской семинарии, приемный сын Ильминского Николай Алексеевич Бобровников, директор Центральной крещено-татарской школы протоиерей Тимофей Егоров и другие. Их поддержал и Симбирский архиепископ Гурий (Буртасовский), уроженец Казани и ученик Ильминского в Казанской духовной академии. Фрейлина императрицы Александры Федоровны Софья Васильевна Чичерина, заинтересовавшаяся национальным вопросом и написавшая уже две книги о системе Ильминского, похлопотала при дворе, а Иван Яковлев обратился лично к прокурору Синода Победоносцеву.

В результате архиепископ Димитрий (Ковальницкий) 26 марта 1905 года был переведен на Херсонскую и Одесскую кафедру. Правда, это назначение вряд ли можно рассматривать как явное понижение. Приходов в Херсонской (Одесской) епархии было в два с половиной раза больше, чем в Казанской, а сама Одесса была в четыре раза многолюднее Казани. Но при этом Казанская кафедра традиционно считалась более почетной. Несколько позже были освобождены от должностей попечитель Казанского учебного округа Деревицкий и его оренбургский коллега Н.Ч. Зайончковский, тоже выступавший против системы Ильминского.

Перевод не помешал активной церковно-общественной деятельности владыки Димитрия. В 1906 году он был членом Предсоборного Присутствия и председателем его первого отдела – «О составе Поместного Собора и порядка рассмотрения и решения дел в нем», а в 1908 году был назначен председателем Синодальной комиссии по реформе духовных академий. Однако при тридцатипятилетнем опыте работы владыки Димитрия в Киевской духовной академии комиссия под его председательством составила очень консервативный Устав 1911 года, существенно ограничивавший учебный и научный потенциал духовных академий.

Архиепископ Димитрий (Ковальницкий) скончался 13 февраля 1913 года в Одессе и был похоронен в кафедральном соборе.

 

1. Слово, сказанное архиепископом Казанским Димитрием 8 июля 1904 года. – Казань, 1904. – С. 8.

 


2. Автору приходилось услышать от православных верующих обвинения в адрес Шамова в краже иконы уже в конце 1980-х гг., а в качестве доказательства указывали на черный гранитный крест на могиле Шамова, скончавшегося в 1908 году, на котором изображена Казанская икона Божьей Матери.

3. Прибавление к «Церковным Ведомостям». – СПб., 1913. – №6. – С. 291-293.

4. Ковальницкий М.Г. О значении национального элемента в истории развития христианства. – Киев, 1880.

5. Слово, произнесенное 19 июля в Успенском соборе Саровской пустыни на литургии // ИКЕ. – 1903. – С. 639-642; Речь перед вручением архипастырского жезла Преосвященного Хрисанфу, епископу Чебоксарскому // ИКЕ. – 1904. – С. 695-698; Слово в праздник явления Казанской иконы Божией Матери – Казань, 1904.

 

 

 

Димитрий (Самбикин Дмитрий Иванович) архиепископ Казанский и Свияжский с 26 марта 1905 года по 17 марта 1908 года.

 


 

Дмитрий родился 3 октября 1839 года в семье священника  села Караяшина (Караяшника) Острогожского уезда Воронежской губернии. Отец Иоанн Самбикин был подвижником и всю жизнь добровольно прослужил в очень бедном приходе, хотя у воронежских архиереев всегда был на хорошем счету[1]. Его сын Дмитрий на казенном коште учился в Бирючевском духовном училище и в Воронежской духовной семинарии, которую закончил в 1861 году по первому разряду, и поступил в Санкт-Пе-тербургскую духовную академию. Академию он закончил в 1865 году третьим по списку (магистерские степени в эти годы выпускникам сразу не присваивались). Первоначально Дмитрий был распределен в Кишиневскую семинарию, но постарался добиться возвращения в родные края, поэтому только 26 сентября 1866 года был назначен преподавателем церковной истории Воронежской семинарии. Вскоре Дмитрий вступил в брак с дочерью воронежского кафедрального протоиерея Варварой Михайловной Скрябиной и 1 октября 1866 года был рукоположен во священника к Богородице-Рож-дественской церкви города Воронежа, оставаясь преподавателем семинарии. Через год у него родился сын Андрей[2]. В 1867 году Димитрию была присвоена степень магистра богословия[3], а 13 апреля 1870 года супруга отца Димитрия скончалась (она уже много лет страдала туберкулезом).

 


5 мая 1872 года отец Димитрий Самбикин был назначен[4] ректором Тамбовской духовной семинарии, а 10 июня возведен в сан протоиерея. Если Воронежская семинария находилась на хорошем счету, то в Тамбове в последние годы дела шли плохо, при этом беды были самые разные – плохая успеваемость и дисциплина семинаристов, неудовлетворительное руководство, хищения, неблагоустроенность и т. д. За восемь лет руководства отца Димитрия Тамбовская семинария стала одной из лучших в России. Среди ее выпускников в эти годы были двое будущих профессоров Казанской духовной академии – богослов и педагог Александр Андреевич Царевский, автор некролога архиепископа Димитрия (Самбикина), и церковный историк Иван Михайлович Покровский.

11 февраля 1877 года отец Димитрий был пострижен в монашество мит-рополитом Московским Иоанникием и через два дня возведен в сан архимандрита. 31 декабря 1880 года он был освобожден от должности ректора Тамбовской семинарии и вызван в Санкт-Петербург на чреду служения, а в соответствии с указом Синода от 6 августа 1881 года возвратился в родные края и еще семь лет прослужил ректором Воронежской семинарии.

4 января 1887 года в Успенском соборе Московского Кремля митрополит Иоанникий рукоположил отца Димитрия во епископа Балахнинского, викария Нижегородской епархии. 28 октября владыка был переведен в Подольскую епархию, викарием Балтским, а 13 октября 1890 года стал епархиальным епископом Подольским и Браславским (центр – город Каменец-Подольский).

2 мая 1896 года владыку Димитрия перевели на Тверскую кафедру, 6 мая 1898 года он был возведен в сан архиепископа.

26 марта 1905 года, когда в стране уже разворачивалась революция, владыка Димитрий был назначен архиепископом Казанским и Свияжским, уже 13 апреля он прибыл в Казань. Но по субъективным ощущениям самого владыки, переданным А.А. Царевским, революция началась только осенью. Дело в том, что в результате волнений в Казанском университете, начавшихся после «Кровавого воскресенья», в конце января университет был закрыт. В начале февраля начались столкновения студентов с патриотически настроенными жителями Казани, в основном многие студенты были избиты. Было ясно, что занятия не возобновятся до конца учебного года, и почти все студенты разъехались по домам. Поэтому вплоть до начала учебного года в городе было сравнительно тихо.

Волнения летом 1905 года происходили и в деревне. Тем не менее владыка Димитрий совершил со 2 по 10 июня поездку по селам Спасского и Лаишевского уездов: он посетил села Мурзиха, Алексеевское (и школу в приходской деревне Николаевке), Лебяжье Лаишевского уезда, Сахаровка Чистопольского уезда, Пичкасы, Старая Шентала, Арбузов Баран, Большие Полянки Спасского уезда, Ромодан, Караваево, Щербеть, Ново-Мордово, Болгары, Куралово, Тенишево, уездные города Лаишев и Спасск. Обращает на себя внимание, что владыка ездил, в основном, по русским селам бывших помещичьих крестьян, наиболее недовольных своим положением и подверженных революционной пропаганде, но его поездка прошла спокойно.

Объявление 17 апреля 1905 года свободы вероисповедания ставило Церковь в новые условия. В селе Большие Тиганы Спасского уезда архиепископ Димитрий встретился с мусульманами и произвел на них большое впечатление.

Тяжелая социально-политическая обстановка, очевидно, не способствовала дальнейшим поездкам, но 21 июля архиепископ посетил Свияжск, а в сентябре – Лаишев и Свияжск.

С начала сентября ситуация в Казани, как и в большинстве городов России, стала обостряться очень быстро. В Казани заводилами беспорядков были студенты университета, которые сумели повести за собой учащихся средних мужских и женских учебных заведений. К сожалению, в волнениях принимали участие и учащиеся духовных школ, а также шакирды многочисленных казанских медресе. Начались массовые забастовки рабочих. К началу октября волнения перешли во всеобщую забастовку («Всероссийская октябрьская политическая стачка»). Духовное училище и обе церковных средних женских школы – Женское училище духовного ведомства и Епархиальное женское училище – продолжали работать, а занятия в духовной академии и семинарии были прекращены. Еще 7 октября собрание студентов академии подавляющим большинством голосов приняло петицию с требованиями введения широкой автономии и объявило забастовку. Среди других было и требование о полной независимости академии от епархиального архиерея. Подобные же события происходили и в других академиях. К.П.  Победоносцев, последние дни находившийся на должности обер-прокурора Синода, отправил во все академии циркуляр, которым предписывалось отчислить всех студентов, которые не явятся на занятия 14 октября. В Казанской академии преподаватели 14 октября пришли в аудитории, но ни один студент не выполнил циркуляра Победоносцева. Архиепископ Димитрий не стал обострять ситуацию и 15 октября объявил занятия в академии прекращенными до 8 января. Через два дня последовал знаменитый Манифест, а 19 октября был уволен Победоносцев, и вопрос о следствии и наказаниях студентов позже даже не возникал.

15-16 октября революционные круги попытались превратить массовые митинги и забастовки в восстание с целью захвата власти; с другой стороны, активизировались и крайне правые силы, пролилась первая кровь. Манифест 17 октября, фактически вводивший в Российской империи конституционную монархию, в дальнейшем разрядил ситуацию, но самые тяжелые события в Казани произошли именно в первые дни после публикации Манифеста. 19-20 октября революционерами была захвачена Городская Дума, разгромлены полицейские части, стала создаваться революционная милиция.

Утром 20 октября в Казанское епархиальное женское училище с шумом ворвалась толпа молодежи, численностью около 50 человек. Они потребовали от учениц прекратить занятия и идти за ними на демонстрацию. Правда, эта агитация осталась безуспешной[5].

Но 21 октября положение в городе резко изменилось. У памятника Александру II (на месте нынешнего памятника Мусе Джалилю), рядом со зданием Городской Думы (ныне здание мэрии), собрался патриотический митинг. В его организации с благословения владыки Димитрия приняли участие священники кафедрального собора и Богородицкого женского монастыря. Митинг стихийно перерос в столкновения с революционерами и штурм захваченной ими Городской Думы. Революционеры оказались не храброго десятка, многие из них разбежались, а 90 человек были арестованы[6].

К сожалению, параллельно этому была разгромлена синагога[7], но этот акт был осужден владыкой Димитрием, и единственный в истории Казани еврейский погром обошелся без человеческих жертв.

К концу дня революционеры по всей Казани в панике попрятались. А на следующий день, 22 октября, в день празднования Казанской иконы Божией Матери, состоялась уже официальная демонстрация в поддержку Манифеста 17 октября. Она началась у Богородицкого монастыря, где служил архиепископ Димитрий, который и шел во главе демонстрации до конца. У Кремля к демонстрации присоединилось мусульманское духовенство, а самый уважаемый тогда среди российских мусульман богослов и просветитель, имам-хатип Галеевской мечети и руководитель медресе «Мухаммадия» Галимзян Баруди, пошел рядом с архиепископом.

После этих событий порядок в духовных учебных заведениях восстановился, а в университете занятия не проводились до Нового года.

После Манифеста 17 октября 1905 года оформлялись легальные политические партии, трижды во время управления владыки Димитрия в Казанской губернии проходили избирательные кампании – в Первую, Вторую и Третью Думы. Активизировались не только либеральные, но и крайне правые силы, среди лозунгов которых было и воинствующее православие. Владыка Димитрий (Самбикин), в отличие от многих архиереев, не поддерживал черносотенцев и вообще не выступал на политические темы. Конечно, он был далек и от либерализма, но не боялся самого слова «либерал». В речи на похоронах владыки Димитрия А.А. Царевский сказал: «…Его по справедливости можно было бы назвать либералом, если бы это слово не было теперь так опошлено и опозорено, это был либерал в лучшем, благородном значении этого слова»[8].

Среди духовенства и профессоров Казанской духовной академии тоже проявился «плюрализм». Профессор богословия Казанского университета протоиерей Александр Васильевич Смирнов, профессора академии Леонид Иванович Писарев, Михаил Александрович Машанов, Константин Сергеевич Григорьев с марта 1906 года по ноябрь 1907 года издавали журнал «Церковно-общественная жизнь», активным сотрудником был и знаменитый философ Виктор Иванович Несмелов. Они выступали с умеренно-либеральных позиций, требовали немедленной и масштабной церковной реформы. В журнале архиепископ владыка  Димитрий подвергался резкой критике за «консерватизм». Но владыка Димитрий не предпринял против «мятежных» профессоров репрессивных мер и только добился того, чтобы был снят имевшийся в первых номерах подзаголовок «Журнал, издаваемый при Казанской духовной академии»[9].

На похоронах владыки Димитрия протоиерей Александр Смирнов выступил с покаянной речью: «Мы взглянули на тебя, незабвенный наш архипастырь, как на исполнителя велений служебного долга и законной правды и не могли рассмотреть своими близорукими очами твою добрую, отзывчивую и ко всем милостливую душу, не могли понять того, что применение закона правды к подчиненным было тяжелее всего именно для тебя… ты первый протянул руку примирения к тем, о которых думал, что они недружелюбно настроены к тебе»[10].

С другой стороны, черносотенцы, профессор Казанского университета Владислав Францевич Залеский, казначей университета Александр Титович Соловьев, обвиняли архиепископа Димитрия в недостаточной жесткости и «либерализме», писали на него доносы в Синод. Эти деятели не явились и на похороны владыки, на что обратили внимание либеральные казанские газеты[11].

Уже весной 1906 года архиепископ Димитрий (Самбикин) возобновил поездки по епархии. 20 апреля 1906 года он выехал на пароходе «Надежда» в Чебоксары и на следующий день вернулся в Казань. С 12 по 17 июня владыка находился в поездке по Козмодемьянскому уезду, посетил Михаило-Архангельский черемисский монастырь, села Пернягаш-Пайгусово, Ценибеково, Шапкили, Картуково, Кулаково, Малая Юнга, ночевал в монастыре и в Козмодемьянске и вернулся в Казань на пароходе.

23 июля по приглашению Свияжского городского головы Каменева на его собственном пароходе владыка ездил в Свияжск, служил в Макарьевской пустыни.

23 августа он опять выехал в Козмодемьянский уезд, переночевал в Михаило-Архангельском монастыре. Но если в первую поездку он ездил, в основном, по горномарийским селам, то теперь объезжал ту часть уезда, которая была населена чувашами. Он побывал в селах Емелево, Еласы, Виловатый Враг, Большой Сундырь, Хыркасы, Ишаки, Янгильдино и 27 августа вернулся в Казань, сев на пароход в Чебоксарах.

9 мая 1907 года владыка Димитрий побывал в Чистополе, 3 июня и 23 июля в Свияжске. 21 августа выехал в двухдневную поездку, посетил село Ильинское (ныне Зеленодольского района), заночевал в Раифском монастыре, на другой день посетил село Васильево.

24 августа владыка отправился в Мамадыш на пароходе, прибыл туда 25-го и 26-го августа посетил пригородные села Красная Горка и Заошминская Слобода.

Последнюю свою поездку по Казанской епархии владыка совершил 2-3 сентября 1907 года. Он выехал из Казани по дороге на Лаишев, посетил села Державино, Зюзино, Егорьево и Сокуры, заночевал в селе Смольдеярове, в усадьбе знаменитого церковного благотворителя купца Павла Васильевича Щетинкина. На обратной дороге посетил храм села Большие Кабаны.

В тяжелых условиях революционной действительности архиепископ Димитрий не забывал о миссионерской деятельности. Он немедленно отменил распоряжения своего предшественника владыки Димитрия (Ковальницкого) о запрещении бого-служений на инородческих языках, в церковно-приходские школы было возвращено обучение по системе Иль-минского. По инициативе владыки  Димитрия в Казани было создано третье викариатство. 4 октября 1907 года сам владыка Димитрий рукоположил во епископа Мамадышского архимандрита Андрея (князя Ухтомского), который до этого с 1899 года управлял Казанскими миссионерскими курсами. На нового викария были возложены организация миссионерской деятельности и управление всеми инородческими приходами[12].

Архиепископ Димитрий (Самбикин) сочетал с активную практическую деятельность с интенсивной научной работой. Он ни одного дня не проработал в духовной академии, его разнообразные служебные обязанности не предполагали публикации статей и монографий. Но он опубликовал огромное количество статей, намного больше, чем публиковало за всю свою карьеру большинство профессоров. Первые его статьи в «Воронежских епархиальных ведомостях» появились еще в студенческий период. Даже авторы посмертной книги об архиепископе Димитрии не сумели составить полную библиографию его трудов, а по свидетельству А.А. Царевского, сам Димитрий давно потерял им счет[13].

Интересы его были разнообразны. Магистерская диссертация была посвящена одной из проблем догматического богословия. В конце жизни владыка Димитрий опубликовал фундаментальный труд по Священной истории Нового Завета[14]. Но основные труды ученого были посвящены церковной истории (17 марта 1904 года Советом Санкт-Петербургской духовной академии владыке Димитрию была присвоена ученая степень доктора церковной истории). Большое количество статей, освещающих отдельные страницы истории епархий, он публиковал во всех местах своего служения – в Воронеже, Тамбове, Нижнем Новгороде, Каменец-Подольске, Твери и Казани. Но наибольший вклад владыка Димитрий внес в изучение агиографии. Главный его труд – Месяцеслов русских святых, 12 томов которого он издавал с 1893 по 1903 годы. Он собрал, систематизировал и сделал доступным огромный фактический материал о местночтимых подвижниках. Владыка Димитрий осуществил канонизацию многих из них, на его труд ссылались и ссылаются сейчас как на официальный документ.

Для развития церковно-исторической науки владыка Димитрий использовал и служебные возможности епархиального архиерея. В Подольской епархии он создал церковное древлехранилище и епархиальную библиотеку. В Твери реставрировал многое из церковной старины и составил фундаментальный труд о тверских святых, изданный уже в Казани, в котором помещена и подробная биография святителя Варсонофия Казанского, который в 1569-1570 гг. был тверским епископом[15].

В 1907 году по инициативе архиепископа Димитрия в Казани в соответствующие памятные дни были проведены торжества: Гермогеновские (в честь священномученика  Гермогена), Златоустовские (в честь святителя Иоанна Златоуста) и Филаретовские (в честь святителя Филарета (Дроздова), тогда еще не канонизированного). Торжества включали пышные праздничные богослужения и заседания с научными докладами. Гермогеновский и Златоустовский сборники были опубликованы за счет личных средств архиепископа Димитрия.

По инициативе и под руководством владыки Димитрия в 1906 г. было создано Церковное историко-археологическое общество Казанской епархии. При Высокопреосвященном Димитрии его собрания проводились каждые две недели, а интересные доклады публиковались в протоколах заседаний. В деятельности общества принимали участие профессора церковной истории Иван Михайлович Покровский, Константин Васильевич Харлампович, другие профессора академии и университета, в том числе филолог Александр Иванович Александров (будущий епископ Анастасий). Уже немолодой кафедральный протоиерей Андрей Поликарпович Яблоков под влиянием Димитрия стал известным церковным археологом, автором трех книг о Благовещенском соборе и о памятниках Свияжска.

7 марта 1908 года архиепископ Димитрий заболел крупозным воспалением легких и 17 марта в 3 часа 50 минут дня скончался с чтением молитв в присутствии многочисленного духовенства. Похороны состоялись 22 марта, владыку отпевали архиепископ Симбирский Иаков (Пятницкий), трое викарных архиереев. Владыка был похоронен в подвале под алтарем Благовещенского собора, рядом с архиепископом Владимиром (Петровым).

 

1. Отец Иоанн прожил очень долгую жизнь, скончался всего на два года раньше Димитрия.

 


2. Андрей Самбикин закончил Санкт-Петербургскую духовную академию, постригся в монашество. К 1910 году архимандрит Афанасий (Самбикин) был настоятелем Московского Сретенского монастыря. Дальнейшую его судьбу нам выяснить не удалось.

3. Магистерскую диссертацию автор опубликовал через 11 лет в Тамбове: «Сравнительное обозрение учения о первородном грехе в христианских вероисповеданиях».

4. По Уставу духовных учебных заведений 1867 года должность ректора духовной семинарии была выборной. Имено так стал ректором Казанской духовной семинарии протоиерей Никифор Каменский, будущий архиепископ Никанор, преемник владыки Димитрия (Самбикина) на Казанской кафедре. Но отца Димитрия (Самбикина) в Тамбов назначили из-за неблагополучного состояния семинарии.

5. Алексеев И.Е. Черная сотня в Казанской губернии. – Казань, 2001. – С. 69-70.

6. В ходе столкновений были убиты семь человек.

7. Она находилась не там, где сейчас, но недалеко, на той же улице Малой Проломной (ныне Профсоюзной), там, где сейчас двор Государственного банка.

8. Высокопреосвященнейший Димитрий, архиепископ Казанский и Свияжский (1839-1908). – Казань, 1908. – С. 77.

9. Газета была закрыта в результате того, что редакция оказалась не в состоянии уплатить несколько крупных штрафов, наложенных губернатором.

10. Высокопреосвященнейший Димитрий… – С. 188.

11. Волжско-Камская речь. – Казань, 1908. – № 42.

12. Роль епископа Андрея (князя Ухтомского) в истории Русской Православной Церкви советского времени противоречива. После 1925 года он выступил основателем серьезного раскольнического направления, самочинно рукоположив множество епископов, а сам в конце жизни перешел в Русскую Православную старообрядческую церковь, которой ныне канонизирован. Но он был прекрасным миссионером, очень работящим и эффективным. Епископ Андрей активизировал деятельность Братства святителя Гурия, способствовал развитию переводческой деятельности. Так же усердно он занимался миссионерской деятельностью и на Сухумской (с 1911 года), и на Уфимской кафедре (с 1913 года).

13.  Неполная библиография опубликована: Православный собеседник. – Казань, 1908. – Ч. 3. – С. 792-800.

14. Собор святых семидесяти Апостолов. – Тверь, 1900. – Т. 1; Казань, 1907. – Т. 2.

15. Тверской Патерик. – Казань, 1907.

 

 

 

Никанор (Каменский Никифор Тимофеевич) архиепископ Казанский и Свияжский с 5 апреля 1908 года по 27 ноября 1910 года.

 


 

Никифор Тимофеевич Каменский родился 25 мая 1847 года в селе Солодовниково Черноярского уезда Астраханской губернии в семье дьякона. Закончил Астраханское духовное училище, в 1862-1868 гг. учился в Астраханской духовной семинарии. Вскоре после окончания семинарии он женился и 3 ноября 1868 года был рукоположен во священника. Всего два года он прослужил в приходе села Бережновка Царевского уезда Астраханской губернии. В 1869 году умерла его жена, на руках у молодого священника, которому было всего 23 года, остался маленький сын. Отец Никифор решил продолжить учебу – в 1870 году поступил в Казанскую духовную академию. Это был вполне естественный путь, диктуемый не только стремлением к образованию. В духовные академии принимали тогда только или неженатых студентов, или вдовых священников.

 


В академии отец Никифор Каменский специализировался по богословскому отделению. Судя по высказываниям, содержащимся в ряде сочинений владыки Никанора (Каменского), а также по кругу научных интересов будущего казанского архипастыря, наибольшее влияние на него оказал ректор академии архимандрит Никанор (Бровкович), впоследствии известный церковный деятель и мыслитель – это и не удивительно, качества архимандрита Никанора (Бровковича) как педагога отмечали многие его ученики[1].

Именно он сформировал у студента Каменского интерес к догматическому богословию и экзегетике. Не случайно при пострижении в монашество он позже выбрал именно имя «Никанор». Кандидатское сочинение он писал под руководством молодого доцента, специалиста по экзегетике Михаила Ивановича Богословского, но магистром богословия был утвержден только через 9 лет – 30 января 1879 года. Впоследствии, на протяжении всей жизни владыка Никанор интенсивно занимался экзегетикой, оставив многочисленные труды[2].

В 1874 году, закончив академию кандидатом богословия, отец Никифор Каменский был назначен законоучителем Казанской учительской семинарии и настоятелем семинарской церкви Захарии и Елизаветы. Казанская учительская семинария, созданная Николаем Ивановичем Ильминским, стала главным центром знаменитой просветительской и миссионерской системы, она была открыта в 1871 году, через два года было построено ее собственное здание с домовой церковью на набережной озера Кабан. Отец Никифор Каменский стал первым штатным преподавателем Закона Божия и первым настоятелем храма. Пять лет под руководством Ильминского он препода-вал юношам из народов По-волжья, многие из которых позже стали священниками, составили основу национальной интеллигенции. Огромное уважение к Николаю Ивановичу Ильминскому будущий архипастырь сохранил на всю жизнь. Впоследствии владыка Никанор (Каменский) заявлял, что с такими великими людьми, как Ильминский, он больше никогда не встречался. В 1896 году, находясь на Смоленской кафедре, он опубликовал обширную статью, посвященную пятилетию кончины Ильминского, в которой по достоинству оценил роль Ильминского в развитии миссионерской деятельности и просвещения[3].

В 1879 году отец Никифор Тимофеевич Каменский, недавно ставший магистром богословия и только что возведенный в сан протоиерея, стал ректором Казанской духовной семинарии. В это время действовал Устав духовных семинарий 1867 года, самый демократичный из всех существовавших, в соответствии с которым ректоры не назначались обер-прокурором Синода, а выбирались корпорацией преподавателей. Отец Никифор Каменский был единственным в истории Казанской духовной семинарии выбранным ректором. Обращает на себя внимание то, что преподаватели семинарии – а все они закончили духовные академии, большинство имело степень магистра, – избрали ректором священника, не являвшегося членом их корпорации и к тому же довольно молодого. Это свидетельствует о высоком авторитете отца Никифора в Казани.

В должности ректора семинарии он пробыл 13 лет, за годы его ректорства в жизни духовной семинарии произошли важные изменения. Важнейшей заслугой ректора было повышение качества преподавания в семинарии. В предшествующие десятилетия Казанская духовная семинария, находясь в одном городе с университетом и духовной академией, ничем принципиально не выделялась из числа других семинарий. Объективным показателем качества образования являлось то, что в годы ректорства владыки Никанора, в Казанскую духовную академию поступало ежегодно 3-4 выпускника Казанской духовной семинарии – раньше таких было не больше, чем двое. 5-6 выпускников ежегодно становились студентами университета. Таким образом, почти половина семинаристов – в выпуске обычно было около 20 человек – продолжала образование. По воспоминаниям очевидцев, новый ректор основное свое внимание уделял посещению занятий, контролю за выполнением домашних заданий и формированию достаточно высоких личностных запросов семинаристов.

Будучи сам ученым-богословом, он основное внимание уделял общеобразовательным предметам, считая, что священник должен обладать широким кругозором. Из учительской семинарии он принес в духовную семинарию характерное для системы Ильминского неприятие формальных критериев обучения – теперь годовые и итоговые оценки преподаватели выставляли не по текущим баллам и не по официальным экзаменам, а по общему впечатлению от занятий семинариста.

В 1885 году был введен новый, «победоносцевский» устав духовных семинарий, в соответствии с которым ректор вновь стал назначаться приказом обер-прокурора. Но отец Никифор Каменский устраивал не только семинарскую преподавательскую корпорацию, но и духовно-учебное начальство и был оставлен на должности.

Еще одним важным нововведением, осуществленным ректором отцом Никифором, было открытие в 1886 году образцовой начальной школы при Казанской духовной семинарии. В ней учились дети из бедных городских семей, в основном из кварталов, прилегавших к семинарии, занятия по типовой программе церковно-приходских школ вели штатные учителя, а семинаристы проходили педагогическую практику, причем по преподаванию не только Закона Божия, но и общеобразовательных предметов.

19 января 1889 года отец Никифор Тимофеевич Каменский постригся в монахи с именем Никанор. Обычно вдовые священники постригались еще в академии или сразу после ее окончания – ведь вновь вступить в брак они не могли, а перед монахом с высшим образованием открывалась перспектива скорого рукоположения в сан епископа. Но отец Никифор вдовствовал 20 лет. Дело в том, что, овдовев в 22 года, он должен был воспитывать маленького сына. В 1889 его сын Евгений закончил Казанскую духовную семинарию и был рукоположен в священники – и отец мог, наконец, целиком посвятить себя Церкви.

В 1889-1890 гг., находясь еще в должности ректора семинарии, отец Никанор выпустил ряд брошюр о казанских святынях, в которых простым, понятным и необразованным людям языком (брошюры были предназначены «для народа»), но, с другой стороны, детально и на научном уровне своего времени, описывалась история важнейших святынь Казани[4].

Еще два года он продолжал руководить Казанской духовной семинарией, уже в сане архимандрита, а 12 февраля 1891 указом Синода был назначен епископом Чебоксарским, викарием Казанской епархии. Рукоположение состоялось в кафедральном Благовещенском соборе 7 марта 1891 года. Казанский епархиальный архиерей Павел (Лебедев) в это время был уже болен, и на долю его помощника, единственного в то время викарного епископа, приходилось очень много работы.

За сравнительно недолгое время – полтора года – владыка Никанор трижды совершил многодневные поездки по епархии, обращая большое внимание на церковно-приходские школы и преподавание Закона Божия в земских школах – в каждом селе он опрашивал школьников. В «инородческих» приходах он обращал особое внимание на знание причтом местного языка, в школах требовал преподавания на родном языке, в соответствии с системой Ильминского, способст-вовал рукоположению в архиереи многих священников из «инородцев». По личной инициативе владыки Никанора открыто более десятка церковно-приходских школ в деревнях с «инородческим» населением, в основном в глухих, отдаленных от приходских храмов уголках.

Викарный Чебоксарский епископ по должности был настоятелем Кизического монастыря, где и находилась его резиденция. В 1892 году праздновался двухсотлетний юбилей монастыря. Владыка Никанор к этой дате составил и опубликовал подробнейшую до мельчайших деталей историю монастыря, с описанием всех его храмов и зданий и монастырского некрополя.

Изучая монастырские архивы, владыка Никанор обнаружил в них многочисленные документы XVI-XVII вв. и в 1893 году на достаточно высоком по тому времени археографическом уровне опубликовал грамоты Спасо-Преображенского и Кизического монастырей[5] – эти публикации в последующее столетие были введены в активный научный оборот, на них и сейчас часто ссылаются историки.

Викарные епископы обычно занимали свои должности недолго, до освобождения вакансий епархиальных архиереев. Уже 16 апреля 1893 года владыка Никанор был назначен епископом Архангельским, 10 февраля 1896 года был переведен в Смоленск, 2 января 1899 года – в Орел, 28 марта 1902 года – в Екатеринбург, 26 ноября 1903 года – в Гродно, 9 декабря 1905 года – в Варшаву с возведением в сан архиепископа. Вскоре после назначения на Варшавскую кафедру владыка Никанор был утвержден в ученой степени доктора богословия. Его докторское сочинение – «Экзегетико-критическое исследование Послания Св. Ап. Павла к евреям», обсуждение и утверждение его прошло в Казанской духовной академии без присутствия автора.

В синодальный период частые переводы архиереев с кафедры на кафедру были делом обычным. Но владыка Никанор все же сменил слишком много должностей даже по меркам своего времени. При этом он всегда был на хорошем счету у духовного начальства и каждая новая кафедра была значительнее предыдущей. Во всех епархиях владыка обращал особое внимание на состояние духовного образования, повышал уровень епархиальных ведомостей и сам публиковал статьи и брошюры о местных святых и важнейших событиях в жизни епархий.

5 апреля 1908 года владыка Никанор был назначен архиепископом Казанским и Свияжским. Недолгая деятельность его на Казанской кафедре была разнообразной. В это время крайне правые «русификаторские» силы во главе с одним из лидеров казанских черносотенцев профессором Владиславом Францевичем Залеским вновь выступили против системы Ильминского, обвиняя систему инородческого просвещения в разобщении народов Поволжья с русским народом, при этом в ход шли и явно лживые аргументы. Эту позицию поддержало Казанское губернское дворянское собрание, ряд земских деятелей. Именно жесткая позиция правящего архиерея остановила это наступление. В 1910 году владыка Никанор организовал в Казани Поволжский миссионерский съезд, открытие которого стало своеобразной «демонстрацией протеста» в виде крестного хода на могилу Н.И. Ильминского и клятвы в верности его системе[6]. Владыка Никанор всячески поддерживал богослужения на национальных языках, сам принимал в них участие. По его инициативе был открыт миссионерский приют при архиерейском доме – около двадцати мальчиков жили прямо в занимаемом им здании в Кремле.

При этом, в отличие от своего предшественника владыки Димитрия (Самбикина), архиепископ Никанор открыто поддерживал крайне правые политические организации, не раз сам себя называл черносотенцем. Многие священники, городские и сельские, отказывались участвовать в мероприятиях Союза русского народа. В ответ на жалобы руководителей казанских черносотенцев владыка Никанор обязал священников совершать молебны перед началом союзнических мероприятий и объявлять с амвона о предстоящих собраниях и демонстрациях[7].

Владыка Никанор продолжил интенсивную деятельность своего предшественника, архиепископа Димитрия (Самбикина), по поддержке деятельности епархиального церковно-исторического общества, в котором по должности был председателем; именно при нем, и с его одобрения был издан ряд ценных трудов по истории Церкви в крае[8].

  Сам владыка Никанор в последний год жизни опубликовал синодики Свияжского Успенского и Зилантова монастырей[9] – вероятно, эти рукописи он подготовил уже давно и публикации их помешал перевод в Архангельск.

В свое время, будучи викарным епископом Чебоксарским, владыка Никанор много ездил по епархии, дальние поездки были для него обычным делом во всех епархиях, где он служил. Находясь на Архангельской кафедре, он побывал в очень отдаленных местах, где еще никогда не бывали архиереи – на Печоре, на полуострове Канин Нос, на острове Колгуев, посещал отдаленные стойбища оленеводов. Он собирался посетить и Новую Землю, где незадолго до этого поселились несколько семей православных ненцев, но не успел из-за перевода. Конечно, и на Казанской кафедре он продолжил свои поездки, но здоровье уже не позволяло ему ездить в распутицу, он, в основном, пользовался пароходом или выезжал из Казани на один день.

21-22 августа 1908 года владыка побывал в Раифском монастыре, селах Ильинское и Васильево. 27-28 сентября побывал в Козмодемьянске и окрестных селах, в том числе в Михаило-Архангельском черемисском монастыре.

19-20 января 1909 года он объехал окрестности Седмиезерной пустыни, посетив села Караваево, Кадышево, Савиново. 1 мая на пароходе прибыл в Чебоксары, где находился три дня. 13 августа выехал в Чистополь, посетив по дороге село Мурзиха, в Чистополе пробыл два дня, на обратном пути заехал в город Лаишев.

21 января 1910 года владыка Никанор вновь посетил села, расположенные недалеко от Седмиезерной пустырни, – Савиново, Борисоглебское, Кадышево, Караваево. 24 мая на пароходе отправился в Мамадыш, пробыл там до 28 мая, объезжая села уезда, 29 мая на пароходе же прибыл в Лаишев, откуда на другой день выехал в Казань сухим путем.

В последние годы в Казани имя владыки Никанора (Каменского) часто упоминается с негативными оценками в связи с той ролью, которую он сыграл в судьбе знаменитого казанского старца схиархимандрита Гавриила (Зырянова). Действительно, в данном случае казанский архиерей проявил себя не лучшим образом. К моменту назначения владыки Никанора на Казанскую кафедру схиархимандрит Гавриил уже почти восемь лет был наместником Седмиезерного монастыря. При этом он был не только старцем, имевшим множество духовных чад, как студентов духовной академии, так и простых горожан и крестьян, но и весьма успешно руководил монастырским хозяйством, навел порядок и в финансовых, и в производственных делах, превратил монастырь в процветающее земледельческое и животноводческое предприятие с высокой доходностью. При этом настоятелем монастыря считался епархиальный архиерей и значительная часть доходов монастыря шла на содержание архиерейского дома.

Высочайший духовный авторитет старца и его активная и успешная административная деятельность вызывали недовольство и у нерадивой части братии, и в светских кругах. Жалобы на схиархимандрита Гавриила подавались постоянно, но предыдущие архиереи понимали их мотивы, и по доносам и жалобам дела даже не заводились.

Однако недоброжелатели воспользовались неосведомленностью нового архиерея, и вскоре после приезда владыки Никанора в Казань ему было подано сразу несколько подписанных и анонимных прошений.

Отца Гавриила обвиняли в том, что он по старости и нетрудоспособности не в состоянии руководить хозяйством, передоверил все казначею монастыря иеромонаху Тихону, который нечист на руку. В письме некого «почетного гражданина Поливанова» содержалось обвинение в принадлежности отца Гавриила «к социал-демократической партии», обоснованное тем, что в монастыре не проводятся торжественные службы по «царским дням», а сам отец Гавриил в эти дни вообще не служит. Подпись была явно вымышленной – в Казани не было такого потомственного почетного гражданина. Правда, следует отметить, что отец Гавриил почти ничего не говорил о политических делах и не высказывал одобрения деятельности крайне правых сил. Его духовные дети тоже не участвовали в политической жизни.

Владыка Никанор, предубежденный против отца Гавриила, возбудил дело. 15 мая 1908 года схиархимандрит Гавриил и иероионах Тихон были отстранены от должностей, а старец Гавриил выселен из монастыря, хотя жил он там в собственном домике, построенном на пожертвования духовных детей.

Дело завершилось только в 1910 году полным оправданием и отца Гавриила, и отца Тихона, но старец уже в конце июня 1908 года уехал в Псковскую губернию, в Спасо-Елеазарову пустынь, где настоятелем был его духовный сын, выпускник Казанской духовной академии отец Иувеналий (Масловский).

В Казани считали, что главным мотивом удаления старца Гавриила с должности наместника было желание владыки Никанора (Каменского) поставить во главе монастыря своего человека, архимандрита Андроника (Богословского), что действительно было сделано. Правда, это вовсе не характеризует отрицательно самого отца Андроника, который был хорошим администратором и усердным молитвенником, а в советское время уже в преклонном возрасте стал епископом[10]. Впрочем, желание иметь доверенного человека во главе Седмиезерного монастыря для владыки Никанора было вполне естественным, ведь монастырь был приписан к архиерейскому дому, его настоятелелями были епархиальные архиереи, а значительная часть доходов монастыря шла на содержание архиерейского дома.

Еще днем 26 ноября 1910 года владыка чувствовал себя совершенно здоровым, но в 11 часов вечера почувствовал недомогание. Утром врач констатировал кровоизлияние в мозг (инсульт), после 12 часов дня начался отек легких, и в 9 часов вечера архиепископ Никанор (Каменский) скончался. Похороны состоялись 2 декабря. Владыка Никанор упокоился в подвальном храме Всех Святых под алтарем кафедрального Благовещенского собора. Он был последним архиереем, похороненным в соборе.

 

1. Красносельцев Н.Ф. Никанор и его учено-литературная деятельность. – Одесса, 1893; Крылов А.Л. Архиепископ Никанор как педагог. – Кишинев, 1900.

 


2. Изображение Мессии по Псалтыри. – Казань, 1879 (магистерская диссертация; 2-е изд. – 1901), Экзегетико-критическое исследование послания святого апостола Павла к евреям. – Казань, 1904 (докторская диссертация); Толковый апостол. – СПб., – Ч. 1-3; Православно-христианское нравственное богословие. – СПб, 1894; Объяснение правильного богослужения. Казань, 1894. – Вып. 1-3.

3. Все исторические и публицистические статьи архиепископа Никанора, о которых речь пойдет ниже и которые были опубликованы в разные годы отдельными брошюрами и в журналах, в 1911 собраны церковным историко-археологическим обществом Казанской епархии и перепечатаны в книге: «Казанский сборник статей архиепископа Никанора».

4. Явление чудотворной иконы Казанской Божьей Матери. – Казань, 1889; Прославление Смоленской иконы Божьей Матери. – Казань, 1889; Казанские первосвятители. – Казань, 1890.

5. Владенные грамоты Казанского Спасо-Преображенского монастыря // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. – Казань, 1893. – Т. 11. – Вып. 1; Вотчины и угодья Кизического Казанского монастыря. – Там же.

6. Яковлев И.Я. Моя жизнь. Воспоминания. – М., 1997. – С. 222-223.

7. Алексеев И.Е. Русское национальное движение в Казанской губернии и Татарстане: конец XIX-начало XXI веков. – Казань, 2004. – С. 42.

8. Зеленецкий А. Казанский Богородичный женский монастырь: Краткий исторический очерк. – Казань, 1910; Яблоков А.П. Кафедральный Благовещенский Собор. – Казань, 1910; Он же. Город Свияжск. – Казань, 1911 и др.

9. Казанский сборник статей архиепископа Никанора. – Казань, 1910.

10. Епископ Андроник (Богословский Андрей Георгиевич) (1845-1928). Уроженец Ставропольской губернии, в 1869 году закончил Ставропольскую духовную семинарию, с 1869 был священником в Ставропольской епархии. С 1900 года служил в Богоявленском соборе города Ирбита Екатеринбургской губернии. Там он познакомился и подружился с епископом Никанором, последовал за ним сначала в Гродно, потом в Варшаву, где был экономом архиерейских домов. В 1908 году постригся в монашество и сразу был возведен в сан архимандрита. О его службе в советское время см. в статье о сщмч. Кирилле (Смирнове).

 

 

 

 

 

Иаков (Пятницкий Иван Алексеевич) Архиепископ Казанский и Свияжский с 10 декабря 1910 (митрополит с 28 ноября 1917 года) по 8 апреля 1920 (фактически до сентября 1917 года).

 


 

Иван Алексеевич Пятницкий родился 22 сентября 1844 года в селе Брынь Жиздринского уезда Калужской губернии. Закончив Калужское духовное училище и Калужскую семинарию, он в 1866 году поступил в Московскую духовную академию, которую благополучно закончил в 1870 году кандидатом богословия. Два года он служил помощником секретаря Совета в академии, в 1872-1873 гг. преподавал в Мещовском духовном училище в родной Калужской губернии, а с начала 1873/74 учебного года был переведен в Вифанскую духовную семинарию (в Московской губернии, в одной версте от Троице-Сергиевой лавры и Московской духовной академии), где провел 17 лет. 6 ноября 1876 года был утвержден в ученой степени магистра богословия. Иван Алексеевич не вступал в брак и 12 ав-густа 1886 года, когда ему было 32 года, был пострижен в монашество, уже через 5 дней рукоположен в иеромонаха, а 1 января возведен в сан архимандрита и назначен ректором Вифанской семинарии. 28 апреля

 

1891 г. в московском Успенском соборе митрополитом Московским и Коломенским Иоанникием (Рудневым) рукоположен в епископа Балахнинского, викария Нижегородской епархии.

29 сентября 1892 года владыка Иаков был назначен епископом Уманским, викарием Киевской епархии, а 16 сентября 1893 года, оставшись викарием той же епархии,  переменил титул на епископа Чигиринского. Владыка Иаков был викарием при том же митрополите Иоанникии (Рудневе), который был переведен из Москвы в Киев.

26 января 1898 года он стал епархиальным епископом Кишиневским и Хотинским. Именно во время его пребывания на кафедре в апреле 1903 года произошел знаменитый Кишиневский еврейский погром. 12 августа 1904 года он был переведен в Ярославль с возведением в сан архиепископа, здесь провел тяжелое революционное время, в 1906 году был членом Предсоборного Присутствия и состоял председателем третьего отдела о реформе церковного суда. 25 января 1907 года был назначен архиепископом Симбирским и Сызранским (на Ярославской кафедре владыку Иакова сменил епископ Тихон (Белавин), будущий патриарх).

10 декабря 1910 года архиепископ Иаков (Пятницкий) был переведен на Казанскую кафедру и стал последним дореволюционным епархиальным архиереем.

Именно на его правление пришлись годы Первой мировой войны и обеих революций 1917 года. Он довольно часто выступал с речами и проповедями1, но практически не ездил по епархии. Очевидно, сказывалось неважное здоровье. Уже в 1912 году ходили слухи о его скором уходе на покой, причем в преемники владыки Иакова на Казанской кафедре кадетская газета прочила архиепископа Волынского Антония (Храповицкого) или Ярославского Тихона, будущего патриарха2. Только в 1916 году владыка Иаков дважды «обозрел» епархию с 25 апреля по 3 мая 1916 года, побывав в Ядрине, Козмодемьянске, Чебоксарах. Почти всю поездку он совершил на пароходе, доехав на лошадях только от Козмодемьянска до Михаило-Архангельского черемисского монастыря и обратно. Вторую поездку он совершил с 10 по 16 мая тоже на пароходе, посетив Тетюши, село Богородское (Камское Устье), Лаишев, Чистополь, Мамадыш.

За сложными процессами, которые епархия переживала вместе со всей Россией и Церковью, личные черты архиепископа Иакова не просматриваются. Он не был близок к Распутину, но и не выступал против него, Февральскую революцию и изменения в церковном строе встретил лояльно. Естественно, он принимал участие в подготовке Поместного собора и в его деятельности, но ничем особенным себя не проявлял. 28 ноября указом только что избранного патриарха Тихона он, вместе с тремя другими архиереями, был возведен в сан митрополита, но это было сделано из уважения к его летам и высокому статусу епархии.

Большевистский переворот, Декрет об отделении Церкви от государства стали первыми из тяжелых испытаний. В конце 1917 – начале 1918 года были закрыты все церкви в учебных заведениях и государственных учреждениях, с начала 1918 года прекратила свою деятельность Казанская духовная семинария. Казанская духовная академия продолжала работать благодаря усердию ректора, епископа Анатолия (Грисюка) и ее профессоров. Начались первые расправы с духовенством. Но каких-то действий самого казанского архипастыря за всеми этими событиями не видно. На страницах опубликованных воспоминаний и писем нет его характеристик или оценок его действий. Митрополит Мануил (Лемешевский), лично знавший владыку Иакова, смог вспомнить о нем только следующее: «Имел тяжелый характер. Любил писать по церковным вопросам, но ни в чем не чувствовалось сердечности. Всегда интересовался, как выгоднее сдавать на хранение деньги».

5 августа 1917 года Казань была занята войсками Народной Армии Самарского правительства Комуча и Чехословацкого корпуса. Митрополит Иаков приветствовал новые власти, благословил сбор средств «в пользу Народной армии» в храмах епархии. В начале сентября красные перешли в контрнаступление, и 5 сентября Казань вновь оказалась под властью боль-шевиков. В первых числах сентября вместе с отступающими частями белых митрополит Иаков покинул Казань и до конца Гражданской войны находился на территории, контролируемой белыми.

В разных изданиях дальнейшая жизнь владыки Иакова излагается по-разному. Согласно митрополиту Мануилу (Лемешевскому), Иаков выехал в Иркутск и проживал там на покое. Но владыка Мануил, как известно, писал свой труд под цензурой советских органов и избегал упоминаний о сотрудничестве архиереев с белыми. На самом деле владыка Иаков, если и был в Иркутске, то недолгое время. В ноябре 1918 года в Томске, который контролировался недавно пришедшим к власти «Верховным правителем России» адмиралом Колчаком, состоялось Сибирское церковное совещание, в котором участвовали 13 архиереев, возглавлявших епархии Поволжья, Урала, Сибири и Дальнего Востока, а также 26 членов Всероссийского Собора из духовенства и мирян, оказавшихся на этой территории, контролируемой белыми. Основной задачей совещания была организация церковной жизни в епархиях, оказавшихся вне власти патриарха Тихона. Почетным председателем Совещания был избран митрополит Иаков (Пятницкий), а председателем – архиепископ Симбирский Вениамин (Муратовский), уроженец Казани, выпускник Казанской духовной академии и, к сожалению, будущий председатель обновленческого Синода. Совещание не высказывало политических оценок. На нем было сформировано Временное высшее церковное управление, которое должно было руководить церковной жизнью до восстановления связи с патриархом и Синодом. Местом пребывания ВВЦУ стал Омск.

Митрополит Иаков не вошел в состав этого управления, но стал временно управляющим Томской епархией. В конце 1919 года, когда Томск был занят красными, владыка Иаков был назначен временно управляющим Томской епархией уже указом патриарха Тихона. К марту 1920 года органами советской власти в Томске были закрыты духовная семинария и духовное училище, был конфискован и архиерейский дом. Теперь кабинет митрополита находился на хорах кафедрального собора, а жил он «в холодной, темной комнате, лишенной примитивных удобств и приспособлений». В марте 1920 года он уже официально стал митрополитом Томским, а в начале следующего, 1921 года, был по прошению уволен на покой и назначен настоятелем Симонова монастыря в Москве – в это время ему было 77 лет.

В марте 1922 года владыка Иаков был арестован, несколько дней провел в тюрьме, но скоро был отпущен. По официальной версии, он вновь попросился в Томск, в женский Иоанно-Предтеченский монастырь, но, вероятно, был туда выслан. Противоречивы и сведения о смерти владыки. По одним данным, он скончался после неудачно проведенной операции, по другим – умер в Томске под арестом. Неизвестна и дата его кончины – называются и 1922 и 1923 годы. Как утверждают авторы книги о томских архиереях, «…по свидетельствам старожилов, владыка Иаков умер в Томске в Иоанно-Предтеченском женском монастыре в 1922 или 1923 гг.»3.

 

1 Слово, произнесенное при первом посещении Казанской духовной академии // Прибавления к Церковным ведомостям. – СПб., 1911. – № 13; Речь при вручении жезла новохиротонисанному епископу Анастасию // Там же. – 1912. – № 11; Речь, произнесенная в Казанском Благовещенском кафедральном соборе при вручении жезла Преосвященному Леонтию, епископу Чебоксарскому // Там же. – 1914. – № 41.

 


2 Камско-Волжская речь. – 1912. – № 37.

3 Исаков С.А. Дмитренко Н.М. Томские архиереи. Биографический словарь. – Томск, 2002. – С. 59.

 

 

 

Священномученик Анатолий (Грисюк Андрей Григорьевич) Временно управляющий Казанской епархией в сентябре 1918 – апреле 1920, июле 1920 – феврале 1921 гг.

 


 

Андрей Григорьевич Грисюк родился 20 августа 1880 года в городе Ковеле Волынской губернии в семье чиновника. С детства он пошел по пути духовного служения. Закончив Кременецкое духовное училище, Волынскую духовную семинарию, Андрей в 1900 году поступил в Киевскую духовную академию. В 1903 году Киевский митрополит Флавиан (Городецкий) постриг его в монашество, к окончанию в 1904 году академии Анатолий уже был иеромонахом. Уже в академии  отец Анатолий усердно изучал сирийский язык, Академию он закончил первым по списку и был оставлен профессорским стипендиатом по кафедре общей церковной истории. 3 июня 1905 года стал исполняющим обязанности доцента, следующий год провел в научной командировке в Константинополе. В 1910 году в журнале Киевской духовной академии и отдельным изданием был опубликован его фундаментальный труд «Исторический очерк сирийского монашества до половины VI века», а в 1911 году отец Анатолий защитил на эту тему магистерскую диссертацию. В 1911 году за это сочинение он был удостоен высшей награды Русской Православной Церкви по церковной истории – премии митрополита Макария. В том же году он стал архимандритом, а 12 января 1912 года – экстра-ординарным профессором.

 


8 июня 1912 архимандрит Анатолий был переведен на кафедру общей церковной истории Московской духовной академии, а 13 мая 1913 года был назначен ректором Казанской духовной академии. По недавней традиции, ректоры Казанской академии носили титул епископов Чистопольских, викариев Казанской епархии – первым был епископ  Антоний (Храповицкий), рукоположенный в 1897 году. Владыка Анатолий (Грисюк) был уже пятым епископом Чистопольским. Он был рукоположен 29 июня 1913 года, в день святых первоверховных апостолов Петра и Павла, в московском храме Христа Спасителя митрополитом Макарием (Невским).

Годы Первой мировой войны были нелегкими для академии. Сократилось финансирование, студентов стали забирать в армию, уже в 1914 году здание больницы, стоявшее в саду академии, было занято под госпиталь. По инициативе ректоров академий, в том числе епископа Анатолия, Синод разрешил принимать в академии женатых священников. В Казанской академии, кроме того, в годы Первой мировой войны учились православные беженцы из Галиции, австрийской части Западной Украины, имевшие среднее образование – не являясь российскими подданными, они не подлежали призыву. Кроме того, в значительно опустевшем общежитии, занимавшем верхние этажи академии, селили и семьи студентов-священников, и девушек, обучавшихся на Высших женских богословских курсах. Еще более тяжелые времена наступили после Февральской революции. В июле 1917 года главный корпус академии был реквизирован для размещения Псковского кадетского корпуса, эвакуация которого планировалась в связи с наступлением немцев. Правда, корпус в Казань так и не прибыл, но здание академии не вернули: осенью, еще до захвата власти большевиками, в нем разместился военный госпиталь.

1917/18 учебный год академия начала во флигелях, в аудиториях духовной семинарии. Часть студентов поселили в Спасо-Преображенском монастыре, остальные были вынуждены снимать квартиры.

Епископ Анатолий принимал активное участие в Поместном соборе. В Москве он находился и в августе-сентябре 1918 года, когда 10 августа Казань взяли войска Чехословацкого корпуса и Народная армия Самарского правительства Комуча, а менее чем через месяц, 5 сентября, город опять оказался в руках красных.

В официальном Житии священномученика Анатолия, составленном отцом Дамаскином (Орловским)1, при изложении событий казанского периода деятельности владыки Анатолия основное место отводится его деятельности в качестве ректора Казанской духовной академии. Между тем, с сентября 1918 года на его плечи легли намного более сложные обязанности: фактически, в течение следующих четырех лет, с двумя перерывами, он возглавлял Казанскую епархию. Если до сентября 1918 года он был вторым викарием, то возвратившись в Казань 26 сентября 1918 года, оказался единственным архиереем – митрополит Иаков (Пятницкий) и викарный епископ Чебоксарский Борис (Шипулин) покинули город с отступавшими белыми. Митрополит Иаков считался Казанским епархиальным архиереем до апреля 1920 года, потом был назначен митрополит Кирилл (Смирнов), который прибыл в Казань 26 июня (ст. ст.), и все это время епархией управлял владыка Анатолий, которому пришлось решать много сложных и тяжелых вопросов. Кафедральный Благовещенский собор, архиерейский дом и здание консистории в Кремле стали недоступны из-за объявления Кремля закрытым военным городком. Епархиальное управление по распоряжению епископа Анатолия разместилось в Иоанно-Предтеченском монастыре. Роль кафедрального собора стал выполнять самый большой храм Казани – собор Богородицкого монастыря. Но сам преосвященный Анатолий продолжал жить в казенной квартире во флигеле Духовной академии и поэтому часто служил в ближайшем к академии храме св. великомученицы Варвары. В ноябре 1918 года вышел первый после трагических событий августа-сентября номер «Известий по Казанской епархии», в котором удалось опубликовать список священников, расстрелянных в сентябре-октябре, формально не нарушая распоряжений власти, но так, чтобы было понятно всем. Вслед за традиционной рубрикой «Умерли», где перечислялись имена и фамилии нескольких священников, которые умерли своей смертью, шла другая рубрика – «Скоропостижно скончались», с фамилиями, именами и датами расстрела мучеников 1918 года.

Казанская духовная академия под руководством епископа Анатолия тоже продолжала действовать, более 2/3 преподавателей продолжали преподавать (практически не получая заработной платы), а более трети студентов (около 70 человек) – учиться. Сам епископ Анатолий преподавал общую церковную историю. В конце 1918/19, 1919/20 учебных годов проводились выпускные экзамены, рецензировались кандидатские сочинения (они сохранились до наших дней в Национальном архиве Республики Татарстан). Здание академии давно было конфисковано, преподаватели выселены из флигеля с казенными квартирами. Но другой флигель, с квартирой ректора и библиотекой, продолжал оставаться за академией. Этого удалось достичь благодаря помощи университетских профессоров Иринарха Аркадьевича Стратонова, Константина Васильевича Харламповича и других, которые добились объявления библиотеки Казанской духовной академии «особо ценным архивохранилищем». Библиотека получила охранную грамоту. А несколько профессоров даже получали пайки и зарплату как сотрудники архивной комиссии. Занятия студентов проходили в помещениях библиотеки и на квартирах преподавателей.

В феврале 1919 года владыка Анатолий писал в Санкт-Петербург профессору Н.Н. Глубоковскому, выражая соболезнования в связи с закрытием столичной духовной академии, и сообщал: «...пока, слава Богу, библиотека в наших руках и взята под свою защиту Архивной Комиссией. Половина наличных студентов (человек двадцать) и Ваш покорный слуга, а равно и канцелярия помещаются в здании академическом. В главном здании заразный госпиталь, почему пришлось отказаться даже от академической церкви и перейти в приходскую. Треть корпорации находится по ту сторону фронта, а трое в Москве. Остальные профессора почти все служат на советской службе и сравнительно немногие на епархиальной или совмещают должности в академии. Денег, по-видимому, хватит до конца текущего года. На следующей неделе начинаются переводные экзамены..»2. В 1920 году академию закончили, по крайней мере семь человек их кандидатские сочинения сохранились в Национальном архиве Республики Татарстан.

Местные органы советской власти, как Казанской губернии, так и созданной в мае 1920 года Татарской АССР, просто не замечали академии.

26 июня/9 июля в Казань прибыл митрополит Казанский и Свияжский Кирилл (Смирнов). Но уже 19 августа он был арестован и отправлен в Москву, и преосвященный Анатолий вновь оказался временно управляющим Казанской епархией, правда, теперь он был не один, а вместе с рукоположенным Кириллом владыкой Иоасафом (Удаловым). В ноябре к этим двум архиереям добавился епископ Афанасий (Малинин), рукоположенный самим владыкой Анатолием по указу, полученному от святителя Кирилла из тюрьмы.

В 1921 году на существование в Казани духовной академии обратили внимание чекисты. Агенты ВЧК обнаружили на столе патриарха Тихона отчет о деятельности академии, присланный епископом Анатолием. В докладной записке в Наркомат юстиции чекисты сообщали: «Из переписки епископа Анатолия на имя патриарха Тихона усматривается, что в Казани до сих пор существует духовная академия, подчиняющаяся идейным и служебным директивам Патриарха... мы полагаем, что наличность в Казани подобного очага мракобесия, руководимого духовно-административным центром... нежелательна. Просим вас принять меры к пресечению дальнейшей деятельности указанного учреждения»3. Соответствующее предписание было направлено казанским органам юстиции.

26 марта 1921 года епископ Анатолий и все профессора академии (епископ Афанасий (Малинин), архимандрит Варсонофий (Лузин), протоиерей Н.П. Виноградов, протоиерей Н.В. Петров, Я.В. Васильев, М.Н. Васильевский, И.Ф. Григорьев, А.П. Касторский, Н.Ф. Катанов, В.А. Керенский, А.В. Лебедев, М.А. Машанов, В.А. Нарбеков, В.И. Несмелов, И.М. Покровский, Е.Я. Полянский, П.П. Пономарев, В.И. Протопопов) были арестованы. Владыка Анатолий во время следствия был вывезен в Москву, в Таганскую тюрьму, где в мае на допросе был жестоко избит, у него были сломаны челюсть и ребро. В этой же тюрьме находился в то время митрополит Кирилл. Профессора же академии через несколько дней были отпущены. Обращает на себя внимание то, что в ходе следствия ректор и профессора отказались назвать фамилии и имена студентов, заявляли, что они не помнят, а всего студентов «от 15 до 30».

Уполномоченный Татарской ЧК потребовал «…епископа Анатолия (Гри-сюка), как возглавляющего академию, за неисполнение распоряжений Советской власти, за нарушения общественного спокойствия и за будирование массы выслать из пределов Татреспублики на Соловецкие острова сроком на пять лет...»4. Следствие продолжалось три месяца.

Но приговор был мягче: епископ Анатолий был приговорен к году исправительных работ, то есть тюрьмы, и освобожден в феврале 1922 года. Профессора получили по одному году лишения свободы условно. На этом казанский период деятельности владыки Анатолия закончился. 28 февраля 1922 года он был назначен епархиальным архиереем в Самару. Последний раз он побывал в Казани в июле 1922 года, на праздновании Казанской иконе Божией Матери.

Дальше святителя ждали такой же тяжкий, как и у большинства архиереев, путь и мученическая смерть. В Самаре он был арестован 24 февраля, 4 августа освобожден, в тот же день указом патриарха Тихона Анатолий был возведен в сан архиепископа, а 18 сентября вновь арестован. На этот раз он был на три года сослан за «распространение антисоветских слухов» в туркменский город Красноводск на восточном побе-режье Каспийского моря5. Находясь в ссылке, он признал митрополита Сергия законным заместителем Патриаршего место-блюстителя. В 1927 году, по окончании срока ссылки, архиепископ Анатолий вернулся на свою кафедру в Самару. В 1928 году он был назначен на свою последнюю Одесскую кафедру, 21 октября 1932 года был возведен в сан митрополита. Как и во всем Советском Союзе, в Одесской епархии закрывались и разрушались храмы, проводились массовые репрессии против духовенства.

В ночь с 9 на 10 августа 1936 года митрополит Анатолий был арестован. В вину ему ставили «антисоветскую агитацию», «связи с Ватиканом» с целью создания унии. Это обвинение было основано на единственной встрече с одесским ксендзом Христианом Зноско. Владыка Анатолий не признал себя виновным. 16 декабря 1936 года он был доставлен в Москву. 21 января 1937 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило митрополита Анатолия к пяти годам заключения в лагерь. 27 января он был отправлен этапом в Ухту, а 14 февраля оказался в лагере в селе Кылтово. Страдая болезнью ног, он, тем не менее, находился на общих работах. Летом 1938 года он переболел крупозным воспалением легких. В январе 1938 года состояние его здоровья вновь ухудшилось, он был помещен в больницу, где и скончался 23 января.

В 1997 митрополит Анатолий (Грисюк) был канонизирован как местночтимый святой Синодом Украинской Православной Церкви, а на Архиерейском соборе Русской Православной Церкви в июне 2000 года канонизирован как священномученик, почитаемый всей Церковью. Память празднуется в день кончины.

 

1 Игумен Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия: Жизнеописания и материалы к ним. Книга 4. – Тверь, 2000. – С. 5-27.

 


2 Сосуд избранный. История российских духовных школ. – СПб., 1994. – С. 259-260.

3 Цит. по: Игумен Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 4. – Тверь, 2000. – С. 11.

4 Цит. по: Игумен Дамаскин (Орловский). – Указ. соч. – С. 13.

5 Встречающиеся в литературе утверждения, что владыка Анатолий (Грисюк) был в заключении на Соловецких островах, не подтверждаются документами.

 

 

 

Священномученик Кирилл (Смирнов Константин Илларионович) Митрополит Казанский и Свияжский с 8 апреля 1920 года по 7 мая 1929 года (фактически по 15 августа 1922 года).

 


 

Константин Смирнов родился 26 апреля 1863 года в городе Кронш-тадте, в семье псаломщика. С детства он знал св. прав. Иоанна Кронштадтского, вместе с которым служил его отец. Константин закончил Санкт-Петербургское духовное училище и духовную семинарию и в 1883 году поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, которую через 4 года закончил кандидатом богословия. Наибольшее влияние на формирование личности будущего архипастыря, по его собственным словам, оказал инспектор, а потом ректор академии владыка Антоний (Вадковский). Годом позже академию закончил Василий Беллавин, будущий патриарх Тихон. Константин и Василий в академии были хорошо знакомы. В том же году Конс-тантин вступил в брак и 21 ноября 1887 года своим любимым преподавателем, епископом Выборгским Антонием (Вадковским), был рукоположен во священника к церкви мужской гимназии города Елизаветполь (ныне Гянджа в Азербайджане). В 1894 году он был переведен с Санкт-Петербург, во Вторую мужскую гимназию.

 


В 1900 году отец Константин, уже возведенный в сан протоиерея, стал настоятелем кладбищенской Троицкой церкви города Кронштадта. И в родном городе основным его делом было преподавание в средних учебных заведениях. Здесь он часто служил вместе с отцом Иоанном Кронштадтским.

Но вскоре в семье отца Константина случилась трагедия. Его дочь Ольга стала жертвой несчастного случая, проглотив швейную иголку. Вскоре скончалась и супруга, которая не смогла пережить смерти дочери. 10 мая 1902 года викарий Санкт-Петербургской епархии, епископ Ямбургский Сергий (Страгородский), постриг протоиерея Константина в монашество. В тот же день он был возведен в сан архимандрита и назначен начальником духовной миссии в Урмии.

В северо-западной части Ирана, в районе города Урмия, живет много ассирийцев, по вероисповеданию христиан-несториан. Несторианская церковь имела своих архиереев, иереев и храмы, полный круг богослужений. Подавляющее большинство ассирийцев были и остаются сейчас людьми глубоко верующими. Но в условиях господствующего в Иране ислама несториане не имели качественных духовных школ, их богословие почти не развивалось. Верующие и большая часть духовенства были не склонны отстаивать свои дохалкидонские догматы (несториане, как известно, считают, что Иисус Христос родился человеком и только потом чудесным образом стал Сыном Божиим) и не были враждебны к Православию.

В конце XIX – начале XX вв. влияние России в Иране, особенно в северных районах, было весьма велико, российские власти были в состоянии оказывать прямое давление на иранского шаха. Существовал даже официальный договор между Россией и Британской империей о разделе Ирана на сферы влияния.

Поэтому стало возможным с разрешения иранских властей организовать миссию Русской Православной Церкви в Урмии с целью обращения несториан в Православие. Разумеется, не могло быть и речи о миссии среди мусульман, а также среди армян, которых в этом регионе тоже было много. Архимандриту Кириллу удалось не только обратить многих несториан в Православие и создать несколько православных приходов со священниками-ассирийцами, которых принимали в сущем сане, но и начать переговоры с архиереями. Преемники владыки Кирилла в 1916 году добились официального решения архиерейского собора несториан Северного Ирана о переходе в Православие. К сожалению, из-за революционных событий в России присоединение большинства ассирийцев к Православию не состоялось.

6 августа 1904 года архимандрит Кирилл был рукоположен в епископа Гдовского, третьего викария Санкт-Петербургской епархии. В число обязанностей владыки Кирилла входили текущие дела по управлению Александро-Невской Лаврой и другими монастырями столичного города, достаточно часто он служил при дворе, в присутствии императора Николая II и его семьи. Злые языки распускали сплетни, что таким видным местом он обязан только протекции митрополита Антония (Вадковского), но уже скоро все слухи замолкли, и среди столичного духовенства он пользовался всеобщим уважением. Не забыл владыку Кирилла и праведный Иоанн Кронштадтский: согласно его завещанию в январе 1909 года отпевал скончавшегося пастыря именно епископ Кирилл.

30 декабря 1909 года преосвященный Кирилл был назначен епископом Тамбовским и Шацким, 6 мая 1913 года возведен в сан архиепископа. В Тамбовской епархии, одной из самых больших в России по количеству храмов, владыка тоже пользовался всеобщим уважением, даже либеральная пресса писала о нем с почтением.

Архиепископ Тамбовский Кирилл был одним из самых активных участников Поместного собора 1917 года, руководил работой отдела по преподаванию Закона Божия (в этом ему пригодились 17 лет педагогического стажа в светских учебных заведениях) и изданием материалов Собора.

 1 апреля 1918 года указом патриарха Тихона владыка Кирилл был назначен митрополитом Тифлисским и Бакинским, Экзархом Кавказским. Но в это время Грузинская церковь провозгласила свою автокефалию. Предполагалось, что кафедра митрополита Кирилла разместится в Баку и он будет руководить православными приходами Азербайджана и Армении, а также русскими приходами в Грузии. Но попасть в Баку владыка Кирилл не cмог из-за развернувшихся многополярных военных действий, включавших гражданскую войну между националистами, большевиками, белыми и сражения между турками и англичанами в рамках Первой мировой войны. Владыка Кирилл оставался в Москве и фактически был одним из ближайших помощников патриарха Тихона. 24 декабря 1919 года он впервые был арестован ВЧК и помещен в Лубянскую тюрьму, где провел больше двух месяцев.

К январю 1920 года белые были вытеснены из всей Восточной Сибири до Байкала, была восста-новлена связь патриарха Тихона с митрополитом Иаковом (Пят-ницким). Выяснилось, что владыка Иаков не собирается возвращаться на Казанскую кафедру, и 8 апреля 1920 года митрополитом Казанским и Свияжским был назначен Кирилл (Смирнов).

Но власти не давали раз-решения на выезд владыки в Казань. В конце концов он известил ко-миссию ВЦИК о культах о своем отъезде и 12 июня отправился в свою епархию. Он приехал в Казань 26 июня (9 июля), в день празднования Седмиезерной Смоленской иконы Божьей Матери. Поезд прибыл около 12 часов, и владыка успел в полном архиерейском облачении встретить Крестный ход с иконой в соборе Богородицкого монастыря, который тогда был кафедральным. В Богородицком монастыре святитель Кирилл и поселился, ежедневно пешком отправляясь в Иоанно-Предтеченский монастырь, где находилось епархиальное управление. Он часто служил во всех приходских храмах Казани, побывал в Свияжске, Макарьевской пустыни, Седмиезерном и Раифском монастырях.

Были урегулированы все конфликты, которые не мог разрешить временно управляющий епархией владыка Анатолий, назначены новые настоятели монастырей, многие из которых потом разделили мученическую участь Кирилла. Настоятель Макарьевской пустыни игумен Феодосий (Лузгин) возглавил Раифский монастырь, а настоятелем Макарьевской пустыни стал игумен Александр (Уродов), бывший настоятель Санаксарского монастыря, вызванный владыкой Кириллом из Тамбовской епархии1.

11 июля митрополит Кирилл, вместе с епископом Анатолием (Грисюком) и викарием Нижегородской епархии владыкой Петром (Зверевым) рукоположил во епископа Мамадышского архимандрита Иоасафа (Удалова). Впервые за годы революционных потрясений казанцы могли присутствовать на богослужении сонма архиереев.

19 августа, в день Преображения Господня, митрополит Кирилл был арестован в своих покоях в Богородицком монастыре сразу после праздничной службы в соборе Спасо-Преображенского монастыря. Предлогом стало то, что владыка прибыл в епархию без разрешения ВЧК. Разумеется, это был предлог. Ни советское законодательство, ни явно направленные против церкви инструкции не предусматривали необходимости такого разрешения. Святитель Кирилл приехал в Казань открыто, уведомив комиссию о культах ВЦИК.

Несколько дней владыка Кирилл провел в тюрьме ВЧК в бывшем доме Набокова (ныне улица Гоголя, 4, в Лядском саду), а потом был перевезен в Москву и помещен в Таганскую тюрьму. 27 августа коллегией ВЧК он был осужден к лишению свободы «до конца Гражданской войны».

 Вскоре оставшиеся в Казани викарные архиереи установили связь с митрополитом Кириллом, и из тюремной камеры он принимал посильное участие в управлении епархией. (О событиях, происходивших в епархии во время заключения и ссылки святителя, см. в статьях о священ-номученике Анатолии (Грисюке) и священномученике Иоасафе (Удалове)).

В тюрьме вместе с митрополитом Кириллом находилось множество архиереев – митрополит Серафим (Чичагов), архиепископ Филарет (Никольский), епископ Петр (Зверев), а также архимандриты, игумены, бывшие прокуроры Синода. В апреле 1921 года к казанскому митрополиту присоединился его викарный епископ Анатолий (Грисюк). В одной камере с владыкой Кириллом помещались бывший инспектор Казанской духовной академии епископ Гурий (Степанов), на квартире у которого умер преподобный Гавриил (Зырянов), и епископ Феодор (Поздеевский), тоже духовный сын старца Гавриила.

Таганская тюрьма была показательной, здесь часто бывали иностранные делегации, которым демонстрировали «гуманность» советской правоохранительной системы. Кроме того, чекисты рассчитывали на сотрудничество со многими узниками. Поэтому условия заключения были сносными. Разрешались даже богослужения, для них выделялся один из классов тюремной школы. При этом портреты Ленина и Троцкого снимать и завешивать запрещалось. Богослужения вел митрополит Кирилл. По воспоминаниям В.Ф.  Марциновского, «это был небольшой светлый зал, со школьными скамьями. На боковых выступах стен портреты: слева Карла Маркса, справа – Троцкого. В этом импровизированном храме не было иконостаса. Вот стол, покрытый белой скатертью, и на нем Чаша для совершения Тайной вечери, крест и Евангелие. Все просто, как, может быть, было в первохристианских катакомбах. Семисвечник сделан арестантами из дерева.

Служит обычно митрополит Кирилл, обладающий величественной фигурой, высокий, с правильным лицом и широкой седой бородой. Сослужат ему епископы Феодор и Гурий. Тут же стоят игумен Иона, с сосредоточенным, несколько суровым лицом, и отец Георгий, простой и серьезный. Управляет хором бывший обер-прокурор Священного Синода А.Д. Самарин. А как поют! Только страдание может так одухотворить песнопение. Поют также и многие из предстоящих2».

В ноябре 1920 года, после захвата Красной армией Крыма, было торжественно объявлено об окончании Гражданской войны, прошла широкая амнистия, освобождались и те, кто был приговорен к заключению «до окончания Гражданской войны» – таких приговоров было очень много. Но митрополиту Кириллу в конце ноября мера наказания была заменена на 5 лет заключения, он провел в Таганской тюрьме еще год и был освобожден по следующей амнистии, 24 декабря 1921 года. Больше того, ему разрешили выехать в епархию. Очевидно, власти рассчитывали на то, что тюрьма заставит владыку быть более лояльным.

Святитель Кирилл прибыл в Казань в ночь с 17 на 18 января, на вокзале его встречали викарные епископы Иоасаф (Удалов) и Афанасий (Малинин), в соборе Богородицкого монастыря – тысячи верующих, а храмы центральной части города – колокольным звоном.

Митрополит Кирилл вновь оказался в Казанской епархии в тяжелое время. Уже с осени 1921 года в Поволжье начался страшный голод, вызванный не только неурожаем, но и продовольственной политикой властей. Архипастырю пришлось не только устраивать церковную жизнь. В соответствии с Декретом ВЦИК от 26 февраля 1922 года подлежали изъятию «из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих, по описям и договорам все драгоценные предметы из золота, серебра и камней». Согласно советскому законодательству, эта акция даже не считалась конфискацией – ведь в соответствии с Декретом об отделении Церкви от государства все храмы и находящееся в них имущество считались «общенародной собственностью», которую государство добровольно передает в пользование верующим.

На самом деле конфискованные ценности пошли вовсе не на помощь голодающим, а на организацию коммунистического движения в странах Европы.

Патриарх Тихон ответил на декрет своим посланием от 28 февраля:  «Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается ею как святотатство – миряне отлучением от нее, священнослужители – извержением из сана (апостольское правило 73; Двукратного Вселенского Собора правило 10)»3.

Главной целью этой акции и было ослабление Церкви, в расчете на то, что изъятие священных предметов вызовет возмущение духовенства и прихожан. Массовые аресты архиереев и священников по обвинению в сопротивлении изъятию ценностей планировались заранее, еще до начала этого сопротивления. Жертвами обвинений в «саботаже» стали многие – расстрелянный в Петрограде митрополит Вениамин, убитые в городе Шуе рабочие, сотни священников и мирян. По этому же поводу был арестован патриарх Тихон.

В Казани властям не удалось устроить масштабных провокаций. Владыка Кирилл пытался защитить богослужебные предметы от изъятия. Часть утвари Благовещенского собора была признана предметами искусства и музейными ценностями. Но огромное количество позолоченных окладов с камнями (в том числе и оклады Грузинской и Седмиезерной икон) было конфисковано, так же как и богатейшие ризницы Спасо-Преображенского и Свияжского Успенского монастырей. При этом владыка Кирилл благословил сдавать все внебогослужебные ценности и не оказывать сопротивления. Это не означало капитуляции перед властью.

На собрании 9 апреля 1922 года в Казанском университете, в ответ на предложение «своим авторитетом» участвовать в изъятии ценностей, митрополит Кирилл заявил: «За время революции очень много лили грязи на духовенство, а теперь зовете нас к себе на службу. Нет, этого не будет, я лично не хочу исполнять роль полицейского, прокладывающего путь работе комиссии по изъятию ценностей, и за последствия история нас может жестоко осудить. Для нас более славно не участвовать в этом деле и менее славно – участвовать»4.

Но благодаря взвешенной позиции митрополита в Татарской АССР кампания прошла почти без репрессий – лишь ненадолго арестовывались 7 человек, в том числе 4 священника.

Арест в мае 1922 года патриарха Тихона стал началом активной деятельности обновленцев, руководители которых с одобрения ГПУ и советских органов объявили себя Высшим церковным управлением и потребовали от всех архиереев признать свою власть.

Святитель Кирилл занял взвешенную позицию, он не признал ВЦУ, но и не делал громких заявлений против него. Поминания патриарха Тихона он не прекратил и заявлял, что ВЦУ должно организовать созыв Поместного собора, при этом не признавал ВЦУ высшей церковной властью. Наиболее активные обновленцы стали называть владыку Кирилла «контрреволюционером», что в тех условиях было фактически политическим доносом.

24 июля в Богоявленской церкви состоялось епархиальное собрание, решавшее вопрос об участии в созываемом ВЦУ Соборе. Архимандрит Варсонофий (Лузин) и некоторые другие выступали против участия в соборе, который, как они считали, будет антицерковным. Но владыка Кирилл настоял на формировании казанской делегации. При этом он заявил, что по-прежнему считает, что «как церковное же учреждение ВЦУ – нуль», собор будет не церковным, а гражданским собранием, на котором надо устранить живоцерковников от управления Церковью, не отказываясь от лояльности гражданским властям.

Митрополит Кирилл предвидел свой скорый арест, поэтому он подготовил распоряжение о порядке управления епархией в отсутствии мирополита:

 «На тот случай, если я почему-либо оказался лишенным возможности сам непосредственно руководить церковной жизнью епархии, управление епархиальными делами принимает на себя один из Преосвященных викариев по старшинству хиротонии. За отсутствием по каким-либо причинам возможности у старейшего из викариев вступить в управление епархией, власть епархиальная переходит к следующему в порядке старшинства Преосвященному. За богослужениями повсеместно в храмах епархии возносить имя только митрополита, пока он находится в живых. В случае же смерти митрополита, до назначения нового, повсеместно за богослужением возносить имя временно управляющего Преосвященнейшего викария.

Кирилл, Митрополит Казанский и Свияжский. 1922 г. Июня 8/21 дня. Казань5».

Он позаботился о том, чтобы епархия не осталась без архиерея – к августу 1922 года в Казани служили трое викариев: сщмч. Иоасаф (Удалов), Афанасий (Малинин) и Андроник (Богословский).

15 августа митрополит Кирилл был арестован. Чтобы избежать возмущения верующих, его ночью на автомобиле вывезли за город и уже там посадили в поезд. В Казань он больше не вернулся. В Москве его снова ждала тюрьма, на этот раз Бутырская. Святитель Кирилл оказался в одной камере с архиепископом Астраханским Фаддеем (Успенским)6. Они вместе составили обращение к верующим, разоблачающее обновленцев, которое смогли передать на волю. В Бутырской тюрьме митрополит находился до января 1923 года, когда был по этапу сослан в Зырянский край (ныне Республика Коми), вместе с ним отправили и архиепископа Фаддея. Уже сам этап был тяжелым испытанием. На поезде ссыльных привезли в Вятку, поместили в местную тюрьму, где они долгое время находились в очень плохих условиях. Потом поезд привез сыльных на станцию Мураши, недалеко от Котласа, а оттуда в телегах до Усть-Сысольска (ныне Сыктывкар). Вместе с митрополитом Кириллом прибыл и архиепископ Фаддей, вскоре в Усть-Сысольск был доставлен и епископ Серафим (Звездинский). Но Усть-Сысольск все же был центром автономной области Коми, и летом 1923 года митрополита Кирилла переводят в более глухое место, в село Усть-Кулом в верховьях Вычегды.

В соседних селениях проживали ссыльные епископы Афанасий (Сахаров), Николай (Ярушевич), Василий (Богоявленский), Феофил (Преображенский). Они совершали богослужения в избе и безусловно признавали авторитет Казанского митрополита.

В июне 1924 года Кирилла не освободили, а вызвали в Москву. У Е.В. Тучкова были планы использования Казанского митрополита для взятия под контроль Синода, от него требовали согласия на введение в состав Синода агента ГПУ протоиерея Красницкого, бывшего члена обновленческого ВЦУ, принесшего притворное покаяние перед патриархом Тихоном. Владыка Кирилл встретился с патриархом и отказался вводить Красницкого в Синод. После этого он был вновь возвращен в Усть-Кулом. Срок ссылки заканчивался в ноябре 1924 года, но только в мае 1925 года святитель Кирилл был освобожден из ссылки. Таким образом, он не мог участвовать в похоронах патриарха Тихона, скончавшегося 25 марта (7 апреля).

Между тем, еще в декабре 1924 года патриарх в присутствии архиереев огласил свое официальное завещание:

«В случае Нашей кончины Наши Патриаршие права и обязанности, до законного выбора нового патриарха, предоставляем временно Высокопреосвященному митрополиту Кириллу. В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам вступить ему в отправление означенных прав и обязанностей, таковые переходят к Высокопреосвященному митрополиту Агафангелу. Если же и сему митрополиту не представится возможности осуществить это, то Наши Патриаршие права и обязанности переходят к Высокопреосвященному Петру, митрополиту Крутицкому. Доводя о настоящем Нашем распоряжении до общего сведения всех Архипастырей, пастырей и верующих Церкви Российской, считаем долгом пояснить, что сие распоряжение заменяет таковое наше распоряжение, данное в ноябре месяце 1923 года.

Тихон, Патриарх Московский и Всея России. 25 декабря 1924 г./ 7 января 1925 г. 147»7.

Таким образом, митрополит Кирилл больше не был одним из многих архиереев, которые в 1920 – 1930-е гг. чередовали ссылки и осво-бождения. Теперь для властей он стал одним из самых опасных людей. В Казани, в ссылке и в эпизоде с Красницким святитель Кирилл показал свою верность канонам Церкви и личное бесстрашие. Е.В. Тучков и другие чекисты и партийные деятели, ведавшие уничтожением Церкви, прекрасно понимали, что митрополита Кирилла нельзя допускать к руководству Церковью. Находившийся в Усть-Сысольске и ожидавший документы на освобождение, он был вновь отправлен в ссылку, в более далекое мес-то – в поселок Переволок на реке Ухте, а 17 июня 1926 переведен в Усть-Сысольск, видимо, для более эффективного надзора.

В 1927 году он вновь был арестован, несколько месяцев провел в тюрьме в городе Котельнич Вятской губернии и вновь был приговорен к трем годам ссылки. Вскоре последовала волна арестов, и был вновь арестован находившийся в ссылке владыка Кирилл. Его заключили в тюрьму города Вятка. Владыку приговорили дополнительно к трём годам ссылки и в апреле 1927 года отправили в станок Хантайка Туруханского района Красноярского округа, а затем в город Енисейск.

Претензии к митрополиту Сергию (Страгородскому) как заместителю Патриаршего местоблюстителя у владыки Кирилла были и раньше, а с момента выхода в 1927 году известной Декларации Кирилл отделился от общения с ним. Во Временном Патриаршем Священном Синоде он видел угрозу целостности Патриаршего строя и подмену его коллегиальным управлением.

Владыка считал бессмысленным и вредным сохранение центральной церковной власти такой ценой.

С мая по ноябрь 1929 года он вёл переписку с митрополитом Сергием, пытаясь убедить его сойти с пагубного пути компромиссов. В литературе о митрополите  Кирилле утверждается, что он был официально освобожден от должности митрополита Казанского и Свияжского в январе 1930 года в результате полемики с митрополитом Сергием. Но на самом деле владыка Афанасий (Малинин) был назначен архиепископом Казанским и Свияжским уже в мае 1929 года.

В январе 1930 года он был официально предан суду епископов, при этом запрещен в служении святитель Кирилл не был, правда, при условии, что будет поминать правящего архиерея своей епархии. Ссылка в Туруханском районе для святителя Кирилла завершилась только в августе 1933 года. После освобождения он недолгое время жил в городе Гжатске (ныне город Гагарин) Смоленской области. Уже через год он был арестован и сослан в Южный Казахстан. У властей были на это свои причины. Если в Туруханском крае святитель Кирилл почти не имел связи с внешним миром, то теперь уважаемому владыке, которого многие рассматривали как законного преемника патриарха Тихона, писали сотни людей, а многие приезжали в Гжатск для встречи с ним. Позиция владыки Кирилла была твердой,  продуманной и не ориентированной на разжигание страстей. Деятельность митрополита Сергия и его Синода он считал незаконной, но отказывался от предложений заявить о себе как законном Патриаршем местоблюстителе, считая, что это приведет только к усилению репрессий. Так как централизация Церкви была невозможна,  святитель Кирилл предлагал полную автономию епархий, отделение приходов от сергианских структур без конфликта с гражданскими властями. При этом он не считал сергианские храмы безблагодатными, признавал действительность всех совершаемых в них таинств, в том числе рукоположений священников и архиереев, но заявлял, что посещать сергианские церкви можно только в случае крайней необходимости.

Последние годы жизни священномученик Кирилл провел в поселке Яны-Курган Южно-Казахстанской области, в ссылке он не прекращал переписки и общения с верующими.

7 июля 1937 года митрополит Кирилл был арестован и заключён в тюрьму города Чимкента. Против него были выдвинуты обвинения в контрреволюционной деятельности, в создании антисоветской организации епископов и духовенства. От него требовали признания в руководстве этой мифической организацией и подтверждения того, что в нее входили многие архиереи, священники и миряне, названные в вопросах по именам. Но на допросе владыка держался очень мужественно и всю ответственность по обвинению следствия взял на себя. 6 ноября 1937 года он был осуждён тройкой НКВД по Южно-Казахстанской области к расстрелу.

20 (7) ноября владыка Кирилл был расстрелян в Лисьем овраге под Чимкентом вместе со священномучениками митрополитом Иосифом (Петровых) и епископом Евгением (Кобрановым).

Есть версия, что владыка Кирилл не был расстрелян в Лисьем овраге, а был убит уголовниками по заданию НКВД, которые спустили вагонетку, груженую углем во время работ в шахте на владыку Кирилла. Это было связано с тем, что заключенные ууголовники стали обращаться в Православие благодаря его проповедям.

Священномученик Кирилл (Смирнов) причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.

 

1 Преподобный Александр (Уродов Георгий Андреевич (1876-1961) . С 1895 года в Санаксарском монастыре, с 1911 года в монашестве, с 1915 года иеромонах и настоятель Санаксарского монастыря, в 1918 году отстранен органами советской власти. В 1920 году митрополит Кирилл, хорошо знавший отца Александра по времени пребывания на Тамбовской кафедре, назначил его настоятелем Макарьевской пустыни, в 1922-1928 гг. отец  Александр был настоятелем Седмиезерной пустыни. В 1928 году монастырь был закрыт, игумен Александр арестован, в 1929 году приговорен к трем годам лагерей, в 1931-1934 гг. в ссылке на Урале. В 1935-1937 – настоятель церкви в селе Соболеве Санчурского района Кировской области. Поддерживал позицию митрополита Кирилла и не поминал митрополита Сергия (Страгородского). После закрытия церкви, не снимая сана, до 1950 года работал в лесхозе, потом жил на пенсию в селе Соболеве. Продолжал совершать богослужения. Признал законность избрания патриарха Алексия I и перешел на легальное положение, хотя и не был зарегистрирован как священнослужитель. В 1961 году некролог был опубликован в Журнале Московской Патриархии. Канонизирован в 2001 году.

 


2 Журавский А.В. Во имя правды и достоинства Церкви: Жизнеописание и труды священномученика Кирилла Казанского в контексте исторических событий и церковных разделений ХХ века. М., 2004. – С. 204.

3  Вострышев М. Патриах Тихон. – М., 1997. – С. 179.

4 Цит. по Журавский А.В. – Указ. соч. – С. 124.

5 Там же. – С. 127.

6 Священномученик Фаддей (Успенский Иван Васильевич) (1872-1937) с 1908 года епископ Владимиро-Волынский, викарий Волынской епархии, с 1922 года архиепископ Астраханский. В 1922 году арестован, в 1922-1926 гг. в ссылке в Зырянском крае, в 1926-1928 – в Кузбассе. С 27 июня 1927 года – архиепископ Пятигорский, с 1927 года архиепископ Саратовский.С ноября 1928 года – архиепископ Калининский и Кашинский. Казнен в Твери 31 декабря 1937 года. Канонизирован.

7 Там же. – С. 148.

 

 

 

 

 

Священномученик Иоасаф (Удалов Иван Иванович) временно управляющий Казанской епархией с 21 марта 1921 годам по 4 января 1922 года и с 21 августа 1922 года по 15 мая 1923 года.

 


 

Иван Иванович Удалов родился 5 апреля 1886 года в Уфе, в семье часовых дел мастера, купца по сословной принадлежности. Купец Удалов не был крупным предпринимателем, его имя в уфимских изданиях не упоминается. Иван закончил Уфимское духовное училище, в 1900-1906 гг. учился в Уфимской духовной семинарии. В Уфимской губернии не хватало священников, поэтому, в отличие от других епархий, в семинарию принимали много «иносословных», они составляли почти половину учащихся. В 1900-1902 гг. уфимским епархиальным архиереем был знаменитый Антоний (Храповицкий), который обратил внимание на юного семинариста, и в дальнейшем их судьбы были связаны. Закончив семинарию по первому разряду, Иван Удалов поступил в Казанскую духовную академию. Его сокурсниками были священномученик Амфилохий (Скворцов) и будущий казанский архипастырь Никон (Пурлевский).

 


Иван успел стать духовным сыном старца схиархимандрита Гавриила (Зырянова) и в июне 1908 года провожал его из Казани. В 1910 году Иван успешно закончил академию. Кандидатское сочинение он писал по философии, под руководством знаменитого ученого В.И. Несмелова[1]. Лето 1910 года провел в Волынской губернии, в Житомирском Богоявленском монастыре, где владыка Антоний (Храповицкий), в то время Волынский архиепископ, постриг его в монашество и рукоположил в иеромонаха. В сентябре 1910 иеромонах Иоасаф вернулся в Казань и приступил к обязанностям помощника инспектора Казанской духовной академии. В 1912 году он был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Казанского Спасо-Преображенского монастыря. Его обязанностью было не только управление старейшей и важнейшей в Казани обителью, основанной святителем Варсонофием, но и управление расположенными в монастыре Казанскими миссионерскими курсами[2], должность наблюдателя над которыми соединялась с настоятельской.

Таким образом, уже в 26 лет архимандрит Иоасаф стал во главе прославленного монастыря и важного духовного учебного заведения (его предшественник владыка Андрей (князь Ухтомский) руководил курсами и монастырем в сане епископа Мамадышского, викария Казанской епархии). В конце 1917 года, после отделения Церкви от государства Казанские миссионерские курсы закрылись, но отец Иоасаф продолжал руководить монастырем, что стало очень тяжелым делом: в большой обители с тремя храмами осталось всего восемь монахов и послушников. В отличие от многих представителей духовенства отец Иоасаф не покинул город в начале сентября 1918 года вместе с отступавшими белыми и чехами. В результате вплоть до возвращения 25 сентября в Казань из Москвы епископа Анатолия (Грисюка), отец Иоасаф остался главным духовным лицом в городе.

Ему пришлось управлять епархией в тяжелое время, когда в городе происходили аресты и расстрелы. Уже в день захвата Казани красными были расстреляны все монашествующие Успенского Зилантова монастыря.

20 сентября архимандриту Иоасафу было объявлено, что Кремль объявляется закрытым военным городком. Власти поставили условие, что выносить имущество должны не более 20 человек, причем за один раз. При этом отцу Иоасафу пришлось организовывать эквакуацию не только своего монастыря, но и кафедрального Благовещенского собора, все духовенство которого покинуло город.

22 сентября, в 9 часов вечера архимадрит Иоасаф, двое монашествующих, остававшихся в монастыре – отец Варсонофий (Лузин) и монах Венедикт, с помощью монахинь Казанского Богородицкого монастыря, вынесли из кафедрального Благовещенского собора мощи святителя Гурия, из Спасо-Преображенского монастыря – мощи святителя Варсонофия, икону великомученицы Варвары с частицей мощей, древние иконы Николы Ратного и Спаса Всемилостивого, древнюю запрестольную икону и крест, несколько других ценных вещей. Все они были помещены в соборе Казанского Богородицкого монастыря, который на долгое время стал кафедральным.

Сам отец Иоасаф вместе с отцами Варсонофием и Венедиктом поселился в Иоанно-Предтеченском монастыре, вместе с чудом уцелевшим во время расстрела иеромонахом Успенского Зилантова монастыря Иосифом (Тюриным). В этом монастыре разместилось и епархиальное управление. 26 сентября из Москвы возвратился епископ Чистопольский Анатолий (Грисюк), вступивший во временное управление епархией.

26 июня 1920 года в Казань прибыл вновь назначенный митрополит Кирилл (Смирнов), и 11 июля отец Иоасаф был рукоположен в епископа Мамадышского, викария Казанской епархии. 6 августа митрополит Кирилл был арестован, временно управляющим епархией вновь стал епископ Чистопольский Анатолий (Грисюк). 21 марта 1921 года за руководство «нелегальной» духовной академией был арестован и епископ Анатолий. Владыка Иоасаф (Удалов) впервые временно возглавил Казанскую епархию. Ему удалось добиться открытия вместо закрытой академии нового православного учебного заведения – Богословского института, занятия в котором начались в ноябре 1921 года.

4 января 1922 года в Казань вернулся освобожденный митрополит Кирилл и руководил епархией до второго ареста 21 августа. Епископ Иоасаф, теперь носивший титул епископа Чистопольского, вновь стал временно управляющим епархией. Основной заботой архиерея вскоре стала борьба с обновленцами.

После того, как 19 мая 1922 года был арестован патриарх Тихон, в истории Церкви наступило «смутное» время. Обновленцы попытались не создать свою собственную церковную структуру, а захватить власть в Русской Православной Церкви. В помещениях московского подворья Троице-Сергиевой лавры, где раньше жил и работал патриарх Тихон, разместилось обновленческое Высшее церковное управление. Они стали рассылать по всем епархиям и приходам послания с требованием признать власть ВЦУ. Органы советской власти поддерживали обновленцев, только их структуры управления и приходы считались зарегистрированными религиозными организациями, а те, кто не принимал ВЦУ, не могли пользоваться даже теми скудными правами, которые давались советскими законами. Кроме того, обновленцы лживо утверждали, что власть им передал сам патриарх Тихон. На местах архиереи и духовенство не могли разобраться в сложных московских событиях. Многие посчитали, что ВЦУ – временный орган церковной власти на время ареста патриарха, и признали его. Правда, довольно скоро из заявлений самого святителя Тихона и архиереев, оставшихся верными ему, выяснилось самозванчество обновленческих деятелей.

Управлявший Казанской епархией епископ Иоасаф, руководствуясь указаниями находящегося в заключении митрополита Кирилла, не желал открытой конфронтации с обновленцами. 1 октября 1922 года Казанское епархиальное управление, находившееся в Иоанно-Предтеченском монастыре, было реорганизовано. В его состав были включены казанские обновленческие священники Евгений Сосунцов и Степан Спирин. При этом владыка Иоасаф не заявлял о подчинении ВЦУ. Такая «примиренческая» позиция объяснялась, очевидно, тем, что в случае резкого конфликта власти могли пойти на массовое закрытие «тихоновских» храмов или на передачу их обновленцам. Владыка Кирилл и владыка Иоасаф возлагали надежды на то, что ситуацию разрешит ожидаемый Поместный собор. Таким образом, для духовенства и прихожан городских и сельских храмов епархии тяжкий выбор между признанием самозванцев и возможными жесткими репрессиями был на какое то время отложен.

Узнав, что обновленцы работают с владыкой в одном епархиальном управлении, руководители ВЦУ решили, что Казанская епархия находится в их руках, и назначили на место сосланного митрополита Кирилла своего архиерея Алексия (Баженова[3]). Теперь он именовался архиепископом Казанским и Свияжским.

Епископ Алексий (Баженов) прибыл в Казань четвертого апреля 1923 года, в Великий Четверг, в 8 часов. Владыка Иоасаф в это время служил в соборе Богородицкого монастыря. Епископ Алексий сразу отправился в Иоанно-Пред-теченский монастырь, где занял покои митрополита Кирилла, а оттуда отправился в Богородицкий монастырь. Иоасаф продолжал совершать Литургию и в надлежащих случаях кадил Алексию как архиерею. Но когда во время запричастного стиха Алексий сообщил владыке Иоасафу, что он архиепископ Казанский и должен совершать чин омовения ног, то владыка отказался, заявив, что назначение является неканоническим, и совершал чин омовения ног сам. Между тем многие священники, участвовавшие в богослужении, подходили к епископу Алексию под благословение. Признали его и священники Богородицкого монастыря. Уже вечером он служил здесь всенощную.

Уже через несколько дней верными владыке Кириллу и владыке Иоасафу остались только Петропавловский собор и Покровская церковь. Правда, в уездах больше половины священников отказались признать Алексия. На стороне владыки Иоасафа остались епископы Афанасий (Малинин), Андроник (Богословский), Седмиезерный и Раифский монастыри, а в самой Казани – Феодоровский женский. Но подавляющее большинство православных казанцев разобрались в ситуации, и обновленческие храмы во время служб были полупустыми.

29 мая – 9 июня 1923 года в Москве заседал обновленческий собор, прозванный «разбойничьим», который постановил низложить патриарха Тихона. У обновленцев появилось еще больше юридических оснований для захвата храмов и монастырей. Разумеется, на их стороне действовали органы советской власти, прежде всего – ГПУ. 14 июня были арестованы трое иноков Иоанно-Предтеченского монастыря, обвинения в «антисоветской деятельности» против них выдвинул архиепископ Алексий. 30 июня они были освобождены. Ожидался скорый арест епископа Иоасафа.

Но вскоре ситуация вновь резко изменилась. 14 (27) июля был освобожден патриарх Тихон, он сразу вернулся к своим обязанностям предстоятеля Церкви. Это означало, что «тихоновцы» вновь стали зарегистрированной религиозной организацией. Уже 20-21 июля духовенство почти всех церквей Казани принесло покаяние, а святитель Иоасаф и другие епископы освящали малым чином престолы, оскверненные обновленческими богослужениями. В руках обновленцев осталась только Пятницкая церковь.

Но преосвященный Иоасаф сильно досадил не только об-новленцам, но и советской власти. 15 сентября с епископа Иоасафа была взята подписка о невыезде. 19 сентября 1923 года в газетах Татарской АССР было помещено извещение наркома юстиции и прокурора ТАССР о недопустимости поминать патриарха Тихона, с которого еще официально не были сняты обвинения, и митрополита Кирилла, осужденного и находившегося в ссылке. Власти так и не зарегистрировали «тихоновское» епархиальное церковное управление.

20 ноября 1923 года народным комиссариатом внутренних дел ТАССР владыке Иоасафу было запрещено служение в храмах вследствие будто бы возбужденного против него судебного дела.

В конце ноября 1923 года архимандрит Питирим (Крылов), настоятель Благовещенского собора, иеромонахи Иоанно-Предтеченского монастыря Иоанн (Широков), Феофан (Еланский) и иеродиакон Серафим (Шамшев) были арестованы и сосланы на три года на Соловки. В январе 1924 года в Ташкент был сослан отец Платон Иванов, протоиерей Грузинской Церкви.

В конце февраля 1924 года обновленческий архиепископ Алексий (Баженов) рукоположил во епископов трех женатых священников. «Тихоновское» епархиальное управление анафематствовало этих «положенцев», чем владыка Иоасаф привлек к себе внимание московских деятелей советской власти. Не рискнув арестовать и судить влиятельного архиерея в Казани, власти потребовали его выезда в Москву. 15 мая 1924 года он выехал из Казани. Казанский период его деятельности в качестве руководителя епархии закончился, временно управляющим стал епископ Афанасий Малинин.

А епископа Иоасафа ждали тяжелые лишения, завершившиеся мученической смертью в Казани. 16 мая он впервые встретился с патриархом Тихоном и сразу отправился по месту вызова – в ГПУ. Там он был арестован и помещен в Бутырскую тюрьму. На многочисленных допросах он со ссылками на советские законы опровергал обви-нения в антисоветской деятельности и 23 августа был освобожден под подписку о невыезде из Москвы. Владыка Иоасаф поселился в Даниловом монастыре, где настоятельствовал выпускник Казанской духовной академии 1900 года и духовный сын схиархимандрита Гавриила (Зы-рянова) Феодор (Поздеевский). В этом монастыре проживали многие задерживаемые в Москве архиереи, будущие мученики. «Даниловцы» уже при жизни патриарха Тихона составляли своеобразную оппозицию, не одобрявшую слишком лояльного, по их мнению, поведения Патриарха по отношению к светской власти. Но при этом к самому Патриарху они относились с огромным уважением.

Владыка Иоасаф принимал участие в похоронах святителя Тихона 12 апреля 1925 года, потом он стал сотрудником Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского) и 19 ноября 1925 года был арестован одновременно с епископами Гурием (Степановым) и Прокопием (Титовым), через несколько дней были арестованы и многие другие «даниловцы». Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 21 мая 1926 г. арестованные архиереи, священники и миряне были осуждены. Владыка Иоасаф обвинялся в том, что оказывал «пособничество и укрывательство группе монархических епископов и мирян, поставивших своей задачей использование Церкви для нанесения явного ущерба диктатуре пролетариата, путем воздействия на массу и на церковнослужителей». Он был приговорен к трем годам ссылки в Зырянский край (ныне Республика Коми), но оказался в городе Туруханске Красноярского края. Все время ссылки он вел переписку со ссыльным же святителем Кириллом, который официально оставался митрополитом Казанским, так же как владыка Иоасаф – викарным епископом Казанской епархии. В развернувшейся дискуссии по вопросу о церковном руководстве он занял ту же позицию, что и митрополит Кирилл – не признал законным предстоятелем Церкви заместителя Патриаршего местоблюстителя Сергия (Страгородского), считал невозможным его поминовения во время служб, вместе с тем не разделял и крайностей в церковном противостоянии, считал возможным посещать службы в «сергианских» храмах, причащаться и исповедоваться.

Светские власти, а также часть верного митрополиту Сергию духовенства заявляли, что владыка Иоасаф отказался подчиняться Сергию из-за того, что архиепископом Казанским назначили не его, а епископа Афанасия (Малинина). К сожалению, это предположение попало и в известный труд митрополита Мануила (Лемешевского). На самом деле позиция владыки Иоасафа вполне соответствовала его характеру и взглядам. По сравнению с другими бывшими «даниловцами» он высказывался весьма умеренно.

Разумеется, при таких взглядах, высказываемых открыто, не могло быть и речи о назначении по окончании ссылки на какую-либо кафедру. В 1928 году владыка Иоасаф поселился в городе Козьмодемьянске Марийской автономной области, в котором он не раз бывал, управляя Казанской епархией.

В июле-августе 1931 года ГПУ сфабриковало в Казани следствие и процесс по делу «Истинно-православной церкви». Таким наименованием обозначалась существовавшая только на бумаге и в воображении чекистов мощная подпольная организация, якобы планировавшая реставрацию в России монархии, ведущая активную антисоветскую пропаганду. Подобные дела заводились в 1930-1932 гг. в большинстве областей и республик СССР. По одному с владыкой Иоасафом делу в июле-августе 1931 были привлечены бывшие преподаватели Казанской Духовной академии: профессор В.И. Несмелов, протоиерей Варваринской церкви отец Николай Петров (первый и последний ректор Богословского института), М.Н. Васильевский, Е.Я. Полянский, И.М. Покровский; епископ Нектарий (Трезвинский), священники Николай Троицкий, Иаков Галахов (бывший профессор Томского университета), Андрей Боголюбов, Николай Дягилев, Сергей Воронцов, Евлампий Едемский-Своеземцев, сын священника Галахова Николай – староста кладбищенской церкви, монахини закрытых казанских монастырей, миряне, всего 33 человека. На то, что дело было полностью сфальсифицировано, указывает тот факт, что якобы существовавшее «преступное сообщество» составляли и катакомбники, не признающие благодатности «сергианской» церкви (Нектарий (Трезвинский), и умеренные антисергиане, такие как епископ Иоасаф, и духовенство «сергианских» церквей, и вполне лояльные к митрополиту Сергию миряне.

Епископ Иоасаф отказался признать себя виновным и на допросах показывал, что с большей частью обвиняемых он вообще незнаком, а с остальными не виделся со времени своего отъезда из Казани в 1923 году. Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 5 января 1932 г. сщмч. Иоасаф был осужден к трем годам заключения в концлагерь, почти все остальные обвиняемые были сосланы. Столь мягкий приговор был обусловлен действовавшими тогда директивами: после массовых расстрелов и приговоров к длительным срокам лишения свободы в 1929 и 1930 гг. чекистам было приказано быть более мягкими.

Архипастырь отбывал срок в Кузбассе, на строительстве шахты, выполняя в основном земляные работы. В апреле 1933 года он был арестован в лагере, обвинен в антисоветской деятель-ности и Постановлением Особого совещания Коллегии ОГПУ его срок был увеличен на два года.

В 1935 году, отбыв заключение, владыка Иоасаф приехал в Казань, поселился вместе с матерью (улица Тихоми-рнова, дом 31, квартира 2). С «сергианскими» архие-реями митрополитом Серафимом (Александро-вым), архиепископами Венедиктом (Плотниковым), Никоном (Пурлевским) он не общался, но посещал «сергианскую» церковь Ярославских Чудотворцев на Арском кладбище, иногда служил панихиды. К нему часто приезжали симпатизирующие «непоминающим» крестьяне. Владыка Иоасаф продолжал переписываться со ссыльным митрополитом Кириллом.

В ноябре 1937 года преосвященный Иоасаф вновь был арестован, по одному делу с ним были привлечены три монахини давно закрытого Богородицкого монастыря и «сергианский» священник Николай Троицкий. На допросах сщмч. Иоасаф отказался признать себя виновным и отвечать на конкретные вопросы, а обвинения выдвигались самые нелепые – в том числе «восхваления Троцкого», «симпатии к фашизму».

29 ноября Тройка ОГПУ по ТАССР приговорила епископа Иоасафа (Удалова), протоиерея Николая (Троицкого) к расстрелу, а монахинь – к 10 годам лагерей. 2 декабря, в день памяти преподобного Иоасафа, царевича Индийского, приговоренные были расстреляны, их тела похоронены на Архангельском кладбище.

Священномученик Иоасаф (Удалов) канонизирован Синодом Русской Православной Церкви за границей в 1981 году.

 

1. Этическая проблема в современном русском идеализме. – НАРТ, Ф. 2. Оп. 2. Д. 790.

 

2. О Казанских миссионерских курсах подробнее см. в статье об архиепископе Арсении (Брянцеве).

3. Епископ Алексий (Баженов) в 1902 году закончил Санкт-Петербургскую духовную академию. В 1913 году рукоположен в епископа Николаевского, викария Херсонской и Одесской епархии. В 1922 году перешел на сторону обновленцев.

 

 

Архиепископ Афанасий (Малинин Александр Антонович) временно управляющий Казанской епархией с декабря 1923 года, архиепископ Казанский и Свияжский с 7 мая 1929 года по 23 марта 1933 года.

 

 

Александр Антонович Малинин родился 4 марта 1884 года в семье священника Молебского завода Красноуфимского уезда Пермской губернии (ныне с. Молебка Березовского района Пермской области, известное знаменитым «уфологическим треугольником»). В 1904 году он закончил Пермскую духовную семинарию первым по списку (в его аттестате были только отличные оценки[1]) и был направлен в Казанскую духовную академию для обучения на казенный счет. Для зачисления в академию Александру необходимо было только сдать многочисленные экзамены на удовлетворительные оценки. Но он показал себя самым подготовленным абитуриентом, сдав экзамены на средний балл 4,8. Он был единственным, получившим отличную оценку у знаменитого философа и очень строгого преподавателя Виктора Ивановича Несмелова, который вообще почти не ставил пятерок. Шедший вторым по списку Николай Абалымов (впоследствии епископ Гавриил, знаменитый деятель иосифлянского движения, вернувшийся в Русскую Православную Церковь после смерти митрополита Сергия) отстал от Малинина на 0,3 балла[2].

 

Время учебы будущего архиерея пришлось на последние годы пребывания в Седмиезерной пустыни преподобного Гавриила Зырянова. Как и многие другие студенты, он был духовным сыном знаменитого старца. В академии Александр Малинин был лучшим студентом, с самого начала определился как будущий специалист по нравственному богословию, изучал художественную литературу. Его кандидатское сочинение «Моральные идеалы русской современности в отношении к вечным идеалам христианской морали (по произведениям новейшей русской словесности)» было оценено очень высоко[3].

Разумеется, именно он был оставлен при академии профессорским стипендиатом на кафедре русского и церковнославянского языка с палеографией и истории русской литературы. Через год он успешно защитил магистерскую диссертацию.

По окончании срока стипендиатства Александр был командирован в Санкт-Петербург для научных занятий. В столице Российской империи 21 октября 1909 года архиепископ Волынский и Житомирский Антоний (Храповицкий) 25 октября рукоположил его во иеродиакона, а 28 октября – во иеромонаха.

Вакансии на кафедре, по которой отец Афанасий специализировался, в Казанской академии в это время не было, но, не желая отпускать перспективного воспитанника, 28 мая 1910 года Совет Казанской духовной академии избрал иеромонаха Афанасия исполняющим должность доцента по кафедре пастырского богословия с аскетикой и гомилетикой, а через три года – 27 июля 1913 года, он был переведен на кафедру церковно-славянского и русского языка. При этом он успел опубликовать основательную статью по пастырскому богословию[4]. До 1917 года кроме кандидатского сочинения отец Афанасий написал еще одну работу по славянскому языку[5], опубликовал несколько проповедей. 23 апреля 1916 года он был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Казанского Иоанно-Предтеченского монастыря, но 21 февраля 1917 года отказался от настоятельства. За семь лет работы в академии отец Афанасий заслужил у студентов любовь и уважение как прекрасный лектор.

После прихода к власти большевиков отец Афанасий (Малинин) продолжал преподавать в академии, перешедшей на полулегальное положение. В отличие от значительной части духовенства он не пытался в начале сентября 1918 года уйти из Казани с отступавшими чехами и Народной армией Комуча.

20 ноября 1920 года по указу митрополита Казанского и Свияжского Кирилла, который не мог из-за запрещения советских органов прибыть в Казань, епископы Анатолий (Грисюк) и Иоасаф (Удалов) рукоположили архимандрита Афанасия во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии.

Вместе с епископом Чистопольским Анатолием и епископом Мамадышским Иоасафом владыка Афанасий руководил Казанской епархией в отсутствие митрополита Кирилла. Потом был арестован владыка Анатолий (Грисюк) и во епископа Спасского был рукоположен наместник Седмиезерной пустыни архимандрит Андроник (Богословский). 18 января 1922 года владыка Афанасий встречал на вокзале митрополита Кирилла, последний раз прибывшего в Казань. Вместе с владыкой Кириллом и Иоасафом он боролся против обновленчества, оставаясь верным тихоновцем и после нового ареста митрополита Кирилла.

3 сентября 1923 года по письменному распоряжению арестованного митрополита Кирилла епископ Афанасий стал именоваться епископом Спасским. Это было, очевидно, связано с не состоявшимся в те годы намерением создать самостоятельную Чебоксарскую и Чувашскую епархию в границах только что созданной Чувашской автономной области. В декабре 1923 года, после запрета в служении сщмч. Иоасафа (Удалова), владыка Афанасий официально стал временно управляющим Казанской епархией, а с мая 1924 года, после отъезда и ареста владыки Иоасафа, епархия действительно оказалась под его управлением. Осенью 1926 года он вновь стал именоваться епископом Чебоксарским – видимо, потому, что с середины XIX века так по традиции назывались первые викарии Казанской епархии. В сложных событиях, развернувшихся после смерти патриарха Тихона, владыка Афанасий активно не участвовал и всегда оставался в подчинении у официального руководства, признав законность за-местителя Патриаршего Местоблюстителя Сергия, в мае 1929 года отказался подписать письмо митрополита Кирилла. 24 апреля указом митрополита Сергия он был возведен в сан архиепископа, а 7 мая 1929 года официально назначен епархиальным архиепископом Казанским и Свияжским.

Вместе с епархией ему довелось пережить тяжелые испытания – закрытие всех монастырей в 1929 году, массовые аресты, расстрелы и ссылку в лагеря духовенства в 1930 году. Следует отметить, что в если в большинстве областей и республик СССР было закрыто большинство церквей, то в Казанской епархии, особенно в сельских районах, больше половины храмов продолжало действовать. Вместо арестованных священников владыка Афанасий рукополагал новых, возвращал на приходы тех, у кого закончились сроки лагерей или ссылок. В первые годы управления епархией он жил в Иоанно-Предтеченском монастыре, потом в доме, принадлежавшем Богоявленской церкви, которая в эти годы была кафедральным собором, а после конфискации этого дома – в доме №6 на улице Кирпичнозаводской.

 23 марта 1933 года владыка Афанасий был неожиданно назначен архиепископом Ташкентским. Скорее всего, необходимо было «очистить место» для митрополита Серафима (Александрова). Но он так и не выехал в Ташкент и 24 августа 1933 года стал архиепископом Саратовским, заняв то место, где еще недавно находился владыка Серафим (Александров).

Дальнейшая судьба архиепископа Афанасия известна только по сообщению митрополита Мануила (Лемешевского). По его словам, 30 августа 1935 года владыка Афанасий был уволен на покой и умер 22 мая 1939 года неизвестно где (причем непонятно, названа ли дата смерти по церковному или григорианскому календарю). Встречающиеся в литературе утверждения, что он был арестован, сослан и умер в ссылке, основаны на интерпретации тех же сообщений митрополита Мануила. Единственное, что можно утверждать достаточно достоверно, – владыка Афанасий не был осужден народным судом или тройкой, не был расстрелян и не умер в лагерях.

 

1. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 10540.

 

2. НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 10524. Л. 16-40.

3. Сочинение сохранилось: НАРТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 795. В переработанном виде оно было опубликовано в 1915 году.

4. Архиепископ Афанасий (Малинин). Основной принцип православного пастырства по учению прп. Иоанна Лествичника, изложенному в его «Слове к пастырю», научающему, каков должен быть наставник словесных овец» (Опыт приложения начал аскетики к Пастырскому богословию) // «Православный собеседник». – Казань, 1910. – Ч. 3. – С. 679-720.

5. Типик святителя Варсонофия Казанского чудотворца, памятник литургический и лингвистический (К истории рукописного церковного устава на Руси в XVI веке). – Казань, 1914.

 

 

Архиепископ Ириней (Шульмин Михаил Александрович) временно управляющий Казанской епархией с 23 марта по 11 августа 1933 года.

 

 

Будущий казанский архипастырь родился 13 января 1893 года в Казани, в семье псаломщика церкви Казанского военного госпиталя. Закончил Казанское духовное училище и в 1914 году – Казанскую духовную семинарию, по второму разряду. В Казанскую духовную академию он поступал не по направлению, а волонтером, но хорошо сдал экзамены и был зачислен на казенный кошт. 2 декабря 1917 года епископом Анатолием (Грисюком) был пострижен в мо-нашество, 18 мая 1918 года рукоположен во иеромонаха. В 1918 году закончил Казанскую духовную академию кан-дидатом богословия (кандидатское сочинение: «Значение палестиноведения для изучения и понимания Библии[1]). Назначен настоятелем Верхотурского монастыря Екатеринбургской епархии и помощником епархиального миссионера. 27 января 1923 года рукоположен в епископа Кушвинского, викария Екатеринбургской епархии, управлял единоверческими приходами. Со 2 ноября 1923 года епископ Мензелинский, викарий Уфимской епархии, с 26 мая 1924 года епископ Малмыжский, викарий Вятской епархии, с 19 февраля 1925 года епископ Елабужский, викарий той же епархии. С января по май 1926 года находился в григорианском расколе. В 1929 году Елабуга вошла в состав Казанской епархии, и владыка Ириней стал викарием казанского архиепископа Афанасия (Малинина), со 2 декабря 1930 года с титулом епископа Мамадышского. С 23 марта по 11 августа 1933 года, то есть со дня перевода владыки Афанасия (Малинина) и до назначения архиепископа Серафима (Александрова) временно управлял Казанской епархией. С 26 апреля 1934 года епископ Пензенский и Саранский, с 8 мая 1935 архиепископ Куйбышевский. 24 ноября 1937 года арестован. Расстрелян в феврале 1938 года.

 

 

1. НАРТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 924.

 

 

 

Серафим (Александров Дмитрий Александрович) архиепископ Казанский и Свияжский с 11 августа 1933 года по 25 декабря 1936 года.

 

 

Дмитрий Александрович Александров родился 19 октября 1867 года в селе Никитине Карсунского уезда Симбирской губернии в семье чиновника. Еще во время обучения в Саратовской духовной семинарии проявил особый интерес к расколу, участвовал в полемике со старообрядцами и в 1889 году, по окончании семинарии, стал помощником Саратовского епархиального миссионера. После вступления в брак в 1890 году был рукоположен во диакона, а в 1891 году – во священника и продолжал служить помощником епархиального миссионера, а с 1894 года – епархиальным миссионером, хотя эта должность предусматривала наличие высшего духовного образования. С введением с апреля 1905 года свободы вероисповедания условия деятельности миссионеров усложнились, теперь в их руках не было административных рычагов. В борьбе со старообрядцами можно было действовать только полемикой. В 1906 году отец Димитрий опубликовал в Самаре небольшую брошюру «К вопросу о Белокриницкой, или Австрийской, иерархии», в которой обосновывал неканоничность старообрядческих архиереев, а в 1907 году выпустил более солидный труд в двух томах – специально подобранный свод цитат из творений Святых Отцов, как тех, которыми широко пользовались старообрядцы, так и тех, которые, по мнению отца Дмитрия, опровергали старообрядческие утверждения[1].

 

В 1906 году протоиерей Димитрий Александров принимал участие в Предсоборном присутствии, был членом его четвертого отдела.

Его миссионерская деятельность внезапно прервалась в 1909 году. Можно предположить, что отставка отца Дмитрия с должности епар-хиального миссионера была обусловлена разногласиями с епархиальным архиереем, которым был прославлен недавно как новомученик Гермоген (Долганов), известный своей принципиальностью и испортивший отношения со многими особами, намного более влиятельными, чем епархиальный миссионер. В 1909 году отец Димитрий перешел на епархиальную службу, покинул Саратовскую епархию и стал настоятелем Воскресенской церкви в Витебске и членом Полоцкой епархиальной консистории (центром Полоцкой епархии был Витебск), но в 1910 году возвратился к миссионерской деятельности, став Оренбургским епархиальным миссионером.

В 1913 году Дмитрий Александрович овдовел, постригся и 14 января в Оренбурге архиепископом Мефодием был рукоположен в епископа Кустанайского, второго викария Оренбургской епархии. Само по себе рукоположение во епископа человека без высшего духовного (иногда высшего светского) образования было в XIX – начале XX вв. большой редкостью, а если такие случаи и бывали, то рукополагались особо заслуженные настоятели монастырей. Отец Серафим же не имел даже звания архимандрита, ему было 46 лет, в таком возрасте далеко не все монашествующие с академическим образованием становились архиереями. В 1916 году он стал епископом Челябинским, первым викарием Оренбургской епархии. С марта 1917 г. по ноябрь того же года временно управлял Екатеринбургской епархией, вместо уволенного Временным правительством епископа Серафима (Голубятникова), отказавшегося признать Февральскую революцию.

На Поместном соборе 1917 года епископ Серафим был секретарем Соборного епископского совещания, а 19 марта 1918 года стал уже епар-хиальным архиереем – епископом По-лоцким и Витебским. Территория Ви-тебской губернии была оккупирована немцами и, в соответствии с только что подписанным Брестским миром, хотя и не отторгалась от России, но оставалась под оккупацией до конца войны. Таким образом, назначение владыки Серафима не могло состояться без соглашения как с большевистским правительством, так и с правительством Германии. Впрочем, по другим данным, в Витебск он так и не выехал, 22 апреля был назначен епископом Старицким, викарием Тверской епархии, с сентября того же года управлял епархией, а в начале 1919 года официально стал епархиальным епископом Тверским и Кашинским. В 1920 году епископ Серафим был назначен членом Синода, с этого времени он управлял епархией номинально, находился, в основном в Москве, при патриархе Тихоне в 1922 году был возведен в сан архиепископа. Еще в 1921 году по поручению Патриарха он занимался переговорами с обновленцами, причем, не переходя в обновленчество, старался примирить обновленцев с Патриархом. В эти годы он, как и многие архиереи, не раз подвергался репрессиям. Первый раз владыка был арестован Тверской ГубЧК в 1920 году, но через несколько дней отпущен. 4 апреля 1922 года в Москве он был арестован за «сопротивление изъятию церковных ценностей» и помещен во внутреннюю тюрьму ГПУ, а с июня 1922 года по февраль 1923 года находился в Бутырской тюрьме. После освобождения проживал в Москве без права выезда в Тверскую епархию. Очевидно, во время последнего ареста его склоняли к переходу в обновленчество, но после ареста патриарха Тихона, когда на сторону обновленцев перешли многие архиереи, владыка Серафим остался верен Патриарху и 24 марта 1924 года стал митрополитом с прежним титулом – Тверской и Кашинский. Уже после смерти патриарха Тихона, 21 декабря 1925 года, он был арестован в Твери, но вскоре отпущен. Вновь арестован в апреле 1926 года, 4 мая освобожден под подписку о невыезде и в ноябре 1926 года отправлен в ссылку в Свердловск, откуда был освобожден в мае 1927 года.

Пик влияния владыки Серафима (Александрова) в Церкви приходится на 1927-1928 гг., время после смерти патриарха Тихона, когда в сложной обстановке ожесточенной борьбы заместителя Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и митрополитов Кирилла и Петра владыка Серафим занял сторону Сергия и с 18 мая 1927 года был постоянным членом временного Синода.

При этом он имел не лучшую репутацию не только у противников, но и у сторонников патриарха Сергия. Как писал митрополит Петр (Полянский), его народная молва прозвала даже «Лубянским митрополитом»: имелись в виду частые контакты архиепископа Серафима с ОГПУ. Надо сказать, что это не было клеветой. В беседах с архиереями владыка Серафим сам намекал на свои связи и «непотопляемость».

15 июля 1928 года владыка Серафим был назначен митрополитом Саратовским, а 11 августа 1933 года – митрополитом Казанским и Свияжским.

В годы управления владыкой Серафимом в Казанской епархии происходило немало трагических событий. В 1935 году была закрыта Богоявленская церковь, с начала 1920-х гг. являвшаяся кафедральным собором. Теперь эту роль играла небольшая деревянная церковь Серафима Саровского, построенная в 1917 году. В 1936 году закрылась и Макарьевская церковь. В городе продолжали действовать Петропавловский собор, Смоленско-Седмиезерная церковь в Козьей слободе, в 1934 году удалось отобрать у обновленцев храм Ярославских Чудотворцев на Арском кладбище.

20 ноября 1936 года митрополит Серафим был арестован в архиерейской квартире на улице Кирпичнозаводской, в доме №6. 27 февраля 1937 года постановлением Особого совещания НКВД он был приговорен к трем годам ссылки в Северный Казахстан, его поселили в городе Кустанае, но там он вскоре вновь был арестован. 26 ноября 1937 года постановлением Тройки УНКВД по Северо-Казахстанской области митрополит Серафим (Александров ) был приговорен к высшей мере наказания и 2 декабря расстрелян в Кустанае.

 

1. Ни в одной из библиотек России не сохранился первый том этого сборника, а второй том есть только в Научной библиотеке имени Н.И.Лобачевского Казанского университета.

 

 

 

Венедикт (Плотников Виктор Васильелич) архиепископ Казанский и Свияжский с 20 декабря 1936 года по 11 августа 1937 года.

 

 

Виктор Плотников родился 25 октября 1872 года в селе Лижма Петрозаводского уезда Олонецкой губернии в семье священника. В 1893 году он закончил Олонецкую духовную семинарию (в Петрозаводске), стал псаломщиком кафедрального собора, вскоре вступил в брак и 15 августа 1894 года был рукоположен во священника с назначением в Воскресенский собор города Вытегра той же Олонецкой губернии. В 1898 году он поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, которую успешно закончил в 1902 году. После окончания академии отец Виктор был назначен настоятелем храма и законоучителем Санкт-Петербургского Павловского женского института (среднее учебное заведение), одновременно преподавал Закон Божий и в других учебных заведениях города. 6 мая 1915 года он был возведен в сан протоиерея. В начале 1918 года, после знаменитого советского декрета «об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», преподавание Закона Божия было прекращено и все храмы в учебных заведениях закрыты. Протоиерей Виктор Плотников стал ключарем кафедрального Исаакиевского собора, а в январе 1919 года – настоятелем Никольского морского собора в Кронштадте.

 

В начале 1920 года он овдовел, в начале августа того же года был пострижен в монахи, а 28 августа в Исаакиевском соборе митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Вениамином (Казанским) был рукоположен во епископа Кронштадтского, викария Петроградской епархии. Он стал помощником и ближайшим сотрудником митрополита Вениамина. Вместе с митрополитом он был арестован 29 мая 1922 г. и 10 июня вместе еще с 86 священнослужителями и мирянами оказался обвиняемым по делу об уклонении от изъятия церковных ценностей и об «использовании религиозных предрассудков масс с целью свержения рабоче-крестьянской власти». 5 июля был оглашен приговор, владыка Венедикт оказался среди десяти приговоренных к расстрелу. 26 июля Постановлением ВЦИК шестеро из них, в том числе владыка Венедикт, были помилованы.

Митрополит Вениамин, архимандрит Сергий (Шеин), профессора И.М. Ковшаров, Ю.П. Новицкий 12 августа были расстреляны, а епископу Венедикту расстрел был заменен десятью годами лишения свободы. Возмущение, прокатившееся по странам Европы после расстрела католического епископа Богушевича и угрозы жизни патриарха Тихона, заставило власти пойти на уступки. 27 июня 1923 года Патриарх был освобожден, а 30 ноября 1923 года вышел на свободу епископ Венедикт (Плотников).

В феврале 1924 года указом патриарха Тихона он был назначен временно управляющим Петроградской епархией с прежним титулом епископа Кронштадтского. Назначение было не из легких. В «колыбели революции» местные власти, которые тогда еще возглавлял Г.Е. Зиновьев, особенно рьяно поддерживали обновленцев. Предшественник владыки  Вениамина, епископ Мануил (Леме-шевский), был арестован. Но владыку Венедикта не сломило тюремное заключение, и он жестко боролся не только против обновленцев, но и против примиренческих тенденций среди «тихоновского» духовенства.

20 июня 1925 года в послании к мирянам Ленинградской епархии владыка Венедикт от своего имени и от имени еще троих викарных архиереев писал: «Разве не дерзость, что… лица, именующие себя священниками, ... вторгаются к вам и желают управлять вами... Разве не дерзость и обман, что эти ….лица, будучи представителями тех, кои попрали всякие каноны и предания церковные, желая кого-то обольстить, говорят фальшивые речи о соборности и призывают к собору? По беззаконному, нечестивому и богомерзкому собору 1923 года, низложившему св. Патриарха, мы знаем, на какие соборы зовут они.... Пусть обновленцы сами подумают, кто они такие. А выдавать похвальные аттестации Епархиальному Управлению за его работу по разорению Святой Церкви – это же глумиться над Христом и его Церковью, а призывать вас к этому – значит глумиться над вами.

Простите их, не ведят бо, что творят. К делам же их не касайтесь и ни в какое общение с ними не входите...

Пусть каждый позаботится о себе и своем спасении, а нас сохранит и спасет Господь, благословение Которого да будет нерушимо со всеми вами во веки. Аминь».

Вполне естественным был новый арест владыки Венедикта 16 декабря 1925 года. 29 апреля 1926 года он был осужден к трем годам ссылки, которую отбывал в Нарыме. В апреле 1929 года был освобожден, жил в Иркутске. В ожесточенной борьбе, развернувшейся после смерти патриарха Тихона, владыка Венедикт не участвовал, признал митрополита Сергия и его декларацию. В 1931 году он был назначен управляющим Вологодской епархией с прежним титулом епископа Кронштадтского. 4 апреля 1933 года был возведен в сан архиепископа, с 16 апреля стал называться архиепископом Вологодским и Великоустюжским.

18 октября 1933 года архиепископ Венедикт был переведен на Новгородскую кафедру, где пробыл менее трех лет, 5 сентября 1936 года был уволен на покой, а 20 декабря 1936 года был назначен архиепископом Казанским и Свияжским.

Между тем тучи над ним сгущались. В Казани ему пришлось прослужить не больше двух месяцев. 28 февраля в квартире на улице Кирпичнозаводской архиепископ Венедикт был арестован и этапирован в Ленинград, где был привлечен к делу об организации «Союза русского народа».

Вот что писала по этому поводу в 1937 году «Ленинградская правда»: «В начале 1937 г. была разоблачена контрреволюционная организация церковников, которая состояла из попов, монахов, членов церковных «двадцаток» и бывших кулаков и торговцев. Эта банда в продолжение нескольких лет вела подрывную работу в ряде районов Ленинградской области (речь шла о территории Новгородской епархии, в 1930-е гг. Новгород входил в Ленинградскую область). Руководителем этой организации являлся архиепископ Венедикт Плотников, бывший член «союза русского народа», ученик и последователь Иоанна Кронш-тадтского – организатора этого «союза».

Плотников за 20 лет существования советской власти ни на один день не прекращал активной борьбы против Советского государства. В 1922 году он вместе с митрополитом Вениамином Казанским организовал антисоветские выступления церковников. На протяжении последующих лет он создавал под видом религиозных братств контрреволюционные группы.

В 1932 году Плотников создал в одном из городов контрреволюционную организацию, которую вошли известные в дореволюционной России попы-черносотенцы. Он поставил перед своими единомышленниками задачу создать антисоветские группы в деревне, оказывать влияние на колхозников и единоличников, возбуждать среди них недовольство против советской власти, чтобы содействовать ожидавшейся ими интервенции со стороны фашистских стран против Советского Союза.

Для осуществления своих планов Плотников привлекал «своих людей» к исполнению религиозных обрядов в Церкви.

…Поп К. в апреле 1934 г. встретился с Плотниковым, был вовлечен им в руководящее ядро контрреволюционной организации и направлен в одну церковь на «работу».

По приезде в назначенное место К. создал антисоветскую группу в своем приходе. В 1936 г. К. встретился с бывшим городовым и кулаком И., бежавшим из ссылки и ставшим «странником божьим», которого он направил в два района Ленинградской области. Снабженный евангелием и удостоверением о том, что он направляется в соответствующие приходы в поисках места сторожа или псаломщика, вооруженный ненавистью к советской власти, И. становится организатором контрреволюционных поповских групп. Местные попы охотно оказывали ему услуги, шли ему навстречу.

Этот фашистский агент давал участникам контрреволюционных групп указания о вредительской работе в колхозах, о совершении тер-рористических актов про-тив местных работников».

Приговором Тройки НКВД по Ленинградской области 11 августа 1937 года архиепископ Венедикт (Плотников) был приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 16 августа 1937 года, расстрелянный архиерей, как и тысячи других казненных, был похоронен на Левашовской пустоши.


 

 

 

Никон (Пурлевский Николай Александрович) Архиепископ Казанский и Свияжский с 23 мая по 17 декабря 1937 года.

 

 

Николай Александрович Пурлевский родился 5 февраля 1886 года в городе Житомире, в семье дворянина, мелкого помещика и чиновника Александра Никитича Пурлевского. Семья была многодетной (пятеро своих детей и трое воспитанников-сирот) и очень религиозной. Детство Николая прошло в Житомире, где его отец служил в Палате государственных имуществ (Житомир был центром Волынской губернии), и в родовом имении Пурлевское Житомирского уезда. Особое влияние на Николая, его братьев и сестер оказала бабушка с отцовской стороны, Мария Ивановна, которая происходила из крепостных и постоянно жила в деревне Пурлевское.

 

Как и положено было дворянскому сыну, Николай поступил в Житомирскую гимназию, но на дальнейшую жизнь его и брата огромное влияние оказало знакомство со знаменитым архиереем Антонием (Храповицким), который в эти годы был архиепископом Волынским. Антоний бывал в гостях в имении Пурлевское – Александр Никитич к этому времени стал управляющим губернской Палатой государственных имуществ, то есть одним из самых высокопоставленных чиновников губернии. Александр и Николай часто посещали архиерейский дом, где у архиепископа Антония собиралась религиозно настроенная молодежь.

В результате оба брата Пурлевских поступили в Волынскую духовную семинарию, которая находилась в Житомире, а потом и в духовные академии – Александр в Киевскую, а Николай – в Казанскую. Как и большинство воспитанников владыки Антония (Храповицкого), Николай Пурлевский уже в юности выбрал для себя монашеский путь. Он постригся уже на втором курсе, 18 октября 1907 года, с именем Никон. Его сокурсник и тоже будущий казанский архипастырь Иван Иванович (Иоасаф) Удалов принял монашество уже после окончания академии.

На время обучения монаха Никона в академии пришлись последние годы старчества в Казани преподобного Гавриила (Зырянова), многие из студентов академии были его духовными детьми, но посещал ли старца Гавриила инок Никон, к сожалению, неизвестно. 25 мая 1910 года он был рукоположен во иеромонаха и в том же году закончил академию.

 Отец Никон не отличался большими успехами в учебе, был четырнадцатым в списке выпускников, но кандидатское сочинение «Святейший патриарх Никон как церковный деятель» было оценено достаточно высоко. Профессор русской церковной истории Иван Михайлович Покровский в своем отзыве писал: «…нельзя не удивляться трудолюбию автора. По всему видно, что он с особой любовью отнесся к своему делу. Выработав вполне логический план для своего сочинения, он умело воспользовался печатными и частью архивными материалами. Чтобы иметь наглядное представление о Воскресенском монастыре (имеется в виду знаменитый Новый Иерусалим), … наш автор лично изучил этот монастырь на месте; был он и в других местах, где свято хранится память о великом святителе. Все это, взятое вместе, дало возможность отцу Никону составить серьезное исследование о патриархе Никоне. Мы надеемся, что в дополненном и исправленном виде… сочинение …появится в печати»[1]. Доцент иерей Николай Николаевич Писарев поддержал профессора: «от внимания автора не ускользнула ни одна сторона церковной деятельности святейшего патриарха. Отец Никон очень детально, с редким трудолюбием изучил обширную литературу своего вопроса…, добытые данные изложил, за немногими исключениями, правильной и ясной речью, согретой искренней любовью к Церкви»[2]. Правда, и Покровский, и Писарев указывали на излишнюю идеализацию патриарха Никона и его деятельности.

Кандидатское сочинение отца Никона (Пурлевского) сохранилось[3]. Оно действительно свидетельствует о трудолюбии автора, в нем 420 страниц (обычно кандидатские сочинения не превышали трехсот страниц), аккуратно переписанных мелким каллиграфическим почерком, без помарок и ошибок, и 30 иллюстраций. Среди иллюстраций – литографии и фотографии, очевидно, купленные в Ново-Иерусалимском монастыре, и фотографии, лично сделанные Никоном с картин русских художников, на которых изображен патриарх Никон. На литографии скита Новоиерусалиского монастыря, в котором часто жил патриарх Никон, имеется подпись: «В сем скиту мы удостоились служить обедню в день Св. Петра и Павла 29 июня 1909 года и видеть холщовый антиминс времен Алексея Михайловича. Иеромонах Никон»[4].

После окончания академии отец Никон ненадолго вернулся в родные края, один учебный год преподавал в Житомирском духовном училище, следующие два был помощником смотрителя в Кременецком духовном училище той же Волынской епархии. В 1913/14 учебном году отец Никон служил смотрителем Бельского духовного училища Смоленской епархии. 12 августа 1914 года он стал помощником начальника миссионерской семинарии при Григорие-Бизюковском монастыре Херсонской епархии, а 11 ноября 1916 года – инспектором Вифанской духовной семинарии Московской епархии.

Отец Никон участвовал в Поместном соборе 1917 года, после закрытия Вифанской семинарии в начале 1918 года стал наместником Московского Донского монастыря и сотрудником патриарха Тихона. 14 апреля 1920 года Патриарх рукоположил отца Никона во епископа Рыльского, викария Курской епархии, вскоре владыка Никон стал епископом Белгородским, викарием той же епархии. 1 декабря 1920 года ему пришлось пережить тяжелые испытания. Белгородский уездный съезд советов принял решение о вскрытии мощей святителя Иоасафа Белгородского. Михаил Польский со слов очевидцев писал:

«В 1921 году, приблизительно в январе месяце[5], местные газеты Белгорода стали кощунственно писать о мощах святителя Иоасафа, называя их чучелом, набитым соломой … После этих издевательств власти потребовали от Белгородского епископа Никона (Пурлевского), чтобы он всенародно обнаружил «миф» о якобы нетленных мощах. Ворвавшись в Троицкий собор, где почивали мощи святителя Иоасафа, большевики хотели сами, нечестивыми руками, обнажить тело Святителя. Но тут раздался грозный голос епископа Никона: «Потерпите немного и увидите чучело, набитое соломой, я сам его вам покажу». Этим временем владыка облачился и вместе с находившимися там иерархами[6], обливаясь слезами, стал разоблачать Святителя. Снявши нательное белье, вынули святые мощи из гробницы, и владыка, показывая их большевикам, сказал: «Вот наш обман», – и вновь залился слезами. Последовало гробовое молчание. Устыдились ли насильники своих гнусных и напрасных нападок, не известно, но перед ними действительно находилось нетленное тело Святителя, скончавшегося в 1754 году… В тот же день вечером безбожники ворвались в дом владыки и под угрозой револьвера заставили[7] его подписать протокол, что якобы с его согласия мощи Святителя увозятся из Белгорода. Владыка отказался подписать, и один из чекистов ударил его револьвером по голове, сбросил на пол и топтал и бил его ногами. Страдалец пролежал несколько часов без сознания»[8].

В июне 1922 года, после ареста патриарха Тихона, владыка Никон (Пурлевский) оказался среди многих архиереев, уклонившихся в обновленческий раскол, он входил в самозванное Высшее церковное управление, которое в 1923 году назначило его епархиальным Курским епископом.

В 1923 году епископ Никон принимал участие в известном Поместном соборе обновленцев, известном как «разбойничий». Но на соборе он выступил против лишения святителя Тихона патриаршества и не подписал постановлений собора. В марте 1924 года одновременно со многими другими бывшими архиереями-обновленцами епископ Никон принес покаяние перед Патриархом и митрополитом Петром в московском храме Воскресения в Барашах, был принят в сане епископа и возвратился на прежнюю кафедру в Белгород.

Власти не простили владыке Никону отказа от обновленчества. В феврале 1925 года Коллегией ОГПУ он был осужден к двум годам ссылки на Соловецкие острова. Сам владыка Никон на допросе в 1937 году объяснял свое осуждение тем, что он «оказывал сопротивление новообновленческому движению в религии» и виновным в «контрреволюционной пропаганде» себя не приз-нал. Точная позиция владыки в ситуации, возникшей после смерти патриарха Тихона и Декларации заместителя Патриаршего местоблюстителя Сергия, неизвестна, но извест-ное Соловецкое заявление архиереев против митрополита Сергия он не подписывал, хотя и находился в это время на Соловецких островах.

Митрополит Мануил (Лемешевский), находившийся в это же время на Соловках, писал: «Отличительная черта его характера – замкнутость. Она начала развиваться у него еще со студенческой скамьи и окончательно завершилась в дни его архипастырства».

 Очевидно, владыка Никон сохранял верность митрополиту Сергию и после освобождения из ссылки. 3 апреля 1930 года был назначен епископом Прикаспийским и Бакинским, но к месту служения так и не выехал, 24 октября 1930 года стал епископом Ржевским, а 21 марта 1933 года – епископом Вяземским. Фактически, в эти годы он управлял Смоленской епархией. 19 октября 1933 года епископ Никон был переведен в Архангельск, а 3 января 1934 года возведен в сан архиепископа. 23 мая 1937 года он стал архиепископом Казанским и Свияжским, его предшественник владыка Венедикт (Плотников) был арестован еще в феврале.

В период управления владыкой Никоном Казанской епархией Русская Православная Церковь терпела самые жестокие удары: именно, на май-декабрь 1937 года пришлись самые массовые закрытия церквей в сельских районах, аресты и расстрелы духовенства. В самой Казани продолжали действовать только Петропавловский собор, вскоре закрытый, церковь Серафима Саровского, считавшаяся кафедральным собором, церковь Ярославских Чудотворцев на Арском кладбище. Владыка Никон жил в той же квартире на улице Кирпичнозаводской в доме № 6, что и владыки Серафим и Венедикт, в этой же квартире находилось епархиальное управление, в котором не было других сотрудников, кроме самого Никона.

Сам архипастырь по поводу складывающейся ситуации, как было написано в одном из доносов 6 июля 1937 года, говорил духовенству: «Сижу и только отмечаю в списках духовенства: изъят, изъят, и останется ли хоть одна церковь к новому году, сомнительно». Тем не менее владыка Никон расширил богослужения, ввел в Серафимовской церкви чтение архиерейского акафиста, часто выступал с проповедями. Доносчик приводит цитату из проповеди Никона в Петропавловском соборе 2 июля 1937 года: «Вы счастливы, что имеете возможность каждодневно прибегать в своих страстях и радостях к любимому вами Чудотворному образу Казанской Божьей Матери, и дай Бог, чтобы мы с вами еще много лет имели возможность совершать богослужения и молиться у этого образа …, Вы имеете заступницу Мать Царицу Небесную, которая, как любящая мать своих детей, и вас также всегда защитит и сохранит, и дай Бог, чтобы в будущем много-много лет имели возможность совершать богослужения и к Ней прибегать в своих надеждах и скорбях».

Предвидел он и свой очень скорый арест. Основные обвинения, по которым он был осужден, основывались на его высказываниях на своих именинах, 30 ноября 1937 года, которые отмечались в архиерейской квартире и на которых присутствовало все казанское духовенство. Один из протоиереев (не будем называть имени, Бог ему судья) и пересказал на допросе речи архиерея на этом невеселом празднике: «На именинах я, по-видимому, в последний раз, до будущего года навряд ли уцелею, может быть, будем сущие в море далече, но я готов всегда к этому, у меня чемодан приготовлен. Обвинение духовенству в контрреволюции у нас выдуманное, вспоминают то, что уже давно забыто и прощено, делается это все с целью связать духовенство перед выборами, дело дошло до того, что глава Церкви в СССР митрополит Сергий стал обвиняться в шпионаже в пользу Японии. …несколько лет назад жилось как-то легче, а теперь стало гораздо труднее, в будущее теперь загадывать нельзя», «…у нас, архиереев, особенно сильных дел нет, а нас все берут и берут по очереди».

Владыка Никон надеялся, что после 12 декабря (дня выборов в Верховный Совет СССР по новой конституции) «будет легче», в известной мере его предположение сбылось: в конце 1937 года массовые аресты и расстрелы прекратились, но сам владыка Никон стал одной из последних жертв репрессивной машины.

7 декабря 1937 года архиепископ Никон (Пурлевский) был арестован в квартире на улице Кирпичнозаводской. При обыске оказалось, что у него нет никакого личного имущества, кроме Библии, книги по библейской истории и серебряного подстаканника.

Расправа была скорой. 17-20 декабря были проведены допросы духовенства и самого владыки Никона, который отказался признать себя виновным:

« - Вы являетесь руководителем нелегальной контрреволюционной организации церковников тихоновского направления, расскажите об этом.

- Я это отрицаю.

- Вы вели контрреволюционную антисоветскую агитацию, распространяли контрреволюционную клевету по отношению советской власти к религии и духовенству, подтверждаете это?

- Я и сейчас заявляю, что арестован я как архиепископ, арестован в силу своего служебного положения, и если бы я не был архиепископом, то меня бы не арестовали».

Шпионаж в пользу Японии владыке Никону также был приписан, обвинение было основано на его высказывании, «восхваляющем продукцию фашистского государства – Японии»: «Смотрю японскую фотографию митрополита Сергия Японского, так эта фотография не то что советская, бумага хорошая, снимок великолепный».

Уже 25 декабря, всего через девять дней после ареста, решением Тройки НКВД по Татарской АССР архиепископ Никон (Пурлевский) был приговорен к расстрелу, а 9 января 1938 года вместе со многими другими заключенными был расстрелян. Как и почти все убитые в Казани, он был похоронен в общей могиле на Архангельском кладбище. Его брат, епископ Сергачский Фотий, был расстрелян в Нижнем Новгороде шестью днями раньше, 3 января, а сокурсник по академии сщмч. Иоасаф (Удалов) – на 35 дней раньше.

 

1. Православный собеседник. – Казань, 1912. – Ч. 2. – С. 290.

 

2. Там же. – С. 293.

3. НАРТ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 1461.

4. Там же. – С. 193.

5. Эти события происходили первого декабря 1920 года.

6. Единственным архиереем, присутствовавшим при вскрытии, был сам архиепископ Никон.

7. На самом деле владыка Никон так и не подписал протокол, за что и был избит.

8. Раздорский А.И. Архиереи Курского края XVII-ХХ вв. Краткий биографический справочник. – Курск, 2004. – С. 87.

 

 

Епископ Павел (Флеринский Петр Дмитриевич) 1938-1940 гг.

 

 

Епископ Павел не был официально Казанским епархиальным архиереем или временно управляющим епархией. Но в 1938-1940 гг. он был единственным архиереем на территории Татарстана, находившимся на свободе и бывшим в юрисдикции Московского патриархата, и решал многие церковно-судебные ситуации, отвечал на вопросы верующих. В условиях, когда в Татарстане действовали только два храма, а в ряде соседних областей и республик не оставалось ни одного, его деятельность имела большое значение для сохранения церковных традиций.

 

Петр Дмитриевич Флеринский родился 29 июня 1879 года в селе Федоровка Ставропольского уезда Самарской губернии[1], в семье псаломщика. Он закончил Самарское духовное училище и, в 1893 году – Самарскую духовную семинарию. Два года он работал учителем церковно-приходской школы в Самаре и в 1895 году, после вступления в брак, был рукоположен во священника, служил в селах Тарасовка, Александровка и с 1910 года в селе Большая Глушица Николаевского уезда Самарской губернии[2]. В 1909 году в Степном Заволжье была эпидемия холеры, но отец Петр, незадолго до этого побывавший на противоэпидемических курсах в Самаре, так организовал санитарно-профилактические меры, что заболело лишь несколько человек, в том числе сам священник и двое его детей, а умер только первый заболевший и младший сын отца Петра.

В 1910 году, одновременно с переводом в село Большая Глушица (ныне Пугачевского района Саратовской области), иерей Петр Флеринский был возведен в сан протоиерея и назначен благочинным. Вскоре его жена ослепла в результате трахомы и вылечилась только после поездки в столицу и встречи с праведным Иоанном Кронштадтским, который предсказал отцу Петру архиерейский сан.

Очень тяжелыми выдались в Нижнем Поволжье 1920 и 1921 годы. По официальным советским данным Пугачевский[3] уезд пострадал больше всех других, здесь умерла от голода половина жителей. Вместе с прихожанами все невзгоды переживал и благочинный. В 1920 году скончалась его супруга, из пятерых детей только старшая дочь была взрослой.

В 1923 году по недоразумению протоиерей Петр Флеринский на недолгое время подчинился обновленческому Временному церковному управлению. Очень скоро он вернулся в каноническую Церковь и стал усердно бороться с обновленчеством, но при этом всегда выступал против осуждения тех, кто побывал в обновленческом расколе и покаялся. В 1923-1924 гг. протоиерей Петр был самым уважаемым священником в Пугачевском уезде, в село Большая Глушица приезжали тысячи людей.

В конце 1923 года митрополит Уральский[4] Тихон (Оболенский[5]), который по болезни проживал в Москве, вызвал отца Петра к себе. Сельский священник впервые в жизни приехал в столицу. В начале марта отец Петр был пострижен в монашество, а 18/31 марта патриарх Тихон, в сослужении с митрополитами Тихоном (Оболенским) и Серафимом (Александровым)[6], рукоположил его во епископа Пугачевского, викария Уральской епархии. Вернувшись в Пугачев, епископ Павел фактически стал управляющим всей Уральской епархии, которая включала нынешние районы Саратовской области, расположенные на левом берегу Волги, и Уральскую область Казахстана. Летом 1924 года он вернулся в село Большие Глушицы, а в начале 1926 года переехал в город Энгельс (Покровск). В мае 1926 года, после смерти митрополита Тихона (Оболенского), епископ Павел (Флеринский) был официально назначен временно управляющим Уральской епархией. 30 декабря 1927 года указом заместителя Патриаршего местоблюстителя Сергия (Страгородского) Павел был назначен епископом Котельничским, викарием Вятской епархии, но так и не покинул родных краев, а 27 марта 1928 года, по ходатайству его самого и многочисленным просьбам верующих был оставлен епископом Пугачевским. В июне 1928 года он вернулся в Пугачев, где жил в крайней бедности в сторожке при храме, но продолжал управлять Уральской епархией и помогать семьям арестованных священников[7].

10 января 1931 года он был арестован, а 30 апреля решением Тройки ОГПУ по Нижне-Волжскому краю был приговорен по статье 58-10 (антисоветская агитация и пропаганда) к пяти годам лагерей. Срок заключения он отбывал в поселке Усть-Кулом Коми края, на реке Вычегде, где шестью годами раньше находился в ссылке митрополит Кирилл (Смирнов). Основной работой заключенных была заготовка леса. Епископ Павел трудился на общих работах, но последние месяцы заключения из-за болезни сердца провел в больнице[8].

После освобождения в мае 1936 года епископ Павел с разрешения властей поселился в Казани у старшей дочери. Он был уже тяжело болен и не служил, но посещал казанские храмы, переписывался с духовными детьми, в письмах он упоминал, что ездит на трамвае.

В 1936 году своим устным распоряжением заместитель Патриаршего местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) назначил владыку Павла временно управляющим Куйбышевской епархией, эти обязанности он исполнял до осени 1939 года[9].

В Казани же в 1936 году еще действовали пять «сергиевских» храмов и действовало епархиальное управление. Но в течение 1937 года все храмы, кроме церкви Ярославских Чудотворцев на Арском кладбище и расположенного недалеко от нее деревянного храма Серафима Саровского, были закрыты, в декабре был арестован последний правящий архиепископ Никон (Пурлевский), и владыка Павел (Флеринский) остался единственным проживавшим в Казанской епархии на свободе архиереем. Судя по тому, что он продолжал переписываться с духовными детьми, он продолжал, в той мере, в какой это было возможно, исполнять архипастырские обязанности. Разумеется, он не назначал и не рукополагал священников, не освящал антиминсы, не служил праздничных служб, но утешал верующих в их скорбях. В начале 1938 года закрылась и была снесена и деревянная церковь Серафима Саровского, и теперь владыка Павел посещал только церковь Ярославских Чудотворцев.

Скончался владыка Павел 14 октября 1940 года от кровоизлияния в мозг и был похоронен в пятидесяти метрах от алтаря своего последнего храма. Можно предположить, что похороны у самого алтаря были бы восприняты властями как «антисоветская демонстрация». Долгие десятилетия на могиле епископа Павла стоял простой деревянный крест, замененный в 2004 памятником, сооруженным на пожертвования, собранные общиной храма Ярославских Чудотворцев.

 

1. ныне это территория Ульяновской области.

 

2. ныне это территория Саратовской области.

3. город Николаевск в 1918 году был переименован в Пугачев и передан из Самарской губернии в Уральскую область, а в церковном отношении вошел в Уральскую епархию.

4. Уральская (Уральская и Николаевская) епархия была создана в 1908 году из Уральской области (казачьей), ранее входившей в Оренбургскую епархию, и заволжских уездов Самарской губернии (Николаевского и Новоузенского), ранее входивших в Самарскую епархию. Центром был город Уральск (ныне в Казахстане). Сейчас все села, в которых служил владыка Павел (Флеринский), и город Пугачев (Николаевск) входят в состав Саратовской области и Саратовской епархии.

5. Митрополит Тихон (Оболенский Иван Иванович) (1856-1926). Выпускник Казанского университета 1880 года, 9 лет служил земским врачом. С 1890 года в монашестве, с 1891 настоятель Спасо-Преображенского единоверческого монастыря в Пугачевском уезде и руководитеть противораскольнической миссии, с 1901 года епископ Николаевский, викарий Самарской епархии, в 1908-1926 гг. архиепископ, позже митрополит Уральский и Николаевский. К 1923 году уже 28 лет хорошо знал отца Петра Флеринского по совместной деятельности.

6. С владыкой Серафимом (Александровым) епископ Павел Флеринский был хорошо знаком по совместной противосектантской деятельности.

7. Жизнь и быт епископа Павла в Пугачеве ярко описаны в книге С.С. Самуиловой и Н.С. Самуиловой, сестер секретаря епископа Павла, священника Сергия Самуилова: «Отцовский крест. В городе (1926-1931)», изданной в Санкт-Петербурге в 1996 году.

8. Во многих публикациях о владыке Павле (Флеринском) его пребывание в Усть-Куломе называется «ссылкой», но на самом деле епископ находился в заключении. Неверно и утверждение, что преосвященного Павла освободили по состоянию здоровья – у него просто закончился срок заключения.

9. О том, что происходило в 1936-1939 гг. в Куйбышеве, см. в статье об архиепископе Андрее (Комарове).

 

 

Андрей (Комаров Анатолий Андреевич) архиепископ Казанский и Чистопольский с 14 октября 1942 года по 8 января 1944 года.

 

 

Анатолий Комаров родился 26 июня 1879 года в селе Андросовка Николаевского уезда Самарской губернии (ныне Пугачевский район Саратовской области) в семье священника. Начало его жизненного пути было обычным для мальчика из духовного сословия. В 1894 году он закончил Самарское духовное училище, в 1901 году – Самарскую духовную семинарию. Вскоре он вступил в брак и уже 8 августа 1901 года был рукоположен во священника в село Хворостинино, но вскоре был переведен в родное село Андросовка. В 1903 году скончалась жена отца Анатолия, и в следующем году он поступил в Казанскую духовную академию, которую благополучно закончил кандидатом богословия в 1908 году. Его сокурсником был предшест-венник по Казанской кафедре Афанасий (Малинин), двое других будущих казанских архиереев – Иоасаф (Удалов) и Никон (Пурлевский), были его младшими товарищами, поступившими в академию на два года позже. Кандидатское сочинение отец Анатолий писал по кафедре Священного Писания Ветхого Завета: «Книга Иова и раскрываемое в ней догматическое и нравственное учение»[1].

 

Как и большинство выпускников академии, имевших сан священника, но не постриженных в монашество, отец Анатолий Комаров был направлен в светские учебные заведения. С 1909 года он был настоятелем храма Новоузенской женской гимназии, законоучителем этой же гимназии и реального училища, город Новоузенск был центром уезда, соседнего с родным для отца Анатолия Николаевским. 1 августа 1913 года он был переведен в Саратовскую первую мужскую гимназию. Его преподавательская деятельность прекратилась в конце 1917 года, когда советским декретом преподавание Закона Божия было прекращено, а в бывшей гимназической церкви, которая стала приходской, отец Анатолий служил до 15 августа 1921 года, когда перешел в Спасо-Преображенскую церковь. В 1923 году он был возведен в сан протоиерея.

Нам неизвестно, какую позицию занимал протоиерей Андрей Комаров в противостоянии тихоновцев и обновленцев в 1922-1923 гг. Но скорее всего, он выступал на стороне патриарха Тихона, потому что уже вскоре после освобождения святитель Тихон вызвал отца Анатолия  в Москву для решения вопроса о его архиерействе. 11 января 1924 года он был пострижен в Донском монастыре, 12 января назначен епископом Балашовским, викарием Саратовской епархии, с пребыванием в городе Саратове. На следующий день состоялась его хиротония, которую совершал патриарх Тихон в сослужении с митрополитом Петром (Полянским) и архиепископом Серафимом (Александровым). 14 января епископ Андрей (Комаров) выехал обратно в Саратов с указом о своем назначении временно управляющим епархией. Саратовский архиепископ Досифей (Протопопов)[2] был одним из немногих архиереев, которые были не назначены на свои кафедры, а избраны прихожанами и духовенством – такие выборы прово-дились в короткий период между Фев-ральской революцией и Поместным со-бором. Владыка Досифей пользовался большой любовью прихожан, и когда в 1922 году он был сослан на три года, то патриарх Тихон оставил кафедру за ним. Епископ Андрей тоже относился к владыке Досифею с любовью и уважением.

Видимо поэтому, когда после возвращения владыки Досифея из ссылки 26 июля 1926 года владыка Андрей был назначен епископом Новоторжским, викарием Тверской епархии, он пробыл там недолго и уже 29 января 1927 года вновь получил назначение в Саратов – викарным епископом Петровским. 12 декабря того же года он стал епископом Вольским, викарием той же Саратовской епархии, 28 октября 1929 года с тем же титулом был назначен временно управляющим Астраханской епархией, а 13 октября 1933 года стал епархиальным Астраханским архиереем, 3 октября 1934 года возведен в сан архиепископа. 27 апреля 1939 года «по прошению» был «временно уволен на покой». Эти прошение и временное увольнение были обусловлены тем, что на территории Астраханской епархии не осталось ни одной действующей церкви.

На покое владыка проживал в Куйбышеве (нынешней Самаре), посещал единственную сохранившуюся в епархии Покровскую церковь. Прихожане, которые не доверяли настоятелю, ходатайствовали о назначении священником архиепископа Андрея, что и сделал Патриарший местоблюститель митрополит Сергий в октябре 1939 года. В эти трагические годы архиереи нередко служили настоятелями или священниками приходских храмов. В большинстве епархий сохранялось по одному-два храма, а официальные назначения епархиальных архиереев привлекали излишнее внимание властей. Обстановка в Покровской церкви была сложной. Настоятель протоиерей Петр Свиридов занимал очень изысканную позицию. На официальные запросы властей о том, «тихоновской» или обновленческой является церковь, отвечал: «смешанной». Второй священник – архиепископ Андрей (Комаров), был «тихоновцем», третий – обновленцем, обновленцем же, вступившим во второй брак, был протодиакон. Сам же отец Петр служил, не поминая ни митрополита Сергия, ни обновленческих архиереев. Только в начале 1941 года архиепископ Андрей стал настоятелем. В 1939-1941 гг. он был единственным служившим архиереем на обширной территории, включавшей Куйбышевскую и Ульяновскую области и Татарскую АССР. Конечно, он не мог реально управлять этими епархиями, но по просьбам верующих разрешал спорные вопросы.

Его бывший «начальник» отец Петр Свиридов примирился с патриархом Сергием, в 1941 году постригся в монашество и позже стал одним из самых высокопоставленных иерархов[3]. Владыка Андрей (Комаров) так и не примирился с ним и даже не здоровался на встречах в Синоде и на поместных соборах. Такое же недоверие он испытывал к митрополиту Борису (Вику), которого знал по Саратову как обновленческого дьякона. Он открыто говорил другим архиереям, что считает архиепископов Питирима и Бориса людьми вредными для Церкви.

С началом Великой Отечественной войны отношение партийных и советских властей к Церкви сразу стало более лояльным, и 12 сентября 1941 года архиепископ Андрей (Комаров) был назначен архиепископом Куйбышевским и Сызранским.

Уже в декабре 1941 года, когда митрополит Сергий находился в эвакуации в Ульяновске, владыка Андрей был назначен на Саратовскую кафедру, но оставался в Куйбышеве, потому что в Саратове не было ни одного действовавшего храма. В это время очень тяжелые события происходили на фронте, а новая политика по отношению к Церкви еще не была четко оформлена, поэтому вопрос о возвращении верующим одной из саратовских церквей решался долго. В августе 1942 года последовал указ о назначении владыки Андрея (Комарова) на Казанскую кафедру, и он собирался срочно выехать в Казань, но в день отъезда пришло известие о передаче Церкви храма и здания в Саратове. Владыка Андрей телеграммой спросил митрополита Сергия, куда ему ехать, и уже через три часа получил краткий ответ: «Саратов». Но в Саратове владыка пробыл недолго. 2 октября 1942 года в соборе состоялась первая служба, а уже 14 октября он получил назначение в Казань с возведением в сан архиепископа (на Саратовскую кафедру в тот же день митрополит Сергий рукоположил в Ульяновске Сергия (Чукова).

Владыка Андрей вскоре прибыл в Казань и уже 12 ноября был зарегистрирован местными органами власти как «служитель культа». В Казани архиепископ Андрей служил в единственной действовавшей церкви Ярославских Чудотворцев на Арском кладбище, несколько раз ездил в Мензелинск, во вторую и последнюю в Татарстане Ильинскую церковь. Время радикальных перемен в церковной жизни еще не наступило.

Но владыка Андрей организовал сбор пожертвований «в пользу обороны страны». По данным Совета народных комиссаров Татарской АССР, в 1942-1943 гг. верующими было передано: в фонд обороны – 316 тысяч рублей день-гами и 120 граммов золота на сумму 318 тысяч рублей, на танковую колонну – 390 тысяч рублей (в 1943 году на средства Русской Православной Церкви была произведена и оснащена всем необ-ходимым танковая колонна имени св. Дмитрия Донского), на больных и раненых воинов – 148 тысяч рублей, в помощь пострадавшим городам – 70 тысяч рублей, на подарки бойцам Красной армии – 16 тысяч рублей. Сам архиепископ Андрей пожертвовал 100 тысяч рублей на постройку самолета, этих денег хватило на производство одного истребителя, а владыка получил личную благодарность Верховного главнокомандующего Сталина.

В декабре 1943 года архиепископ был вызван на сессию Синода и в Казань больше не вернулся. 8 января 1944 года он был назначен архиепископом Днепропетровским и Запорожским и вскоре выехал в Днепропетровск, только 25 октября 1943 года освобожденный и сильно разрушенный во время знаменитой и кровопролитной битвы за Днепр. Под его управлением оказалась совсем другая епархия, где действовало не две, а более двухсот приходских церквей (почти все были открыты во время немецкой оккупации). Именно здесь развернулись организаторские способности архиепископа Андрея. Среди духовенства, большая часть которого была рукоположена или назначена во время оккупации, было много людей весьма сомнительных. Он «просеял сквозь сито церковных правил» все духовенство и выявил не имеющих законного рукоположения. Уволил он и многих из тех, кто был рукоположен по правилам, но не соответствовал священному сану по моральному облику.

Он сумел найти на освобожденные места достойных кандидатов, в том числе вызывал в Днепропетровск многих знакомых ему священников из Саратовской области и Татарии, где количество вновь открытых церквей оставалось небольшим и многие десятки священников, вернувшихся из лагерей и ссылок, оставались «за штатом». По выражению секретаря Днепропетровского епархиального управления В. Трубина, «архиепископ Андрей с архипастырской мудростью украсил храмы не только живописью[4], но и батюшками». В этих вопросах он был принципиален и нажил много врагов. Правда, очевидцы отмечали склонность владыки к скорым и резким решениям: он, бывало, увольнял или наказывал батюшек без личных встреч с ними, на основе докладов и жалоб, но при этом часто и отменял собственные распоряжения, если они оказывались несправедливыми.

С 1950 года владыка тяжело болел, просился на покой. Только с этого времени он стал пользоваться епархиальной машиной и прислугой – до этого он принципиально жил в купленном на собственные средства доме и ездил в собственном автомобиле, который сам водил. Скончался архиепископ Андрей (Комаров) 17 июля 1955 года и был похоронен в ограде, восстановленного им Днепропетровского кафедрального собора.

 

1. НАРТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 625.

 

2. Епископ Досифей (Протопопов Дмитрий ) (1866-1942) – с 1909 года епископ Вольский, викарий Саратовской епархии, с 1917 года епархиальный архиерей. В 1930 году уволен на покой, умер в Саратове.

3. Епископ Питирим (Свиридов Петр Петрович) (1887-1963) – с 1941 года епископ Куйбышевский, с 1943 года – Курский и Белгородский, с 1947 года – архиепископ Минский и Белорусский, с 1960 года митрополит Крутицкий и Коломенский.

4. В. Трубин имеет в виду то, что владыка Андрей организовал роспись Днепропетровского кафедрального собора на собственные средства.

 

 

Епископ Иларий (Ильин Петр Григорьевич) временно управляющий Казанской епархией с марта 1944 года по 18 февраля 1946 года.

 

 

Епископ Иларий (Ильин) не был Казанским епархиальным архиереем, а лишь временно управлял епархией из других городов, но за недолгое время его временного управления в епархии произошли важные события.

 

Петр Григорьевич Ильин родился в 1869 году в Москве, в семье псаломщика. Официальная версия его биографии, изложенная митрополитом Мануилом (Лемешевским), имеет своим источником некролог[1] и вызывает сомнения[2]. Согласно этой версии, Петр Ильин в 1890 году «закончил Московскую духовную семинарию по первому разряду со званием действительного студента» и был назначен псаломщиком к Никольской церкви в Кожевниках. 8 сентября 1892 года, после вступления в брак, рукоположен во диакона к этой же церкви. 31 марта 1900 года переведен в Антиповскую церковь, 20 мая 1904 года – в Никольскую церковь в Столпах, где и служил до 1911 года. Потом учился на миссионерских курсах и 9 марта 1914 года был, наконец, рукоположен в священника к Космодемьянской церкви в Шубине.

Непонятно, почему отец Петр, закончивший семинарию по первому разряду, то есть отличником, имевшим право поступить на казенный кошт в духовную академию, столько лет служил дьяконом, причем в заурядных и небогатых московских приходах? Нам неизвестны обстоятельства его семейной жизни. Объяснение могло бы состоять в том, что он овдовел вскоре после рукоположения во диакона – а целибатом тогда не рукополагали во священника до 35-40 лет. Но в таком случае ему, отличнику духовной семинарии, не пришлось бы учиться на миссионерских курсах[3]. На самом деле, скорее всего, отец Петр Ильин закончил не семинарию, а духовное училище или лишь первые классы семинарии.

В Шубине отец Петр служил до 1929 года, после закрытия этого храма перешел в Воскресенскую церковь в Овражках (Брюсовский переулок), а после того, как в 1938 году была закрыта и эта церковь, оказался за штатом (согласно официальной версии – по болезни). К этому времени он имел все награды, доступные белому духовенству, включая сан протоиерея, митру и палицу.

С 1941 года протоиерей Петр Ильин служил в храме села Карпово Воскресенского района Московской области. В начале марта 1944 года он был пострижен в монашество, а 5 марта патриархом Сергием был рукоположен во епископа Дмитровского, викария Московской епархии. В это время отцу Иларию было уже 75 лет.

В мае 1944 года он был назначен епископом Ульяновским и Мелекесским. Казанская епархия, в которой действовало всего два храма, к этому времени уже три месяца, после назначения владыки Андрея (Комарова) в Днепропетровск, оставалась без архиерея. Одновременно с назначением на Ульяновскую кафедру преосвященный Иларий был назначен и временно управляющим Казанской епархией. 28 декабря 1945 года он был переведен в Чебоксары, на вновь созданную Чебоксарскую и Чувашскую кафедру, а временно управляющим Казанской епархией оставался до назначения на Казанскую кафедру архиепископа Гермогена (Кожина).

Нам не удалось установить, бывал ли владыка Иларий (Ильин) в Казани во время своего временного управления. Во всяком случае, до 1 апреля 1945 года он здесь не появлялся[4]. Но именно в 1944-1945 гг. в Татарской АССР открылось большое количество церквей. За это время было подано около 40 ходатайств об открытии храмов. Они поступали в Президиум Верховного Совета ТАССР, который передавал их уполномоченному Совета по делам Русской Православной Церкви. Уполномоченный Горбачев и был тем человеком, от которого реально зависела судьба ходатайства. Свои заключения он представлял в Совнарком ТАССР. Если Горбачев считал, что ходатайство «заслуживает удовлетворения», то в Совнаркоме ТАССР отзыв Горбачева перепечатывали заново, и за новой подписью председателя или заместителя Совнаркома отправляли в Совет по делам Русской Православной Церкви. На своих заседаниях Совет принимал решения. Правда, окончательной инстанцией был Совнарком РСФСР, но это была лишь формальность: Совет по делам РПЦ официально информировал власти ТАССР о разрешении передать храм еще до утверждения в СНК РСФСР.

Постановлением Совета по делам Русской Православной Церкви от 17 ноября 1944 года было разрешено открыть кладбищенскую церковь в городе Чистополе, постановлением от 14 апреля 1945 года – Казанско-Богородицкую церковь в селе Царицыно (ныне в Советском районе города Казани), Преображенскую церковь в селе Биляр-Озеро (ныне Нурлатского района), Смоленско-Богородицкую церковь в селе Аркатово Пестречинского района, Спасо-Преображенскую церковь в селе Большие Кабаны (ныне Лаишевского района), Казанско-Богородицкую церковь в селе Большое Фролово Буинского района.

Постановлением от 27 июля 1945 года разрешено открыть Тихвинско-Богородицкую церковь в селе Тюрнясево (ныне Октябрьского района), Петропавловскую церковь в селе Гари (ныне в черте города Зеленодольска).

Постановлением от 29 октября 1945 года разрешено открыть кладбищенскую Ксенинскую церковь в городе Мамадыше, Троицкую церковь в с. Ново-Мордово Куйбышевского района, Иоанно-Предтеченскую церковь в селе Костенеево (ныне Елабужского района).

Таким образом, к концу 1945 года действовало уже 14 приходских храмов. Владыке Иларию не пришлось рукополагать для них священников – все духо-венство составили те, кто был «за штатом» из-за отсутствия храмов. Большинство из них прошли через лагеря и ссылки. Временно управляющий епархией только назначал своими указами священников, предложенных вновь созданными церковными советами, причем в тяжелое военное и послевоенное время, когда поездки в Ульяновск и Чебоксары представляли немало сложностей, эти указы следовали даже без встречи кандидата с архиереем, и ходатайст-ва церковных советов, и указы временно управляющего епархией посылались почтой.

После освобождения от временного управления Казанской епархией владыка Иларий (Ильин) продолжал управлять Чувашской и Чебоксарской епархией, 22 февраля 1950 года он был возведен в сан архиепископа, скончался 14 апреля 1951 года, на 82-м году жизни. Похороны состоялись 18 апреля, на них прибыл казанский архиепископ Сергий (Королев). Владыка Иларий был похоронен в кафедральном Введенском соборе Чебоксар, у северной стены.

 

1. Журнал Московской патриахии. – М., 1951. – № 7. – С. 55-56.

 

2. Речь, разумеется, не идет о сознательном обмане со стороны владыки Илария. Очевидно, это просто недоразумение. Владыка Мануил (Лемешевский) занялся своим трудом уже после смерти владыки Илария и пользовался «казенными» источниками.

3. Московские миссионерские курсы, созданные в 1906 году, были аналогичны Казанским. На них два года обучали лиц с общим средним образованием или с незаконченным духовным.

4. ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1 Д. 20. Л. 127.

 

 

Гермоген (Кожин Василий Иванович) епископ Казанский и Чистопольский с 18 февраля 1946 года, архиепископ с 1948 года по 14 октября 1949 года.

 

 

Василий Кожин родился в 1880 году в станице Кумылженской Области Войска Донского в семье псаломщика. Он закончил духовное училище в станице Усть-Медведицкой, Донскую духовную семинарию. В 1907 году был рукоположен во диакона, а в 1908 году – во священника, служил в казачьих станицах. В 1912 году женатым священником поступил в Казанскую духовную академию, в 1916 году закончил обучение кандидатом богословия, представив сочинение «Русская ультрамонтанская литература в защиту папской системы в сопоставлении с учением христианского откровения и голосом Вселенской церкви»[1], а через год защитил магистерскую диссертацию на ту же тему. По окончании академии вернулся в родные края, в 1916-1918 гг. был преподавателем богословия в Новочеркасском политехническом институте и Закона Божия в казачьей мужской гимназии.

 

Протоиерей Василий Кожин был участником Поместного собора 1917 года как депутат от духовенства Области Войска Донского.

В 1918-1920 гг. он был членом Донского епархиального управления и, судя по всему, и при белых, и при красных находился в Новочеркасске, несколько раз переходившем из рук в руки, не захотев эмигрировать.

В 1922 году отец Василий перешел к обновленцам и был настоятелем кафедрального обновленческого собора в Новочеркасске. 21 сентября 1931 года, оставаясь в браке, он был рукоположен во епископа председателем обновленческого синода митрополитом Вениамином (Муратовским) и главным обновленческим деятелем, «митрополитом-благовестником» Александром Введенским. Сначала он был епископом Темрюковским, викарием Кубанской епархии, потом – епископом Моздокским, с 7 марта 1932 года – епархиальным епископом Кубанским, с 13 апреля 1932 года – архиепископом. В марте 1934 года стал архиепископом Терским, управляющим Северокавказской митрополией, с 5 декабря 1935 года – митрополитом Северо-Кавказским и Ставропольским. Но фактически уже с 1931 года обновленческий архиерей Василий Кожин руководил всеми приходами обновленческой церкви на Северном Кавказе и на Дону.

По отзыву епископа Сергия (Ларина), Василий «…был злейшим обновленцем. Писал тезисы, направленные против Русской Православной Церкви, боролся с монашеской идеологией, из своей епархии изгонял православное духовенство». А. Левитин, сам в 1930-е гг. бывший сотрудником обноленческого Церковного управления, писал: «В.И. Кожин … был действительно великолепным администратором, человеком веселым, общительным, обладателем живого сангвинического темперамента. Умный, тактичный, он добился крупных успехов на Северном Кавказе. Однако, читая его донесения, рапорты, письма Первоиерарху, я всегда испытывал тягостное чувство. «Как же бедна Русская церковь, – думал я, – если это самый выдающийся из епископов». Как сейчас вижу эти ровные строчки, написанные четким, крупным почерком, – бесконечные жалобы на соседа – Владимира Иванова, благодаря которому (если верить Василию Ивановичу) гибнет обновленчество на Кубани. Бесконечные восхваления Северо-Кавказской епархии, где, если опять-таки верить Василию Ивановичу, обновленческое дело идет семимильными шагами вперед и закреплено на столетия. Ни одного живого слова, ни одной своеобразной мысли, ничего такого, что возвышалось бы над местническими провинциальными интересами». Митрополит Александр Введенский заявлял: «Вот кого я хотел бы видеть после себя Первоиерархом…, – он бы управлял Церковью не хуже, а может быть, и лучше меня»[2].

Действительно, уже к середине 1930-х гг. в Краснодарском крае не осталось ни одного действующего православного храма. Тем не менее, и у обновленцев дела пошли плохо. В 1937-1938 гг. почти все их церкви были закрыты, большинство архиереев репрессировано. Но Василий Кожин пережил репрессии. В 1937 году он был арестован, но через семь месяцев освобожден[3]. В 1943 году «митрополит-благовестник» Александр Введенский наградил его второй панагией.

В апреле 1945 года Василий Кожин принес покаяние перед Патриархом Алексием I и воссоединился с Русской Православной Церковью. Разумеется, его хиротония была признана недействительной, и он был принят в сане протоиерея. К этому времени он был вдовцом, поэтому вскоре постригся с именем Гермогена.

18 февраля 1946 года в Сергиевской церкви в Москве Патриархом Алексием I, епископами Макарием Можайским и Сергием Кировоградским отец Гермоген (Кожин) был рукоположен во епископа Казанского и Чистопольского. Напомним, что в предыдущие два с лишним года в Татарской АССР открылись 12 храмов, но епархия существовала номинально, потому что временно управляющий владыка Иларий (Ильин) жил в Ульяновске, потом в Чебоксарах. Именно владыка Гермоген, приехав в Казань, восстановил епархиальное духовное управление, разместившееся в двух-этажном деревянном доме на улице Лесгафта, 40, где поселился и сам. Секретарем епархиального управления стал протоиерей Николай Тагашевский. К началу 1946 года в Татарской АССР действовало 14 храмов, два из них – в Казани и Мензелинске – не закрывались, остальные были возвращены в 1944-1945 гг., но единст-венным храмом Казани оставалась кладбищенская церковь Ярославских Чудотворцев – церковь в Царицыно тогда считалась сельской.

Владыка Гермоген добился открытия в Казани Николо-Низской церкви[4], которая стала Никольским кафедральным собором, в 1946 году были возвращены верующим церкви в селе Тавели Мамадышского района и в селе Красная Горка (ныне Юдино, в черте Казани). Но это были последние из вновь открывшихся церквей, хотя заявления от групп верующих поступали. Архиепископ Гермоген в 1947-1948 гг. «настойчиво требовал» открытия церквей в Бугульме, Елабуге и семи селах. В первой половине 1948 года уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви по Татарской АССР Горбачев представил положительные заключения о возможности открытия православных приходов в Елабуге, Бугульме и в районном центре Шереметьевка (ныне Нижнекамского района). Вопрос, вероятно, мог бы решиться положительно.

Но в октябре 1948 года Совет министров СССР отменил собственное постановление от 10 августа того же года об открытии 28 церквей. При этом, если первое постановление было подписано заместителем главы правительства К.Е. Ворошиловым, то второе – самим Сталиным. Постановление от 28 октября было разослано по всем местным органам партии и советской власти, которые, естественно, поняли «намек». С этого времени и вплоть до 1954 года в СССР не открылась ни одна церковь[5]. Судя по отчетам, и казанский уполномоченный видел теперь свою основную задачу в том, чтобы под любым предлогом отклонять ходатайства групп верующих (а таких ходатайств только в 1949 году в ТАССР было 62[6]). Сложность задачи состояла в том, что законодательство не изменилось, верующим и архиереям ни в коем случае нельзя было сообщать о том, что возвращение им храмов невозможно в принципе. О своей работе с обращениями верующих уполномоченный докладывал с пафосом полководца, успешно отразившего наступление противника.

Однако владыка Гермоген проводил в Казани не так уж много времени. Одновременно с назначением на Казанскую кафедру он стал временно управляющим Московскими духовными школами. Именно под его руководством были созданы Московская духовная семинария и Московская духовная академия в возвращенной Троице-Сергиевской лавре, заложены новые, «советские» учебные и дисциплинарные традиции духовных школ, многие из которых сохранились и до наших дней (например, черные кителя как форменная одежда). На Пасху 1948 года владыка Гермоген был возведен в сан архиепископа. В 1948 году он побывал в Казани всего пять раз, приезжая на одну-две недели[7].

За заслуги в деле духовного образования и «по совокупности трудов» владыка Гермоген в 1949 году получил степень доктора богословия, хотя его статьи, опубликованные в Журнале Московской патриархии, были не научными сочинениями, а популярными статьями, основанными на дореволюционных публикациях[8].

14 октября 1949 года владыка Гермоген (Кожин) был назначен архиепископом Краснодарским и Кубанским и отправился в Краснодар, где его хорошо помнили как обновленческого митрополита Василия. В начале 1954 года он был направлен в Соединенные Штаты Америки для организации епархии Русской Православной Церкви, и 19 мая стал митрополитом Алеутским и Северо-Американским. Вскоре он приехал в отпуск в Краснодар, а 13 августа 1954 года неожиданно умер от инфаркта. Похоронен в кафедральном соборе Краснодара.

 

1. Сочинение сохранилось: НАРТ. Ф. 10. Оп. 2 Д. 1319.

 

2. Левитин А.,Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. – М., 1996. – С. 638-639.

3. Вестник церковной истории. – М., 2006. – № 1. – С. 180.

4. Передана верующим в соответствии с постановлением Совета по делам Русской Православной Церкви от 6 ноября 1946 года.

5. Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. – М., 1999. – С. 342.

6. ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 465. Л. 8.

7. Там же. –  Л. 5.

8. Очерки по истории Казанской епархии. История распространения христианства среди татар // ЖМП. – 1946. – № 7; Зилантов Успенский монастырь // ЖМП 1947. – № 1; Патриотическая деятельность духовенства Казанской епархии в Отечественных войнах // ЖМП. – 1947. – № 3 и др. – всего 15 статей.

 

 

 

Иустин (Мальцев Иван Николаевич) архиепископ Казанский и Чистопольский с 21 октября 1949 года по 4 апреля 1950 года.

 

 

Иван Николаевич Мальцев родился в 1891 году в с. Глубокое Каргопольского уезда Архангельской губернии (ныне Коношского района Архангельской области) в семье диакона. Его родное село было расположено значительно ближе к Вологде, чем к Архангельску, поэтому Иван учился в Вологодском духовном училище, Вологодской духовной семинарии, а в 1911 году поступил в Казанскую духовную академию, которую закончил в 1915 году[1]. По окончании академии он вернулся в Вологду, где 28 ноября 1915 года был рукоположен во священника и до 1918 года был настоятелем Покровской церкви Первой жен-ской гимназии и законоучителем той же гимназии, а также Третьей женской гимназии и Вологодского учительского института.

 

После закрытия в начале 1918 года всех церквей в учебных заведениях он служил в Вологодском кафедральном соборе. Уже в 1921 году отец Иоанн стал обновленцем и с 1921 преподавал на обновленческих Вологодских пастырских курсах. Сама по себе дата перехода в обновленчество свидетельствует о том, что откол от патриаршей Церкви был мотивирован не карьеристскими соображениями, а богословскими и политическими взглядами: в 1921 году обновленчество еще не было тесно связано с ЧК и не обещало блестящих перспектив. После закрытия курсов в 1924 году отец Иоанн Мальцев был переведен протоиереем и настоятелем кафедрального собора в городе Череповце, фактически именно он до 1931 года управлял Череповецкой обновленческой епархией. В 1931 году был переведен в собор города Кинешмы Ивановской области, где прослужил до его закрытия в 1936 году. Не поддается расшифровке его фраза в анкете, заполненной им в 1945 году в Совете по делам Русской Православной Церкви: «Был командирован в г. Тамбов, Горький и Иваново на церковную службу в 1937-1939 гг.». К концу 1939 года обновленческая церковь фактически перестала существовать, протоиерей Иоанн Мальцев, не снимая сана, окончил бухгалтерские курсы, работал бухгалтером в Кинешме, в 1942 году овдовел, переехал в Вологду к матери и двум сестрам (мать умерла в 1948 году). Единственная дочь отца Иоанна к этому времени закончила вуз и работала учительницей в Воронежской области.

1 октября 1944 года отец Иоанн Мальцев был принят в Русскую Православную Церковь в сане протоиерея и назначен настоятелем кладбищенской церкви в Вологде.

Вероятно, отец Иоанн Мальцев был не худшим из обновленческих деятелей, во всяком случае, судя по его «секретному» личному делу он не был «внештатным сотрудником» НКВД.

В конце 1944 года он был вызван в Ленинград, где тогда находился патриарх Алексий I, 5 января 1945 года был пострижен в монахи, а 8 января (26 декабря) рукоположен в Спасо-Преображенском соборе во епископа Вологодского и Череповецкого. За пять с половиной лет управления Вологодской епархией он зарекомендовал себя в глазах властей как архиерей, стремящийся к расширению влияния Церкви, «часто толкующий расширительно о своих правах». При нем в Вологодской области открылось 17 храмов. Владыка Иустин ходатайствовал об открытии в Вологде монастыря, пастырских курсов, приглашении на празднование 800-летия города в 1947 году Патриарха, организации концертов духовной музыки. Но ни одно из этих ходатайств не было удовлетворено.

20 августа 1949 года преосвященный Иустин был переведен на Псковскую кафедру, но уже через два месяца, 20 октября, назначен архиепископом Казанским и Чистопольским.

В Казань преосвященный Иустин приехал уже больным и поселился в здании епахиального управления на улице Лесгафта, дом 40. По воспоминаниям старожилов, он отслужил лишь три Литургии и слег. В конце марта 1950 года владыка Иустин официально получил отпуск для лечения. Архиепископ Горьковский и Арзамасский Корнилий (Попов), назначенный временно управляющим Казанской епархией, прибыл в Казань 4 апреля, но уже не застал владыки Иустина в живых: казанский архипастырь умер в 10 часов утра (в 1950 году на 4 апреля приходился Великий Вторник).

Архиепископ Корнилий пытался получить разрешение на торжественные похороны с шествием от епархиального дома до кладбища, но получил отказ. Тело владыки Иустина было перевезено в церковь Ярославских Чудотворцев на Арском кладбище, похороны состоялись в Великий Четверг. Могила владыки Иустина (Мальцева) находится за алтарем церкви.

 

1. Кандидатское сочинение И.Н. Мальцева, в отличие от подавляющего большинства других, не сохранилось.

 

 

 

Сергий (Королев Аркадий Дмитриевич) архиепископ Казанский и Чистопольский с 26 сентября 1950 года по 18 декабря 1952 года.

 

 

Аркадий Дмитриевич Королев родился 18 января 1881 года в Москве на улице Большая Пресня в купеческой семье[1]. Ему едва исполнилось три месяца, когда умер отец и все заботы о воспитании детей легли на плечи его матери Марии Алексеевны[2]. Раннее детство Аркадия прошло в Москве, а затем семейство Королевых поселилось в усадьбе близ деревни Обольяново Дмитровского уезда. Рядом находился Спасо-Влахернский женский монастырь в селе Деденево Дмитровского уезда, основанный в 1861 году. Аркадий посещал церковно-приходскую школу в селе Никольское-Горушки и церковь Спасо-Влахернского монастыря, где, по его словам, служил «прекрасный священник и причт» и совершалось благолепное богослужение.

 

По окончании начальной школы необходимо было продолжать образование. Но семья нуждалась, дорого-стоящее обучение в гимназии или реальном училище было недоступно. Зять Егор Егорович Каменев (у него Аркадий учился в церковно-приходской школе) помог определиться в Дмитровское духовное училище. Поступление в 1896 году в Вифанскую духовную семинарию было для будущего архипастыря уже сознательным шагом. В 1902 году Аркадий поступил на казенный кошт в Московскую духовную академию.

Сам он вспоминал, что большое впечатление на него во время обучения в академии произвел тогдашний ректор Санкт-Петербургской духовной академии и будущий Патриарх Сергий (Страгородский). Еще один будущий Патриарх, Алексий (Симанский), был старшим товарищем Аркадия по академии, учился на два курса старше, оба будущих архипастыря были знакомы. Среди старших товарищей по академии оказался и Серафим (Остроумов), сыгравший большую роль в судьбе Королева. На одном курсе с Аркадием учился Тихон (Тихомиров), сын известного православного публициста Льва Тихомирова, будущий архиерей и исповедник. Обучение Аркадия на двух старших курсах пришлось на годы первой Российской революции. Московскую академию волнения сотрясали намного сильнее, чем Казанскую[3]. Фактически, второй семестр 1904/05 и первый семестр 1905/06 учебных годов студенты не учились. В многочисленных студенческих собраниях, митингах, подписаниях петиций Аркадий не участвовал. Его друг и старший товарищ Серафим (Остроумов)[4] был в конце 1905 года изгнан из академии по настоянию не только студентов, но и преподавателей, которые считали его ставленником Московского митрополита Владимира (Богоявленского), будущего священномученика.

В 1906 году Аркадий Королев закончил обучение в Московской духовной академии, но кандидатского сочинения не представил и был выпущен действительным студентом[5]. Кандидатом богословия он так и не стал. Скорее всего, на такой результат повлияли тяжелые обстоятельства послед-него года учебы.

Сам владыка Сергий позже вспоминал, что после окончания академии у него не было стремления к монашеству, он собирался преподавать в духовных учебных заведениях. Но летом 1906 года он отправился погостить к отцу Серафиму (Остроумову), который был в это время архимандритом и наместником Яблочинского монастыря св. Онуфрия в Холмской епархии (монастырь действует и сейчас, находится около города Бяла Подляска в Польше, почти на границе с Белоруссией).

Встреча с отцом Серафимом (Остроумовым) и его начальником, епископом Холмским и Люблинским Евлогием (Георгиевским)[6], который стал наставником и духовным отцом Аркадия, определила путь его дальнейшего служения: он пожелал остаться в Яблочинском монастыре. Деятельность монастыря в крае со сложным положением[7] имела миссионерский характер, в нем действовали школа псаломщиков и второклассная церковно-учительская школа. Первым послушанием Аркадия стало преподавание Закона Божия в обеих школах. 20 июня 1907 года епископ Евлогий постриг его в монашество. В 1908 году он был рукоположен во иеромонаха, назначен наместником монастыря и заведующим школой псаломщиков, а в 1914 году был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Яблочинской обители.

В 1916 году из-за немецкого наступления монастырь был эвакуирован. Отец Сергий вместе с другими монашествующими выехал в Москву, где разместился в знаменитой Марфо-Мариинской обители. В 1917 году он находился в городе Кобеляки Полтавской губернии. Здесь он и встретил обе революции 1917 года, провозглашение независимой Украины, Брестский мир и оккупацию Украины немцами. В ноябре 1918 года, после капитуляции Германии и окончания Первой мировой войны, ситуация вновь резко изменилась. Яблочинский монастырь оказался на территории вновь созданного Польского государства, а Полтавская губерния, как и вся Украина, стала ареной ожесточенной гражданской войны между всеми – красными, белыми, петлюровцами, махновцами. В июне 1919 года отец Сергий пересек польскую границу, в Ковеле был арестован польскими властями и лишь через три месяца, 17 сентября 1919 года, вернулся в разоренный Яблочинский монастырь, где с немногочисленной братией стал восстанавливать нормальную жизнь обители.

Православные, едва укрывшиеся от красного погрома под сенью возрожденной Речи Посполитой, и здесь оказались гонимы. Новым польским властям хотелось иметь собственную Православную Церковь, независимую от Московской Патриархии. Это был важный политический вопрос, ведь в тогдашней Польше, включавшей Западную Белоруссию и Западную Украину, православные составляли почти треть населения.

Часть архиереев и духовенства согласилась с созданием Польской Православной Церкви, канонически подчинявшейся Констан-тинопольскому патриарху. Другая стремилась сохранять и поддерживать каноническую связь с Русской Церковью и видела в православных подданных Польши часть единого русского народа. Среди последних был и отец Сергий (Королев).

25 апреля 1920 года началась война между Польшей и Советской Россией. Во второй половине августа, когда Первая конная армия Буденного и другие части Красной армии совершили знаменитый бросок на Варшаву, Яблочинский монастырь ненадолго оказался на территории, контролируемой большевиками, но уже к 25 августа поляки отбросили красных к Бресту. К моменту подписания перемирия 12 октября 1920 года здесь вновь были поляки, но линия фронта пролегала лишь в нескольких километрах от монастыря.

В разгар военных действий, 22 сентября – 7октября 1920 года указом Святейшего Патриарха Тихона отец Сергий Королев был назначен епископом Бельским (г. Бяла-Подляска) с возложением на него временного управления Холмской епархией. 17 апреля 1921 года в соборе Виленского (Вильнюс, ныне столица Литвы, тогда входил в составе Польши) Свято-Духовского монастыря состоялась его архиерейская хиротония, которую совершил архиепископ Елевферий (Богоявленский), возглавлявший приходы в Польше, оставшиеся верными Патриарху Тихону.

Но владыка Сергий не смог исполнить возложенное на него послушание. Польские власти не признали его хиротонию действительной, и он был вынужден оставаться в своем монастыре. Тем временем обстановка накалялась и государство пошло на открытое вмешательство в церковные дела. Иерархи, не согласные с созданием Польской автокефальной Православной Церкви и не имевшие польского гражданства, были подвергнуты высылке. Архиепископ Елевферий (Богоявленский) оказался в соседней Литве, а епископа Сергия арестовали и в апреле 1922 года вывезли в Чехословакию.

В столице Чехословакии Праге в это время действовала одна церковь, находившаяся в ведении Московской Патриархии, – Никольская на Старом Мясте. Приехав в Прагу без денег и знакомых, преосвященный Сергий добрался до храма. Случайный прохожий отвел его к русским эмигрантам. Вскоре духовный отец епископа Сергия, митрополит Евлогий, временно управляющий западноевропейскими приходами Московской патриархии, назначил владыку Сергия епископом Пражским и своим викарием в Чехословакии, Австрии и Венгрии.

В жизни русского Зарубежья 20-х – 30-х годов Прага занимала особое положение. Если Париж называли «столицей эмиграции», Харбин – «Россией за границей», а Берлин – «мачехой русских городов», Прага по праву именовалась «русскими Афинами» или «русским Оксфордом», как центр образования и науки. Епископ Сергий должен был ободрить труждающихся и примирить озлобленных, сделав духовную жизнь во Христе основой интеллектуального совершенствования и духовного благополучия своей паствы. Обстановка для архипастыря была довольно тяжелой. Среди пражских русских преобладали те, кто имел «демократические» взгляды – либералы, эсеры и меньшевики, даже бывшие террористы, большинство из них разделяли характерное для широких кругов интеллигенции негативное отношение к Церкви. Не случайно в Праге так и не появилось ни одного прихода Русской Православной Церкви за границей – у пражских эмигрантов отношение к монархии было резко негативным. Секретарем владыки Сергия стал Аркадий Струве, сын знаменитого либерала, публициста, организатора антиправительственной партии «Союз освобождения» (в 1903 году) барона Петра Бернгардовича Струве. Аркадий оставался с владыкой Сергием и позже, в Вене и Берлине, ездил с ним в Советский Союз, но, будучи французским подданным, в Казань за ним не последовал.

Далекому от политики архиерею пришлось решать и церковно-политические проблемы. В это время среди чехов довольно широко распространяется Православие (в основном, Православие принимали бывшие гуситы и протестанты), но православные чехи не хотели подчиняться русским иерархам. Возникшую в Праге чешскую православную общину попытался возглавить архимандрит Савватий (Брабец/Врабец), чех, получивший образование в Воронежской духовной семинарии и Киевской духовной академии, служивший в России смотрителем духовного училища. Константинопольский патриарх рукоположил Савватия во епископа «Всея Чехии». Вернувшись в Прагу, тот попытался отобрать у русской общины Никольскую церковь. Правительство оставило церковь в общем пользовании владыки Сергия и Савватия. Совместное пользование продолжалось довольно долгое время. Но вскоре чешские православные общины возглавил епископ Горазд, будущий священномученик, находившийся в каноническом подчинении Сербской церкви. Он не претендовал на Никольскую церковь, а Савватий с немногими сторонниками оказался выдворен из русского храма.

В 1924-25 годах усилиями владыки Сергия, при поддержке премьер-министра Чехословакии Карела Крамаржа и его русской супруги Надежды Николаевны, на русском участке кладбища в Ольшанах был построен еще один храм, в честь Успения Пресвятой Богородицы.

С 1929 года ближайшим сотрудником владыки Сергия стал отец Исаакий (Виноградов)[8], на которого было возложено, в первую очередь, преподавание Закона Божия[9].

События, происходившие в России после смерти патриарха Тихона, изменили каноническую подчиненность и самого епископа Сергия Пражского. В Европе многие духовные лица и прихожане, ранее сохранявшие лояльность Московской Патриархии и не принимавшие явно раздорнической позиции Русской Православной Церкви за границей, негативно встретили приход к руководству Церковью митрополита Сергия (Страгородского), а позже и его известную Декларацию 1927 года. Владыка Сергий (Королев), который с юношеских лет почитал митрополита Сергия (Страгородского), не высказывал своего отношения к этим событиям. Но его духовный отец и митрополит Евлогий отказался подчиняться митрополиту Сергию, 10 июня 1930 года был уволен им от управления русскими церквами в Западной Европе и запрещен в священнослужении.

В 1931 году митрополит Евлогий ушел в юрисдикцию Константинопольской патриархии, за ним последовало и большинство ранее подчинявшегося Московской Патриархии духовенства и прихожан. Среди них оказался и владыка Сергий со всей своей паствой.

Духовный облик владыки, вобравший в себя лучшие черты православного святительства и старчества, привлек к нему множество людей. Общение с ближними в любви Христовой и общение с Богом в Церкви стали двумя дорогами, по которым он вел свое «словесное стадо» в Царство Небесное.

«Мы призваны к общей жизни, и общение с людьми есть поэтому христианский долг, – говорил владыка в беседе «О подвиге общения». – Человек, общаясь с другими и творчески преодолевая разделение, раскрывает свои ценности, обогащается сам и тем самым обогащает других». Современники отмечали, что вся «политика» епископа Сергия заключалась в непосредственном личном общении с верующими. Он постоянно участвовал в жизни своих прихожан, часто исполняя обязанности приходского священника. В Праге не было русской семьи, где он не крестил бы детей, не венчал молодых и не напутствовал умирающих. Он знал всех русских пражан по имени, помнил об их семейных праздниках и не упускал возможности спеть «многая лета» и преподнести подарки виновникам торжеств.

Велика была его помощь нуждающимся и забота о больных. Как правило, у него не залеживались пожертвованные ему деньги, перчатки, теплые вещи и т. п.. Бедность среди эмигрантов была делом обычным, а он не мог оставить ближнего без утешения.

Епископ Сергий снимал комнату на четвертом этаже в доме №74 по Легеровой улице. Домохозяйка, «тетичка» Франтишка, пожилая чешка, испытывала к Владыке глубокое уважение, а он отвечал ей искренней сыновней любовью. Каждый четверг в тесной архиерейской комнате за большим обеденным столом собирались люди: пили чай из самовара, угощались вареньем владыкиного приготовления, обсуждали различные вопросы, спорили. За столом одновременно сидели 20-25 гостей, а за день через порог квартиры переступало до двухсот человек.

Епископ Сергий использовал уставное богослужение как сильнейшее миссионерское средство. Кроме воскресных и праздничных дней он служил каждую среду и пятницу. Не имея вокруг себя многочисленного духовенства, он с помощью одних юных прислужников создавал торжественные архиерейские службы.

До 1938 года преосвященный  Сергий довольно часто покидал Прагу, он бывал в Париже и в Берлине, в Хельсинки и Стокгольме. Духовные дети появились у него не только в Чехословакии, но и в Эстонии, где он бывал в Псково-Печерском монастыре[10] и в Таллинне и Нарве. Почитатели владыки Сергия, пражские интеллигенты, посетившие вместе с ним Эстонию, открыли в нем еще один удививший их талант – умение говорить с простыми русскими людьми и православными эстонцами – рыбаками, крестьянами, торговцами на базаре – и на духовные, и на житейские темы[11].

В результате так называемого «Мюнхенского сговора» близорукие руководители Англии (Чемберлен) и Франции (Даладье) предали Чехословакию, и в марте 1939-го немецкие войска вошли в Прагу. Чехия была переименована в «Протекторат Богемии и Моравии», управляемый оккупационными немецкими властями, а Словакия, где у владыки Сергия тоже было немало духовных детей, стала формально независимым государством с марионеточным прогитлеровским пра-вительством. Многие прихожане вла-дыки Сергия оказались в концентра-ционных лагерях, а сам он снова оказался лицом к лицу с беспощадной госу-дарственной машиной.

По отношению к православным позиция немецких властей была жесткой. В Германской империи могла существовать только одна православная иерархия – Германская епархия Русской Православной Церкви за границей во главе с митрополитом Серафимом (Ляде). С благословения митрополита Евлогия 3 ноября 1939 года епископ Сергий заключил с митрополитом Серафимом соглашение. «Евлогиане» сохранили самоуправление и лишь формально подчинялись Германской епархии. Глава Чешской епархии епископ Горазд тоже вошел в подчинение митрополиту  Серафиму (Ляде), но в 1942 году принял мученическую смерть за то, что в его храме скрывались бойцы чешского Сопротивления, организовавшие казнь гитлеровского палача чешского народа Гейдриха.

С началом немецкой оккупации для владыки началось время скорби и исповедничества, которое продлилось до самой смерти святителя. Он защищал гонимых и укрывал у себя бежавших из немецких концлагерей, это могло стоить ему жизни.

В России положение Церкви изменилось. Советское руководство стало активно эксплуатировать патриотические ценности и было вынуждено пойти на смягчение гонений. Храмы возвращались верующим, было восстановлено патриаршество, и Патриархом Московским и всея Руси стал митрополит Сергий (Страгородский), с молодости почитаемый епископом Сергием. Гитлеровцы настаивали на признании этого акта незаконным. 21 октября 1943 года в Вене состоялось совещание зарубежных иерархов во главе с предстоятелем Зарубежной Церкви митрополитом Анастасием. Был там и владыка Сергий. Итогом совещания стало подписание декларации, провозгласившей избрание Московского Патриарха не соответствующим церковным канонам. Владыка не подписывал декларацию, но в тексте, опубликованном в газетах, стояла и его подпись.

Между тем наступил перелом в войне. Советская армия рвалась в Европу. Многие жители оккупированных областей уходили вслед за отступающими немецкими частями, боясь преследований со стороны коммунистов. Прагу наводнила волна русских беженцев, и всех их утешал епископ Сергий. Когда немцы отошли за Карпаты, возникла угроза и русским эмигрантам первой волны. Владыка духовно укреплял тех, кому предстоял крестный путь через сталинские лагеря, и подбадривал тех, кто, теряя все, снова бежал на Запад, но сам не соглашался покинуть свою кафедру. Остался в Праге и его соратник с 1929 года архимандрит Исаакий (Виноградов), бывший офицер Добровольческой армии, дважды раненный в боях с большевиками.

Пасхальные майские дни сорок пятого прошли в суматохе боев. В Праге и ее окрестностях смешались немцы, восставшие чехи, власовцы из 1-й дивизии РОА. Снаряды и бомбы сеяли в городе смерть и разрушение. Был серьезно поврежден Никольский собор, и центр богослужебной жизни переместился в Успенскую церковь на Ольшанском кладбище. Наконец, Прагу заняли советские части. Открылась настоящая охота за эмигрантами. Арест грозил всем, независимо от их отношения к немцам. Одних палачи НКВД расстреливали здесь же, во дворе пражской тюрьмы Панкрац, других отправляли в рабство в бесчисленные лагеря смерти. Погибли многие ученые, общественные и культурные деятели. 24 мая был арестован архимандрит Исаакий (Виноградов). Его приговорили к десяти годам лагерей, припомнив белогвардейское прошлое, и отправили в Карагандинские лагеря. Только после заступничества владыки Сергия и официального ходатайства перед советскими властями патриарха Алексия больного и измученного отца Исаакия освободили 3 мая 1946 года.

После окончания войны все православные общины на территории Чехословакии, как входившие в юрисдикцию митрополита Евлогия, так и Чешской епархии Сербской Православной Церкви, воссоединились с Русской Православной Церковью. Архиепископ Фотий (Топиро), по поручению патриарха Алексия совершивший в октябре 1945 поездку по европейским странам, встречался с владыкой Сергием уже как с епископом Московского патриархата. Постановлением Синода от 2 апреля 1946 года[12] архиепископом Пражским и Чешским был назначен архиепископ Елевферий (Богоявленский). Владыка Сергий (Королев) освобождался от управления русскими приходами в Чехословакии и был оставлен настоятелем прихода в Праге. 17 апреля 1946 года, ко дню двадцатипятилетия епископской хиротонии, владыка Сергий указом патриарха Алексия (Симанского) был возведен в сан архиепископа. Он продолжал служить в Успенской церкви на Ольшанском кладбище, потому что Никольский собор новые чехословацкие власти так и не вернули.

7 июня 1946 года (по журналу Синода – 5 июня) владыка Сергий (Королев) был назначен архиепископом Венским, викарием Западно-Европейского экзархата. 19 июля он прибыл в Вену[13]. Там он продолжил свой пражский путь. Он так же утешал страждущих, помогал разоренным войной, на его богослужения собирались не только православные, но и старокатолики и протестанты, и всех он учил христианскому общению на скромных застольях у себя на квартире. Сам он очень нуждался[14] и находился под постоянным наблюдением спецслужб, но когда ему предложили бежать в американскую зону оккупации, он ответил: «Нет. Меня вернут в Россию, и там я умру. Я останусь на месте, которое определил мне Бог». Он продолжал посещать Прагу, встречаться со своими духовными детьми и служить в Успенской церкви.

Внешне положение владыки Сергия было достаточно почетным – 21 октября 1946 года он был назначен экзархом вновь созданного Средне-Европейского экзархата. Но его не пустили в Париж, ни на похороны его отца по монашеству и многолетнего наставника митрополита Евлогия (Георгиевского), скончавшегося 8 августа 1946 года в Париже, ни на оглашение его духовного завещания. Советские власти опасались, что, оказавшись вне их контроля, владыка Сергий останется на Западе. Зато указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 мая 1947 года архиепископ Сергий (Королев) получил советское гражданство. В советском паспорте владыка именовался не монашеским и не мирским, а смешанным именем – «Сергий Дмитриевич Королев». Епископ Венский Сергий дважды побывал в СССР. В первый раз он пробыл в Москве и Троице-Сергиевой Лавре с 21  по 24 октября 1947 года, во время этой по-ездки посетил и Ленинград. По итогам этой поездки была опубликована статья, которая произво-дит сложное впечатление[15]. Органы надзора за Цер-ковью восприняли эту статью как обозначение лояльности владыки Сергия к советскому режиму. Но текст выглядит очень выверен-ным – владыка не мог себе позволить ни одного слова критики советских порядков и положения Церкви в СССР, но не хотел в политических целях рекламировать советскую политику. Он пишет о том, что храмы в Москве и Ленинграде полны людьми (при этом как бы подразумевалось, что храмов слишком мало), ужасается разрушениям военного времени, восхищается зданиями московских и ленинградских театров, хорошим исполнением классической музыки по радио.

Второй раз владыка Сергий побывал в Москве в июле 1948 года, во главе делегации Средне-Европейского экзархата на праздновании пятисотлетия автокефалии Русской Православной Церкви. 16 ноября 1948 года Средне-Европейский экзархат был упразднен, а владыка Сергий был назначен архиепископом Берлинским и Германским. Почти за два года он побывал и в Дрездене, и в Лейпциге, в православном храме на месте «Битвы народов» 1813 года, но ни разу не оказывался вне советской зоны оккупации (после 7 октября 1949 года – Германской Демо-кратической Республики), хотя подчиненные ему приходы были и в Гамбурге, и в Мюнхене, и в Штуттгарте. Но опасения советских властей были напрасны. Если бы архиепископ Сергий хотел оказаться на Западе, он мог бы уехать и из Праги, и из Вены, и из Берлина. Но владыка хотел быть с Церковью и народом.

26 сентября 1950 года владыка Сергий был назначен в Россию, архиепископом Казанским и Чистопольским. Покидая Берлинскую кафедру, он был свободен от каких-либо иллюзий. Семь лет, пережитых в оккупированной немцами Праге, и еще пять лет под надзором спецслужб в разных городах подсоветской Европы прибавили к его пастырскому подвигу подвиг исповедничества. В застенках НКВД пропадали его духовные чада, на его глазах рушилась жизнь ближних. Впереди Владыку ждала далекая Казань и новые испытания, но радость от близости Родины была сильнее всех естественных страхов.

Прибыв в столицу Советской Татарии 30 октября 1950 года, он отслужил первое архиерейское богослужение в кафедральном Никольском соборе на улице Баумана[16]. После трех десятилетий церковной смуты и гнета короткое двухлетнее архипастырство Сергия Пражского стало для Казанской Церкви временем отдыха и обновления сил перед новыми потрясениями. Духовная сила владыки очень повлияла на верующих. Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви Клочков докладывал казенным номенклатурным языком: «Архиепископ Сергий никаких особых мероприятий не провел, но он ввел в казанских городских церквях ежедневную службу. Ежедневно их посещает и часто служит сам. Этим он достиг того, что верующих стало больше ходить в церковь, и поднял свой авторитет»[17]. Еще через три месяца Клочков отмечал в своем отчете, что доходы казанских храмов резко выросли[18].

Обстановка в послевоенной России была непростой. Тяжкие лишения, атмосфера страха и доносительства, особенно усилившаяся в конце 40-х – начале 50-х гг. в связи с кампанией по борьбе с космо-политизмом и новым витком шпиономании, не обошли и Церковь, тем более что для властей люди верующие были заведомо неблагонадежными. Даже прилежные прихожане боялись откровенно говорить друг с другом. Именно уныние и недоверие к людям архиепископ Сергий в первую очередь искоренял среди пражских эмигрантов. Теперь он был призван бороться с ними на Родине. Его уже нельзя было испугать тиранией, и в Казани он продолжал делать то, что делал и во время польского гонения, и при нацистах. Снова на богослужение стекалось множество людей, снова церковные стены оглашались тихим голосом Владыки, снова он с любовью и добротой смотрел на каждого приходящего к нему.

Одна из духовных очерей владыки Сергия, Елена Борисовна Пальчикова, дочь предводителя казанского дворянства, почти полстолетия собирала воспоминания разных лиц о своём духовном отце. Вот как она рассказывает о своей первой встрече со святителем:

«Я очень люблю храм и богослужение, раньше не пропускала ни одного памятного дня. Ходила и на кладбище (в храм Ярославских Чудотворцев), но больше всего я любила Покровскую церковь (имеется в виду Покровский храм Никольского собора). Однажды мне сказали, что к нам приехал новый архиерей, и я из любопытства пошла в Никольский собор. Владыка мне не понравился – маленький, толстый, и я больше не ходила на архиерейские службы. Наступил праздник Покрова Божией Матери, Владыка служил в нашей церкви. Когда он обходил храм с кадилом, то как бы случайно посмотрел на меня. И я вдруг увидела лицо старца с дивными глазами, которые как будто читали мою душу. Я всей душой поклонилась ему, полюбила и стала посещать все его служения, не пропуская, до самой его кончины».

С середины сороковых годов до перестройки в Ка-зани действовало всего три храма: Никольский Собор, составляющий один комп-лекс со старинной Покров-ской церковью; храм на Арском кладбище, где богослужение не прекращалось в самые лютые времена, и церковь Казанской иконы Божией Матери в пригородном селе Царицыно.

Владыка Сергий внес в богослужебную жизнь Казани свойственный ему творческий дух. Несмотря на преклонный возраст и слабое здоровье, он исправно выстаивал все службы и подолгу прикладывал прихожан ко кресту, давая при этом духовные наставления. Люди, служившие с ним, вспоминают, как при нем само собой прекращалось праздное хождение по алтарю и просто совестно было вести лишние разговоры. При этом все его замечания священнослужителям носили исключительно доброжелательный характер и были сопряжены с молитвой о них. Он ввел ежедневное служение молебнов Богородице после Литургии и обязательное пение акафиста в честь Ее Казанской иконы на воскресной вечерне. Последняя традиция прочно укоренилась в богослужебной жизни Казани и сохраняется до наших дней. Кроме того, Владыка украсил древний список с Казанской иконы, находящийся в кладбищенской церкви, девятью лампадами и опубликовал в «Журнале Московской Патриархии» статью, посвященную истории Казанского образа.

Он жил в двухэтажном доме епархиального управления по улице Лесгафта, 40. Свою комнату все время украшал цветами и молодыми ветками. Любил по вечерам гулять по казанским улицам. Его обычные маршруты проходили по Вишневского и соседним местам. Он захаживал в запутанные переулки «Калуги» и в Клыковку (ныне район улицы Красная Позиция), которая тогда имела славу казанского «Шанхая». Интересно, что в условиях победившего социализма архиепископ Сергий не изменил пражскому обыкновению всегда ходить в рясе или подряснике и добираться до храма пешком. Странный гость на нищих и тихих улицах нес с собою мир и благословение.

Во время прогулок владыка подмечал, где люди живут бедно, у кого требует ремонта дом, а потом старался помочь им. Люди, знавшие его, отмечают, что он никого не баловал подачками, но помогал именно тем, кому это было нужно, а на такую помощь порой уходил весь его архиерейский доход[19]. В его лице находили утешение и запуганные властями «бывшие», такие как Елена Борисовна Пальчикова, и утом-ленные беспросветным существованием жители рабочих окраин. Каждому человеку он уделял время в храме, а особенно близких людей приглашал домой, поил чаем из старого самовара и кормил вареньем собственного приготовления.

Известный православным казанцам церковный старожил Виктор Андреевич Лошадкин не раз путешествовал по Татарии в качестве архиерейского иподиакона. По его словам, никто другой не удостаивался такого радушного приема, с каким народ встречал архиепископа Сергия. Осенью 1951 года владыка отправился на юг Республики, в Нурлатский район, где должен был освятить Тихвинско-Богородский храм села Тюрнясева[20]. В числе сопровождавших его лиц был и 26-летний иподиакон Витя. Теперь, спустя полвека, он с мельчайшими подробностями вспоминает те дни:

«Мы добрались до Нурлат на поезде через Ульяновск. На станции не было перрона, и Владыка, уже старенький, не мог сам сойти с подножек, так что мне пришлось брать его на руки. За нами пришла полуторка, и мы поехали в Тюрнясево. Владыка сел в кабину, а мы с настоятелем Никольского собора о. Николаем Евтроповым, протодиаконом о. Василием Красновым ехали в кузове. В Тюрнясеве нас встречал священник отец…, по-моему, Леонид Орлов с народом. Открытие Тюрнясевской церкви было заслугой Владыки, она тогда была вся разломана, не было и иконостаса, но люди ждали службы.

Когда Владыка шел к храму, народ выстроился в живой коридор длиной в 150-200 метров. Владыка был в мантии и клобуке, с посохом, мы шли за ним. Женщины постилали перед ним пуховые платки на землю. Большинство впервые видело архиерея, а те, что видели других архиереев, встречали его как настоящего святителя! Многие сперва кланялись в землю, а уже затем подходили под благословение. Мы отслужили всенощную в честь Покрова Божией Матери, а на следующий день Литургию, и, пообедав, отправились в соседнее село Биляр Озеро[21].

Было холодно, но, хотя стоял октябрь, никакого дождя не было. Мы ехали по грунтовой дороге среди полей. Здесь я впервые увидел, как дикие гуси поднимаются с земли в небо. Они, видимо, собирали зерно на ржаном поле, а когда машина стала приближаться, полетели клином…

В Биляр-Озере нас встречали еще приветливее. Услышав, что приехал Владыка, народ собрался из окрестных деревень. Лицо у Владыки было светлое, улыбающееся. От него как бы сияло, так что приятно было смотреть… И вот снова люди выстроились в две шеренги, и женщины снова расстилали на пути Владыки платки. Мужчин было меньше, и они стояли в стороне. Правда, некоторые подходили под благословение (наверное, на фронте страху нагляделись). В стороне же выстроились школьники вместе с учительницей, человек шестьдесят. Они смотрели на происходящее со вниманием и удивлением и, пожалуй, не видели такого ни в жизни, ни в кино. Во время службы в храме не было свободного места. Отслужив всенощную и Литургию, мы поехали обратно в Казань.

На вокзале Владыку ждала церковная «Победа», я же отправился домой на трамвае. Прощаясь, Владыка со словами: «Ну, спасибо тебе!» – протянул мне запечатанный конверт, в котором я, вернувшись домой, обнаружил 200 рублей…».

В январе 1952 года владыка Сергий заболел. Он никому не рассказывал о своих страшных болях, но с этого времени люди стали замечать, что их предстоятель вы-глядит все хуже. На четвертой неделе Великого Поста последовал неутешительный диагноз – рак мочевого пузыря. 3 мая он перенес операцию в одной из московских клиник, а 27 мая выехал в Одессу, где находился до середины июля. На обратном пути в Казань он посетил Москву и Подмосковье, где провел свое детство.

В Казани его ждала долгожданная встреча со старым пражским другом и сподвижником архи-мандритом Исаакием. Отец Исаакий теперь служил в Алма-Ате, и когда 18 сентября ему пришло время возвращаться домой, владыка сказал ему: «Наверное, с Вами мы больше не увидимся…»[22]. Архимандриту Исаакию владыка завещал свою «лиловую нешелковую мантию на черной подкладке». Во второй половине октября состояние здоровья владыки ухудшилось.

До самого последнего дня рядом с Владыкой была его преданная духовная дочь монахиня Сергия († 1969), знавшая его еще архимандритом Яблочинского монастыря. После мытарств по сибирским ссылкам она поселилась в Казани, в доме, который архиепископ Сергий помог купить ей и еще нескольким монахиням. Ее воспоминания гораздо лучше передадут атмосферу тех дней и боль, которой отразились они в сердцах верующих: «Последнюю службу (владыка) служил 8/21 октября. Вечером приехал в кладбищенскую церковь, на постоянный акафист Божией Матери, но сидел или стоял в алтаре, а служить уже был не в состоянии. Прикладывался к Чудотворному Образу и как-то особенно припал головой к Нему. В алтаре он благословил все духовенство, многие плакали, предчувствуя, что это его последнее посещение Святыни. Он едва передвигал ногами, так как левая нога у него очень болела. Владыка все переносил молча, не любил вопросов о болезни и не велел никому писать. Не хотел он, чтобы родные его приехали[23], но за 10 дней до его кончины, хотя он и не велел этого, они приехали, чем очень огорчили Владыку. Встретил он их словами: «Хоронить приехали», – совсем замкнулся, ни с кем не разговаривал, только молча молился. Слег он окончательно за три недели до кончины. За месяц до смерти пропал голос, говорил шепотом, было частое дыхание и кашель, поражение раком горла и левого легкого. Почти ничего не ел, с трудом глотал жидкость. Температура была 38-39, сам уже не мог ни встать, ни повернуться. С трудом поворачивали его на правый бок. Видимо, страдал духовно и физически очень, но все молчал, и только взор его чудных глаз был постоянно с грустью устремлен на иконостас. В последние дни все лежал с закрытыми глазами, отвечал на вопросы односложно, дышал кислородом, ему делали вливание глюкозы и этим его поддерживали.

17-го декабря Владыка приобщился, и ему стало лучше, открыл глаза и выпил полстакана какао, а к вечеру дыхание стало ускоряться, особенно с двух часов ночи. Весь тот день был тяжелый, иногда вырывался сдержанный стон, давали напиток, и он засыпал. С 12-ти часов на 18-е декабря дыхание стало ужасно час-тым, поверхностным, а в 45 минут первого часа ночи он только вздохнул, дыхание оборвалось, снова вздох, затихло, третий вздох и погас... на земле Божий Светильник, ярко светивший и горевший на священной ниве святого Православия. На правом глазу появились две слезинки …».

Секретарь Казанского епархиального управления протоиерей Николай Евтропов пытался добиться от властей разрешения на торжественный перенос тела владыки из дома на улице Лесгафта в церковь Ярославских Чудотворцев (около километра), но в этом было категорически отказано. Тело владыки привезли в храм на грузовике.

Прощание проходило с 18 по 21 декабря, кладбищенский храм посетили тысячи казанцев и жителей других городов и сел Татарии. Заупокойное Евангелие по владыке читал уважаемый им казанский протоиерей Борис Филипповский. 22 декабря состоялось отпевание, которое служили архиепископ Можайский Макарий (Даев), епископ Чебоксарский и Чувашский Иов (Кресович) вместе с многочисленным собором духовенства Казанской и Чебоксарской епархий. Владыка похоронен за алтарем храма, его могила является одним из почитаемых мест в Казанской епархии.

В настоящее время идет работа по подготовке материалов для канонизации владыки Сергия.

 

1. Сестра владыки Елена Дмитриевна Каменева и ее сын Николай Георгиевич жили в этом доме и в 1953 году (улица Мантулинская, дом 24).

 

2. В опубликованных жизнеописаниях владыки Сергия говорится о том, что он был восьмым ребенком в семье. Но, судя по документам, у него была только одна старшая сестра Елена.

3. О событиях в Московской академии в 1905-1906 гг. см.: Голубцов С. Московская духовная академия в революционную эпоху… – М., 1999.

4. Священномученик Серафим (Остроумов Михаил Митрофанович) (1880-1937). Уроженец Москвы. Выпускник Московской духовной академии 1904 года, после выпуска постригся и был оставлен в академии доцентом. С 1906 года наместник. С 1907 года настоятель Яблочинского монастыря, с 1914 ректор Холмской семинарии. С 1916 епископ Бельский, викарий Холмской епархии. С 1917 епископ Орловский и Севский. С 1927 архиепископ Смоленский и Дорогобужский. В 1936 арестован. Расстрелян в Смоленске 8 декабря 1937 года. Канонизирован 17 мая 2001 года.

5. Журнал заседаний Совета Московской духовной академии за 1906 год. – Сергиев Посад, 1908. – С. 305-306.

6. Митрополит Евлогий (Георгиевский Василий (1868-1946). Выпускник Московской духовной академии 1892 года, с 1895 в монашестве, с 1897 ректор Холмской духовной семинарии. С 1903 епископ Люблинский, викарий Холмской епархии, с 1905 епископ Холмский и Люблинский. Был не только религиозным, но и политическим лидером православного населения Холмщины,

от которого был избран в Третью Государственную Думу. С 1914 архиепископ Волынский. В 1919 вместе с Волынской епархией оказался вне границ России. С 1921 в Париже, управляющий приходами Русской Православной Церкви в Западной Европе, отстаивал правоту патриарха Тихона в борьбе с Русской Православной Церковью за границей.

7. Противоречивость положения Холмского края (Холмской Руси) состоит в том, что, с одной стороны, исторически он безусловно составляет часть Польши во всех возможных вариантах ее границ, а с другой, значительную часть его населения составляют православные. Если в других частях современной Польши большинство православных составляют украинцы и белорусы, то для православного населения Холмского края родным языком был польский. Сейчас они называют себя православными поляками, но в начале XX века этническая ситуация была сложной. Официальная линия Синода, которая состояла в стремлении к «обрусению» местных православных, была небезупречной.

8. Епископ Исаакий (Виноградов Иван Васильевич) (1895-1981). Бывший офицер, штабс-капитан, служил в знаменитом Дроздовском офицерском полку Добровольческой армии Деникина, был дважды ранен в борьбе с большевиками. В 1928 году закончил Богословский институт в Париже и был пострижен митрополитом Евлогием. В 1928-1945 гг. – ближайший соратник владыки Сергия в Праге. В 1945-1946 гг. – в лагерях в Казахстане. С 1946 года служил в Актюбинске, Алма-Ате, с 1958 года настоятель собора в городе Ельце, один из самых почитаемых старцев второй половины XX века.

9. По законам Чехословакии все дети обязаны были изучать Закон Божий, оценка выставлялась в аттестат. Учащиеся русских школ изучали его в рамках основных занятий, но большая часть детей эмигрантов, учившихся в чешских школах, ходила на занятия в храм в свободное время.

10. В издательстве Псково-Печерского монастыря епископ Сергий опубликовал свои первые проповеди: О подвиге общения. – Печоры, 1938; О благобытии. – Печоры, 1938.

11. См.: Памяти Владыки Сергия Пражского / Сост. О. Раевская-Хьюз. – Нью-Йорк: RBR, 1987.

12. Даты послевоенных назначений владыки Сергия приводятся по старому стилю, в соответствии с делопроизводством Синода.

13. В то время Вена, как и вся восточная часть Австрии, находилась под контролем освободившей ее Советской армии и советской оккупационной администрации.

14. М. Черноскитов вспоминал: «… Когда он был в Вене, мы с ним переписывались. Положение его и его келейников было крайне тяжелое, и мы… прихожане, посылали ему продуктовые посылки» (Памяти Владыки Сергия Пражского. – Нью-Йорк: RBR, 1987. – С. 114.)

15. См. Журнал Московской Патриархии. – М., 1947. – № 12.

16. Его предшественник епикоп Гермоген (Кожин), добившийся возвращения Никольского собора, ни разу в нем не служил.

17. Центральный государственный архив историко-политической документации Республики Татарстан. Ф. 15. Оп. 6. Д. 2437. Л. 6.

18. Там же. – Л. 56.

19. В 1951 году заработная плата владыки составила 232 тысячи рублей, налоги с нее были взяты в размере не 13%, как у граждан, работавших в государственных или кооперативных учреждениях, а 53%, как у «служителя культа» или «некооперированного кустаря». В результате полученная владыкой Сергием сумма примерно соответствовала доходам первого секретаря райкома ВКП (б) или ректора вуза.

20. Храм был передан верующим в 1945 году.

21. Преображенский храм в селе Биляр-Озеро был передан верующим в 1945 году.

22. Офицер, монах и пастырь. Архимандрит Исаакий (Виноградов). – М., 2005. – С. 148-149.

23. Сестра Елена Дмитриевна Каменева и племянник Николай.

 

 

 

Иов (Кресович Владимир Адрианович) епископ Казанский и Чистопольский с 28 января 1953 года, архиепископ с 25 февраля 1954 года, с 26 декабря 1957 года по март 1960 года Казанский и Марийский.

 

 

Владимир Адрианович Кресович родился 26 июня 1898 года в селе Мокрец Волынской губернии (ныне Верский район Волынской области Украины) в семье священника. Он был третьим из казанских архипастырей, происходивших из Волынского края, после епископов  Анатолия (Грисюка) и Никона (Пурлевского). Владимир закончил церковно-приходскую школу в родном селе, Мелецкое духовное училище и в 1915 году поступил в Волынскую духовную семинарию в городе Житомире и закончил три класса. Владимир учился очень хорошо, вероятно, если бы не революционные потрясения следующих лет, то мог бы поступить в духовную академию.

 

Но с 1918 года Волынь стала ареной ожесточенных военных действий. Немного было в бывшей Российской империи мест, где Гражданская война была бы такой многосторонней. В конце 1917 – начале 1918 года здесь шли бои между гайдамаками (войсками Украинского правительства Центральной Рады) и красногвардейцами, 22 января 1918 года в Житомире установилась советская власть. После Брестского мира, в марте 1918 года, Волынь, как и всю Украину, оккупировали войска Германии и Австро-Венгрии. Против них и союзных им гайдамаков вели партизанскую борьбу как красные, так и украинские националисты Петлюры. После капитуляции Германии и Австро-Венгрии в ноябре 1918 года власть на Волыни полностью перешла к Петлюре. В первой половине 1919 года было создано Польское государство, теперь война на Волыни шла между поляками и Петлюрой, к середине 1919 года года петлюровцы были изгнаны. Наконец, последние большие бои здесь происходили во время советско-польской войны 1920 года, когда в августе Красная армия захватила Житомир. По Рижскому мирному договору 1921 года восточная часть Волынского края оказалась в составе Советской Украины (ныне Житомирская область), а западная – в составе Польши (ныне Волынская область Украины, с центром в городе Луцке).

Что же делал в эти годы молодой семинарист? Сам владыка Иов в автобиографии, представленной в Совет по делам Русской Православной Церкви в 1950 году, писал: «Пару лет пришлось просидеть без учебы в селе Рахманове, куда был эвакуирован мой отец». В 1919 году он вновь поступил в духовную семинарию в городе Кременец (Житомир по Рижскому мирному договору 1921 года отошел к Советской России, и семинария Польской Православной Церкви была воссоздана в Кременце). Можно предположить, что владыка Иов написал далеко не все о своей жизни в 1918-1920 годах. Житомирская духовная семинария, переименованная в 1919 году в пастырское училище, работала до ноября 1922 года[1], правда, с начала 1921 года Житомир находился в Советской Украине. Все многочисленные воюющие стороны проводили массовые мобилизации, и двадцатилетний здоровый[2] молодой человек мог оказаться (вероятно, и оказался) в армиях Центральной Рады, Петлюры, Польши. Но писать об этом в советской анкете было ни к чему.

В 1922 году Владимир закончил семинарию, которая к этому времени уже была учебным заведением Польской Православной Церкви, вступил в брак и был рукоположен во священника архиепископом Дионисием (Валединским), главой Польской Православной Церкви (точная дата неизвестна). Несколько месяцев он прослужил в храме Николаевского женского монастыря в Кременце, потом был переведен в село Рахманово (ныне Тернопольской области), с 1932 года служил в селе Тараканове, с 1935 года – в селе Любеч (оба – Волынской области). В том же 1935 году он стал благочинным, а в сан протоиерея был возведен еще раньше, к сожалению, неизвестно, когда. У отца Владимира было двое детей – сын Феофил (1927 г. р.) и дочь Галина (1931 г. р.). В сентябре 1939 году Волынь, как и вся Западная Украина, была оккупирована Красной армией и присоединена к СССР, Владимир Кресович стал протоиереем Русской Православной Церкви.

Уже в конце июня 1941 года Волынская область была захвачена гитлеровцами, но отец Владимир продолжал служить. 25 января 1942 года он овдовел и вскоре поступил в братию Успенской Почаевской Лавры. 21 июля того же года митрополитом Алексием (Громадским)[3] он был пострижен в монашество и возведен в сан архимандрита. Уже через три дня, 24 июля 1942 года он был рукоположен во епископа Луцкого, викария Волынской епархии. 6 июня 1943 года стал епископом Кременецким и Лубенским, управляющим Волынской епархией.

Иов принадлежал к тем иерархам, которые в условиях немецкой оккупации сохранили каноническое общение с Русской Православной Церковью и открыто заявляли о верности ей, не поддерживали украинских националистов и держались в стороне от оккупационной администрации. Такая позиция была опасной, а на Волыни особенно. Если в восточных областях Украины подавляющее большинство верующих поддерживали архиереев, оставшихся верными Русской Православной Церкви, а в Галиции националисты были, в основном, униатами, равнодушными к внутриправославным раздорам, то в Волынском крае националистические настроения были очень сильны, но воинствующие русофобы, большей частью, считали себя православными и ненавидели архиереев и священников, верных Русской Православной Церкви. На Волынской кафедре владыка Иов сменил митрополита Алексия (Громадского), убитого националистами 8 мая 1943 года. Во время оккупации епископ Иов освятил множество храмов, вновь открытых в той части Волыни, которая с 1920 года была советской, почти все они действуют и сейчас.

В феврале 1944 года Волынский край был освобожден от гитлеровцев. Не чувствуя за собой вины перед СССР, преосвященный Иов не стал эвакуироваться, его дети тоже остались в Кременце. Действительно, архиепископа не тронули[4], но отношение Совета по делам Русской Православной Церкви к архиереям, рукоположенным во время оккупации, было настороженным, и 14 февраля 1945 года владыка Иов был переведен из мноприходной Волынской епархии во вновь созданную Измаильскую, а 5 апреля 1946 г. «по прошению и состоянию здоровья» был временно уволен на покой в один из монастырей Молдавии.

29 июля 1947 года он был назначен епископом Лысковским, викарием Нижегородской епархии. Фактически же его обязанности сводились к настоятельству в храме города Лысково, где он пользовался большим уважением прихожан: судя по отзывам уполномоченного, не только много служил и проповедовал, но и общался с верующими в храме и вне его, «группировал вокруг себя бывших монашек». Бывшими монахини были, конечно, только с точки зрения советского уполномоченного. В 1950 году владыка Иов обратился с письмом к патриарху Алексию, в котором просил о новом назначении, достойном сана архиерея. 27 октября он был назначен епархиальным епископом Велико-Лукским и Торопецким[5]. Уже 20 июля 1951 года он был переведен на Чебоксарскую и Чувашскую кафедру. Там он познакомился с казанским архиепископом Сергием (Королевым), который посетил Чебоксары. Судя по воспоминаниям архимандрита Исаакия (Виноградова), это было в сентябре 1952 года, всего за три месяца до кончины владыки Сергия: «Епископ Иов встретил почетного гостя приветственной речью, в которой восхвалял достоинства архиепископа. Гость нашел эти похвалы чрезмерными и прервал приветственную речь самым неожиданным образом: он, архиепископ, поклонился в ноги епископу Иову и пояснил смутившемуся хозяину: «Кланяюсь твоему дару красноречия. Я его не имею»[6]. 22 декабря 1952 года владыка Иов принимал участие в похоронах архиепископа Сергия, а 28 января 1953 года был назначен на Казанскую кафедру, освободившуюся после смерти владыки Сергия.

В те годы, когда влаыка Иов управлял Казанской епархией, от архиерея уже не много зависело. На открытие новых храмов действовал негласный мораторий, ни одна инициатива архиерея не могла быть удовлетворена, даже в кадровой политике не было свободы. С 1958 года началась новая атака властей на Церковь. В этих условиях единственным оружием архиерея в борьбе за сохранение позиций Церкви были частые службы и проповеди. Владыка Иов служил много и во время каждой службы проповедовал. Его «дар красноречия», отмеченный святителем Сергием (Королевым), проявлялся не только в приветственных речах, но и в проповедях. Уполномоченные Совета по делам Русской Православной Церкви отмечали, что его выступления перед верующими имели апологетический, наступательный характер, особенно часто владыка Иов говорил о необходимости сохранения веры. Будучи западным украинцем и не имея высшего образования, владыка Иов блестяще владел литературным русским языком, говорил без акцента.

В 1960 году против архиепископа Иова было выдвинуто обвинение в уклонении от уплаты налогов. Надуманность обвинения видна даже из опубликованной в день осуждения владыки и явно написанной еще до судебного заседания и приговора пропагандистской антирелигиозной статьи «Казанские отцы духовные и их дела греховные»[7].

Согласно весьма суровому по отношению к религиозным организациям советскому налоговому законодательству, личные доходы духовенства, в том числе и заработная плата архиерея, облагались высоким налогом. Но деньги, выделяемые на так называемые «представительские» расходы (покупка и содержание автомобиля, поездки и т. д.), естественно, не считались доходами архиерея и в налоговую декларацию не включались. В 1960 году «в целях ослабления материальной базы Церкви» представительство стало облагаться налогами, что само по себе было явно репрессивной мерой. Но закон, как известно, обратной силы не имеет, а архиепископа Иова обвинили в уклонении от уплаты налогов на представительство за все шесть лет его служения в Казани. Якобы не выплаченная сумма налогов была огромной – 790 тысяч рублей[8]. Сын  владыки Иова Феофил, работавший инженером, и дочь Галина Давыдович продали дом во Львове и внесли начисленную сумму. Тем не менее, на судебном процессе, состоявшемся 24 апреля 1960 года архиепископ Иов (Кресович) был осужден на три года лишения свободы. К моменту осуждения ему было уже 62 года, но никакого смягчения приговора не последовало, и он вышел на свободу ровно через три года, 24 апреля 1963 года (до суда владыка Иов не был под стражей).

Разумеется, это был политический процесс, одно из проявлений начавшихся в конце 1950-х гг. новых гонений на Церковь – ведь в коммунистическом обществе, которое предполагалось построить к 1980 году, не предполагалось «религиозных предрассудков», а первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев обещал в 1975 году показать по телевизору «последнего попа». Первой задачей была дискредитация Церкви в глазах верующих. Кроме упомянутой статьи и брошюры, выпущенных в Казани, статьи о деле владыки Иова появились и в центральных газетах и журналах. В этих статьях сообщалось, что он получал огромную зарплату в 15000 рублей в месяц, не захотел жить в предоставленной ему церковной квартире из пяти комнат и за счет епархии выстроил роскошную виллу на улице Гастелло, 17 и обставил ее дорогой мебелью, разъезжал на лучших автомобилях, построил детям дом во Львове, вообще вел роскошный образ жизни. Правда, обвинений в пьянстве и разврате не выдвигалось.

Здесь же сообщалось, что во время войны владыка Иов приветст-вовал «гитлеровцев – освободителей Украины», сотрудничал с окку-пационной администрацией, обвинения в предательстве против него не выдвигались якобы только из-за амнистии. Публиковались фотографии «роскошной виллы», ее обстановки.

Очевидно, большинство не только православных верующих, но и людей светских понимало, что эти статьи имеют пропагандистский, клеветнический характер. Но расчет на то, что в сознании людей «дыма без огня не бывает», был достаточно верным, и пропагандистская кампания оказалась успешной.

Постараемся разобраться, был ли «огонь», и действительно ли владыка Иов был в чем-то виновен перед Церковью и верующими. Как и всегда в клеветнических пропагандистских кампаниях, правда мешалась с неправдой. Правда состояла в том, что Казанская епархия действительно имела довольно большие доходы, даже после огромных и несправедливых налоговых вычетов. Так, заработная плата владыки в 15 тысяч рублей облагалась налогом не в 13%, как у простых граждан, а, в 53%, таким образом, он получал не в три раза больше, чем директор большого завода или ректор вуза, а примерно столько же. С 1957 года, когда в состав Казанской епархии вошла Марийская АССР и количество приходов увеличилось почти вдвое, доходы выросли. То, что церковные организации располагали значительными суммами, свидетельствовало о безуспешности антирелигиозных кампаний – ведь все средства передавались прихожанами добровольно. Доходы и не могли быть маленькими – ведь в 1960 году, по данным Уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви в Татарской АССР, были крещены 45% детей, повенчаны 9% супружеских пар и отпеты 63 % умерших (подсчеты велись от числа родившихся, вступивших в брак и умерших всех национальностей, кроме татар)[9], и это всего при пятнадцати храмах. При этом подсчитаны были только требы, внесенные в регистрационные книги, реальное количество крещений, венчаний и отпеваний было больше.

Архиепископ Иов действительно развернул интенсивную административную деятельность. Предназначенная для него квартира в здании епархиального управления по улице Лесгафта, 40, в которой жил его предшественник владыка Сергий (Королев), составляла не пять, а всего три комнаты. Кроме того, само епархиальное управление нуждалось в помещениях. На имевшиеся в распоряжении епархиального управления средства сначала был куплен за 80 тысяч рублей дом, он был перестроен и в 1956 году продан за 250 тысяч, вместо него был построен другой дом по улице Гастелло, 17, правда, он был не таким роскошным, каким описан в статьях. При владыке Сергии (Королеве) епархиальное управление обходилось одной машиной «Победа», при владыке Иове был приобретен еще один «Москвич», а в 1956 году – представительская машина «ЗИМ», самая дорогая из продававшихся тогда в СССР.

Но все это делалось для епархии, а не лично для владыки Иова, и дом, и автомобили не были его собственностью. Еще один «ЗИМ» владыка Иов приобрел на епархиальные средства для Чистопольского храма – сам он этим автомобилем, разумеется, не пользовался.

Вот эти расходы на автомобили, епархиальный дом, мебель были объявлены личными доходами Иова, с которых он якобы не уплатил налоги. Это стало возможным потому, что по советскому законодательству церковные организации не обладали правом юридического лица. Только это обвинение суд ему и предъявил. Что касается помощи детям при постройке дома, то в опубликованных статьях содержался только намек на то, что эта помощь осуществлялась на церковные средства. Если бы это имело место, то владыке Иову предъявили бы обвинение не только в уклонении от уплаты налогов, но и в хищении. Преосвященный Иов, разумеется, помогал своим детям за счет своей действительно немалой заработной платы.

Что касается обвинений в сотрудничестве с гитлеровцами, то статьи явно врут. Дела по таким преступлениям не подлежали амнистии. Кроме того, сталинские СМЕРШ и НКВД не усмотрели вины в деятельности владыки Иова на оккупированных территориях, новых обстоятельств не открылось. В клеветнических статьях он, собственно, обвинялся в том, что во время оккупации стал епископом, и ни в чем больше. Не сообщалось в статье и о том, что архиереи, служившие во оккупации и после войны обвиненные в сотрудничестве с гитлеровцами, были в 1955-1956 гг. реабилитированы советскими органами юстиции[10]. О том, что деятельность владыки Иова во время войны была оценена советской медалью, в статьях, разумеется, ничего не говорилось.

Кроме пропагандистских целей расправа с владыкой преследовала и другую цель – запугивание архиереев. Советское руководство времен оттепели не собиралось возвращаться к практике массовых репрессий против духовенства. В начале 1960-х гг. к лишению свободы были приговорены только двое архиереев – владыка Иов и Харьковский архиепископ Андрей (Сухенко), по такому же обвинению в уклонении от уплаты налогов. Ир-кутский архиепископ Вениамин (Новицкий) в 1961 году был приговорен к штрафу и двум годам лишения свободы условно якобы за покупку краденого вазелинового масла (при этом остался на Иркутской кафедре). Это была та самая хрущевская «кузькина мать» духовенству.

Несправедливость обвинений была очевидна самим обвинителям. Кроме того, у непредвзятого и вполне советского читателя при чтении обличительных статей возникал вполне резонный вопрос – куда же партийные и советские руководители смотрели раньше, ведь владыка Иов управлял Казанской епархией семь лет? Неслучайно, очевидно, в Национальном архиве Республики Татарстан и в фонде Р-6991 Государственного архива Российской Федерации (Совет по делам религий) отсутствуют обязательные ежеквартальные отчеты уполномоченных по Татарской АССР за все годы пребывания архиепископа Иова в Казани.

Владыка Иов был освобожден от управления Казанской епархией еще в марте 1960 года, за месяц до осуждения. После освобождения он больше четырех лет жил на покое во Львове, у детей. Руководством Русской Православной Церкви владыка Иов не был наказан. Сам он объяснял свои заявления о возвращении к активной церковной деятельности, которые он стал писать весной 1967 года, тем, что 1 апреля 1967 года решением одного из районных судов города Львова с него была снята судимость (в соответствии с тогдашним советским законодательством человек освобождался от ограничений, связанных с судимостью, после того, как законопослушно прожил после освобождения тот же срок, который отбыл по приговору суда).

Но на самом деле решающую роль сыграла смена руководства страны и ликвидация хрущевских перегибов. Показательно, что и советские органы никогда не вспоминали о судимости владыки Иова.

23 октября 1967 года указом Патриарха Пимена владыка Иов был назначен архиепископом Уфимским и Стерлитамакским. В очень большой по территории, но небольшой по числу приходов Уфимской епархии владыка Иов служил так же добросовестно, как и раньше. Но 16 октября 1973 года семидесятипятилетний архиерей был переведен на Ивановскую и Кинешемскую кафедру, где от архиепископа Феодосия (Погорского) ему досталось непростое «наследство» – конфликт с церковным советом кафедрального собора, сложные отношения с советами многих приходов. Владыке Иову удалось решить многие сложные вопросы. В этом ему помогал приглашенный им из Чебоксар протоиерей Николай Демьянович, который был опытнейшим секретарем епархиального управления, в Чувашской епархии он занимал эту должность еще с 1951 года.

28 сентября 1977 года архиепископ Иов обратился к Патриарху с прошением об уходе на покой. В нем он писал: «15 сентября 1977 года исполнилось мне 79 лет моей жизни, 56 лет коей я посвятил служению Церкви в духовном звании, причем 35 лет из них в архиерейском сане. И, если во все эти минувшие годы моего служения я чувствовал себя в силе, то начиная с июня месяца текущего года меня стали одолевать присущие такому возрасту немощи: участились головокружения, усилилась сердечно-сосудистая не-достаточность, последовала частичная утрата памяти, беспомощность в ногах, а в последние дни – ограниченность в движении кистью и пальцами левой руки. Все это, по общему заключению лечащих меня врачей, – результат возрастного склероза.

Вполне естественно, что при таком состоянии здоровья служить мне дальше в храме не представляется возможным, равно как и в делах самостоятельного управления епархией я чувствую себя неполноценным. Вот почему я и обращаюсь к Вашему Святейшеству с просьбой почислить меня на покой…».

К этому времени архиепископ Иов (Кресович) был старейшим по хиротонии архиереем Русской Православной Церкви. 6 октября 1977 года прошение было удовлетворено, а за четыре дня до этого владыка Иов был награжден орденом Святого Владимира. 12 октября он покинул Иваново, но на покое он прожил совсем недолго, менее двух месяцев, и скончался во Львове 4 декабря 1977 года. Отпевание и погребение архиепископа Иова совершил митрополит Львовский Николай (Юрик), похоронен он на Яновском кладбище города Львова.

 

1. Жития Новомучеников и Исповедников Российских ХХ века, составленные игуменом Дамаскином (Орловским). Март. – Тверь, 2006. – С. 129.

 

2. О хорошем здоровье уже шестидесятилетнего архиепископа писал в конце 1950-х гг. уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви по Татарской АССР.

3. Митрополит Алексий (Громадский), который возглавлял Волынскую епархию Польской Православной Церкви с 1934 года, хорошо знал отца Владимира Кресовича как благочинного.

4. 18 июля 1947 года епископ Иов (Кресович) был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

5. До 1959 года существовала Велико-Лукская область и, соответственно, епархия. Сейчас это часть территории Псковской области.

6. Офицер, монах и пастырь. Архимандрит Исаакий (Виноградов). – М., 2005.– С. 148.

7. «Советская Татария». 1960. – 24 апреля. Позже была опубликована отдельной брошюрой.

8. Это было незадолго до денежной реформы 1961 года, в более памятных читателям советских рублях – 79 тысяч рублей. Автомобиль «Победа» тогда стоил 7 тысяч рублей, а Москвич-403 – менее 5 тысяч.

9. ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 1849. – Л. 41.

10. Например, преемник Иова на Чебоксарской кафедре архиепископ Вениамин (Новицкий).

 

 

Михаил (Воскресенский Михаил Дмитриевич) епископ Казанский и Марийский с 23 июня 1960 года, архиепископ с 25 февраля 1963 года по 25 июня 1975 года.

 

 

Михаил Дмитриевич Воскресенский родился 27 декабря 1897 года в селе Николаевка Путивльского уезда Курской губернии (ныне это село находится в Черниговской области Украины). Он был сыном священника, впоследствии епископа и священномученика[1]. Его отец, выпускник Курской духовной семинарии, овдовел совсем молодым, когда его сыну Михаилу было всего три года, и поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию.

 

Михаил учился в Обоянском духовном училище и Смоленской духовной семинарии, где ректором был его отец, после окончания в 1915 году поступил на историко-филологический факультет Петроградского университета. Исходя из интересов владыки Михаила в дальнейшие годы, можно предположить, что он действительно хотел стать филологом. В это время уже шла Первая мировая война, и студенты (кроме медиков) подлежали призыву[2]. В армии был большой дефицит офицеров, поэтому практически всех призывников, имевших среднее образование, отправляли в военные училища и школы прапорщиков.

Михаил был мобилизован в августе 1916 года и направлен во Вторую Московскую школу прапорщиков (пехотную), а после ее окончания служил в 208-м запасном полку в Рязани и 277-м запасном полку в Аккермане (ныне Одесской области Украины). В запасных полках он встретил все революционные события. После подписания 1 марта 1918 года Брестского мирного договора между большевистским правительством России и центральными державами старая армия была распущена. Можно предположить, что новые власти России не слишком нравились демобилизованному молодому человеку. Поэтому он не отправился в родные курские края или в Смоленск, где жил его отец, не вернулся в Петроградский университет, который продолжал обучать студентов, а оказался в Киеве, который в 1918 году был столицей независимой Украины, оккупированной немецкими и австро-венгерскими войсками и управляемой правительством гетмана Скоропадского.

Как писал позже владыка Михаил в советских анкетах, он приехал в Киев для того, чтобы продолжать обучение в университете. Но молодой офицер оказался в том самом Киеве конца 1918 – начала 1919 гг., который так ярко описан в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» и его же пьесе «Дни Турбиных». Может быть, и Михаил Воскресенский состоял в русских частях гетмана Скоропадского, оборонявших Киев от армии Петлюры, занявшей город 14 декабря 1918 года, но это, естественно, лишь предположение. Во всяком случае, Михаил остался в городе, который 5 февраля 1919 года был занят красными. Теперь он оказался мобилизованным в Красную армию, в 1919-1920 гг. служил в штабе Восьмой армии Южного фронта, воевал против Деникина.

Восьмая армия в 1919 года воевала против Деникина на основном направлении, подавляла казачье восстание в станице Вешенской, описанное в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон». Армия терпела большие потери во время летнего и осеннего наступления Деникина и в конце 1919 года заняла Ростов и Новочеркасск (вместе с Первой конной армией Буденного), потом воевала в западной части Северного Кавказа, где находилась до расформирования в марте 1920 года.

После окончания Гражданской войны Михаила Воскресенского долгое время не отпускали, до сентября 1922 года он служил в военной закупочной комиссии в Ярославле, где начал приобретать квалификацию финансового работника. После демобилизации он уехал в Туркмению и служил финансовым инспектором в налоговых органах в городах Теджен и Мерв (ныне Мары). Скорее всего, Михаил отправился в Среднюю Азию вслед за сосланным отцом, епископом Дамианом.

В конце 1925 года он приехал в Москву, где с января 1926 года и до мобилизации в 1941 году служил в системе сберегательных касс[3], до 1933 года – контролером и старшим контролером в одной из касс, позже – ревизором в Центральном управлении по Москве. За годы жизни в Москве Михаил обзавелся небольшим собственным домом в районе ВДНХ.

Арест, осуждение и расстрел отца, судя по анкетным данным, не сказались на его карьере, но действительно ли это было так, остается только гадать. В эти десятилетия Михаил Дмитриевич оставался церковным человеком, посещал московские храмы. В 1964 году в беседе с уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви в Казани И. Михалевым он проговорился, что был знаком с епископом Андреем (князем Ухтомским).

В августе 1941 года ревизор управления сберкасс Воскресенский был мобилизован в Красную Армию по специальности. Все время Великой Отечественной войны он прослужил в воинской части № 1853. Это был сначала эвакогоспиталь, а потом фронтовой госпиталь для легко раненных (а это означает, что находился недалеко от передовой) – на Волховском, Ленинградском, Третьем Прибалтийском, Четвертом Украинском фронтах, в августе-сентябре 1945 года – на Первом Дальневосточном фронте. Во время войны, как писал епископ Михаил в анкетах, он побывал в Польше, Чехословакии и Германии, а после окончания войны до мая 1946 находился в Корее. Капитан Воскресенский был начальником финансовой части госпиталя, а в последний год исполнял обязанности начальника госпиталя. Приказом командующего Третьим Прибалтийским фронтом от 16 октября 1944 года он был награжден орденом Красной Звезды, а по окончании войны – медалями «За победу над Германией» и «За победу над Японией».

После демобилизации Михаил Дмитриевич вернулся в Москву и вместе с еще одним офицером, подполковником Владимиром Елховским[4], пришел на прием к патриарху Алексию I, и тот благословил обоих на принятие иерейского сана. 24 ноября 1946 года архиепископ Можайский Макарий (Даев) рукоположил Михаила во священника к Богородице-Рождественской церкви во Владыкине[5]. 30 декабря 1948 года он был переведен к церкви Антиохийского подворья в Москве[6]. За время службы на Антиохийском подворье архимандрит Михаил был награжден двумя орденами Антиохийской Православной Церкви.

21 ноября 1953 года он был пострижен в монашество с именем Михаил в честь Архистратига Михаила (мирское имя было в честь Михаила Исповедника), а 4 ноября 1953 года патриарх Алексий I рукоположил архимандрита Михаила во епископа Чкаловского и Бу-зулукского (с 1 ноября 1957 года, после возвращения городу Чкалову исто-рического названия «Оренбург», он назывался Оренбургским и Бузу-лукским).

Время, когда епископ Михаил управлял Оренбургской епархией, пришлось на сравнительно спокойные для Церкви времена. Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви отмечал, что епископ Михаил «…проявляет большую излишнюю заботу о ремонте, а главное, украшении церквей, лично сам консультирует духовенство, как следует украшать церковь, у него имеется масса всевозможных церковных зданий, иконостасов и внутренних украшений церквей». В Оренбурге работала специальная художественная мастерская. Большое внимание владыка уделял и церковному пению, существенно увеличив расходы на содержание хоров. По описаниям того же уполномоченного, поездки архиерея по Оренбургской епархии были торжест-венными, с организацией в храмах и молельных домах приветственных встреч и праздничных богослужений.

В феврале 1960 года он «заявил ультиматум уполномоченному Совета… что если ему не разрешат достроить молитвенный дом, самовольно начатый в г. Орске, то он больше не поедет сопровождать иностранные церковные делегации, приезжающие в СССР, так как он не может говорить одно, а здесь делается другое».

После того, как архиепископ Казанский и Марийский Иов (Кресович) 24 апреля 1960 года был осужден, епископ Михаил (Воскресенский) стал временно управляющим Казанской епархией, а 23 ноября 1960 года был официально назначен на Казанскую кафедру. 25 июня 1961 года в его управление временно была отдана и Ижевская епархия, на самом деле Ижевской епархией владыке Михаилу и его преемнику владыке Пантелеимону пришлось управлять до ноября 1988 года. 25 февраля 1963 года владыка Михаил был возведен в сан архиепископа.

Тяжелые испытания для Церкви в годы хрущевских гонений, начавшиеся в Казанской епархии осуждением архиепископа Иова, продолжались и при преосвященном Михаиле (Воскресенском). Неслучайно в 1959 году уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви по Татарской АССР вместо заурядного партийного функционера Гаты Сафича Сафина стал Александр Семенович Диульский, имевший двадцатилетний опыт работы в «органах», а в 1955-1959 гг. работавший заместителем председателя КГБ Татарской АССР[7]. В соответствии с духом эпохи, он видел в Церкви не только набор учреждений, подлежащих надзору, но и идеологического и политического противника, с которым нужно бороться с целью полного искоренения. В плане работы на 1961 год он записал: «В целях ослабления материальной базы церкви продолжить начатую в 1960 году работу по ликвидации спекулятивной торговли в церквах просфорами, свечами, предметами религиозного культа»[8].

В октябре 1960 года, еще будучи временно управляющим Казанской епархией, епископ Михаил в проповеди в Никольском соборе сказал: «Некоторые великие мыслители считали себя неверующими, но в их душе была борьба и неудовлетворенность в жизни. Но без веры нет смысла в жизни, и поэтому они приходили к убеждению, что их неудовлетворенность происходит от неверия в Бога. Я призываю вас не оставлять веры в Бога, так как это удовлетворит вас всем, что ищет ваша душа». Диульский счел это высказывание религиозной пропагандой, нарушающей законодательство о культах. Правда, на этот раз Совет по делам Русской Православной Церкви не отреагировал на рвение казанского уполномоченного.

Серьезный удар по каноническому строю Церкви, влиянию епископов и духовенства был нанесен постановлением Синода от 18 апреля 1961 года «О мерах по улучшению существующего строя приходской жизни», принятым под давлением Совета по делам Русской Православной Церкви и составленным его сотрудниками. В соответствии с ним ведущая роль в приходе отдавалась в руки церковных советов, которые утверждали назначенных архиереями священников, имели право не принять их. Церковные советы могли уволить и ранее назначенных священников. В их полном распоряжении находились финансовые и хозяйственные вопросы, в том числе размер заработной платы священника, а также расписание богослужений. При этом священники и церковнослужители не только не входили в состав советов, но и не имели на их заседаниях права голоса. Таким образом, священник оказывался, в соответствии с духом этого постановления, наемным работником вроде дворника. Архиереи тоже не имели власти над церковными советами.

Постановление должно было быть утверждено на Архиерейском соборе 18 июля. В преддверии его несколько архиереев резко выступили против этого постановления. Инициатором был архиепископ Ташкентский Ермоген (Голубев), а владыка Михаил (Воскресенский) оказался среди тех семи архиепископов и епископов, которые подписали письмо к патриарху Алексию с требованием отменить постановление. Тем не менее к 18 июля «соответствующая работа» с архиереями «была проведена» и постановление Синода было одобрено. Все это почти на тридцать лет поставило всех архиереев в очень трудное положение. Они утратили почти все рычаги влияния на положение дел в епархиях, кроме моральных. Даже угрозы применить к членам церковных советов, людям верующим, епитимии были почти исключены бдительным надзором уполномоченных.

Теперь каждый епископ должен был быть в первую очередь дипломатом. Он должен был убеж-дать церковные советы принимать назначенных им священников, дьяконов и псаломщиков, соглашаться с их увольнениями и перемещениями, назначать духовенству достойные зарплаты и перечислять в епархиальное управление приемлемые суммы. Всем этим пришлось в Казанской епархии заниматься архиепископу Михаилу.

В частых встречах с уполномоченным и в более редких беседах с партийными и советскими руководителями, в беседах с верующими архиепископу приходилось быть бдительным уже не как дипломату, а, скорее, как потенциальному подозреваемому. Даже частые архиерейские служения выглядели теперь как «разнузданная религиозная пропаганда». Поэтому доклады уполномоченного Диульского о том, что владыка Михаил редко беседует с верующими, встречается только с доверенными священниками и редко проповедует, выглядят вполне естественно.

Если 2 декабря 1960 года епископ Михаил еще мог себе позволить направить патриарху Алексию письмо, в котором писал, что «…он считает действия Совета и уполномоченного совета по Татарской АССР А.С. Диульского вопиющим нарушением советского законодательства и Постановления ЦК КПСС от 10 сентября 1954 года», то позже сам факт жалобы на уполномоченного мог быть поставлен в вину.

Положение осложнялось тем, что теперь был взят курс на закрытие под любыми предлогами православных приходов. За 1961-1963 годы в СССР были сняты с регистрации более 1300 общин Русской Православной Церкви.

В этих условиях такой архиепископ, как Михаил, ветеран Красной Армии, участник Гражданской и Великой Отечественной войн, был в более защищенном положении, чем многие другие архиереи. Происхождение ему тоже теперь не могли поставить в вину, его отец, архиепископ Дамиан был реабилитирован. В целом Казанская епархия устояла, в Татарской АССР были закрыты всего два храма – в селах Тавели Мамадышского района (1961) и Тюрнясево, ныне Нурлатского района (1962). На территории Марийской АССР продолжали действовать все 11 храмов, причем пять из них находились в одном Горномарийском районе – вряд ли в России был еще один сельский район с пятью приходами (на Украине и в Белоруссии, где множество храмов было открыто во время оккупации, ситуация была иной).

С падением Хрущева закончились самые тяжелые времена. В Казани «первой ласточкой» начавшихся послаблений стало то, что в конце 1963 года уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви вместо умершего чекиста Диульского стал «профессиональный атеист», бывший лектор общества «Знание» и преподаватель КАИ Игорь Анатольевич Михалев. С ним пришлось иметь дело и владыке Михаилу, и сменившему его владыке Пантелеимону вплоть до 1984 года. В 1965 году Совет по делам Русской Православной Церкви был объединен с Советом по делам религий, Михалев остался единственным в Татарской АССР уполномоченным, работы у него прибавилось.

Архиепископ Михаил сразу почувствовал, что политические изменения в руководстве СССР отразятся на судьбах Церкви. Уполномоченный Михалев докладывал начальству в начале 1965 года: «…После опубликования в «Известиях» передовой статьи «Правды» «Незыблемая генеральная линия КПСС» (архиепископ Михаил) …прибыл ко мне и стал ее комментировать. Одновременно говорил и о Пленуме ЦК КПСС от 14 октября 1964 года. Высказывал одобрение Постановлению Пленума в отношении Н.С. Хрущева, однако стремился это представить как изменение курса КПСС к религии. При этом в туманной форме предполагал, что теперь Церковь получит какие-то льготы, которые будут способствовать усилению ее влияния на население…».

Льгот Церковь, конечно, не получила, но давление, ставящее своей целью искоренение религии, прекратилось. Наступал «застой», как в экономике и политике, так и в антирелигиозной работе. Принятые ранее решения, в том числе и о церковных советах, сохранялись в силе.

Но архиепископ использовал вновь открывшиеся возможности, в том числе и советское законодательство «о культах». В отчете за второй квартал И.А. Михалев писал: «Воскресенский … проявляет резкое недовольство фактами ущемления прав верующих и стремится в таких случаях, даже по пустякам, ставить в известность прокуратуру. … При этом, как правило, информирует патриархию в случаях, когда знает, что имело место явное нарушение законов о культах, как бы незначительны они ни были»[10].

Если Михалев, квалифицированный специалист и образованный человек, редко оказывался в конфликтных ситуациях с архиепископом Михаилом, то с уполномоченными по Марийской и Удмуртской республикам конфронтация у архиерея была иногда очень жесткой.

9 октября 1967 года последовал указ о переводе архиепископа Михаила (Воскресенского) на Уфимскую кафедру, в Казань назначался архиепископ Сергий (Голубцов). Вероятно, перевод семидесятилетнего архиерея должен был осуществиться под давлением Совета по делам религий. Но владыка Михаил направил патриарху Алексию письмо, в котором заявлял, что уйдет на покой, если указ не будет отменен. Архиепископ Сергий тоже отказался ехать в Казань и был отпущен на покой по состоянию здоровья. В результате 23 октября владыка Михаил вновь был назначен архиепископом Казанским и Марийским.

Как отмечал Михалев, архиепископ «…производит впечатление на молодых служителей культа своей начитанностью, знанием художественной литературы и религиозных источников».

Но с точки зрения уполномоченного «начитанность» владыки Михаила (Воскресенского) была недостаточной и ущербной: «Знает русскую литературу дооктябрьского периода. Из послеоктябрьского периода предпочитает произведения авторов упаднической, декадентской литературы, авторов произведений социалистического реализма не любит. Свободное время посвящает обработке материала на тему «Религиозные мотивы в русской поэзии», рукопись в объеме 300 листов передана в дар патриарху Алексию. По мировоззрению мистик и идеалист, суеверен. Знает произведения идеалистической философии прошлого, в том числе русских философов-идеалистов».

Возможности для творческой работы у архиереев Русской Православной Церкви в годы «застоя» были невелики, но архиепископ Михаил (Воскресенский) опубликовал в «Журнале Московской Патриархии» большое количество проповедей[11].

 В последний год служения владыке Михаилу пришлось заниматься тяжелой административной проблемой. Здание Казанского епархиального управления на улице Лесгафта, 40 оказалось в зоне новой застройки и было снесено. Вместо него пришлось приобрести частный жилой дом в отдаленном районе, на улице Челюскина, 31а, где Епархиальное управление находится и в настоящее время.

25 июня 1975 года архиепископ Михаил (Воскресенский), которому было уже 78 лет, был уволен на покой по прошению. Он уехал в Моск-ву, в свою квартиру, полученную вместо снесенного дома, где и скончался 21 октября 1976 года. Отпевали его несколько архиереев, в том числе патриарх Московский и Всея Руси Пимен, митрополит Таллинский и Эстонский Алексий (ныне патриарх Алексий II) и митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим. Архиепископ Михаил похоронен около Пятницкой церкви на одноименном кладбище Москвы.

 

1. Епископ Дамиан (Воскресенский Дмитрий Григорьевич (1873-1937). Сын священника с. Брусово Фатежского уезда Курской губернии, в 1894 году закончил Курскую духовную семинарию, с 1897 года священник в Николаевке. Имел двоих сыновей, Адриана (р. 1895, его судьбу выяснить не удалось) и Михаила. Овдовев, поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, которую закончил в 1905 году кандидатом богословия. В 1904 постригся в монашество, во время обучения в академии был священником церкви Академии Генерального штаба. С 1905 года в Смоленской духовной семинарии, с 1911 года ректор. В феврале 1918 года патриархом Тихоном рукоположен во епископа Переяславского, викария Владимирской епархии. В 1920 году был осужден на год лишения свободы. В 1923 году на три года выслан в Среднюю Азию. С 1927 года архиепископ Полтавский, с 1928 года – Курский. В 1932 году арестован, в 1933 году приговорен к расстрелу, замененному на 10 лет лагерей. Заключение отбывал на Соловецких островах. В 1937 году расстрелян по приговору лагерного трибунала. В 2000 году канонизирован как священномученик. Память празднуется в день кончины, 21 октября/3 ноября.

 

2. Тогда время призыва отсчитывалось не по точной дате рождения, а по году. Призыву подлежали те, кому в текущем году исполнялось 20 лет, во время войны возраст был понижен до 19 лет. Таким образом, с начала 1916 года подлежали призыву все юноши 1897 года рождения.

3. С октября 1919 года до расформирования в марте 1920 года Восьмой армии, в штабе которой служил М.Д. Воскресенский, командовал известный большевистский деятель Григорий Яковлевич Сокольников, который в 1922-1929 гг. был наркомом финансов, автором успешной денежной реформы. Вполне вероятно, именно благодаря ему Михаил Воскресенский оказался на финансовой работе.

4. Впоследствии известный московский протоиерей, управляющий хозяйственным отделом Московского патриархата.

5. Михаил был рукоположен целибатом, в браке он никогда не состоял.

6. Назначение именно во Владык владыки Михаила находился сравнительно недалеко от этого храма, потом этот дом был снесен и вместо него выделена коммунальная квартира ближе к центру Москвы, в которой епископ Михаил (Воскресенский) был прописан до конца жизни.

7. Ибрагимов Р.Р. Государственно-конфессиональные отношения в Татарстане в 1940-1980-е гг. Дисс. канд. ист. наук. – Казань, 2004. – С. 208-209.

8. ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 1849. Л. 4.

9 Там же. – Л. 31.

10. ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 6. Д. 80. – Л. 32.Плод веры. (1980. – № 11. – С. 31).

11. Список проповедей архиепископа Михаила (Воскресенского),

опубликованных в «Журнале Московской Патриархии»:

Мысли на праздник Заступницы Усердной (Казанская Матерь Божия) (1958. – № 11. – С. 37-38).

Слово на вечерне в Прощеное воскресенье (1962. – № 2. – С. 19-20).

Поучение на праздник Входа Господня в Иерусалим (1967. – № 4. – С. 24).

Поучение в неделю 2-ю Великого Поста (1968. – № 3. – С. 24-25).

Поучение в неделю 20-ю по Пятидесятнице (1968. – № 10. – С. 22-23).

В неделю 13-ю по Пятидесятнице (1969. – № 10. – С. 31-32).

В неделю сыропустную (ЖМП. – 1970. – № 2. – С. 54).

Поучение в неделю вторую Великого Поста (1971. – № 3. – С. 27-28).

В неделю Крестопоклонную (1972. – № 4. – С. 35).

Поучение в неделю Св. отцов (1972. – № 12. – С.36).

В неделю 6-ю по Пятидесятнице (1973. – № 7. – С. 36).

Поучение в неделю 25-ю по Пятидесятнице (1973. – № 10. – С. 37).

Поучение в субботу недели сыропустной (1977. – № 2. – С. 34).

 В неделю Крестопоклонную (1977. – № 3. – С. 28).

О любви (Поучение в Неделю 25-ю по Пятидесятнице) (1977. – № 10. – С. 30).

 

 

 

Пантелеимон (Митрюковский Сергей Петрович) епископ Казанский и Марийский с 19 августа 1975 года по 30 ноября 1988 года.

 

 

После ухода на покой архиепископа Михаила (Воскресенского) 28 июля 1975 года в Казань прибыл временно управляющий епархией епископ Пензенский и Саранский Мелхиседек (Лебедев), который находился здесь до 3 июня. За эти дни он успел послужить во всех городских храмах и произвести хорошее впечатление на верующих. Скорее всего, именно его патриарх Пимен и планировал назначить на Казанскую кафедру.

 

Но пензенский владыка очень не понравился уполномоченному Совета по делам религий И. Михалеву. В своем письме в Совет он заявил, что выступает категорически против назначения владыки Мелхиседека, которое повлечет конфликт по поводу переноса здания епархиального управления: владыке Мелхиседеку очень не понравилось место и сам дом, он заявлял, что будет требовать от властей компенсации. Кроме того, по мнению владыки Мелхиседека, приходы перечисляли очень мало средств на содержание епархиального управления.

В результате епископом Казанским и Марийским был назначен давний сотрудник предыдущего архиерея, протоиерей Сергий Митрюковский, который был пострижен в монашество с именем Пантелеимон и 19 августа 1975 в кафедральном соборе города Одессы патриархом Пименом был рукоположен во епископа.

Сергей Петрович Митрюковский родился 20 января 1912 года в поселке Воткинского завода Сарапульского уезда Вятской губернии (ныне город Воткинск в Удмуртии). С 1933 года он служил псаломщиком в сельских храмах Удмуртии, в райцентре Киясово, селах Короленко, Перевозное. В 1944 году уже в Пермской епархии он был рукоположен во диакона к церкви города Кунгура, в 1945 году стал священником в этом же храме, где и прослужил до 1960 года, в 1948-1956 гг. был благочинным. В 1960 году он вернулся в родной Воткинск, служил настоятелем Преображенской церкви, а в 1965 году был переведен в Ижевск, где стал настоятелем кафедральногоТроицкого собора и секретарем епархиального управления. Ижевская и Удмуртская епархия уже с 1960 года не была полноценным административным округом – в ней было епархиальное управление, но не было архиерея, временно управляющим был архиепископ Казанский и Марийский Михаил (Воскресенский), который иногда посещал Ижевск. Таким образом, протоиерей Сергий Митрюковский реально руководил епархией.

В отзыве уполномоченного Совета по делам религий по Удмуртии, который он направил в Казань своему коллеге И. Михалеву, деятельность вновь назначенного Казанского архиерея характеризовалась следующим образом: «…Особенно ревниво следит за моральным обликом священников, нетерпимо относится к их аморальным поступкам и принимал меры к освобождению их от службы, но всячески защищает священников, ревностно ведущих богослужебную деятельность. Всячески выгораживал священников-фанатиков Кармышакова А.А., Колпакова А.А., Остроумова В.Г., Максютина В.Г. и других. Настойчиво добивается замещения вакантных должностей священников, ведет вербовку молодежи на церковную деятельность, на учебу в духовные учебные заведения и организовал обучение в Троицкой церкви, где является настоятелем»[1].

Управление владыки Пантелеимона Казанской епархией пришлось на последние годы «застоя» и первые годы «перестройки». 30 августа 1975 года генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев подписал в Хельсинки Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Так называемая «третья корзина» этого акта была посвящена правам человека, в том числе и в религиозной сфере. Таким образом, Советский Союз брал на себя обяза-тельства соблюдать права верующих в соответствии не с Конституцией СССР, где им была посвящена лишь одна фраза: «граждане СССР имеют право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой», а с Заключительным актом, в котором все было прописано очень детально. Правда, акт был ориентирован в первую очередь на защиту религиозных меньшинств, но в СССР православные верующие и были гонимым меньшинст-вом. С этого времени власти действительно стали вести себя осторожнее, мест-ные партийные и советские органы согласно соответствующим циркулярам не вмешивались в деятельность религиозных объединений и по всем вопросам обращались к уполномоченному Совета по делам религий.

Впервые с конца 1940-х гг. стала возможна регистрация новых религиозных общин и даже передача им зданий. Так, в Казани в 1981 году старообрядческому приходу была передана церковь, построенная в 1906 году. Но эти возможности все же были весьма ограниченными, в том числе и для православных. Только 15 юля 1980 года, после нескольких ходатайств за тысячей подписей и трех отказов по надуманным причинам была официально узаконена община в Бугульме, которая полулегально действовала уже с 1940-х гг. В городе, в котором при советской власти были снесены все без исключения храмы, верующие на свои средства купили здание для молельного дома. В 1981 году была зарегистрирована община в селе Боровецкое Тукаевского района, ей была передана Вознесенская церковь. Фактически приход этого пригородного села составили верующие огромного нового города Набережные Челны.

Еще одно изменение к лучшему выражалось в том, что теперь молодым людям легче было поступить в духовные учебные заведения, на очное и заочное обучение. Выпускники семинарий и академий 1970-х – 1980-х гг. и сейчас составляют самую уважаемую часть епархиального духовенства.

Подчеркнутая «лояльность» к религиозным организациям  выражалась и в том, что епископа Пантелеимона вместе с имам-хатибом мечети Марджани иногда приглашали на торжественные собрания, в основном Советского Фонда Мира, львиную долю доходов которого составляли деньги, добровольно-принудительно отобранные у верующих, вручали грамоты и выслушивали приветственные речи религиозных деятелей, тексты которых заранее были утвержденыв партийных и государственных органах.

В 1980 году владыке Пантелеимону удалось полулегально восстановить почитание казанских святых – он, просто не спросив разрешения у уполномоченного, поместил в Никольском соборе икону «Собор Казанских святых».

В 1985 году началась «перестройка», в конце 1987 года – «гласность», но перелом в отношениях  власти с религиозными организациями начался далеко не сразу. Еще в первой половине 1988 года в центральных газетах публиковались статьи «научных атеистов», в которых творческую интеллигенцию обвиняли в «заигрывании с Боженькой». Но знаменательный юбилей – 1000-летие крещения Руси – ускорил процесс. Во второй половине 1988 года были зарегистрированы православные общины в Елабуге (передана Покровская церковь), Куйбышеве (ныне Болгар; разрешено было разобрать деревянную церковь в селе Порфирьевка и перевезти в город), селе Большое Афанасово Нижнекамского района (передана сельская церковь, фактически приход составили жители города Нижнекамска, на окраине которого расположено село).

30 ноября 1988 года епископ Пантелеимон (Митрюковский) был уволен на покой по прошению. Он поселился в родном городе Воткинске, где и скончался 28 января 1993 года, и похоронен у ограды Преобра-женского храма.

 

1. ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 6. Д.

753. Л. 44.

 

 

Анастасий (Меткин Александр Михайлович) епископ Казанский и Марийский с 10 декабря 1988 года, Казанский и Татарстанский с 20 февраля 1993 года, архиепископ с 26 февраля 1996 года.

 

 

Александр Михайлович Меткин родился 27 августа 1944 года в деревне Столбово около города Кимры Калининской (ныне Тверской) области в религиозной крестьянской семье. Он вырос в религиозной семье. Его мать Дарья Яковлевна пела в хоре Успенской церкви города Кимры, Александр с раннего детства часто бывал в храме, с 8 лет участвовал в богослужениях. После окончания средней школы он пытался поступить в Московскую духовную семинарию, но в это время начались новые «хрущевские» гонения на церковь и зачисление в духовную школу или отказ зависели не столько от результатов экзаменов, сколько от воли кураторов, приставленных к духовным школам от Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС, КГБ и Совета по делам религий.

 

В результате Александра не приняли в семинарию, он был фактически принудительно зачислен в строительное училище, потом работал на стройке и на машиностроительном заводе в Кимрах.

В 1967 году приехал в Казань, и архиепископ Михаил (Воскресенский) назначил его псаломщиком в Никольский кафедральный собор, 6 мая 1968 года рукоположил во диакона (целибатом), а 7 февраля 1972 года – во священника.

В 1975 году иерей Александр заочно закончил Московскую духовную семинарию. 5 сентября 1976 года епископ Казанский и Марийский Пантелеимон (Митрюковский) постриг его в монашество с именем Анастасия, во имя преподобномученика Анастасия, игумена Печерского, вскоре он был возведен в сан игумена и назначен настоятелем Никольского собора и секретарем епархиального управления.

В 1983 году заочно закончил Московскую духовную академию, в 1985 году возведен в сан архимандрита. В июне 1988 года архимандрит Анастасий участвовал в юбилейном Поместном соборе. Указом Патриарха Московского и Всея Руси Пимена 30 ноября 1988 года епископ Казанский и Марийский Пантелеимон по прошению был уволен на покой, а на его место назначен архимандрит Анастасий. Хиротония состоялась 11 декабря 1988 года в Москве, ее совершали митрополит Ростовский и Новочеркасский Владимир (Сабадан), ныне экзарх Киевский и всея Украины, епископы Владимирский и Суздальский Валентин (Мищук), ныне архиепископ Оренбургский и Бузулукский, Орловский и Брянский Паисий (Самчук), ныне Архиепископ Орловский и Ливенский, Калининский и Кашинский Виктор (Олейник), ныне архиепископ Тверской и Кашинский.

В конце 1988 года, когда епископ Анастасий начал управлять Казанской епархией, начались серьезные перемены в отношении государства к религиозным организациям. К этому времени в епархии действовали всего 27 храмов и молельных домов, в том числе 16 на территории Татарстана. Уже в 1989 году были возвращены около 20 храмов, в том числе Петропавловский собор в Казани, ряд сельских церквей. В 1990 году епископ Анастасий принял участие в Поместном соборе, избравшем нового Патриарха Алексия II.

1990-е гг. были временем возрождения церковной жизни в России. Казанская епархия, разумеется, не была исключением. Отношение светских властей Республики Татарстан к Русской Православной Церкви всегда было достаточно лояльным. При этом при решении конкретных вопросов о воз-вращении храмов и монастырей возникало множество проблем, приходилось добиваться согласия не только республиканских органов власти, но и учреждений, в ведении которых находились церкви. В этих условиях владыка Анастасий должен был быть и дипломатом и настойчивым администратором. В результате, раньше или позже, были возвращены все храмы в городах Татарстана: Никольский в Юдино (бывший храм села Крас-ная Горка) (1990 г.), Борисоглебская церковь в с. Борисоглебское (1990 г.), Софийская церковь бывшего Богородицкого монастыря (1993 г.), Варваринская церковь, освобожденная кафедрой компрессоростроения Технологического университета (1994 г.), Тихвинская церковь в селе Вознесенское (1994 г.), Тихвинская церковь около Колхозного рынка (1995 г.), Богоявленская церковь (бывший спортивный зал Казанского университета) (1996 г.), Евдокиинская церковь (1996 г.), Пятницкая церковь (1997 г.), Козмодемьянская церковь в Набережных Челнах, Никольский собор в Чистополе, Покровская церковь и Спасский собор в Елабуге и др.

 В 1990 году был возрожден Раифский монастырь, позже были восстановлены и другие обители, к 2007 году в Казанской епархии действовали 6 мужских монастырей и 2 женских[1].

В 1990 году патриах Алексий II принял решение о выделении из Казанской епархии территории Республики Марий Эл и создании новой, Йошкар-Олинской и Марийской епархии. Патриарх прибыл в Йошкар-Олу. 25 июля 1993 года во епископа Йошкар-Олинского и Марийского был рукоположен архимандрит Иоанн (Тимофеев), который с 1990 года был секретарем Казанского епархиального управления. В хиротониии принял участие и архиепископ Анастасий. Теперь в составе Казанской епархии осталась только Республика Татарстан. 26 февраля 1996 года владыка Анастасий был возведен в сан архиепископа.

 Пришло время массового строительства новых храмов. В Казани появились церкви св. прав. Иоанна Кронштадского (1996 г.), иконы Божией Матери «Умиление» (1997 г.), иконы Божией Матери «Живоносный Источник» (1999 г.), Рождества Христова (2003 г.), прп. Серафима Саровского (2006 г.). Возрождение церковной жизни продолжается.

 В 2005 году были освящены храм Казанской иконы Божией Матери (г. Казань , п. Мирный), церкви Святой Троицы (г. Казань, п. Отары), Александра Невского(с. Александровская Слобода Заинского района), Богоявленская (с. Каипы Лаишевского района), Покровская (с. Кузнечиха Спасского района),  Казанской иконы Божией Матери(с. Кокушкино Пестречинского района), Троицкая (с. Малый Толкиш Чистопольского района), Казанской иконы Божией Матери(р.ц. Рыбная Слобода), Вознесения Господня (с. Сунчелеево Аксубаевского района), Рождества Христова (с. Ямаши Альметьевского района).

В 2006 году в Казанской епархии стали действующими еще 15 храмов: Архистратига Михаила (Казань, п. Ометьево), святителя Николая Чудотворца (г. Зеленодольск), прп. Серафима Саровского (г. Бугульма), Архистратига Михаила (с. Круглое Поле Тукаевского района), святителя Николая Чудотворца (с. Верхний Акташ Альметьевского района), Троицкий (с. Протопопово, Буинского района), святителя Николая Чудотворца (с.Кряш-Серда Петречинского района), иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша» (с. Куралово Верхнеуслонского района), иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость» (с. Егидерево Верхнеуслонского района), св. апостола Андрея Первозванного (с.Борок Нижнекамского района), Казанской иконы Божией матери (с. Федотово Заинского района), Казанской иконы Божией Матери (с. Бураково Спасского района), Петропавловский (с. Старые Челны Нурлатского района), Казанской иконы Божией Матери (с. Сухарево Нижнекамского района).

К концу 2006 года в Казанской епархии служили 307 священников и 57 диаконов, действовало 190 приходов.

Важнейшим событием в жизни епархии стали визиты патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Впервые Предстоятель Русской Православной Церкви посетил Казань в начале сентября 1997 года. Патриарх Алексий торжественно открыл Казанское духовное училище. Оно через год было преобразовано в Казанскую духовную семинарию, которая в 2007 году отметит свое десятилетие. Ректором семинарии с самого начала является архиепископ Анастасий.

Второй визит Патриарха был связан с празд-нованием тысячелетия Казани. 21 июля 2006 года патриарх Алексий II принял участие в торжественном открытии отреставрированного Благовещенского собора в Кремле, Крестном ходе к месту обретения Казанской иконы Божией Матери и передал Казанской епархии чудотворную Казанскую икону Божией Матери.

 

1. Иоанно-Предтеченский и Кизический Введенский монастыри в Казани, Свияжский Успенский , Раифский, Седмиезерный монастыри, Макарьевская пустынь (мужские), Успенский-Зилантов и Казанско-Богородицкий в Елабуге (женские).

 


Викарные архиереи Казанской епархии.

 

ЕПИСКОПЫ СВИЯЖСКИЕ

 

 

Свияжское викариатство учреждено указом Синода от 16 декабря 1799 года. Указа о его упразднении не было, но после перевода Иустина (Вишневского) новые викарии не назначались.

 

С 24 ноября 1799 года (рукоположен 15 января 1800 года) по 24 февраля 1800 года – епископ Ксенофонт (Троепольский).

С 25 марта 1800 года по 20 января 1802 года – епископ Иустин (Вишневский Иван Федорович).

 

Епископ Ксенофонт (Троепольский) (15 января – 24 февраля

1800 г.)

 

Закончил Севскую духовную семинарию, служил там же преподавателем, после пострижения в монашество был префектом. 6 июня 1796 года возведен в сан архимандрита Зеленецкого монастыря и назначен законоучителем Морского шляхетского корпуса. 1 февраля 1798 года назначен настоятелем Казанского Спасо-Преображенского монастыря и преподавателем Казанской духовной академии. С 24 августа 1799 года – настоятель Свияжского Успенского монастыря и ректор академии. 15 января 1800 года рукоположен в епископа Свияжского, викария Казанской епархии, а 24 февраля того же года назначен епископом Владимирским. С 3 июня 1821 года – архиепископ Каменец-Подольский и Брацлавский. 24 января 1832 года ушел на покой и жил в Коржевском монастыре Подольской епархии. Умер 4 мая 1834 года.

 

 

Епископ Иустин (Вишневский Иоанн Федорович) (1800-1802 гг.)

 

 

Родился в 1748 году (по другим источникам в 1751 году) в селе Сергиевском Михайловского уезда Рязанской губернии. Закончил Рязанскую духовную семинарию, преподавал там же. В 1773 году пострижен в монашество. С 1775 года законоучитель Инженерного кадетского корпуса в Санкт-Петербурге. С 1783 года служил в православной миссии в Венеции. С 4 августа 1799 года архимандрит Иосифо-Волоцкого монастыря и член духовной комиссии в Москве. 25 марта 1800 года рукоположен во епископа Свияжского, викария Казанской епархии. C 20 января 1802 года епископ Пермский и Екатеринбургский. С 31 мая 1823 года на покое. Умер 31 января 1826 года, был погребен под алтарем Пермского кафедрального собора.

 

 

 

 

ЕПИСКОПЫ ЧЕБОКСАРСКИЕ

 

 

Чебоксарское викариатство учреждено указом Синода от 24 декабря 1853 года. После учреждения в 1899 году Чистопольского викариатства Чебоксарские епископы считались вторыми викариями.

 

С 30 января 1854 года (рукоположен 14 февраля) по 18 сентября 1861 года – епископ Никодим (Казанцев Никита Иванович).

С 11 мая 1866 года ( рукоположен 5 июня) по 28 ноября 1867 года – епископ Гурий (Карпов Григорий Платонович).

С 21 августа 1868 года по 7 декабря 1874 года – епископ Викторин (Любимов Валентин Дмитриевич).

С 10 февраля 1875 года (рукоположен 30 марта) по 17 февраля 1878 года – епископ Иоанн (Жданов Павел Иванович).

С 4 февраля 1878 года по 5 апреля 1882 года – Павел (Вильчинский Иван Елевферьевич).

С 24 апреля 1882 года по 13 февраля 1888 года – епископ Кирилл (Орлов Александр Александрович).

С 2 апреля 1888 года по 1891 год – епископ Сергий (Соколов Иван Иванович).

С 2 февраля 1893 года (рукоположен 7 марта) по 18 апреля 1893 года – епископ Никанор (Каменский Никифор Тимофеевич).

С 15 мая 1893 года по 1897 год – епископ Анастасий (Опоцкий Василий Андреевич).

С 9 августа 1897 года (рукоположен 7 сентября) по 1 марта 1899 года – епископ Антоний (Храповицкий Алексей Павлович).

С 1 марта 1899 года (рукоположен 25 марта) по 5 апреля 1902 года – Иоанн (Алексеев).

С 9 апреля 1902 года по 4 февраля 1904 года – епископ Иоанн (Смирнов Иван Ксенофонтович).

С 17 мая 1904 года по 6 сентября 1905 года – епископ Хрисанф (Щетковский Христофор Петрович).

С 25 ноября 1905 назначен (рукоположен 27 января 1906 года) по 25 июля 1907 года – епископ Митрофан (Симашкевич Митрофан Васильевич).

С 30 августа 1907 года (день рукоположения) по 11 июля 1914 года – епископ Михаил (Богданов Михаил Александрович).

С 28 сентября 1914 года (день рукоположения) по 12 сентября 1915 года – священномученик Леонтий (фон Вимпфен Владимир Николаевич).

С 12 сентября 1916 года по сентябрь 1918 года – епископ Борис (Шипулин Владимир).

С 20 ноября 1920 года (день рукоположения) по 3 сентября 1923 года – епископ Афанасий (Малинин Александр Антонович).

 

 

Епископ Никодим (Казанцев Никита Иванович) (1854-1861 гг.)

 

 

Родился 5 сентября 1803 года в селе Комлеве Рузского уезда, Московской губернии в семье причетника. В 1818 году поступил в Вифанскую семинарию, в 1826 – в Московскую академию. 31 марта 1829 года пострижен в монашество, 5 июля рукоположен во иеродиакона, 1 июля 1830 года – во иеромонаха. Закончил академию со званием магистра богословия и 13 августа 1830 года был назначен инспектором Тульской духовной семинарии и профессором богословия и еврейского языка. 14 апреля 1832 года перемещен в Новгородскую семинарию инспектором и преподавателем философии. 24 октября 1833 года возвращен в Тульскую семинарию инспектором. С 11 февраля 1835 года – ректор Вятской семинарии и с 19 марта – настоятель Вятского Успенского Трифонова монастыря, 17 апреля возведен в сан архимандрита. С 20 июня 1841 года – ректор Херсонской семинарии и настоятель Одесского Успенского монастыря. С 25 июля 1845 года – ректор Курской семинарии и настоятель Рыльского Николаевского монастыря. С 3 апреля 1850 года – ректор Ярославской семинарии и настоятель Ростовского Богоявленского Авраамиева монастыря.

 

14 февраля 1854 года рукоположен во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии. С 18 сентября 1861 года – епископ Енисейский и Красноярский. 6 апреля 1870 года уволен на покой в Перервинский монастырь. Умер 11 июня 1874 года, переехав из монастыря в г. Дмитров Московской губернии к сестре. Погребен в соборе города Дмитрова.

 

Епископ Гурий (Карпов Григорий Платонович) (1866-1867 гг.)

 

 

Родился в 1814 году в городе Саратове в семье священника. В 1836 году закончил Саратовскую духовную семинарию и через год поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. 12 июля 1838 года пострижен в монашество, 20 ноября 1839 года рукоположен в иеромонаха.

 

В том же году закончил и был назначен в Пекинскую миссию, в Китае пробыл более 25 лет. 21 февраля 1851 года возведен в сан архимандрита, 12 октября того же года назначен смотрителем Александровского духовного училища (в Пекине). 17 августа 1855 года удостоен степени магистра богословия. 25 августа 1856 года назначен начальником Пекинской миссии и пребывал в этой должности до 1864 года. С 13 сентября 1865 года – настоятель Московского Симонова монастыря, с 26 января 1866 года – посольской церкви в Риме. 5 июля 1866 года рукоположен во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии.

С 15 декабря 1867 года – епископ Таврический и Симферопольский. 21 апреля 1881 года возведен в сан архиепископа. Умер 17 марта 1882 года в Симферополе.

 Епископ Гурий в совершенстве изучил китайский язык, свободно говорил и писал на нем. Он перевел на китайский язык Новый Завет в двух томах, Евангелие, Псалтирь, Священную Историю и ряд других книг, относящихся к православному богослужению.

 

Епископ Викторин (Любимов Валентин Димитриевич) (1868-1874 гг.)

 

 

Родился 17 апреля 1821 года в селе Лисине Калужской губернии в семье священника. В 1843 году закончил Калужскую духовную семинарию и был рукоположен в сан священника, служил в городе Боровске Калужской губернии. Ранее 1849 года овдовел и в 1850 году поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. 20 октября 1852 года пострижен в монашество. После окончания академии 31 октября 1853 года был назначен инспектором Смоленской семинарии, 18 апреля 1855 года удостоен степени магистра богословия,14 апреля 1857 года возведен в сан архимандрита. С 15 сентября 1857 года – бакалавр, а с 13 ноября инспектор Санкт-Петербургской духовной академии. С 29 октября 1858 года – ректор Костромской семинарии и настоятель Игрицкого Богородицкого монастыря. С 30 ноября 1860 года – ректор Тифлисской семинарии и настоятель Тифлисского Спасо-Преображенского монастыря. С 24 декабря того же года – член Грузино-Имеретинской синодальной конторы. 3 ноября 1868 года рукоположен во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии. С 7 декабря 1874 года – епископ Полоцкий.

 

С 6 марта 1882 года – епископ Подольский и Браславский. Скончался 21 августа 1882 года, похоронен в кафедральном соборе Каменец-Подольска.

 

Епископ Иоанн (Жданов Павел Иванович)(1875-1878 гг.)

 

 

Родился в 1817 году в селе Засижье Дорогобужского уезда Смоленской губернии в семье священника. Закончил Смоленскую духовную семинарию, Санкт-Петербургскую духовную академию. 27 августа 1841 года назначен учителем Смоленской духовной семинарии,

 

18 декабря 1842 года удостоен степени магистра богословия. С 31 декабря 1843 года – ректор Вяземского духовного училища. 20 февраля 1844 года рукоположен во священника, с 20 ноября 1848 года – протоиерей, с 1853 года в Смоленском кафедральном соборе, 6 ноября 1855 года – ректор Смоленского духовного училища. 14 сентября 1870 года пострижен в монашество, с 30 ноября того же года ректор Новгородской семинарии и настоятель Новгородского Антониевского монастыря. 30 марта 1875 года рукоположен во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии. С 4 февраля 1878 года – епископ Чигиринский, викарий Киевской епархии. Скончался 14 января 1883 года. Погребен в Киевском Михайловском Златоверхом монастыре.

 

Епископ Павел (Вильчинский Иван Елевферьевич) (1878-1882 гг.)

 

 

Родился в 1829 году в селе Малая Жмиринка Винницкого уезда Подольской губернии в семье священника. Закончил Подольскую духовную семинарию и в 1853 году – Киевскую духовную академию. 29 июня 1853 года пострижен в монашество, 10 июля рукоположен во иеродиакона, а 15 июля – во иеромонаха. 30 мая 1856 года утвержден в степени магистра богословия и назначен профессором Полтавской духовной семинарии. С 6 ноября 1857 года – инспектор Харьковской духовной семинарии. 14 января 1862 года возведен в сан архимандрита. С 3 апреля 1867 года – ректор Владимирской духовной семинарии. 8 января 1878 года хиротонисан во епископа Сарапульского, викария Вятской епархии. С 4 февраля 1878 года – епископ Чебоксарский, викарий Казанской епархии. С 5 апреля 1882 года – епископ Саратовский и Царицынский. С 16 декабря 1889 года – епископ Астраханский и Енотаевский. С 21 ноября 1892 года – епископ Могилевский и Мстиславский. С 19 декабря 1892 года – вторично епископ Астраханский и Енотаевский. С 13 ноября 1893 года – епископ Пензенский и Саранский. 4 июня 1902 года уволен на покой. Умер 4 июня 1908 года в Балашовском Покровском монастыре Саратовской епархии.

 

 

Епископ Кирилл (Орлов Александр Александрович) (1882-1887 гг.)

 

 

Родился 5 июня 1837 года в селе Каринском Звенигородского уезда Московской губернии в семье диакона. Закончил Вифанскую духовную семинарию и  Московскую духовную академию. В 1862 году, по окончании курса академии, был наз-начен смотрителем Звенигородского училища; 8 июня того же года пострижен в монашество, 1 июля рукоположен во иеромонаха. С 14 ноября 1863 года – инспектор Вифанской духовной семинарии. 23 апреля 1872 года возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Московского Знаменского монастыря. 14 декабря 1880 года рукоположен во епископа Острогожского, викария Воронежской епархии. С 24 апреля 1882 года – епископ Чебоксарский, викарий Казанской епархии. В 1887-1888 временно управлял Пермской и Екатеринбургской епархиями. 2 апреля 1888 года уволен на покой в Раифский монастырь. 13 мая 1889 года назначен епископом Ковенским, викарием Литовской епархии. В 1890 году временно управлял Литовской епархией. Умер 26 декабря 1890 года. Погребен в храме Свято-Духова монастыря города Вильнюса.

 

 

Епископ Сергий (Соколов Иоанн Иоаннович) (1888-1891 гг.)

 

 

Родился в 1844 году в Смоленской губернии в семье священника.

 

В 1864 году окончил Смоленскую духовную семинарию, был назначен учителем Бельского духовного училища. Овдовев, поступил в Московскую духовную академию, которую окончил в 1876 году, с 1877 года доцент Московской духовной академии по кафедре общей церковной истории.

8 апреля 1880 года утвержден в степени магистра богословия. 6 августа 1883 года пострижен в монашество, 8 августа рукоположен во иеромонаха. С марта 1884 года архимандрит и ректор Могилевской духовной семинарии. С 16 ноября 1887 года – ректор Пензенской духовной семинарии. 11 мая 1888 года рукоположен в епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии. С 2 февраля 1891 года – епископ Новгород-Северский, викарий Черниговской епархии. С 26 марта 1893 года – епископ Черниговский и Нежинский.

Умер 24 августа 1893 года, похоронен в Троицко-Ильинском монастыре в Чернигове.

 

 

Епископ Никанор (Каменский Никифор Тимофеевич) (со 2 февраля 1893 года по 18 апреля 1893 года)

 

(см. статью на 290 с.)

 

 

Епископ Анастасий(Опоцкий Василий Андреевич) (1893-1897 гг.)

 

 

Родился 12 марта 1830 года в Псковской губернии в семье священника. С 1845 года учился в Псковской духовной семинарии, в 1852-1855 гг. – в Санкт-Петербургском земледельческом училище. 23 октября 1855 года рукоположен во священника, служил в селе Сторожки Новоторжского уезда Псковской губернии. В 1857 году овдовел и поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, которую окончил в 1861 году со степенью кандидата богословия, а затем был удостоен звания магистра богословия. 14 сентября 1861 года пострижен в монашество. С 7 мая 1862 года назначен инспектором Виленского Духовного училища, с 9 октября 1865 года инспектор Минской духовной семинарии. 21 апреля 1869 года возведен в сан архимандрита. В 1878 году вызван в Санкт-Петербург на чреду богослужения. С 20 июля 1881 года ректор Литов-ской семинарии и настоятель Виленского Троицкого монастыря. 15 мая 1885 года рукоположен во епископа Брестского, викария Литовской епархии. С 17 ноября 1891 года епископ Сарапульский, первый викарий Вятской епархии. С 15 мая 1893 года епископ Чебоксарский, викарий Казанской епархии. С 27 июня 1897 года – епископ Туркестанский и Ташкентский.

 

 9 ноября 1897 года из-за нездоровья был уволен на покой, но 11 июля 1898 года был снова призван на служение и назначен епископом Балахнинским, викарием Нижегородской епархии. С 20 января 1901 года епископ Олонецкий и Петрозаводский, скончался 7 декабря 1905 года. Погребен в Воскресенском кафедральном соборе города Петрозаводска.

 

 

Епископ Антоний (Храповицкий Алексей Павлович) (1897-1899 гг.)

 

 

Родился 17 марта 1863 года в селе Ватагино Крестецкого уезда Новгородской губернии в семье дворянина, генерала и героя Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Закончил Пятую Санкт-Петербургскую гимназию и поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, в конце 4-го курса принял монашество, в 1885 году был рукоположен во иеромонаха. После окончания в 1885 году академии был профессорским стипендиатом и помощником инспектора. С 1886 года преподаватель Холмской духовной семинарии. С 1887 года доцент Санкт-петербургской духовной академии по кафедре Свящ. Писания Ветхого Завета. С 1889 года инспектор Санкт-Петербургской духовной семинарии, с 1890 года ректор Московской духовной академии. С 1895 года ректор Казанской духовной академии. 7 сентября 1897 года рукоположен во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии (оставаясь одновременно ректором).

 

1 марта 1899 года с открытием в Казани второго викариатства епископ Антоний назначается епископом Чистопольским, первым викарием Казанской епархии, с оставлением в должности ректора. С 14 июля 1900 года епископ Уфимский и Мензелинский. С 27 апреля 1902 года епископ Волынский и Житомирский. В 1906 году возведен в сан архиепископа. В 1912 году был назначен членом Святейшего Синода с оставлением его на занимаемой кафедре. С 14 мая 1914 года архиепископ Харьковский и Ахтырский. Указом Временного правительства 1 мая 1917 года уволен на покой, 16 августа 1917 года вновь назначен архиепископом Харьковским и Ахтырским. В 1917 году на Всероссийском Поместном Соборе был одним из трех кандидатов в патриархи. С 28 ноября 1917 года митрополит. 17 мая 1918 года на Украинском церковном соборе избран митрополитом Киевским и Галицким. В конце 1919 года эмигрировал в Югославию, где организовал Карловацкий собор. Основатель и Первоиерарх Русской Православной Церкви за границей. Умер в августе 1936 года, погребен в Белграде в склепе Иверского  храма.

Владыка Антоний (Храповицкий) – один из крупнейших церковных деятелей XX века. Пользовался огромным влиянием на студентов духовных школ, более 60 его воспитанников приняли монашество, почти все они стали архиереями, большинство приняли мученическую смерть. Среди учеников и духовных детей владыки Антония и казанские архиереи Андрей (князь Ухтомский), Анатолий (Грисюк), Иоасаф (Удалов), Никон (Пурлевский). Время ректорства Антония в Казанской духовной академии было периодом ее наибольшего расцвета.

 

 

Епископ Иоанн (Алексеев Илья Иванович) (1899-1902 гг.)

 

 

Родился 16 июня 1862 года в Санкт-Петербурге в семье ремесленников. Закончил Санкт-Петербургскую духовную семинарию и Санкт-Петербургскую духовную академию, в 1885 году пострижен в монашество и рукоположен во иеромонаха. После окончания в 1887 году академии служил смотрителем Александровского осетинского духовного училища, с 1892 года в сане архимандрита. С 1895 года ректор Александровской Миссионерской Семинарии (с. Ардон, Северная Осетия). 24 марта 1899 года рукоположен во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии. С 5 апреля 1902 года – епископ Пермский и Соликамский. Скончался 1 января 1905 года. Похоронен в Перми, в ограде кафедрального собора.

 

 

 

Епископ Иоанн (Смирнов Иоанн Ксенофонтович) (1902-1904 гг.)

 

 

Родился 24 августа 1844 года во Владимирской губернии в семье священника. В 1863 году закончил Владимирскую духовную семинарию, в 1867 году – Санкт-Петербургскую духовную академию. С 1868 года – преподаватель Рязанской духовной семинарии. В 1869 году удостоен степени магистра богословия. С 3 сентября 1875 года инспектор, с апреля 1883 года ректор Рязанской духовной семинарии, 2 мая 1883 года рукоположен во священника (целибатом), 6 мая возведен в сан протоиерея. 28 июля 1901 года согласно прошению уволен от должности ректора семинарии. 13 сентября 1901 года пострижен в монашество, 14 сентября возведен в сан архимандрита Рязанского Троицкого монастыря. 28 апреля 1902 года рукоположен во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии. С 4 февраля 1904 года епископ Полтавский и Переяславский. С 13 августа 1910 года епископ Рижский и Митавский. 6 мая 1912 года возведен в сан архиепископа. В апреле 1917 года назначен архиепископом Рязанским и Зарайским. Был участником Священного Собора Русской Церкви 1917-1918 гг. в г. Москве. Скончался 14 октября 1919 года в Рязани. Погребен в кафедральном соборе.

 

 

 

Епископ Хрисанф (Щетковский Христофор Петрович) (1904-1905)

 

 

Родился 19 апреля 1869 года в станице Федосеевской Области Войска Донского в семье дьякона. В 1890 году закончил Донскую духовную семинарию, в 1891 году был рукоположен во священника, служил в родной станице. Овдовев, в 1895 году поступил в Казанскую духовную академию, в  1898 году постригся в монашество.

 

После окончания академии в 1899 году был назначен начальником православной духовной миссии в Корее. С буддизмом был знаком с детст-ва, так как большую часть населения станицы Великокняжеской составляли калмыки. Отец Хрисанф был первым православным миссионером в Корее. При нем в Сеуле была построена Никольская церковь (освящена в 1903 году). Перевел на корейский язык Молитвослов, богослужебные тексты (Священное Писание к этому времени уже давно было переведено на корейский язык протестантскими миссионерами), окрестил первых 14 корейцев.

В 1904 году, с началом  Русско-японской войны, был вынужден покинуть Корею, оккупированную японцами, и прибыл в Санкт-Петербург. Здесь он познакомился и успел подружиться с ректором Санкт-Петербургской духовной академии епископом Сергием (Страгородским). 17 мая в Александро-Невской Лавре отец Хрисанф был рукоположен во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии, и вскоре прибыл в Казань, где вскоре была украдена и уничтожена Казанская икона Божией Матери. Именно в это время, летом или осенью 1904 года, в Казани появился уже достаточно популярный «Божий человек» Григорий Ефимович Распутин. Владыка Хрисанф дал ему рекомендательное письмо к владыке Сергию (Страгородскому). Когда Распутин с этим письмом появился в столице, то епископ Сергий принял его и ввел в духовное и светское общество. Таким образом выдающийся миссионер епископ Хрисанф и будущий патриарх Сергий, не желая того, положили начало «распутинщине».  27 августа 1905 года владыка Хрисанф был назначен епископом Елисаветградским, викарием Херсонской (Одесской) епархии. Таким образом, он был переведен из Казани в Одессу вслед за своим начальником, архиепископом Димитрием (Ковальницким). В 1906 году он скончался в Одессе от туберкулеза.

 

 

Епископ Митрофан (Симашкевич Митрофан Васильевич) (1906-1907)

 

 

Родился 23 ноября 1845 года в Подольской губернии. В 1871 году окончил Санкт-Петербургскую духовную академию и 21 октября был назначен преподавателем Подольской духовной семинарии. В 1875 году утвержден в степени магистра богословия. 25 февраля 1877 года рукоположен во священника, вскоре возведен в сан протоиерея и назначен ректором Подольской семинарии.  С 1884 года – ректор Донской духовной семинарии. Овдовев, в 1904 году принял монашество и был возведен в сан архимандрита. 29 января 1906 года рукоположен во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии. С 25 июля 1907 года – епископ Пензенский и Саранский.  В мае 1914 года возведен в сан архиепископа. С 10 января 1915 года – архиепископ Донской и Новочеркасский. Участник Поместного Собора 1917-1918 гг. в Москве. С 1922 года – митрополит. В 1926 году уклонился в григорианский раскол. Умер после 1928 года, оставаясь в расколе.

 

 

 

Епископ Михаил (Богданов Михаил Александрович) (1907-1914 гг.)

 

 

Родился 6 ноября 1867 года в Рязанской губернии в семье священника. С 1888 года, после окончания Рязанской духовной семинарии, служил псаломщиком,  22 ноября 1892 года был рукоположен во священника. В 1895-1896 гг. был настоятелем Кирилло-Мефодьевской церкви в Казани. Овдовев, в 1896 году поступил в Казанскую духовную академию, по ее окончании, в 1900 году, был назначен законоучителем Порецкой учительской семинарии Симбирской губернии (ныне райцентр в Чувашии). С 1905 года – архимандрит и ректор Казанской духовной семинарии. В 1906 году отцу Михаилу была присвоена степень магистра богословия. 30 августа 1907 года он был рукоположен во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии. С 11 июля 1914 года – епископ Самарский и Ставропольский. Покинул Самару с отступавшими белыми в сентябре 1918 года, с 1919 года – епископ Владивостокский и Приморский (назначен не патриархом Тихоном, а Временным церковным управлением, действовавшим на контролируемой белыми территории). Покинул Владивосток  перед захватом его Красной армией в ноябре 1922 года. Был епископом Харбинским, признал решения Карловацкого собора и вошел в юрисдикцию Русской Православной Церкви за границей. Скончался 9 июля 1925 года в городе Харбине. Похоронен под сводами Софийской церкви в Харбине.

 

 

 

Священномученик Леонтий (фон Вимпфен Владимир Федорович) (1914-1915 гг.)

 

 

Родился в 1873 году в Москве в семье германского подданного, барона. Мать была русской, из дворян Воейковых. Был крещен в лютеранской церкви с именем Леопольд. Уже в зрелом возрасте перешел в Православие, позже православным стал и его отец. В 1896 году закончил Пензенскую гимназию и поступил в Казанскую духовную академию. Был духовным сыном преподобного Гавриила (Зырянова). В 1897 году был пострижен в монашество, в 1898 году рукоположен во иеромонаха. По окончании академии в 1900 году был назначен помощником смотрителя Уфимского духовного училища. С 1902 года – в Духовной миссии в Пекине. С 1904 года – инспектор Курской духовной семинарии, с 1906 года – архимандрит и настоятель посольской церк-ви в Афинах. 20 сентября 1914 года в кафедральном Благовещенском соборе Казани рукоположен во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии. С 12 февраля 1915 года – епископ Ереванский, викарий Грузинской епархии. С 24 мая 1916 года – епископ Кустанайский, викарий Оренбургской епархии, с 19 декабря 1916 года – епископ Петровский, викарий Саратовской епархии. Со 2 сентября 1917 года – епископ Енотавский, викарий Астраханской епархии. 26 сентября 1918 года из-за ссоры с архиепископом Митрофаном (Краснопольским) был отрешен от викариатства и запрещен в служении. В конце октября 1918 года запрещение в служении было отменено, но викариатство не возвращено. Владыка Леонтий был назначен настоятелем Астраханского Иоанно-Предтеченского монастыря. 7 мая 1919 года арестован. Расстрелян 6 июля 1919 года по обвинению в антисоветской деятельности вместе с архиепископом Митрофаном. Они похоронены около Покровско-Болдинского монастыря в Астрахани, могила сохранилась. Канонизирован Русской Православной Церковью за границей в 1981 году.

 

 

 

Епископ Борис (Шипулин Владимир Павлович) (1915-1918 гг.)

 

 

Родился 27 декабря 1874 года в Вологодской губернии, в семье священника. Окончил Вологодскую духовную семинарию и Московскую духовную академию в 1900 году, был оставлен в академии помощником инспектора. В 1901 году был пострижен в монашество, вскоре рукоположен во иеромонаха. С сентября 1902 года – инспектор Курской духовной семинарии, с 1904 года – архимандрит и ректор Псковской духовной семинарии, с 1905 года – синодальный ризничий и настоятель Синодальной церкви 12-ти апостолов в Московском Кремле. С 1906 года – настоятель Московского Новоспасского монастыря. 24 июня 1912 года рукоположен в епископа Винницкого, с 14 февраля 1914 года – епископ Балтский, викарий Каменец-Подольской епархии. С 12 февраля 1915 – епископ Чебоксарский, викарий Казанской епархии. Участник Поместного собора 1917-1918 гг. в Москве. Покинул Казань вместе с отступавшими белыми в сентябре 1918 года. Временным церковным управлением Сибири, действовавшим при белых, был назначен епикопом Киренским, викарием Иркутской епархии. В 1920 году остался в Иркутске, занятом красными. С 1921 года – епископ Уфимский. В октябре 1922 года был арестован по обвинению в сотрудничестве с белыми. 19 января 1923 года был осужден к семи годам лишения свободы, но в том же году освобожден и вернулся в Уфу. С 15 сентября 1927 года – архиепископ Тульский и Белевский. В конце 1927 года был арестован и заключен в Соловецкий лагерь, потом находился в ссылке. В 1934-1936 гг. получал указами митрополита Сергия (Страгородского) назначения в четыре епархии, но в управление не вступал из-за противодействия властей. С 26 февраля 1936 года – архиепископ Ташкентский. В декабре 1937 года был арестован по одному делу со святителем Лукой (Войно-Ясенецким). Расстрелян в Ташкенте 23 февраля 1938 года.

 

 

 

Епископ Афанасий (Малинин Александр Антонович) (1920-1923 гг.)

 

(см. статью на 333 с.)

 

 

Епископ Симеон (Михайлов Семен Михайлович) (1923-1926 гг.)

 

 

Родился 2 февраля 1874 года в селе Тябердино-Салагаево Цивильского уезда в семье чувашских крестьян. Учился в земской школе в родном селе, в 1886-

1890 г. – в Симбирской чувашской учительской школе, учительствовал в земских школах Цивильского уезда. В 1894 году поступил в четвертый класс Симбирской духовной семинарии (по особой программе для «инородцев»). После окончания в 1897 году семинарии был рукоположен во священника. В 1899-1914 гг. служил в селе Батеево Цивильского уезда, одновременно был наблюдателем чувашских школ Братства Святителя Гурия. С 1914 года – военный священник, к моменту демобилизации в начале 1918 года находился в 84-й пехотной дивизии. 1 декабря 1918 года указом епископа Анатолия (Грисюка) назначен ключарем кафедрального Благовещенского собора. 17 декабря 1923 года рукоположен во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии. Рукоположение на Чебоксарскую кафедру чуваша предполагало скорое создание самостоятельной Чувашской епархии (в 1923 году была создана Чувашская автономная область). С 20 декабря 1924 года до конца 1925 года временно управлял Вятской епархией. В начале 1926 года уклонился в григорианский раскол, в мае того же года принес покаяние перед патриархом Тихоном и вернулся к временному управлению Вятской епархией, уже без титула епископа Чебоксарского. С 8 июня 1927 года – епископ Вольский, с 25 сентября 1928 года – епископ Златоустовский, с 12 июня 1931 года – епископ Ижевский, с 13 мая 1932 года – епископ Каменский Донецкой области. С 27 июня того же года – управляющий Сарапульской епархией, с 22 ноября 1933 года – епископ Сарапульский, с 14 мая 1933 года – епископ Пугачевский. С 5 февраля 1935 года – епископ Челябинский, с 3 июля 1935 года – епископ Свердловский, с 12 ноября 1935 года – епископ Муромский. 23 октября 1937 года арестован, дальнейшая судьба неизвестна.

 

 

ЕПИСКОПЫ ЧИСТОПОЛЬСКИЕ

 

 

Чистопольское викариатство учреждено указом Синода от 1 марта 1899 года специально для ректоров Казанской духовной академии. Епископы Чистопольские считались первыми викариями Казанской епархии.

 

С 1 марта 1899 года по 14 июля 1900 года – епископ Антоний (Храповицкий Алексей Павлович).

С 9 сентября 1900 года (день рукоположения) – по март 1906 года – епископ Алексий (Молчанов).

С августа 1906 года по января 1912 года – епископ Алексий (Дородницын Анемподист Яковлевич).

С 9 февраля 1912 года (рукоположен 4 марта) по 30 мая 1913 год – епископ Анастасий (Александров Александр Иванович).

С 29 июня 1913 года (день рукоположения) по 28 февраля 1922 года – священномученик Анатолий (Грисюк Андрей Григорьевич).

С 12 апреля 1922 года по 1926 год (фактически  по 15 мая 1924 года) – священномученик Иоасаф (Удалов Иван Иванович).

 С 1934 по 1935 год епископ Андрей (Солнцев).

 

 

Епископ Антоний (Храповицкий Алексей Павлович) (1899-1900)

 

(см. статью на  436 с.)

 

Епископ Алексий (Молчанов Алексий Васильевич) (1900-1905 гг.)

 

 

Родился в с. Кильмезь Сарапульского уезда Вятской губернии (ныне районный центр Удмуртии) в семье дьячка. Учился в Глазовском духовном училище, Вятской духовной семинарии, после окончания которой с 1876 года работал учителем в земской школе села Сметанское Яранского уезда и в двухклассном училище в Кукарской слободе Уржумского уезда.

 

В 1883 году вступил в брак и был рукоположен во диакона к церкви Казанской духовной академии, с этого же года был студентом академии, в 1885 году рукоположен во священника. В 1887 году закончил академию, в 1888 году был утвержден в степени магистра богословия. С 1887 года – законоучитель Третьей казанской гимназии, с 1895 г. – Мариинской женской гимназии, с 1895 г. – Первой казанской гимназии, одновременно с 1890 года законоучительствовал в Казанском училище глухонемых. В 1897 году скончалась супруга о. Алексия, и 4 марта 1899 он был пострижен в монашество, а уже 7 сентября – возведен в сан архимандрита и назначен ректором Казанской духовной семинарии. 20 июля 1900 года он стал ректором Казанской духовной академии, а 9 сентября был рукоположен во епископа Чистопольского, викария Казанской епархии.

Студенты и преподаватели академии хорошо относились к ректору, но авторитетом своего предшественника, Антония (Храповицкого), он не пользовался, и в академии начался некоторый упадок. С августа 1905 года – епископ Таврический и Симферопольский, с ноября 1910 года – Псковский и Порховский, с апреля 1912 года – Тобольский и Тюменский. По слухам, во время пребывания в Тобольске уничтожил в архиве консистории материалы, дискредитирующие Григория Распутина. Действительно называл Распутина «святым старцем». Вероятно, благодаря Распутину в октябре 1912 года стал архиепископом Карталинским и Кахетинским, экзархом Грузии. За недолгое время служения в Грузии пережил два покушения. Скончался 20 мая 1914 года, согласно завещанию был похоронен в родном селе Кильмезь.

 

 

Епископ Алексий (Дородницын Анемподист Яковлевич) (1905-1912 гг.)

 

 

Родился 2 ноября 1859 года в селе Успенском Славяносербского уезда Екатеринославской губернии, в семье дьячка. Закончил Екатеринославскую духовную семинарию и Московскую духовную академию, с 1886 года преподавал в Херсонском духовном училище. В 1891 году утвержден в степени магистра богословия. С 1894 года – епархиальный миссионер в Екатеринославе, с 1901 года – преподаватель Черниговской духовной семинарии. В марте 1902 года пострижен в монашество, в том же году рукоположен во иеромонаха, с августа 1902 года – инспектор Ставропольской духовной семинарии, с сентября 1903 года – архимандрит и ректор Литовской духовной семинарии. 30 мая 1904 года рукоположен во епископа Сумского, викария Харьковской епархии, в августе 1905 года назначен епископом Чистопольским, викарием Казанской епархии и ректором Казанской духовной академии.

 

Не пользовался уважением преподавателей и студентов, которые считали епископа Алексия беспринципным карьеристом. В марте 1910 года утвержден в степени доктора церковной истории за работу на тему: «Религиозно-рационалистическое движение на юге России во второй половине XIX-го столетия». Ходили слухи, что диссертация составлена на основе неопубликованной книги умершего екатеринославского священника, которую епископ Алексий присвоил.

С января 1912 года – епископ Саратовский и Царицынский, с июля 1913 года – архиепископ Владимирский и Суздальский. Был близок к Распутину. Летом 1917 года удален с кафедры съездом духовенства «за деспотическое управление и дерзкое обращение с духовенством». Уехал в Екатеринославскую губернию, где активно участвовал в церковном раздоре на стороне украинских националистов, провозгласил себя главой Украинской Церкви. Его подозревали в причастности к убийству митрополита Киевского, священномученика Владимира (Богоявленского). В 1919 году принес покаяние митрополиту Антонию (Храповицкому), руководившему Временным церковным управлением на территории, контролируемой белыми. Умер в Новороссийске в ноябре 1919 года, в те дни, когда город штурмовали красные и шла паническая эвакуация. Отпевал епископа Алексия митрополит Евлогий (Георгиевский).

 

 

Епископ Анастасий (Александров Александр Иванович) (1912-1913 гг.)

 

 

Родился 16 апреля 1861 года в селе Байтеряково Лаишевского уезда Казанской губернии (ныне Рыбнослободский район РеспубликиТатарстан), позже его отец служил настоятелем церкви Ярославских Чудотворцев на Арском кладбище Казани. Закончил Казанское духовное училище, Первую Казанскую гимназию. В 1879-1883 годах учился на историко-филологическом факультете Казанского университета, где был оставлен для подготовки к профессорскому званию. С 1886 года в Дерптском университете, с 1888 года – в Харьковском. Вырос в крупного специалиста по языковедению, в 1886 году удостоен ученой степени магистра, а в 1888 – доктора сравнительного языковедения, изучал связи индоевропейских языков, изучил все славянские языки, литовский, санск-рит. С 1896 года профессор по кафедре славянской филологии Казанского университета. В 1905-1911 гг. был деканом историко-филологического факультета, в 1909-1910 гг. исполнял обязанности ректора. В 1910 году утвержден в степени доктора церковной истории. Был почитателем отца Иоанна Кронштадтского, предсказавшего профессору епископство. В 1909 получил развод с женой из-за ее прелюбодеяния. 7 июля 1911 года пострижен в монашество, вскоре утвержден профессором Казанской духовной академии. 9 февраля 1912 назначен ректором Казанской духовной академии, 4 марта рукоположен во епископа Чистопольского, викария Казанской епархии. 20 марта 1913 года назначен епископом Ямбургским, викарием Санкт-Петербургской епархии и ректором Санкт-Петербургской духовной академии. Скончался 23 июня 1918 года от воспаления легких в Александро-Невской лавре на руках у своих студентов, будущих митрополитов Николая (Ярушевича) и Мануила (Лемешевского). Похоронен на Братском кладбище Александро-Невской Лавры.

 

 

Священномученик Анатолий (Грисюк Андрей Григорьевич) (1913-1922 гг.)

 

(см. статью на  304 с.)

 

Священномученик Иоасаф (Удалов Иван Иванович) (1922-1926 гг.)

 

(см. статью на  324 с.)

 

Епископ Андрей (Солнцев) (1934-1935 гг.)

 

 

Архиерей, о котором очень мало известно. Существует только очень краткий очерк Мануила (Лемешевского) без ссылок на источники. Православная энциклопедия не поместила статьи о нем. Неизвестно и мирское имя. Родился 15 августа 1872 года, закончил Самарскую духовную семинарию, был священником в Самарской епархии и в городе Саратове. 7 ноября 1932 года был рукоположен во епископа Пугачевского, викария Саратовской епархии, на этой кафедре он сменил епископа Павла (Флеринского) (см. в основной части книги). С 26 апреля 1934 года – епископ Чистопольский, викарий Казанской епархии. С 30 ноября 1935 года – епископ Бугурусланский, викарий Оренбургской епархии. С 20 декабря 1936 года епископ Рыбинский, викарий Ярославской епархии. Умер 12 января 1937 года, неизвестно на  – свободе, в заключении или был расстрелян.

 

 

 

ЕПИСКОПЫ МАМАДЫШСКИЕ

 

 

Мамадышское викариатство учреждено в сентябре 1907 года. Третий викарий Казанской епархии – епископ Мамадышский должен был ведать инородческими приходами и миссионерской деятельностью.

 

С 4 октября 1907 года по 25 июня 1911 – епископ Андрей (князь Ухтомский Александр Андреевич).

С 11 июля 1920 года (день рукоположения) по 12 апреля 1922 года – священномученик Иоасаф (Удалов Иван Иванович).

С 12 апреля 1922 года по 26 января 1928 года – епископ Андроник (Богословский Андрей Георгиевич).

С 1 декабря 1930 года по 26 апреля 1934 года – епископ Ириней (Шульмин Михаил Александрович).

 

Епископ Андрей (князь Ухтомский Александр Андреевич) (1907-1911 гг.)

 

 

Родился 26 декабря 1872 года в селе Вослома Рыбинского уезда Ярославской губернии, в семье помещика. Учился в Нижегородском кадетском корпусе. Под влиянием отца Иоанна Кронштадтского в 1891 году против воли родителей поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. После окончания академии с 1895 года преподавал в Казанском духовном училище. Под влиянием тогдашнего ректора Казанской академии Антония (Храповицкого) 2 декабря в 1895 года пострижен в монашество. В 1897 году назначен инспектором Александровской миссионерской семинарии в Ардоне (Северная Осетия). С 1899 года архимандрит, настоятель Казанского Спасо-Преображенского монастыря и наблюдатель Казанских миссинерских курсов. Был инициатором создания в Казани третьего, Мамадышского викариатства. Первым Мамадышским епископом стал сам владыка Андрей, рукоположенный 4 октября 1907 года. Епископ Мамадышский ведал инородческими приходами и миссионерской деятельностью. Был активным сторонником системы Ильминского. С 25 июня 1911 года епископ Сухумский, викарий Караталинской и Кахетинской епархии, с 22 декабря 1913 года епископ Уфимский и Мензелинский. В последнее предреволюционное десятилетие Андрей стал популярным церковным деятелем, в котором своеобразный «либерализм», стремление к глубоким реформам общественной и церковной жизни сочетались с приверженностью к обрядовой строгости, симпатиями к старообрядцам.

 

Противоречивой была деятельность епископа Андрея и в послереволюционное время. Он был непримирим к обновленческому расколу, обладал несомненным личным мужеством, склонностью к самопожертвованию. При этом от ярой ненависти к советской власти он переходил к излишней лояльности и одобрению социализма, а потом вновь к исключению всякого сотрудничества с большевиками. До смерти патриарха Тихона он, формально не выходя из подчинения, позволял себе выходящую за рамки канонов критику действий Патриарха и прямое неповиновение.

Вскоре после смерти патриарха отказался признать полномочия митрополита Петра, а потом и Сергия, сблизился, с одной стороны, с катакомбниками, а с другой со старообрядцами, служил в храмах Белокриницкой иерархии, официально рукополагал для старообрядцев архиереев, и не только для старообрядцев. И в Уфе, и во время среднеазиатской и казахстанской ссылок рукоположил более двадцати архиереев, некоторых открыто, но без разрешения церковной власти, а большинство тайно. Такими своими действиями породил ряд серьезнейших проблем, существующих до сих пор. Русская Православная Старо-обрядчекая церковь (Белокриницкая иерархия) официально утверждает, что Андрей присоединился к ней, а катакомбники и Русская Православная Церковь за границей это отрицают (епископ Андрей канонизирован Русской Православной Старообрядческой Церковью в 1999 году). Тайное рукоположение архиереев, без свидетелей и оформления документов, привело к появлению самозванцев.

Епископ Андрей приветствовал белое движение. С ноября 1918 по октябрь 1919 года он возглавлял духовенство армии адмирала Колчака, вместе с белыми отступил из Уфы в Сибирь. В феврале 1920 года был арестован в Новониколаевске (Новосибирске), освобожден 4 ноября 1920 года после объявления о лояльности к советской власти. Статья владыки  была опубликована в газете «Правда». Был назначен временно управляющим Омской епархией. 28 февраля 1921 года арестован в Омске, доставлен в Москву, в августе 1922 года освобожден. К этому времени епископом Уфимским в соответствии с указом патриарха Тихона был епископ Борис (Шипулин), но владыка Андрей до конца жизни называл себя епископом Уфимским и Мензелинским. Он вернулся в Уфу, провозгласил себя епархиальным архиереем, во время ареста патриарха Тихона провозгласил временную автономию Уфимской епархии для противодействия обновленцам. 24 февраля 1923 года арестован, сослан в Среднюю Азию, большую часть трехлетней ссылки провел в Ашхабаде. После отбытия ссылки вернулся в Уфу и провозгласил себя епархиальным архиереем, не подчиняющимся заместителю Патриаршего Местоблюстителя. В июне 1926 года вновь арестован, сослан в город Кзыл-Орду. Там вновь арестован 17 августа 1928 года, около трех лет провел в одиночной камере в Ярославле. После освобождения 13 сентября 1931 года прибыл в Москву, посещал храмы «непоминающих» и Белокриницкой иерархии. По утверждениям старообрядцев, в это время официально присоединился к Белокриницкой иерархии и жил в старообрядческом монастыре на Рогожском кладбище. 14 апреля 1932 года арестован, сослан в Алма-Ату, в 1934 году привезен в Москву и 14 мая был приговорен к трем годам лишения свободы, находился в заключении в Рыбинске. 27 марта 1933 года, не выйдя на свободу был еще раз приговорен к трем годам заключения, а 3 сентября 1937 года решением тройки НКВД по Ярославской области – к расстрелу. Расстрелян 4 сентября 1937 года в Ярославле.

 

Священномученик Иоасаф (Удалов Иван Иванович) (1920-1922 гг.)

 

(см. статью на 324 с.)

 

Епископ Ириней (Шульмин  Михаил Александрович) (1930-1934 гг.)

 

(см. статью на  338 с.)

 

Епископ Андроник (Богословский Андрей Георгиевич) (1921-1928 гг.)

 

 

Родился в 1845 году в Ставропольской губернии, закончил Ставропольскую духовную семинарию, В 1869 году рукоположен во священника, служил в сельских приходах Ставропольской губернии. С 1900 года был настоятелем собора в городе Ирбите Екатеринбургской епархии (1845-1928 гг.). Там познакомился с владыка Никанором (Каменским), тогда епископом Екатеринбургским. Вслед за епископ Никанором последовал в другие епархии, был экономом архиерейских домов в Гродно, Варшаве и Казани. В 1908 году вместе с архиепископом Никанором прибыл в Казань, постригся в монашество и сразу был возведен в сан архимандрита. Архиепископ Никанор 15 мая 1908 под надуманным предлогом отстранил от наместничества в Седмиозерной пустыни преподобного Гавриила (Зырянова) и назначил отца Андроника. Седмиозерной пустынью отец Андроник руководил до конца жизни. В конце весны или начале лета 1921 года по указу митрополита Кирилла, находившегося в заключении, епископы Иоасаф (Удалов), Афанасий (Малинин) и Варсонофий (Лузин) рукоположили отца Андроника в епископа Спасского, викария Казанской епархии (на 76 году его жизни). Тем же указом епископ Андроник был назначен настоятелем Казанского Иоанно-Предтеченского монастыря. Но владыка Андроник просил оставить его в Седмиозерном монастыре, и его просьба была удовлетворена. С 12 апреля 1922 года он носил титул епископа Мамадышского. Скончался 26 января 1928 года в Седмиозерном монастыре (по другим данным – в Казани). Похоронен около Вознесенского собора Седмиозерного монастыря, могила не сохранилась. Место захоронения неизвестно. Несмотря на неприглядную историю с отстранением преподобного Гавриила (Зырянова), пользовался большим уважением братии Седмиозерного монастыря и верующих. Молва сильно преувеличивала его возраст. В литературе до сих пор встречаются утверждения, что владыка Андроник умер на 96-м году жизни (на самом деле – на 84-м).

 

 

 

 

ЕПИСКОПЫ СПАССКИЕ

 

 

Викариатсво специально не учреждалось, епископ Андроник был рукоположен в епископа Спасского потому, что все три имевшихся должности викарных епископов были заняты.

 

С декабря 1921 года по 12 апреля 1922 года – епископ Андроник (Богословский Андрей Георгиевич).

С 3 сентября 1923 года по осень 1926 года – епископ Афанасий (Малинин Александр Антонович).

С 12 апреля 1926 года (день рукоположения) по июнь 1930 года – епископ Варсонофий (Лузин Александр Владимирович).

 

Епископ Андроник (Богословский Андрей Георгиевич) (1921-1922)

 

(см. статью на  453 с.)

 

Епископ Афанасий (Малинин Александр Антонович) (1923-1926)

 

(см. статью на  333 с.)

 

Епископ Варсонофий (Лузин Александр Владимирович) (1926-1930 гг.)

 

 

Родился 6 июня 1888 года на Миасском заводе Троицкого уезда Оренбургской губернии (ныне г. Миасс Челябинской области) в семье служащего золотых приисков.

 

Учился в Челябинском духовном училище, Уфимской духовной семинарии, в 1908 году поступил в Казанскую духовную академию. В 1912 году закончил академию. Кандидатское сочинение – «Основные начала науки нравственного православного богословия в их отличии от морального учения католицизма и протестантства».

10 июня 1912 года был пострижен в монашество, через два дня – рукоположен во иеромонаха. Состоял в братии Казанского Спасо-Преображенского монастыря. С начала 1912/13 учебного года – исполняющий обязанности доцента, а вскоре и доцент Казанской духовной академии по кафедре истории и обличения сектантства. В литературе, в том числе и в статье о владыке Варсонофии (Лузине), в Православной энциклопедии утверждается, что в 1912-1917 гг. он был наблюдателем Казанских миссионерских курсов. Это не соответствует действительности – исполняющим обязанности наблюдателя он был лишь около трех месяцев в 1912 году. В сентябре 1918 года из закрытого Спасо-Преображенского монастыря переселился в Иоанно-Предтеченский, продолжал преподавать в Казанской духовной академии, 11 ноября 1919 года был утвержден в степени магистра богословия. В апреле 1921 года был арестован вместе с другими преподавателями академии, приговорен условно к одному году лишения свободы.

С ноября 1921 года – инспектор Богословского института, утвержденного вместо академии. 2 августа 1922 года арестован, 25 ноября 1922 года осужден к трем годам ссылки в Нарымский край. После освобождения вернулся в Казань. 12 апреля 1926 года был рукоположен во епископа Спасского, викария Казанской епархии. Этот титул носил до июня 1930 года. Фактически все это время владыка Варсонофий выполнял поручения митрополита Сергия (Страгородского) далеко за пределами Казанской епархии – ездил с ревизиями, был временно управляющим Вятской и Иркутской епархиями. С августа 1930 года – епископ Приморский и Владивостокский. Арестован 25 мая 1931 года, 15 февраля 1932 года осужден к 10 годам лишения свободы, заключение отбывал на строительстве Беломорканала, в Карелии. Летом 1937 года арестован в лагере, расстрелян 5 сентября 1937 года.

 

 

ЕПИСКОПЫ ЕЛАБУЖСКИЕ

 

 

С 1919 года Елабужское викариатсво действовало в составе Вятской епархии. Перешло в Казанскую епархию при приведении ее границ в соответствие с гражданскими административными границами. Елабуга вошла в состав Татарской АССР в 1921 году.

 

С 19 февраля 1925 года по 2 июля 1930 года – епископ Ириней (Шульмин Михаил Александрович), до 1929 года – викарий Вятской епархии).

С 1 декабря 1930 года (день рукоположения) по 1933 год – епископ Палладий (Шерстенников Павел Александрович).

 

Епископ Ириней (Шульмин Михаил Александрович) (1925-1930 гг.))

 

(см. статью на  338 с.)

 

Епископ Палладий (Шерстенников Павел Александрович) (1930-1933 гг.)

 

 

Родился 5 апреля 1896 года в с. Большеройское Уржумского уезда Вятской губернии в семье священника. В 1917 году закончил Вятскую духовную семинарию, поступил в Казанскую духовную академию и тут же был призван в армию. После Брестского мира и роспуска старой армии весной 1918 года служил псаломщиком в родном селе. В 1920 году вернулся в Казанскую духовную академию. В апреле 1921 занятия в академии прекратились, Павел поступил на медицинский факультет Казанского университета, а 8 ноября 1921 года был рукоположен во диакона кафедрального собора целибатом.

 

5 июня 1922 года митрополит Кирилл (Смирнов) рукоположил отца Павла во священника, в том же году он был пострижен в монашество. С 1924 года архимандрит и наместник Казанского Иоанно-Предтеченского монастыря. С 1 июня 1926 года настоятель Кизического монастыря. 1 декабря 1930 года архиепископом Афанасием (Малининым) рукоположен во епикопа Елабужского. С 1933 года епископ Ржевский, викарий Смоленской епархии. С 1936 года епископ Олонецкий и Петрозаводский, с 1937 – Калининский, с 29 октября 1938 года архиепископ. В 1939-1947 гг. находился в лагере на Колыме. С 21 ноября 1948 года  архиепископ Омский и Тюменский, с 21 февраля 1949 года – Иркутский и Читинский, с 20 февраля 1958 года – Саратовский и Балашовский, с 29 мая 1963 года – Орловский и Брянский, 25 февраля 1968 года возведен в сан митрополита. После смерти в 1971 году патриарха Алексия I стал старейшим по рукоположению архиереем Русской Православной Церкви. Скончался 23 апреля 1976 года, похоронен на Крестительском кладбище города Орла.

 

 

ЕПИСКОПЫ БУГУЛЬМИНСКИЕ

 

 

С 1899 года викариатство действовало в составе Самарской епархии. Перешло в Казанскую епархию при приведении ее границ в соответствие с гражданскими административными границами. Бугульма вошла в состав Татарской АССР в 1920 году.

 

27 апреля 1928 года по 23 января 1929 года (фактически, по ноябрь 1928 года) – епископ Антоний (Миловидов Александр Николаевич)

С 23 января 1929 года по 2 апреля 1930 года епископ Герман (Вейнберг Герман Адамович).

 

Епископ Антоний (Миловидов Александр Николаевич) (1928-1929 гг.)

 

 

Родился 31 мая 1877 года в Москве в семье профессора гражданского права. В 1897 году закончил гимназию и поступил послушником в Троице-Сергиеву Лавру, в 1898 году пострижен в монашество в Троице-Сергиевой Лавре. С 1908 года ризничий Юрьева монастыря в Новгороде. С 1910 года казначей Никольского единоверческого монастыря в Москве. С 1913 года игумен и настоятель Воскресенского монастыря в Златоустовском уезде Уфимской губернии. Был делегатом Поместного собора 1917-1918 гг. от монашествующих. С 1921 года архимандрит. После закрытия монастыря служил в храмах Златоустовского уезда. В июне 1925 года епископом Андреем (князем Ухтомским) рукоположен во епископа. Уходил к старообрядцам-беглопоповцам. В 1927 года принес покаяние перед митрополитом Сергием (Страгородским) и был принят в сане епископа. В 1927 году арестован в Уфе, сослан в Бугульму. Видимо, по факту ссылки 27 апреля 1928 года митрополит Сергий назначил владыку Антония епископом Бугульминским, викарием Казанской епархии. Арестован в Бугульме 30 ноября 1928 года. Сослан в Самару. 9 сентября 1930 года осужден на три года лишения свободы, отбывал срок в Красноярском крае. Освобожден 16 июня 1934 года. С 9 сентября 1935 года епископ Омский. Арестован в октябре 1936 года, приговорен к 10 годам лишения свободы. В 1937 году по новому обвинению приговорен к расстрелу, расстрелян 4 октября 1937 года в Челябинской области.

 

 

Епископ Герман (Вейнберг Александр Адамович) (1929-1930 гг.)

 

 

Родился 8 октября 1885 года в городе Елизаветграде (ныне Кировоград, Украина) в семье крупного предпринимателя, потомственного почетного гражданина. Его отец из немцев и принадлежал к лютеранскому вероисповеданию, а мать – православной, из московской купеческой семьи. В 1912 году закончил физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета и поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. 24 ноября 1913 пострижен в монашество, 30 апреля 1914 рукоположен во иеромонаха.

 

После окончания академии в 1916-1917 гг. был преподавателем Житомирского училища пастырства имени отца Иоанна Кронштадтского. 19 октября 1926 года митрополитом Сергием (Страгородским) рукоположен во епископа Масальского, викария Калужской епархии.

С 23 января 1929 года епископ Бугульминский, викарий Казанской епархии.

С 3 апреля 1930 года епископ Алма-Атинский. На Алма-Атинской кафедре помогал многочисленным ссыльным, находившимся в Восточном Казахстане. Арестован 10 декабря 1932 года, осужден 25 июня 1933 года на пять лет лишения свободы. Сидел в карагандинских лагерях, повторно приговорен 27 мая 1938 года к 10 годам лишения свободы. Скончался 24 мая 1942 года. Готовятся материалы по его канонизации.

 

 

 

Приложение I.

 

 

Список  правящих архиереев Казанской епархии.

 

 

1. Святитель Гурий (Руготин Григорий Григорьевич). Архиепископ Казанский и Свияжский с 7 февраля 1555 года по 5 декабря 1563 года.

 

2. Святитель Герман (Полев Григорий Федорович). Архиепископ Казанский и Свияжский с 12 марта 1564 года по 6 ноября 1567 года.

3. Архиепископ Лаврентий. Архиепископ Казанский и Свияжский с 9 февраля 1568 года по 1573 год.

4. Архиепископ Вассиан. Архиепископ Казанский и Свияжский с 14 февраля по 21 мая 1575 года.

5. Архиепископ Тихон (Хворостинин Тимофей Безобразович).  Архиепископ Казанский и Свияжский с 15 июля 1575 года по 14 июля 1576 года.

6. Архиепископ Иеремия. Архиепископ Казанский и Свияжский с 1576 по 1581.

7.Архиепископ Косма.  Архиепископ Казанский с 29 декабря 1581 года  по 1583 год.

8. Архиепископ Тихон. Архиепископ Казанский и Свияжский с 1583 по 1589 год.

9. Святитель Гермоген (Ермоген).  Митрополит Казанский и Астраханский с 13 мая 1589 года, Казанский и Свияжский с 1602 года по 3 июля 1606 года.

10. Святитель Ефрем. Митрополит Казанский и Свияжский с июля 1606 года по 26 декабря 1613 года.

11. Митрополит Матфей. Митрополит Казанский и Свияжский с 7 февраля 1615 года по 13 января 1646 года.

12. Архиепископ Симон (Симеон). Архиепископ Казанский и Свияжский с 7 февраля 1646 года до 20 сентября 1649 года.

13. Митрополит Корнилий. Митрополит Казанский и Свияжский с 13 января 1650 года по 17 августа 1655 года.

14. Митрополит Лаврентий. Митрополит Казанский и Свияжский с 26 июля 1657 года по 11 ноября 1672 года.

15. Митрополит Корнилий (Косма). Митрополит Казанский и Свияжский с 16 марта 1673 года по 6 августа 1674 года.

16. Митрополит Иоасаф. Митрополит Казанский и Свияжский с 6 сентября 1674 года, Казанский и Болгарский с 1682 года по 30 января 1686 года.

17. Митрополит Адриан. Митрополит Казанский и Свияжский с 21 марта 1686 года по 21 августа 1690 года.

18. Митрополит Маркелл.  Митрополит Казанский и Свияжский с 8 сентября 1690 года по 21 августа 1698 года.

19. Митрополит Тихон (Воинов Тимофей Васильевич). Митрополит Казанский и Свияжский с 25 марта 1699 года по 24 марта 1724 года.

20. Епископ Сильвестр (Холмский). Епископ Казанский и Свияжский с 25 июля 1725 года (с 1727 года митрополит) по 2 марта 1732 года (фактически, до ноября 1731 года).

21. Архиепископ Иларион (Рогалевский). Архиепископ Казанский и Свияжский с 26 марта 1732 года по 29 марта 1735 года.

22. Архиепископ Гавриил (Русский, Русской Григорий). Архиепископ Казанский и Свияжский  с 17 сентября 1735 года по 9 марта 1738 года.

23. Епископ Лука (Конашевич Лаврентий Кононович). Епископ Казанский и Свияжский с 9 марта 1738 года по 9 октября 1755 года.

24. Епископ Гавриил (Кременецкий Григорий Федорович). Епископ Казанский и Свияжский с 8 октября 1755 года по 25 июля 1762 года.

25. Архиепископ Вениамин (Пуцек-Григорович Василий Григорьевич). Архиепископ Казанский и Свияжский с  26 июля 1762 года, митрополит Казанский и Свияжский с 26 января 1775 года по 17 марта 1782 года.

26. Архиепископ Антоний (Зыбелин Алексей Герасимович). Архиепископ Казанский и Свияжский с 25 апреля 1782 года по 5 марта 1785 года.

27. Архиепископ Амвросий (Подобедов Андрей Иванович). Архиепископ Казанский и Симбирский с 27 марта 1785 года  по 16 октября 1799 года.

28. Архиепископ Серапион (Александровский Стефан Сергеевич). Архиепископ Казанский и Симбирский с 21 октября 1799 года по 11 декабря 1803 года.

29. Архиепископ Павел (Зернов Петр Сергеевич). Архиепископ Казанский и Симбирский с 18 декабря 1803 года по 14 января 1815 года.

30. Архиепископ Амвросий (Протасов Алексей Иванович). Архиепископ Казанский и Симбирский с 4 февраля 1816 года по 6 октября 1826 года.

31. Архиепископ Иона (Павинский Иван Дмитриевич). Архиепископ Казанский и Симбирский с 6 ноября 1826 года по 3 февраля 1828 года.

32. Святитель Филарет (Амфитеатров Федор Григорьевич). Архиепископ Казанский и Симбирский с 25 февраля 1827 года, Казанский и Свияжский с  10 февраля 1832 года по 19 сентября 1836 года.

33. Архиепископ Владимир (Ужинский Василий Кононович). Архиепископ Казанский и Свияжский с 19 сентября 1836 года по 1 марта 1848 года.

34. Архиепископ Григорий (Постников Григорий Петрович). Архиепископ Казанский и Свияжский с 1 марта 1848 года, митрополит с 26 августа 1856 года по 1 октября 1856 года.

35. Архиепископ Афанасий (Соколов Андрей Григорьевич).  Архиепископ Казанский и Свияжский с 3 ноября 1856 года по 9 ноября 1866 года.

36. Епископ Антоний (Амфитеатров Яков Гаврилович).  Епископ Казанский и Свияжский с 9 ноября 1866 года, архиепископ с 16 апреля 1867 года по  8 ноября 1879 года.     

37. Архиепископ Сергий (Ляпидевский Николай Яковлевич). Архиепископ Казанский и Свияжский с 11 января 1880 года по 21 августа 1882 года.

38. Архиепископ Палладий (Раев Павел Иванович). Архиепископ Казанский Свияжский с 21 августа 1882 года по 29 сентября 1887 года.

39. Архиепископ Павел (Лебедев Петр Васильевич). Архиепископ Казанский и Свияжский с 29 сентября 1887 года по 23 апреля 1892 года.

40. Архиепископ Владимир (Петров Иван Петрович). Архиепископ Казанский и Свияжский с 7 мая 1892 года по 2 сентября 1897 года.

41. Архиепископ Арсений (Брянцев Александр Дмитриевич). Архиепископ Казанский и Свияжский с 4 октября 1897 года по 8 февраля 1903 года.

42. Архиепископ Димитрий (Ковальницкий Михаил Георгиевич). Архиепископ Казанский и Свияжский с 8 февраля  1903 года по 26 марта 1905 года.

43. Архиепископ Димитрий (Самбикин Дмитрий Иванович).  Архиепископ Казанский и Свияжский с 26 марта 1905 года по 17 марта 1908 года.

44. Архиепископ Никанор (Каменский Никифор Тимофеевич). Архиепископ Казанский и Свияжский с 5 апреля 1908 года по 27 ноября 1910 года.

45. Архиепископ Иаков (Пятницкий Иван Алексеевич). Архиепископ Казанский и Свияжский с 10 декабря 1910 года, митрополит с 28 ноября 1917 года по 8 апреля 1920 (фактически, до сентября 1918 года).

46. Священномученик Анатолий (Грисюк Андрей Григорьевич).  Временно управляющий Казанской епархией с сентября 1918 по апрель 1920 года, с июля 1920 года по февраль 1921 года.

47. Священномученик Кирилл (Смирнов Константин Илларионович). Митрополит Казанский и Свияжский с 8 апреля  1920 года по  7 мая 1929 года (фактически по 15 августа 1922 года).

48. Священномученик Иоасаф (Удалов Иван Иванович). Временно управляющий Казанской епархией с 21 марта 1921 года по 4 января 1922 года и с 21 августа 1922 года по  15 мая 1923 года.

49. Архиепископ Афанасий (Малинин Александр Антонович). Временно управляющий Казанской епархией с декабря 1923 года, архиепископ Казанский и Свияжский с 7 мая 1929 года по 23 марта 1933 года.

50. Архиепископ Ириней (Шульмин Михаил Александрович). Временно управляющий Казанской епархией с 23 марта по 11 августа 1933 года.

51. Архиепископ Серафим (Александров Дмитрий Александрович).  Архиепископ Казанский и Свияжский с 11 августа 1933 года по 25 декабря 1936 года.

52. Архиепископ Венедикт (Плотников Виктор Васильевич). Архиепископ Казанский и Свияжский с 20 декабря 1936 года по 11 августа 1937 года.

53. Архиепископ Никон (Пурлевский Николай Александрович). Архиепископ Казанский и Свияжский с 23 мая по 17 декабря 1937 года.

54. Епископ Павел (Флеринский Петр Дмитриевич).  Епископ Павел не был официально Казанским епархиальным архиереем или временно управляющим епархией.  В 1938-1940 гг. он был единственным архиереем на территории Татарстана, находившимся на свободе и бывшим в юрисдикции Московского патриархата

55. Архиепископ Андрей (Комаров Анатолий Андреевич). Архиепископ Казанский и Чистопольский с 14 октября 1942 года по 8 января 1944 года.

56. Епископ Иларий (Ильин Петр Григорьевич). Временно управляющий Казанской епархией с марта 1944 года по 18 февраля 1946 года.

57. Епископ Гермоген (Кожин  Василий Иванович). Епископ Казанский и Чистопольский с 18 февраля 1946 года, архиепископ с 1948 года по 14 октября 1949 года.

58. Архиепископ Иустин (Мальцев Иван Николаевич). Архиепископ Казанский и Чистопольский с 21 октября 1949 года по 4 апреля 1950 года.

59. Архиепископ Сергий (Королев Аркадий Дмитриевич). Архиепископ Казанский и Чистопольский с 26 сентября 1950 года по 18 декабря 1952 года.

60. Епископ Иов (Кресович Владимир Адрианович). Епископ Казанский и Чистопольский с 28 января 1953 года, архиепископ с 25 февраля 1954 года, с 26 декабря 1957 года  по март 1960 года – Казанский и Марийский.

61. Архиепископ Михаил (Воскресенский Михаил Дмитриевич). Епископ Казанский и Марийский с 23 июня 1960 года, архиепископ с  25 февраля 1963 года по 25 июня 1975 года.

62. Епископ Пантелеимон (Митрюковский Сергей Петрович).  Епископ Казанский и Марийский с 19 августа 1975 года по 30 ноября 1988 года.

63. Архиепископ Анастасий (Меткин Александр Михайлович). Епископ Казанский и Марийский с 10 декабря 1988 года, Казанский и Татарстанский с 20 февраля 1993 года, Архиепископ с 26 февраля 1996 года.

 

 

Приложение II

 

 

Список  викарных архиеереев Казанской епархии.

 

 

Епископы Свияжские

 

 

1. Епископ Ксенофонт (Троепольский). С 24 ноября 1799 года (рукоположен 15 января 1800 года) по 24 февраля 1800 года.

 

2. Епископ Иустин (Вишневский Иван Федорович). С 25 марта 1800 года по 20 января 1802 года.

 

Епископы Чебоксарские

 

 

1. Епископ Никодим (Казанцев Никита Иванович). С 30 января 1854 года (рукоположен 14 февраля) по 18 сентября 1861 года.

 

2. Епископ Гурий (Карпов Григорий Платонович). С 11 мая 1866 года (рукоположен 5 июня) по 28 ноября 1867 года.

3. Епископ Викторин (Любимов Валентин Дмитриевич). С 21 августа 1868 года по 7 декабря 1874 года.

4. Епископ Иоанн (Жданов Павел Иванович). С 10 февраля 1875 года (рукоположен 30 марта) по 17 февраля 1878 года.

5. Епископ Павел (Вильчинский Иван Елевферьевич). С 4 февраля 1878 года по 5 апреля 1882 года.

6. Епископ Кирилл (Орлов Александр Александрович). С 24 апреля 1882 года по 13 февраля 1888 года.

7. Епископ Сергий (Соколов Иван Иванович). С 2 апреля 1888 года по 1891 год.

8. Епископ Никанор (Каменский Никифор Тимофеевич). 2 февраля 1893 года (рукоположен 7 марта) по 18 апреля 1893 года.

9. Епископ Анастасий (Опоцкий Василий Андреевич). С 15 мая 1893 года по 1897 год.

10. Епископ Антоний (Храповицкий Алексей Павлович). С 9 августа 1897 года (рукоположен 7 сентября) по 1899 год.

11. Епископ Иоанн (Алексеев). С 1 марта 1899 года (рукоположен 25 марта) по 5 апреля 1902 года.

12. Епископ Иоанн (Смирнов Иван Ксенофонтович). С 9 апреля 1902 года по 4 февраля 1904 года.

13. Епископ Хрисанф (Щетковский Христофор Петрович). С 17 мая 1904 года по 6 сентября 1905 года.

14. Епископ Митрофан (Симашкевич Митрофан Васильевич). С 25 ноября 1905 (назначен, рукоположен 27 января 1906 года) по 25 июля 1907 года.

15. Епископ Михаил (Богданов Михаил Александрович). С 30 августа 1907 года (день рукоположения) по 11 июля 1914 года.

16. Священномученик Леонтий (фон Вимпфен Владимир Николаевич). С 28 сентября 1914 года (день рукоположения) по 12 сентября 1915 года.

17. Епископ Борис (Шипулин Владимир). С 12 сентября 1916 года по сентябрь 1918 года.

18. Епископ Афанасий (Малинин Александр Антонович). С 20 ноября 1920 года (день рукоположения) по 3 сентября 1923 года.

19. Епископ Симеон (Михайлов). С 17 декабря 1923 года по осень 1926 года (фактически, до начала 1926 года).

 

Епископы Чистопольские

 

 

1. Епископ Антоний (Храповицкий Алексей Павлович). С 1 марта 1899 года по 14 июля 1900 года.

 

2. Епископ Алексий (Молчанов). С 9 сентября 1900 года (день рукоположения) по март 1906 года.

3. Епископ Алексий (Дородницын Анемподист Яковлевич). С августа 1906 года по январь 1912 года.

4. Епископ Анастасий (Александров Александр Иванович). С 9 февраля 1912 года (рукоположен 4 марта) по 30 мая 1913 года.

5. Священномученик  Анатолий (Грисюк Андрей Григорьевич). С 29 июня 1913 года (день рукоположения) по 28 февраля 1922 года.

6. Священномученик Иоасаф (Удалов Иван Иванович). С 12 апреля 1922 года по 1926 год (фактически, по 15 мая 1924 года).

7. Епископ Андрей (Солнцев). С 1934-го по 1935 год.

 

Епископы Мамадышские

 

 

1. Епископ Андрей (князь Ухтомский Александр Андреевич). С 4 октября 1907 года по 25 июня 1911 года.

 

2. Священномученик Иоасаф (Удалов Иван Иванович). С 11 июля 1920 года (день рукоположения) по 12 апреля 1922 года.

3. Епископ Андроник (Богословский Андрей Георгиевич). С 12 апреля 1922 года по 26 января 1928 года.

4. Епископ Ириней (Шульмин Михаил Александрович). С 1 декабря 1930 года по 26 апреля 1934 года.

 

Епископы Спасские

 

 

1. Епископ Андроник (Богословский Андрей Георгиевич). С декабря 1921 года по 12 апреля 1922 года.

 

2. Епископ Афанасий (Малинин Александр Антонович). С 3 сентября 1923 года по осень 1926 года.

3. Епископ Варсонофий (Лузин Александр Владимирович). С 12 апреля 1926 года (день рукоположения) по июнь 1930 года.

 

Епископы Елабужские

 

 

1. Епископ Ириней (Шульмин Михаил Александрович). С 19 февраля 1925 года по 2 июля 1930 года. До 1929 года – викарий Вятской епархии.

 

2. Епископ Палладий (Шерстенников Павел Александрович). 1 декабря 1930 года (день рукоположения) по 1933 года.

 

Епископы Бугульминские

 

 

1. Епископ Антоний (Миловидов Александр Николаевич). 27 апреля 1928 года по 23 января 1929 года (фактически, по ноябрь 1928 года).

 

2. Епископ Герман (Вейнберг Александр Адамович). С 23 января 1929 года по 2 апреля 1930 года.

 

Библиография

 

 

АРХИВНЫЕ ИСТОЧНИКИ

 

 

Государственный архив Российской Федерации

 

Ф. Р-6991 (Совет по делам религии при Президиуме Верховного Совета СССР)

Оп. 1. Д. 8, 80, 160, 305, 465, 753, 877, 879, 952, 1586, 1849, 1947, 2777; Оп. 6. Д. 948, 952, 1817, 3003 (Отчеты и переписка уполномоченных Совета по делам Русской Православной Церкви и Совета по делам религий).

Оп. 7. Д. 8 (Личное дело архиепископа Иова (Кресовича)), 60, 152 (Личные дела архиепископа Иова ((Кресовича)), 86 (Личное дело епископа Иустина (Мальцева)) 106 (Личное дело архиепископа Сергия (Королева)), 165 (Личное дело архиепископа Михаила (Воскресенского)).

Национальный архив Республики Татарстан

Ф. 4 (Духовная консистория).

Ф. 10 (Казанская духовная академия).

Ф. 116 (Казанская духовная семинария).

Ф. 968 (Николай Иванович Ильминский).

Центральный государственный архив историко-политической документации Республики Татарстан.

Ф. 15 (Татарский обком КПСС). Оп. 6. Д. 2437 (Доклады Уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви по ТАССР).

Отдел рукописей и редких книг Научной библиотеки имени Н.И. Лобачевского Казанского университета

Ед. хр. 2648 – Дневник архиепископа Казанского и Симбирского Серапиона (Александровского).

Архив Казанской епархии.

Личное дело архиепископа Сергия (Королева).

 

ОПУБЛИКОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ

 

 

Антоний (Амфитеатров). Письма Высокопреосвященного Антония, архиепископа Казанского. – Казань, 1912.

 

 Димитрий (Ковальницкий). Слово, сказанное архиепископом Казанским Димитрием 8 июля 1904 года. – Казань, 1904.

Документы по истории Казанского края из архивохранилищ Татарской АССР (вторая половина XVI – середина XVII вв.). Тексты и комментарии. – Казань, 1990.

Каталог книг кирилловой печати XVI-XVII вв., хранящихся в Научной библиотеке имени Н.И. Лобачевского. – Казань, 1986.

Каталог русских книг первой четверти XVIII века, хранящихся в Научной библиотеке имени Н.И. Лобачевского. – Казань, 1989.

Каштанов С.М. Возникновение русского землевладения в Казанском крае (Документы) // Ученые записки Казанского государственного педагогического института. – Казань, 1973. – Вып. 116. С. 3–35.

Кунцевич Г.З. Грамоты Казанского Зилантова монастыря // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. – Казань, 1901. – Т. 17. – Вып. 5-6.

Малов Е.А.Древние грамоты и разные документы (Материалы для истории Казанской епархии). – Казань, 1902.

Никанор (Каменский). Владенные грамоты Казанского Спасо-Преображенского монастыря // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. – Казань, 1893. – Т. 11. – Вып. 1.

Тихон (Воинов), митрополит Казанский и Свияжский по переписке с Петром Великим // Странник. – СПб., 1905. Ч. 1. – С. 218-232, 384-400.

Tagebuch des Generals Patrick Gordon. - SPb., 1851. - B.2.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

 

Александров А.И. Некрополь Казанского Кафедрального собора // Известия по Казанской епархии. – 1907. – С. 1309-1317.

 

Алексеев И.Е. Русское национальное движение в Казанской губернии и Татарстане: конец XIX-начало XXI веков. – Казань, 2004.

Алексеев И.Е. Черная сотня в Казанской губернии. – Казань, 2001.

Анастасий (Меткин), Павлов С. Архиепископ Михаил (Воскресенский), бывший Казанский и Марийский //Журнал Московской патриархии. – М., 1977. - № 2.

Архиепископ Иов (Кресович). Некролог // Журнал Московской патриархии. – М., 1978. - № 3.- С. 10-11.

Багрецов Л. Очерк архипастырской деятельности высокопреосвященнейшего Арсения (Брянцева), архиепископа Харьковского и Ахтырского во время его пятилетнего управления Казанской епархией. – Харьков, 1905.

Балуда В. Архиепископ Димитрий (Самбикин) // Журнал Московской патриархии. – 1976. - №1. – С. 75-80.

Богословский Г.К. Краткий исторический очерк Казанской епархии с приложением биографических сведений о казанских архипастырях. – Казань, 1892.

Благовещенский А. История Казанской духовной семинарии. – Казань, 1881.

Богданов А.П. Русские патриархи, 1589-1700. – М., 1999. – Т. 1-2.

Варнава (Беляев). Тернистым путем к небу. О моногоплачевной и зело поучительной жизни старца Седмиозерной и Спасо-Елеазаровой пустынь схиархимандрита о. Гавриила. – М., 1996.

Васильев М. Распространение христианства в Казанском крае. – Казань, 1904.

Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. – М., 1963.

Воскресенский А.А. Пещерка Казанского Спасо-Преображенского монастыря и исторические сведения о погребенных в ней. Изд. 2-е. – Казань, 1902.

Высокопреосвященнейший Афанасий, архиепископ бывший Казанский и Свияжский. – Казань, 1868.

Высокопреосвященнейший Владимир, архиепископ Казанский и Свияжский. – Казань, 1897.

Высокопреосвященнейший Димитрий, архиепископ Казанский и Свияжский (1839-1908). – Казань, 1908.

Гавриил (Зырянов). Построение и освящение храма в Седмиозерной пустыни для поминовения усопших и непрестанного чтения Псалтири. – Казань, 1901.

Гавриил (Зырянов). Седмиозерная пустынь, заботливость Высокопреосвященного Арсения, архиепископа Казанского и Свияжского о благолепии ее и совершенное им освящение новоустроенного в ней храма. – Казань, 1901.

Голубцов С. Московская духовная академия в революционную эпоху. - М., 1999.

Горталов Н.К. Краткие биографические сведения об иерархах Казанской епархии от учреждения ее до настоящего времени (1555-1585 гг.). – Казань, 1885.

Григорий (Постников). Житие Святителей и Чудотворцев Гурия, Архиепископа Казанского и Варсонофия Тверского. – СПб., 1853.

Гурий (Степанов) Преосвященный Вениамин (Пуцек-Григорович), митрополит Казанский и Свияжский. – Казань, 1906.

Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия: жизнеописания и материалы к ним. – Тверь, 1992-2001. – Т. 1-2.

Димитрий (Самбикин). Тверской Патерик. – Казань, 1907.

Димитрий (Самбикин). Месяцеслов святых, всею рус. Церковью или местно чтимых и указатель празднеств в честь икон Божией Матери и св. угодников Божиих в нашем Отечестве. – Тамбов, 1878–1882. – Вып. 1-4; Тверь, 1897–1901. – Вып. 5-12; Казань, 1907. – Вып. 13-14.

Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. Воспоминания. – М., 1994.

Елисеев Г.З. Жизнеописание Святителей Гурия, Германа и Варсонофия Казанских и Свияжских Чудотворцев. – Казань, 1847.

Ермолаев И.П. Казанский край во второй половине XVI – XVII вв. (Хронологический перечень документов). – Казань, 1980.

Ермолаев И.П. Среднее Поволжье во второй половине XVI –XVII вв. Управление Казанским краем. – Казань, 1982.

Житие Святителя Гурия, Первого архиепископа и Чудотворца Казанского. – Казань, 1890

Журавский А.В. Во имя правды и достоинства Церкви: жизнеописание и труды священномученика Кирилла Казанского в контексте исторических событий и церковных разделений XX века. – М., 2004.

Журавский А.В. Епископ Чистопольский Иоасаф (Удалов) как последователь митрополита Казанского Кирилла // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского института. Материалы 1992-1996 гг. – М., 1996. – С. 356-363.

Журавский А.В. Жизнеописания новых мучеников Казанских: год 1918-й. – Казань, 1995.

Журавский А.В. Казанская духовная академия на переломе эпох, 1884-1921 гг.: Дис. ... канд. ист. наук. – М., 1999.

Журавский А.В. Казанская Церковь в эпоху гонений: Страницы истории. – Казань, 1994.

За Христа пострадавшие. Гонения на Русскую Православную Церковь. – Кн. 1. – М., 1997.

Загоскин Н.П. Спутник по Казани. – Казань, 1895.

Заринский П.Е. Сборник исторических и археологических исследований о Казанском крае. –Казань, 1880.

Заринский П.Е. Церковные древности города Казани. – Казань, 1877.

Зеленецкий А. Казанский Богородичный женский монастырь. Краткий исторический очерк. - Казань, 1910.

Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. – М., 1966.

Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV – первой трети XVI вв. – М., 1988.

Знаменский П.В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. – Казань, 1881.

Знаменский П.В. История Казанской духовной академии за первый (дореформенный) период ее существования (1842-1870). – Казань, 1892. – Ч. 1-3.

Знаменский П.В. Казанская семинария в первое время ее существования // Православный собеседник. – Казань, 1868. – Кн.8.

Знаменский П.В. На память о Николае Ивановиче Ильминском. – Казань, 1892.

Знаменский П.В. Приходское духовенство в России со времени реформ Петра. – Казань, 1868.

Знаменский П.В. Сильвестр, митрополит Казанский // Православное Обозрение. – СПб., 1878. - № 4, 5, 6.

Знаменский Ф. Высокопреосвященный Григорий (Постников) // Церковные ведомости. – СПб., 1910. – № 24.

Ибрагимов Р.Р. Государственно-конфессиональные отношения в Татарстане в 1940-1980-е гг. Дисс. канд. ист. наук. – Казань, 2004.

Износков И.А. Материалы для истории христианского просвещения инородцев Казанского края. – Казань, 1893-1895. – Вып. 1-2.

Исаков С.А., Дмитренко Н.М. Томские архиереи. Биографический словарь. – Томск, 2002.

Ислаев Ф.Г. Православные миссионеры в Поволжье. – Казань, 1999.

Кремлевский А. Святитель Гурий, первый архиепископ Казанский // Известия по Казанской епархии. – Казань, 1905. – С. 817-827, 886-899, 953-959, 990-996, 1016-1019.

Курбский А.М. Сочинения. – СПб., 1914.

Лаишевский Свято-Троицкий женский монастырь. – Казань, 1901.

Лебедев А.С. Белогородские архиереи и среда их архипастырской деятельности (по архивным материалам). – Харьков, 1902.

Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. – М., 1996.

Липаков Е.В. Педагогическая и краеведческая деятельность архиепископа Никанора (Каменского) // Ислам и христианство в диалоге культур на рубеже тысячелетий. – Казань, 2002.

Малов Е.А. Исторические исследования церквей г. Казани. – Казань, 1884-1891. – Вып. 1-2.

Малов Е.А. Казанский Богородицкий девичий монастырь. История и современное его состояние. – Казань, 1879.

Малов Е.А. Мироносицкая пустынь Казанской епархии. История пустыни и современное ее состояние. – Казань, 1896.

Малов Е.А. Миссионерство среди мухаммедан и крещеных татар. – Казань, 1892.

Малов Е.А. О Новокрещенской конторе. – Казань, 1878.

Малов Е.А. Раифская Богородицкая пустынь Казанской епархии. – Казань, 1880.

Малов Е.А. Свияжская подгородная Макарьевская пустынь. – Казань, 1897.

Михайлов И.И. Казанская старина // Русская старина. – 1899. – № 10.

Можаровский А.Ф. Дополнение к биографии архиеп. Владимира Казанского // Странник. – СПб., 1874. – Кн. 4.

Можаровский А.Ф. Русский архив. – СПб., 1886. – Кн. 7.

Можаровский А.Ф. Известия по Казанской епархии. – 1873. - №2.

Можаровский А.Ф. Из истории духовного просвещения в Казанском крае // Православное обозрение. – СПб., 1868. - №12.

Можаровский А.Ф. Изложение хода миссионерского дела по просвещению христианством казанских инородцев с 1552 по 1867 год. – Казань, 1880.

Можаровский А.Ф. Краткая историческая записка о Казанской духовной семинарии за ее полуторавековое существование. – Казань, 1868.

Можаровский А.Ф. Старая Казанская академия. – Казань, 1877.

Никанор (Каменский). Казанские первосвятители. - Казань, 1890.

Никанор (Каменский). Казанский сборник статей. – Казань, 1910.

Никанор (Каменский). Кизический казанский монастырь. Исторический очерк к 200-летию существования. – Казань, 1891.

Никанор (Каменский). Прославление Смоленской иконы Божьей Матери. – Казань, 1889.

Огрызков С. Пастырство схиархимандрита Гавриила (Зырянова) (1884-1921 гг.). – Дисс. канд. богословия. – Сергиев Посад, 2000.

Никанор (Каменский). Член Святейшего Синода Павел, архиепископ Казанский и Свияжский. –Казань, 1892.

Никанор (Каменский). Явление чудотворной иконы Казанской Божьей Матери. – Казань, 1889.

Островский П. Историко-статистическое описание Костромского первоклассного кафедрального Ипатиевского монастыря. – Кострома, 1870

Отцы духовные и их дела греховные. – Казань, 1960.

Офицер, монах и пастырь. Архимандрит Исаакий (Виноградов). – М., 2005.

Памяти Владыки Сергия Пражского / Сост. О. Раевская-Хьюз. – Нью-Йорк, 1987.

Платон (Любарский). Сборник древностей Казанской епархии… - Казань, 1868.

Перетяткович Г.И. Поволжье в XVII и начале XVIII века. (Очерки из истории колонизации края). – Одесса, 1882.

Покровский И.М. Герман, митрополит Казанский // Известия общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. – Казань, 1906. – Т. 22. – Вып. 3.

Покровский И.М. Гермоген, митрополит Казанский и Астраханский, впоследствии патриарх Всероссийский, и его заслуги для Казани. – Казань, 1907.

Покровский И.. К истории казанских монастырей до 1764 года // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. - Казань, 1902. – Т. 18. – Вып. 1-3.

Покровский И.М. Казанский архиерейский дом, его средства и штаты, преимущественно до 1764 года. – Казань, 1906.

Покровский И.М. Свияжский Иоанно-Предтеченский женский монастырь и его святыни. – Казань, 1905.

Раздорский А.И. Архиереи Курского края XVII-ХХ вв. Краткий биографический справочник. – Курск, 2004.

Рощектаев А. История Свято-Успенского Зилантова монастыря, что на Зилантовой горе города Казани. – Казань, 2004.

Самуилова С.С., Самуилова Н.С. Отцовский крест. В городе (1926-1931). – СПб., 1996.

Светлаков А. Митрополит Тихон (Воинов). Его жизнь и просветительско-административная деятельность. –Казань, 1908 (рукопись). – Национальный архив Республики Татарстан Ф. 10. Оп. 2. Д. 1441.

Святитель и Чудотворец Гурий, первый архиепископ Казанский // Известия по Казанской епархии. – Казань, 1890. – № 7. – С. 184-195.

Сергий (Василевский), архимандрит. Высокопреосвященнейший Антоний (Амфитеатров), Архиепископ Казанский и Свияжский. – Казань, 1885. – Т. 1-2.

Сергий (Василевский), архимандрит. Высокопреосвященнейший Филарет, в схимонашестве Феодосий (Амфитеатров), Митрополит Киевский и Галицкий, и его время. – Казань, 1888. – Т. 1-3.

Сергий (Королев). Духовная жизнь в миру. – М., 1998.

Скворцов Г. А. Патриарх Адриан, его жизнь и труды в связи с состоянием русской церкви в последнее десятилетие XVII века. – Казань, 1913.

Симеон (Холмогоров). Един от древних. Схиархимандрит Гавриил, старец Седмиозерной и Спасо-Елиазаровой пустыней. Жизнеописание. Творения. Письма. – М., 2003.

Скрынников Р.Г. Царство террора. – СПб., 1992.

Сосуд избранный. История российских духовных школ. – СПб., 1994.

Софронов В. Святые земли Сибирской. Биографии архипастырей Тобольских и Сибирских (1620-1918 гг.). – Екатеринбург, 1998.

Страдомский А. Преосвященный еп. Владимир Ужинский // Странник. – СПб., 1874. – Кн. 1.

Харлампович К.В. Материалы для истории Казанской духовной семинарии в XVIII веке. – Казань, 1907.

Храмцовский Н. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. – Н.Новгород, 1859. – Ч. 2.

Чернавский Н. Оренбургская епархия в прошлом ее и настоящем. – Оренбург, 1900.

Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. – М., 1999. – С. 342.

 Яблоков А.П. Город Свияжск и его святыни. – Казань, 1911.

Щапов А.П. Лука Конашевич, епископ Казанский // Православный собеседник. – Казань, 1858. – Ч. 2.

Яблоков А.П. Кафедральный Благовещенский собор. – Казань, 1909.

Яблоков А. П. Первоклассный мужской Успенско-Богородицкий монастырь в городе Свияжске Казанской губернии. – Казань, 1906.

Яковлев И.Я. Моя жизнь. Воспоминания. – М., 1997.

Я возлюбил вас. Архиепископ Пражский Сергий (Королев). Автобиография. Свидетельства современников. Духовное наследие. – М., 2003.

Якунин В. История Самарской епархии в портретах ее архиереев. – Тольятти, 1999.

 

 

 

Содержание

 

 

Предисловие.............................................................................................. 4

 

 

Часть I. Правящие архиереи.................................................... 12

 

 

Святитель Гурий (Руготин).................................................................. 13

 

Святитель Герман (Полев)................................................................... 25

Архиепископ Лаврентий ..................................................................... 33

Архиепископ Вассиан .......................................................................... 36

Архиепископ Тихон (Хворостинин).................................................. 38

Архиепископ Иеремия.......................................................................... 41

Архиепископ Косма............................................................................... 45

Архиепископ Тихон .............................................................................. 47

Священномученик Гермоген.............................................................. 50

Святитель Ефрем.................................................................................... 58

Митрополит Матфей............................................................................ 66

Митрополит Симон............................................................................... 72

Митрополит Корнилий ........................................................................ 74

Митрополит Лаврентий....................................................................... 81

Митрополит Корнилий........................................................................ 88

Митрополит Иоасаф............................................................................. 90

Митрополит Адриан.............................................................................. 93

Митрополит Маркелл........................................................................... 98

Митрополит Тихон (Воинов)............................................................ 102

Митрополит Сильвестр (Холмский)................................................ 116

Архиепископ Иларион (Рогалевский)............................................. 135

Архиепископ Гавриил (Русской)...................................................... 140

Епископ Лука (Конашевич)............................................................... 144

Епископ Гавриил (Кременецкий)..................................................... 155

Митрополит Вениамин (Пуцек-Григорович)............................... 158

Архиепископ Антоний (Зыбелин)................................................... 168

Архиепископ Амвросий (Подобедов).............................................. 172

Архиепископ Серапион (Александровский)................................. 183

Архиепископ Павел (Зернов)............................................................ 186

Архиепископ Амвросий (Протасов)................................................. 189

Архиепископ Иона (Павинский)...................................................... 197

Святитель Филарет (Амфитеатров)................................................. 202

Архиепископ Владимир (Ужинский).............................................. 214

Митрополит Григорий (Постников)............................................... 220

Архиепископ Афанасий (Соколов).................................................. 227

Архиепископ Антоний (Амфитеатров).......................................... 235

Архиепископ Сергий (Ляпидевский).............................................. 246

Архиепископ Палладий (Раев) ........................................................ 249

Архиепископ Павел (Лебедев).......................................................... 255

Архиепископ Владимир (Петров).................................................... 259

Архиепископ Арсений (Брянцев)..................................................... 264

Архиепископ Димитрий (Ковальницкий)..................................... 274

Архиепископ Димитрий (Самбикин)............................................. 280

Архиепископ Никанор (Каменский).............................................. 290

Митрополит Иаков (Пятницкий) .................................................. 299

Священномученик Анатолий (Грисюк) ........................................ 304

Священномученик Кирилл (Смирнов)  .......................................... 311

Священномученик Иоасаф (Удалов).............................................. 324

Архиепископ Афанасий (Малинин)............................................... 333

Архиепископ Ириней (Шульмин) .................................................. 338

Митрополит Серафим (Александров) ........................................... 340

Архиепископ Венедикт (Плотников) ............................................ 344

Архиепископ Никон (Пурлевский) ................................................ 349

Епископ Павел (Флеринский) .......................................................... 356

Архиепископ Андрей (Комаров) ...................................................... 361

Архиепископ Иларий (Ильин) ......................................................... 367

Архиепископ Гермоген (Кожин) ..................................................... 371

Епископ Иустин (Мальцев) .............................................................. 376

Архиепископ Сергий (Королев) ....................................................... 379

Архиепископ Иов (Кресович) ........................................................... 397

Архиепископ Михаил (Воскресенский) ........................................ 407

Архиепископ Пантелеимон (Митрюковский) ............................. 417

Архиепископ  Анастасий (Меткин)................................................. 421

 

Часть II. Викарные архиереи................................................ 426

 

 

Епископы Свияжские............................................................... 427

 

Епископ Ксенофонт (Троепольский).............................................. 427

Епископ Иустин (Вишневский)....................................................... 428

Епископы Чебоксарские........................................................ 429

Епископ Никодим (Казанцев)......................................................... 430

Епископ Гурий (Карпов)..................................................................... 431

Епископ Викторин (Любимов)........................................................ 432

Епископ Иоанн (Жданов).................................................................. 432

Епископ Павел (Вильчинский)........................................................ 433

Епископ Кирилл (Орлов)................................................................... 434

Епископ Сергий (Соколов)................................................................ 434

Епископ Никанор (Каменский)........................................................ 435

Епископ Анастасий (Опоцкий)........................................................ 435

Епископ Антоний (Храповицкий).................................................. 436

Епископ Иоанн (Алексеев)................................................................ 437

Епископ Иоанн (Смирнов)................................................................ 438

Епископ Хрисанф (Щетковский)..................................................... 439

Епископ Митрофан (Симашкевич)................................................. 440

Епископ Михаил (Богданов)............................................................ 440

Священномученик Леонтий (фон Вимпфен)............................... 441

Епископ Борис (Шипулин)............................................................... 442

Епископ Афанасий (Малинин)........................................................ 443

Епископ Симеон (Михайлов)........................................................... 443

Епископы Чистопольские.................................................... 445

Епископ Антоний (Храповицкий)................................................... 445

Епископ Алексий (Молчанов).......................................................... 445

Епископ Алексий (Дородницын)..................................................... 447

Епископ Анастасий (Александров)................................................. 448

Священномученик  Анатолий (Грисюк)........................................ 449

Священномученик Иоасаф (Удалов).............................................. 449

Епископ Андрей (Солнцев)............................................................... 449

Епископы Мамадышские..................................................... 450

Епископ Андрей (князь Ухтомский).............................................. 450

Священномученик Иоасаф (Удалов).............................................. 452

Епископ Андроник (Богословский)................................................ 453

Епископ Ириней (Шульмин)............................................................ 453

Епископы Спасские................................................................... 454

Епископ Андроник (Богословский)................................................ 454

Епископ Афанасий (Малинин)........................................................ 454

Епископ Варсонофий (Лузин).......................................................... 455

Епископы Елабужские............................................................. 457

Епископ Ириней (Шульмин)............................................................ 457

Епископ Палладий (Шерстенников).............................................. 457

Епископы Бугульминские.................................................... 459

Епископ Антоний (Миловидов)....................................................... 459

Епископ Герман (Вейнберг).............................................................. 460

Приложение I........................................................................................ 461

Приложение II...................................................................................... 465

Библиография...................................................................................... 468

 

 http://www.kazan.eparhia.ru/


Назад к списку